Он плакал, словно обманутый ребенок, понявший вдруг, что когда-нибудь умрет, а Леонид, приземлившись на подошвы, затем сел к Ромке на матрас и обнял друга.
– Не плачь, – попросил он, сам готовый к слезам.
– Как же это?
– Успокойся…
Леонид обнял Ромку за шею, будто женщину.
– Я так больше не могу, Ленчик!.. – скулил Рыжий.
– Ну, хватит…
– Ма-ма…
Леонид напряг мышцы рук, мгновенно удвоив в объеме каменные бицепсы. Слегка вздернул тело друга и услышал хруст шейных позвонков.
Ромка умер мгновенно, унося душевную мутоту в другой мир.
Хлебнув из початой бутылки водки, Леонид сморщился от непривычки к алкоголю, но как бы этим действием оказывая свою последнюю верность другу. Ленчик простил предательство Рыжему.
Он отвез тело друга на городскую свалку и сжег его, завернутое в персидский ковер…
Теперь у Леонида осталась только жена, беременная Машенька Махаонова.
Чем больше становился ее живот, тем реже он покидал дом, чрезвычайно радуя будущую мать.
Иногда Леонид спрашивал одно и то же:
– Он с тобою разговаривает?
– Я с ним разговариваю, – отвечала Машенька, улыбаясь и светясь в этих разговорах о ребенке, будто в нее весь лунный свет заключили.
Леонид был уверен, что мальчишка родится обыкновенным. Вместе с этим он иногда предполагал, что, может быть, так оно и лучше. Не будет ребенок тяготиться жизнью, физическими рамками человеческого организма, ожидая чего-то иного, более могучего и важного… Прошляется жизнь налегке и… Дальше его дело.
…Его со временем все-таки выследили…
Но не менты…
Леонид обедал в итальянском ресторане, сидел за столиком для четверых один, когда напротив уселся пожилой человек с внешностью верблюда и взглядом сильнейшего из сильных. Чармен Демисович установил трость, облокотив ее голову о край стола, укрытого бордовой скатертью, и поинтересовался:
– Вы едите спагетти с трюфелями и сливочным соусом?
– Хотите? – не отрываясь от трапезы, поинтересовался Леонид.
– Спасибо, я уже обедал… – Чармен кивнул официанту и сделал заказ: – Кофе… Некрепкий, отдельно горячей воды!.. – Леониду: – Вы меня знаете?
– Да.
– Я знал вашу мать.
– Я знаю…
– И вы, и я, мы много знаем, – покачал головой Чармен Демисович.
– Да, – подтвердил Леонид, накручивая на вилку длинные спагетти.
Официант принес кофе и, отойдя за кассу, густо зевнул, за что получил от менеджера удар вилкой в мягкую часть тела.
– Собственно говоря, – пояснил Чармен, – меня жена настоятельно просила вас разыскать…
– Интересно…
– Она была лучшей подругой Юлечки. Когда ваша мама умерла, мы пробовали усыновить вас…
– Спасибо… – Леонид вытер салфеткой губы. – А что теперь?..
– Я вас искал довольно долго… Ощущение некоторой вины за то, что мы тогда не смогли сломить сопротивление властей.
– Что теперь? – повторил вопрос Леонид.
– Я ощущаю ответственность и за то, как сложилась ваша жизнь… Зачем вы убили стольких людей?
– Наверное, так получилось…
Леонид поглядел в сторону обиженного официанта и, когда тот доковылял до столика, заказал себе черный чай. Его совершенно не взволновало появление Чармена и его большое знание о нем.
– Я хотел отдать вам ключ от комнаты, в которой жила ваша мать… Вероятно, вы его украли?
– Я взял то, что принадлежит мне. Вряд ли это можно считать воровством.
– Согласен…
Разговора не получалось. Чармен Демисович впервые в жизни чувствовал дискомфорт в общении. Он не лидировал в беседе. Мужчина, которого он так долго искал по настоянию жены, не испытывал к нему ровным счетом никакого интереса.
