Солнце просочилось сквозь облака и заиграло на мелькающих клинках. Они щелкали, свистели, скрежетали, сталкивались со звоном. Сердце колотилось у нее в груди, и этот стук отдавался в крови, пульсирующей в ритме боя.
От ветра и его собственных стремительных движений волосы Рорка плясали вокруг лица, лоснящегося потом, а взгляд дерзких глаз, казалось Еве, затмевал блеск клинков.
Пощады он не давал, а она и не просила. Выпад, удар, атака. Выпад, удар, защита, контрудар. Сила против силы, скорость против хитрости. Оба упивались азартом поединка с поистине равным противником.
Опять мечи скрестились и застыли. Тяжело дыша и истекая потом, соперники уставились друг на друга.
— К черту игры, — сказал Рорк.
— Ага.
Оба отшвырнули мечи и бросились друг на друга.
Они перекатывались по густой жесткой траве. Их губы встретились, тела колотились друг о друга, как еще недавно бились клинки. Задыхаясь от нетерпения, Ева схватила его за волосы, пустила в ход зубы, дыхание короткими грубыми всхлипами вырывалось у нее изо рта. Она отчаянно дергала кожаное одеяние.
— Вот дьявол, как это снимается?
— Откуда, черт побери, мне знать?
— Это же твоя игра.
— Вот черт, не подумал. — Рорк перевернул ее на живот, толкнул лицом в траву, а сам атаковал шнуровку. — Сволочь, прямо как стальная проволока. Не поддается.
И тут его осенило. Он выхватил висевший на поясе кинжал и разрезал шнуровку. А потом вонзил кинжал острием в землю.
Опустившись к ней, он позволил себе полюбоваться ее обнаженной спиной — гибкой и сильной, понаблюдать за игрой мускулов под гладкой разгоряченной кожей. Когда его ладонь задела рану, Ева дернулась.
— Как бедро? — спросил Рорк.
— Немного побаливает. Все время напоминает, что я пропустила удар. — Ева перевернулась, поднялась и вытащила кинжал из земли. — Как плечо?
— Выживу.
Ева хищно ухмыльнулась.
— Полежи-ка лучше смирно, а то я одержу победу за явным преимуществом. — Она провела кинжалом вниз по кожаным завязкам. Потом, не сводя с него глаз, повернула лезвие. — Ты мне доверяешь?
Рорк перехватил ее запястье и заставил разжать пальцы, державшие рукоятку.
— Нет.
Она со смехом притянула его к себе.
Их рты воевали друг с другом, нанося быстрые укусы, языки скользили, обнаженные тела, лоснящиеся от пота, перемазанные кровью, катались по грубой траве.
Над долиной плыли клубы дыма, по ней прокатывалось эхо бесконечной битвы. Как символично, подумала Ева. Им с Рорком хорошо друг с другом, они всегда на одной волне, но где-то непременно идет бой и льется кровь.
И вечно это желание взять, поглотить, обладать, иметь, быть… Даже сейчас посреди этой буйной фантазии больше всего на свете она хотела, чтобы его руки обнимали ее, а его тело сливалось с ее телом в одно целое.
Ева опять перевернулась и оседлала его. Его руки хватко сжали ее груди, он оттолкнулся от земли и сел, чтобы дотянуться до них ртом.
Вкусом она напоминала битву — горячая, влажная, пахнущая сыромятной кожей. Ее сердце гулко ухало под его поцелуями. И это он заставлял ее сердце биться. Оно билось ради него. Как и ее тело дрожало — вся эта сила, воля, изящные удлиненные мышцы — ради него. Его чудо, волшебство, его самое бесценное сокровище.
— Моя, — сказал он. — Мое сердце.
И он ощутил особое, незнакомое ему раньше волнение, услышав, что она отвечает на его родном языке, языке его души и сердца. Его пальцы запутались в ее волосах — вечно растрепанных, но на этот раз длинных, — еще одно новое и на удивление возбуждающее ощущение.
Он опрокинулся, увлекая ее за собой, перевернул на спину. Их скрещенные мечи оказались прямо у нее над ее головой. Вот теперь, когда он пронзил ее, а она вскрикнула, это был возглас чистого наслаждения.
