— Человек — животное, которое смеется, — сказал Джубал.
Майк подумал.
— Значит, я не человек.
— Как?
— Я не смеюсь. Я слышал смех, но он меня напугал. Потом я грокк, что он не приносит боли. Я старался научиться… — Майк закинул голову и издал ужасное карканье.
Джубал заткнул уши.
— Перестань!!!
— Ты слышал? — печально согласился с ним Майк. — Я даже воспроизвести его не могу. Значит, я не человек.
— Минутку, сынок. Ты просто еще мало знаешь… и у тебя ничего не получится, если ты станешь подражать. Но ты засмеешься, обещаю тебе. Если ты поживешь с нами достаточно долго, то однажды ты откроешь, как мы смешны, и засмеешься…
— Засмеюсь?
— Обязательно. Не беспокойся, это придет само собой. Еще бы, даже настоящий марсианин захохочет, когда он грокк нас.
— Я буду ждать.
— А пока ждешь, не сомневайся, что ты человек. Ты человек. Человек, рожденный женщиной и рожденный для мук… и когда-нибудь ты грокк во всей полноте и захохочешь, ибо человек — это животное, которое смеется над собой. Насчет же твоих марсианских друзей я не знаю, но грокк, что они тоже «человек».
— Хорошо, Джубал.
Джубал уже полагал интервью оконченным и чувствовал облегчение. Он никогда еще не испытывал подобного стыда, никогда, с того самого далекого дня, когда отец (с порядочным опозданием) объяснил ему, что все: и птицы, и пчелы, и цветы — все они…
Но «Человек с Марса» еще не закончил.
— Джубал, мой брат, ты спрашивал меня: «Кто построил Мир?» У меня не было слов, потому что я не мог грокк вопрос правильно. Я все время искал эти слова.
— Ну и…
— Ты сказал мне: «Бог создал Мир».
— Нет, нет, — запротестовал Джубал, — я сказал, что, хотя религии и расходятся по многим вопросам, большинство из них утверждает, что Бог создал Мир. Я сказал тебе, что не грокк этого во всей полноте, но что слово «Бог» — это то слово, которым они все пользуются.
— Да, Джубал, — сказал Майк. — Слово «Бог»! — И добавил: — Ты грокк!
— Должен признаться, что я не грокк.
— Ты грокк, — твердо повторил Майк. — Я понял. У меня не было слов. Ты грокк. Анни грокк. Я грокк. Травы под моими ногами грокк в своей счастливой прелести. Но у меня не было слов. Слово — Бог.
— Давай дальше.
Майк торжествующе указал на Джубала:
— Ты — БОГ!
Джубал хлопнул ладонью по щеке.
— О Иисус! Что я наделал! Слушай, Майк, успокойся! Ты меня не так понял! Я сожалею, горько сожалею, что так вышло! Забудь все, что я сказал, мы как-нибудь потом обговорим по новой. Но…
— Ты есть Бог, — убежденно повторил Майк. — Тот, кто грокк, Анни — Бог. Я — Бог. Счастливые травы — Бог. Джилл, которая всегда грокк в своей безмятежной красоте. Джилл — Бог. Все творят форму, радуются и создают вместе… — Он прокаркал что-то на марсианском.
— Ладно, Майк. Все это может подождать. Анни, ты запомнила?
— Можете поручиться, босс.
— Запиши. Я поработаю над этим позже. Так я это не брошу. Я должен. — Джубал взглянул на небо и воскликнул: — О Боже! Все в Генеральный штаб! Анни! Проверь, верно ли поставлен указатель тревоги и палец на кнопку! Может быть, они направляются не сюда.
Он опять взглянул на небо, на котором ясно были видны две машины, летевшие с юга.
— Боюсь, это они. Майк, немедленно в бассейн! Помни, что я тебе сказал — в самую глубокую часть, замереть и не выходить, пока я не пришлю Джилл к тебе.
— Хорошо, Джубал.
Майк быстрыми шагами достиг бассейна, прыгнул в него и исчез. Колени выпрямлены, носки вытянуты, ступни сложены вместе.
— Джилл! — позвал Харшоу. — Нырни и вылезай на берег. Ларри — то же самое. Если кто-то наблюдал за нами, я их запутаю — сколько людей вошло в бассейн и сколько вышло. Доркас! Выйди из воды, потом снова нырни. Анни! Нет, у тебя сигнал тревоги.
— Я могу надеть тогу и сесть на берегу. Босс, вы хотите, чтобы между сигналом и нажатием кнопки был какой-то промежуток?