– Может быть, вам нужны деньги?
Леонид усмехнулся и покачал головой.
– Тогда что?
– Разве я вас о чем-нибудь просил?
– Нет…
– Ключ висит у меня на шее…
– Ваш сын в детском доме? – неожиданно задал вопрос Чармен. – Он еще совсем крошечный!..
Казалось, ни один мускул не дрогнул на лице Леонида. Лишь во взгляде сгустилось…
– Мы бы с женой могли взять мальчика на воспитание…
– Нет.
– А хотите жить долго?.. Чрезвычайно долго?
Чармен Демисович положил волосатую руку на скатерть. Ониксовый перстень заиграл в свете ресторанных галогенов. Золотая ящерка ожила, разминая лапки, затем осторожно сбежала со своего ложа и засеменила было в сторону Леонида.
Он произвел молниеносное движение, и указательный палец его руки придавил тело ящерки к столу.
– Я могу уничтожить вашу вечность!
Чармен Демисович побледнел. Его могучее сердце дрогнуло от неожиданности.
– Не надо, – попросил он.
– Я тоже о вас знаю все. Если вы полезете к моему сыну, я убью вашу жену! Она ведь так же хороша, как в молодости?.. Мы договорились?
– Да, – подтвердил Чармен Демисович. – Договорились.
Леонид убрал палец с придавленного тельца ящерки. Оглушенное животное с трудом добралось до перстня и застыло на нем потертым ювелирным изделием.
– Прощайте, господин Микелопулоус. У вас своя вечность, у меня – своя!.. Читайте «Средство Макропулоса»!
– Что?
– Это – книга такая. Мистическая литература…
Чармен Демисович покинул помещение ресторана, забыв заплатить за кофе…
Машеньку отвезли в родильный дом на скорой, так как все началось до сроку…
В тот момент, когда Махаонова кричала от невообразимой боли, совсем не в том роддоме, в котором было заплачено и приготовлено, колено Леонида перекрывало доступ кислорода к легким полковника Дронина.
– Ну зачем вы меня преследуете?
Пожилой полковник хрипел, а уши его наливались кровью. Ответить он не мог, лишь моргал глазами, в которых прочитывалось лишь одно неудобство, но никак не страх.
– Вам же на пенсии пора находиться!
Леонид ослабил давление на адамово яблоко, и Дронину удалось прокашляться.
– Преступник вы, Леонид Павлович! – произнес он отчетливо. – Душегубец!.. Стрелять вас надо!
Леонид сам смерти не боялся, а оттого люди, которые также призревали конец жизни, вызывали в нем любопытство. Особенно те, которые не верили в загробную жизнь, во всяких богов, короче, ни во что. Почему тогда нет страха? Ведь самое страшное – ничто!
– В Бога не верите?
– Верю в справедливость, – ответил Дронин.
– Правильно, – согласился Леонид и вновь нажал коленом на кадык гэбэшника. – И где она? – Отпустил.
– Сколько веревочке ни вейся…
– Прекратите глупости молоть! Конец мне известен, а вам туда – в ничто!
Дронин ясно понимал, что умрет, но странное дело, в эти последние минуты своей жизни его полковничье сердце раздирало любопытством, что же движет этим человеком, совсем непохожим на монстра, миловидным, с умными, не злыми глазами..
– Вам никогда не понять! – будто уловил вопрос Леонид. – Если бы покой оплодотворенного лона вашей матери постоянно насиловал какой-то Платоша, чью похоть возбуждают чужие страдания, если бы по вашей несформировавшейся нервной системе стреляли чужим семенем, если бы… – Леонид махнул рукой. – Да как вам понять!.. Нейроны вашего мозга гибнут миллионами!..
– А вы попробуйте объяснить, – прохрипел Дронин.