Сила вновь столкнулась с силой, новая битва закипела с бешеной скоростью. И на этот раз, когда ее плоть сомкнулась вокруг него и задрожала в конвульсиях высвобождения, она увлекла его за собой через неистовство к покою.
Ева лежала на спине, ветер омывал ее разгоряченное лицо, упрямые солнечные лучи, пробившись сквозь тучи, просвечивали красным сквозь ее веки. Пучки жесткой травы кололи ее кожу, но этого было мало, чтобы заставить ее встать. Ведь рядом лежал Рорк.
Стук сердца и гул крови у нее в ушах стихали понемногу, ей наконец удалось разобрать звуки продолжающегося боя в долине под холмом. А вот на холме, похоже, наступило перемирие.
— Кто победил? — спросила Ева.
— Будем считать, что это боевая ничья.
Что ж, решила Ева, это по-честному.
— Я думала, мы все еще немного злимся друг на друга.
— Я думал, просто раздражены.
— А не один ли черт? В общем, пока мы дрались и спаривались, моя досада в основном прошла.
— Что ж, значит, и здесь боевая ничья.
«Какой смысл спорить? — спросила себя Ева. — Мы просто начнем по новой, и все равно ничего не изменится. Просто он такой, как есть, он всегда так поступает. Ну и я — уж какая есть — тоже меняться не собираюсь».
Иногда ничейная полоса между ними оказывалась скользкой и ненадежной. Главное понять, как по ней пройти и не оступиться.
— Хорошая игра, — сказала Ева. — Реалистичная, увлекательная, азартная.
— Да мы, можно сказать, только начали…
— А вот это? — Ева коснулась рукой бедра, осмотрела мазок крови у себя на ладони. Похоже на кровь. И пахнет, и на ощупь точно как кровь.
— Иллюзия. Воздействие на рецепторы, сканирование жизненных показателей, движений, реакции.
— А если отрубить руку? Или голову?
— Конец игры. В командной игре выбывает получивший смертельное ранение.
— Нет, я не о том. Я имею в виду, как это будет выглядеть, ощущаться?
— Для самого игрока — никак. Если играешь с компьютером, с условным противником, и он получит такой удар, конечно, ты это увидишь.
— А если с роботом? — спросила Ева.
— Ну, игру можно настроить на поединок с роботом. Результат будет тот же. Робот материален, значит, программа будет воспринимать его так же, как и игрока-человека. Ева, все это оружие ненастоящее. Им нельзя убить или ранить.
— Вот так и подумал убитый. С кем бы он ни играл — с роботом, с условным противником, — все равно для него это была всего лишь игра. Только оказалось, что для него это вовсе не игра. — Ева опять принялась рассматривать кровавое пятно на ладони. — Удар я почувствовала — не порез, как если бы ты ранил меня мечом…
— Ты же понимаешь, я не стал бы ранить тебя мечом…
— Но я получила встряску. Ну, вроде электрического разряда. Легкого, но и его хватило, чтобы дать мне понять: я пропустила удар. И рана пульсировала, пока мы дрались. Я сражалась, несмотря на ранение.
— Так и было задумано. За это тоже начисляется очко.
— Ясно, ясно. Но у убитого сохранились ожоги. Если усилить напряжение, удар током будет оставлять ожоги.
— Только при прямом контакте. А так игра считывает удар, регистрирует его, передает игроку сенсорную информацию.
— Ладно, допустим, кто-то перепрограммировал игру и пустил в ход настоящее оружие. — Ева села на земле, нахмурилась, откидывая назад непривычно длинные волосы.
— У тебя совсем другие волосы. — Рорк окинул их взглядом. — Интересно и необычно.
— Они мне мешают, в глаза лезут.
Рорк лишь улыбнулся в ответ. Ева пропустила длинную прядь между пальцами.
— На ощупь вроде как настоящие. Если дернуть, я их чувствую, хотя на самом деле их же нет? Или вот мое оружие. Я его не вижу, но оно же на месте, оно же есть. Оно настоящее. Значит, если убийца пронес оружие — вот как я пронесла… Ах да, забыла. Все, что ему нужно, это положить оружие в определенное место и запомнить, где оно. Потом он его берет и пускает в ход. Но зачем ему все эти сложности? Зачем притворяться, что они всего лишь играют?