— Да, тридцать секунд. Если они сядут, надевай тогу Свидетеля, а палец на кнопку. Потом подожди, когда я позову тебя к себе, и жми!! Боюсь кричать «волки!» напрасно. — Он посмотрел из-под ладони. — Один из них опускается… вид у него типичного «черного ворона». Ох, черт, а ведь я надеялся, что они начнут переговоры!
Первая машина сделала разворот и стала опускаться прямо на цветник, окружавший бассейн. Вторая продолжала описывать круги на небольшой высоте. Машины были полицейского образца, рассчитанные чуть ли не на целый взвод, с маленькой стилизованной эмблемой Федерации на борту.
Анни пристроила передатчик на траве, быстро натянула тогу, подняла передатчик и положила палец на кнопку. Дверца первой машины открылась сразу же, как только колеса коснулись земли, и Джубал кинулся к ней с безумной смелостью пекинеса. Когда из машины показался человек, Джубал завопил:
— Уберите эту вонючую кучу железа с моих роз!
— Джубал Харшоу? — осведомился человек.
— Прикажите вашему кретину поднять эту металлическую бочку и отвести ее прочь! Прочь с цветника на траву! Анни!
— Иду, босс.
— Джубал Харшоу, у меня ордер…
— Мне плевать, какой у вас там ордер! Хоть на английского короля! Уберите это г… с моих цветов! А затем я, черт бы вас побрал, подам в суд на ваши действия… — Джубал наконец взглянул на офицера, как будто увидев его впервые. — А-а… это вы! — процедил он с глубоким презрением. — Вы родились идиотом или специально учились на него? А этот олух в форме, где он-то учился водить машину?
— Будьте добры, ознакомьтесь с ордером. — Капитан Хейнрих говорил с нарочитым спокойствием. — А потом…
— Вы сначала уберите эту тачку с моей клумбы, или я предприму действия в защиту моих прав, которые будут вам стоить пенсии!
Хейнрих заколебался.
— Сию же минуту, — кричал Джубал, — прикажите этим болванам, чтобы они уносили свои сапожищи отсюда! Вон тот идиот с коровьими зубами стоит на получившей приз Элизабет М. Хьюитт!
Хейнрих обернулся:
— Ребята, вы там поосторожнее с розами! Паскин, сойди с клумбы! Роджерс! Подними машину и сядь на лужайку подальше от цветника. — Он опять повернулся к Харшоу. — Это вас удовлетворит?
— Если он уберется… но вам все равно придется оплатить убытки! Покажите мне ваши документы! И покажите их Честному Свидетелю, а потом громко и четко объявите ваше имя, звание, организацию и номер платежной карточки.
— Вы знаете, кто я такой. У меня ордер…
— А у меня — право всадить в вас кое-что из дробовика, если вы не будете действовать по закону и в установленном порядке. Мне неизвестно, кто вы такой! Вы похожи на того зануду, которого я видел по видеофону, но я не обязан вас узнавать! Вы должны доказать мне, кто вы есть, и сделать это в установленном порядке, смотри Свод Законов, параграф 1602, статья 2; все это следует делать до того, как вы предъявите ордер. И то же самое относится вон к тем гориллам, а также к тому паразиту, который водит вашу машину.
— Все они полицейские офицеры, действующие по моему приказу.
— Мне неизвестно, кто они такие. Может быть, они приобрели свои клоунские костюмы в костюмерной, — они на них сидят безобразно. Следуйте букве закона, сэр! Вы вломились в мой дом, который мой замок! Вы утверждаете, что вы полицейский офицер, и вы утверждаете, что у вас есть ордер, оправдывающий это вторжение. Но я заявляю, что вы просто бродяги, нарушившие границы частного владения, и буду считать так, пока вы не докажете противного. Я могу во исполнение своих суверенных прав даже применить против вас силу, чтобы удалить вас отсюда, чем я и воспользуюсь ровно через три секунды.
— Я бы вам не советовал.
— А кто вы такой, чтобы давать мне советы? Если я буду ранен при попытке выполнить свой долг гражданина, ваше поведение будет расценено как незаконное нападение с применением смертоносного оружия, если те штуки, которые носят ваши ослы, действительно пистолеты, которыми они мне кажутся. Вы нарушаете, друг мой, и уголовный, и гражданский кодексы, и я за это с вас шкуру спущу! — Джубал вытянул свою морщинистую руку и сжал кулак. — Пошли прочь с моей земли!
— Успокойтесь, доктор. Мы поступим по-вашему.