– Вы в самом деле меня идиотом считаете?.. Психология ваша – доморощенная! Момента ждете, пока слабину дам. Нет во мне слабостей! Расчет неверный!.. А Антонов – друг ваш, застрелился и оттого, что власть советскую не любил, и оттого, что мать моя его не любила!.. Банальным насильником был ваш дружок!.. При сильной матери слабый отпрыск! Так часто бывает… А вы его всю жизнь для себя оправдывали! Единственный ваш друг… А друг – даже не дерьмо, так, слизь…
Дронин коротко вспомнил мать Платона, большую породистую женщину, проведшую долгие годы жизни на нелегальном положении. Еще он подумал, что даже не знает, жива она еще или… Неужели правда про Платона?..
– Умерла, – прояснил Леонид. – И все время вас вспоминала, единственного друга ее сына. Мечтала, что вы навестите ее и разделите память об Антонове. А вы, глупый человек, меня ловили! А жизнь пропустили…
– Я вас усыновить хотел, – зачем-то признался Дронин.
Леонид хмыкнул и что было силы надавил коленом на шею полковника…
Майор Рыков поклялся у гроба командира поймать убийцу.
Они там, в похоронной комиссии, выхлопотали место для Дронина возле его друга юности, погибшего больше тридцати лет назад при загадочных обстоятельствах. Возле Платона Антонова.
– И вот лежат друзья рядом… – вещал кто-то из политотдела. – И вечная память им обоим!
Кто-то из офицеров перекрестился – кто помоложе, а старше майора – честь отдали, когда медные вдарили Шопена. Опять была зима и опять губы оркестрантов примерзали к латунным мундштукам…
Соседи сказали ему, что жену увезли по скорой. А куда – неизвестно.
Впервые в жизни в груди Леонида тряхнуло так, что он вздернул подбородком.
С чертовой скорой пришлось разбираться чрезвычайно долго. Тупой женский голос отвечал механически:
С чертовой скорой пришлось разбираться чрезвычайно долго. Тупой женский голос отвечал механически:
– Данных нет… Не зарегистрирована Махаонова!
– Ищи, сука! – не выдержал Леонид.
– Номер вашего телефона, гражданин, на моем определителе! Еще раз выразитесь, вызову оперативную группу!.. – Потом сжалилась. – Если по беременности, то наверняка рядом повезли. Звоните в роддома.
Конечно, он искал. Звонил и звонил, до самой ночи, пока ему вдруг на глаза не попался полиэтиленовый пакетик с цветочками, в котором Машенька держала все «родовые» документы, на всякий случай. И паспорт обнаружил Леонид в пакетике.
Его второй раз тряхануло, да так, что зубы чуть было не покрошились во рту.
Принялся звонить по роддомам и описывать свою жену, а ему всюду отвечали, что все с большими животами, что все красавицы!..
– Ночь уже! – раздражались регистраторши. – Терпите, папаша, утром сама отзвонится!
Но утром позвонила не Машенька, а доктор, назвавшийся Мышкиным.
– Ваша жена скончалась, – сообщил он наигранно трагическим голосом. – Но ребенок жив!.. Мальчонка! Такой живенький!.. Приезжайте! – И сообщил адрес Тушинского роддома № 1.
Это же здесь, подумал Леонид, за углом…
Он был на удивление спокоен, пуст и чист.
Дошел пешком. Медленно поднимался по ступенькам на третий этаж.
Спросил, где найти Мышкина.
– Мышкин сменился, – ответили ему. – А вам зачем?.. Не от Якова Семеновича, он вас ждал?
– Я – муж Махаоновой.
– А-а-а, – побледнела регистраторша. – Я сейчас, сейчас…
Медичка попятилась спиной и исчезла в глубине коридора.
Он стоял возле окна и смотрел в пространство. Стоял долго и дышал ртом. С Тушинского полигона доносились одиночные выстрелы.
– У нас говорят, что выстрелами празднуют рождение детей, – услышал Леонид за своей спиной женский голос, а потом почувствовал руку на своем плече. – Говорят, скоро полигон ликвидируют.
Он обернулся и увидел жизнь вверх ногами. Весь мир вновь перевернулся. Он часто заморгал, отгоняя легкое ощущение тошноты, стараясь скорее привыкнуть к почти забытому состоянию.
Откуда-то снизу к его лицу потянулась рука с ваткой, намоченной нашатырем. В мозгу полыхнуло.
– Крепитесь, – посоветовала маленькая пожилая женщина. – Каким-то образом плод перевернулся и… Мы сделали кесарево сечение… Мальчик жив, а вот мать скончалась ранним утром…
– Я понимаю, – ответил Леонид.
– Смерть ее была легкой, мы анестезию сделали хорошую… Кровотечение не смогли остановить… Она лишь перед самой смертью пришла в сознание. Все волновалась, что вы не знаете. Номер телефона сказала и умерла… Видимо, Господь ее любил…
– Почему вы так думаете? – удивился он.
– Потому что без мучений.
– Я хочу видеть.
– Ребенка принесут в девятнадцатый бокс! Там вы и познакомитесь. Имя, наверное, уже придумали?..
– Я хочу видеть ее.
Женщина смутилась.
– Я не знаю…
– Вы не поняли?
– Вероятно, вашу жену еще не успели привести в порядок…
– Отведите меня.
Женщина почувствовала исходящую от мужчины большую силу, учуяла носом. На всякий случай проверила его вменяемость, заглянув в самые глаза.
– Пойдемте, – сказала, отшатнувшись.
Он следовал за ней с ощущением, что двигается по потолку, как муха. Подумал о том, что бокс № 19 уже был в его жизни…
Они спустились в подвал, где остановились возле двери с надписью: «Мор». Видимо, буква «г» стерлась.
– Уверены? – на всякий случай спросила женщина.
Он открыл дверь и шагнул в ярко освещенное помещение, наполненное сладковатым запахом цветущей орхидеи. Не впустил сопровождающую, вытолкнув ее плечом. Закрыл дверь на щеколду. Женщина что-то громко, почти возмущенно говорила, кричала, отсеченная от смерти, но он уже ее не слышал…
Она лежала на белом потолке, укрытая простыней до самого подбородка.
Ее прекрасное лицо было ярко-белым, как будто свет луны еще не до конца вышел из приоткрытого рта.
«Как смерть иногда красит», – подумал Леонид, подходя ближе к каталке.
Он осторожно стянул с Машеньки простыню, обнажая прекрасное тело жены с аккуратно заштопанным животом.
«Молодцы хирурги», – порадовался.
Он целовал ее волосы, пахнущие прошлым… Пытался расшевелить губами губы, прохладные, совсем еще мягкие… Его сильные ладони нежно держали ее плечи… Он опять вспомнил ее двенадцатилетней, с мальчишеской грудью и выпирающими ключицами.
– Махаонова, – тихо произнес Леонид.
Он ее не звал, просто произносил фамилию.
А потом он приник ртом к ее груди.
Он сосал жадно, а из груди Машеньки проистекало молозиво, наполняя его рот.
Вместе с ее последним соком в него входило то, чего не смогла дать ни одна женщина за всю жизнь Леонида. Ни мать, ни Валентина, ни сотни случайных…
Он сосал с закрытыми наглухо глазами, не слыша, как чье-то мужское плечо выбивает дверь морга. А потом его с силой оторвали от жены и повели куда-то, думая, что он тронулся умом на почве горя. А Леонид лишь сосредотачивался глубже, пытаясь удержать во рту эту замесь жизни, без которой сорганизовался весь его организм…
– Может быть, спиртику? – предложили ему в ординаторской, где народ медицинский собрался.
– Я не пью, – ответил он, сглотнув остатки.