Хейнрих побагровел, но старался говорить спокойно. Он предъявил удостоверение, на которое Джубал глянул очень бегло, а затем отдал Хейнриху, который предъявил его Анни. Затем он объявил свое имя, сказал, что он капитан полиции из Федерального бюро Специальной Службы, и назвал код платежной карточки. Один за другим все полицейские и водитель прошли эту издевательскую процедуру, повинуясь приказу Хейнриха, отдавшего его с окаменевшим от гнева лицом.
Когда это кончилось, Джубал вежливо произнес:
— А теперь, капитан, чем я могу быть полезен вам?
— У меня есть ордер на арест Гилберта Берквиста, в котором поименована эта местность, эти строения и окрестности.
— Покажите мне его, а потом предъявите Честному Свидетелю.
— Хорошо, покажу. У меня есть аналогичный ордер на арест Джиллиан Бордмен.
— Кого, кого?
— Джиллиан Бордмен. Обвинение — похищение.
— Боже!
— И еще на Гектора С. Джонсона… и еще на Валентайна Майкла Смита… и еще один лично для вас, Джубал Харшоу.
— Меня? Неужели опять налоги?
— Нет. Соучастие в разных делах… а также, как важного свидетеля по другим. Кроме того, я бы лично предъявил вам обвинение в сопротивлении закону, если бы имеющийся ордер не делал это излишним.
— Бросьте, бросьте, капитан! С той минуты, как вы предъявили свои удостоверения и стали вести себя, как то следует по закону, я со своей стороны был в высшей степени вежлив и готов служить по мере сил. Так будет и дальше. Конечно, я все равно подам в суд на вас и ваше непосредственное начальство, а также на правительство за противоправные действия до того… и я буду и дальше использовать все имеющиеся у меня права и ресурсы, если вы снова совершите такие деяния. Ммм… ну и списочек же у вас! Понимаю, почему вы захватили еще один «воронок». Но… постойте, тут что-то непонятное… Эта… как ее… миссис Баркман… я вижу, ей вменяется в вину похищение некоего Смита. А в другом ордере Смит обвиняется в побеге из заключения… Я ничего не понимаю.
— Все верно. Он бежал, а она его похитила.
— А не кажется ли вам, что это обвинение несколько… Оба документа… А на каком основании он был задержан? В ордере об этом не сказано.
— Откуда, черт возьми, мне знать! Бежал, и все тут. Он беглец.
— Господи, помилуй! Я полагаю, что предложу им обоим свои услуги в качестве адвоката. Любопытное дельце… Если допущена ошибка или ошибки, это может привести к самым неожиданным последствиям.
Хайнрих холодно осклабился.
— Это будет несколько затруднительно. Вы ведь тоже будете в тюряге.
— О, совсем недолго, я думаю. — Джубал повысил голос и повернулся лицом к дому. — Я надеюсь, что среди слушающих нас есть и судья Холланд, который, вероятно, сочтет уместным применить процедуру habeas corpus для всех нас. А если «Ассошиэйтед-Пресс» имеет поблизости курьерскую машину, можно будет срочно вручить эти документы кому следует.
— Как ты был, так и остался скользким стряпчим, Харшоу!
— Это клевета, мой друг. Я запомню.
— Валяй, запоминай — никакой пользы от этого не будет, мы тут одни.
— Вот как? Это вы так думаете!
Глава 15
Валентайн Майкл Смит проплыл сквозь мутную воду к глубокой части бассейна, пробрался под выступающий трамплин для прыжков и уютно устроился на дне. Он не знал, зачем его собрат по воде приказал ему спрятаться. Впрочем, не знал он и того, что прячется. Джубал сказал, как ему следует поступить, и он должен оставаться в этом месте, пока за ним не придет Джилл. Этого было достаточно.
Он свернулся, выпустил из легких воздух, проглотил язык, закатил глаза и замедлил работу сердца. Словом, он почти что умер во плоти, исключая то, что с телом своим он не распростился. Он решил растянуть свое ощущение времени так, чтобы секунды тянулись как часы, поскольку для медитации у него было достаточно материала.
Ему опять не удалось достичь истинного понимания — взаимного слияния разумов, чтобы грокк, которое должно существовать между братьями по воде постоянно. Он знал, что причина неудачи лежит в нем, что она вызвана неверным использованием этого странного многозначного человеческого языка и что эта ошибка очень огорчила Джубала.
Он знал также, что его собратья-люди могут переносить сильное эмоциональное напряжение без особого вреда, но тем не менее остро переживал то, что причинил Джубалу такое огорчение. Ему-то самому казалось, что он наконец грокк самое трудное земное слово. Наверное, ему надо было быть более осторожным, ибо еще в начале обучения под руководством его собрата по воде Махмуда он открыл, что длинные человеческие слова имеют гораздо меньше значений, чем короткие, которые были скользкими и меняли смысл без всяких правил. Во всяком случае ему показалось, что он так грокк. Короткие слова были, все равно что попытка поднести воду ко рту на лезвии ножа.
А это было очень короткое слово.
Смиту и теперь казалось, что он правильно грокк английское слово «Бог». Ошибка произошла при попытке подобрать к нему другие слова. Концепция была такая простая, такая основополагающая и важная, что даже ребятня из Гнезда могла бы объять ее… на марсианском, конечно. Проблема заключалась в том, чтобы найти человеческие слова, которые позволили бы ему говорить верно, быть уверенным, что он правильно расположил их и они полностью соответствуют тому, что он сказал бы на родном языке.
Он подивился, что возникла трудность в формулировании этого общеизвестного положения… Возможно, ему следовало спросить человеческих Старейших, как выразить это, а не пытаться самому справиться с множеством ускользающих значений. Если так, то придется подождать, пока Джубал организует такую встречу. Ведь он пока еще только «яйцо».
Он ощутил мимолетное огорчение от того, что ему не досталась привилегия присутствовать при прощании с плотью брата Арта и брата Дотти.
После этого он занялся повторением Вебстерского нового международного словаря английского языка, третье издание, опубликованного в городе Спрингфилде в Массачусетсе.
Откуда-то издалека к Смиту пришло пробудившее его смутное ощущение, что его собратьям по воде грозит опасность. Он остановился между словами «шербаха» и «шербет», чтобы обдумать это. Должен ли он покинуть Воду Жизни, чтобы присоединиться к ним, грокк вместе с ними и разделить их тяготы? Дома такого вопроса не могло возникнуть: тяготы разделялись в радостном единении.
Но Джубал велел ему ждать.
Он перебрал слова Джубала, сверяя их с другими словами английского языка, чтобы увериться, что он грокк. Нет! Он грокк верно. Он должен ждать, пока к нему не придет Джилл.
И все же ему стало так неуютно, что он не мог заставить себя вернуться к охоте на слова. И тогда ему пришла мысль, наполнившая его такой радостной решимостью, что он вздрогнул бы, будь его тело пригодно для этого в данный момент.
Джубал приказал ему спрятать свое тело под водой и оставить его там, пока не придет Джилл. Но разве Джубал говорил, чтобы он сам остался ждать Джилл?
Смиту потребовалось много времени, чтобы обдумать это, зная, что ускользающее значение английских слов может легко вызвать ошибочные действия. Он решил, что Джубал не приказывал ему оставаться обязательно вместе с телом… И это открывало перспективу выхода из греховного бездействия и позволяло разделить тяготы собратьев.
И Смит решил прогуляться.
Он сам поражался своей смелости, так как, хотя он и проделывал это раньше, но никогда не делал этого «соло». Всегда с ним был Старейший, который присматривал за ним, заботился, чтобы тело Смита было в безопасности, чтобы он сам не потерял ориентации, и всегда оставался рядом, пока Смит не возвращался в свое тело.
Сейчас Старейшего, чтобы помочь ему, не было, но Смит был уверен, что сможет проделать все и один, да еще так, чтобы его Учитель преисполнился гордости за него. Он по очереди проверил каждый член, дабы увериться, что они не понесут ущерба во время его отсутствия, а затем покинул тело, оставив там небольшую часть себя в качестве сторожа.
Он оказался на краю бассейна; Смит старался вести себя точно так же, как если б тело сопровождало его и оберегало от потери ориентации, от потери направлений, ведущих к бассейну и к его телу, ко всему материальному, чтобы не оказаться вдруг в неведомых пределах, откуда нет пути обратно.
Смит огляделся.
Только что в цветнике приземлилась машина, и существа, попавшие под ее колеса, стонали и жаловались на боль и унижения. Было ли это той бедой, которую он предчувствовал? Трава ведь предназначалась для того, чтобы по ней ходили, а цветы и кусты — нет… и с ними поступать так было скверно.
Нет… тут скверны было куда больше. Из машины вышел человек, его нога еще не коснулась земли, а к нему уже бежал Джубал. Смит чувствовал тот заряд гнева, который швырнул Джубал в этого человека, заряд был такой бешеной силы, что, случись это на Марсе, оба марсианина уже лишились бы своей плоти.
Смит отметил это, как нечто, о чем следовало подумать позже, и если это окажется переломной точкой необходимости, то и решить, должен ли он оказать помощь своему брату. Потом он посмотрел на остальных.