– Сейчас можно, – уговаривал кто-то.
– Нет.
– Тогда покурите.
– Мне нужно идти.
– И что, даже сына не посмотрите? – спросил кто-то.
– Еще насмотрится, – ответили за Леонида и предложили: – Завтра приходите!
Он кивнул.
Через час Леонид был уже на другом конце Москвы, селился в малоприметную гостиницу для торговцев с Кавказа.
Он знал, что больше никогда не вернется в их с Машенькой квартиру. Взял лишь на память о ней фотографию с ее паспорта, да и то, под утро, так и не ложась спать на гостиничную кровать, сжег фото жены в пепельнице… О сыне он не думал вовсе.
Утром следующего дня Леонид прибыл в Донской крематорий, где допытывался у служителя, как найти могилу Ларцевой Юлии.
Служитель работать не хотел и все требовал зачем-то документы на захоронение.
Леонид выдал старому проходимцу стодолларовый билет, который тотчас открыл перед просителем все кладбищенские архивы.
– Есть Ларцева, – сообщил довольным голосом служитель. – На пятнадцатой аллее, справа четвертая во втором этаже. Проводить?
Леонид ограничился лишь указанием направления руки.
Она действительно смотрела на него со второго яруса, его мать, Юлечка Ларцева, юная и красивая.
Он сел на лавочку напротив и долго смотрел на фотографию.
«Ну как ты там?» – спросил про себя и подумал, что общался с матерью только в пренатальном состоянии, да и теперь ситуация похожа на предродовую деятельность, если учесть, что его смерть станет началом новой формы сознания.
Она не ответила.
Да он и не надеялся. Их планетарные системы разлетелись в разные Вселенные, какого черта ей до него…
Он сидел напротив материнского покоя и думал о том, что теперь остался совершенно один.
Сия констатация его никак эмоционально не тревожила, слезы на глаза не наворачивались, а кулаки не сжимались в мужественном противлении жалостливой ситуации… Леонид пришел к выводу, что его одиночество даже к лучшему, никому ничем не обязан, эмоциям неподвластен…
– Прощай, мама, – произнес Леонид вслух, поднялся с лавочки и быстрым шагом направился прочь.
Дальше он посетил церковь неподалеку от Никитской, где подождал батюшку Ивана Самойловича, явившегося к нему из прошлого дряхлеющим стариком, принявшим совершенный облик благообразия.
– Помните меня? – спросил.
– Нет, – признался Иван Самойлович.
– Я – муж Машеньки Махаоновой.
– Лилипут? – встряхнул седыми прядями поп.
– Он самый.
Иван Самойлович смотрел на Леонида снизу вверх и хихикал ртом с частыми прорехами в челюсти.
– Узнаю, лилипут…
– Я в Бога вашего не верю, – быстро проговорил Леонид. – Но она верила.
Он достал из кармана куртки пачку денег и вложил ее в сухую ладошку батюшки.
– Умерла Машенька, Иван Самойлович! Умерла… Так что отпой ее душу, дед, как полагается. И поминай Махаонову почаще!
Он не стал дожидаться ответа старого попа, а отбыл тотчас, почти бегом.
Старик Иван Самойлович, совсем добрый к своей старости, проплакал весь день до ночи, успокаивая себя тем, что логику Господа смертному не понять, да и не стоит осмыслять. Ушла чистая душа – знать, в ангелы Господу понадобилась…
Сидя в гостинице, Леонид впервые не знал, что ему делать. Денег навалом, страстей и интересов нет, а жить по его здоровью еще многие десятилетия.
Думал, думал, а ответа не находил.
Лазил от скуки по Сети, стуча по клавиатуре портативного компьютера одним пальцем. Читал про историю и медицину, про войны, происходящие в мире, про мистическое…
Именно в последнем разделе он нашел статью про левитацию, про человеческое умение летать, используя лишь собственную энергию.