— Может, из спортивного интереса?
— Может быть. Может быть. Синяки, ожоги. Если игру перепрограммировали, передвинули на несколько уровней вперед, коды перепутались, коммерческая версия полетела, это ведь тоже повышает уровень состязательности, верно? А если убийца использовал робота-андроида, сам он мог и не быть на месте преступления. При этой версии любое алиби ничего не стоит. Главное — уговорить Барта протестировать игру дома с роботом.
— Но тогда робота тоже надо было перепрограммировать или специально собрать и запрограммировать вне законных кодов. Сканер обнаружил бы, что оружие настоящее, что оно смертельно опасно, значит, и оружие надо было программировать, чтобы оно либо не сканировалось как оружие, да притом смертельно опасное, либо не регистрировалось вовсе. А потом подчистить и перезапустить систему безопасности. Все это требует владения компьютером, а такие махинации обязательно насторожили бы Компьютерную охрану.
— Ты смог бы такое проделать под носом у Компьютерной охраны?
— Да, смог бы. Но у меня есть незарегистрированное оборудование и непроницаемый кабинет, я могу работать, не привлекая внимания. Парни из ОЭС прочесали их офис: незарегистрированного оборудования там нет, и у Барта дома тоже нет.
— Это лишь означает, что в потенциале у кого-то еще мог быть экземпляр диска и он покопался в нем за пределами офиса. Знаешь, вся эта штука отдает спектаклем. Бахвальством, — добавила Ева и начала было подниматься с земли, но вовремя вспомнила, что она голая, а ее иллюзорная одежда порвана и вся в крови. — Э-э-э… давай отключим эту штуку.
— Ну, если ты настаиваешь. Конец игры.
Холм исчез, грохот битвы смолк вдали. На глазах у Евы побледнели и стерлись следы крови у нее на ладони. Она схватила свою рубашку и увидела рваный разрез на спине.
— Кинжала не было, — объяснил Рорк. — Мне пришлось порвать рубашку, которая и вправду была на тебе надета, чтобы снять кожаный доспех, которого не было.
— Другая ситуация, другой способ, но результат тот же самый. Вот что мы тут имеем. Не знаю, как это получается, но смесь иллюзии и реальности породила убийство. — Ева подняла разорванную рубашку. — В сущности, с Бартом Минноком поступили точно так же.
На следующее утро Ева сравнила результаты проверки третьего уровня, которую провела сама, с результатами Рорка. А почему бы и нет?
— Тут нет ничего подозрительного. Никаких тревожных флажков. По крайней мере для данного расследования.
— Нет, — согласился Рорк, продолжая, впрочем, изучать данные на экране.
— Ты чего? Видишь что-то, чего не вижу я?
— Нет, ничего такого, что имело бы отношение. Не могу решить, радует меня это или бесит.
— Ну, было бы легче, если бы тут что-то выскочило. Или тут, или в проверке сотрудников «Играй». Их я тоже прокачала. Дювон же выскочил, когда я проверила «Синхрон Энтертейнмент». Это был большой улов, но он оказался всего лишь жуликом.
Ева отхлебнула еще кофе.
— Тот, кто это сделал, сечет в технике куда больше, чем Дювон. И по части выдумки у него все в порядке, с Дювоном не сравнить. Судя по тому, что мы знаем об убитом, убийца сумел пробить его защиту. Дювон точно не сумел бы. Сегодня у меня назначены встречи с адвокатом и с Мирой. Может, что-то и выскочит.
— У меня тоже назначены встречи. Как освобожусь, постараюсь помочь, поработаю с ОЭС.
— Я попробую исследовать еще одну версию. Меч. Пошлю-ка я Пибоди и Макнаба по этому следу. Пусть в команде будет один псих-ботаник и один нормальный. Макнаб все нужные слова знает, говорит с ботаниками на их языке, сойдет за коллекционера. В Вашингтоне намечается нечто вроде мини-кона.
— Знаю, у нас там будет свой стенд. Могу запросто их туда протащить.
— Это было бы здорово. Сэкономило бы нам кучу хлопот. — Ева подошла к доске с фотографиями, обогнула ее кругом. — А я сегодня побеседую с тремя его партнерами. На этот раз по отдельности.
— Думаешь, старые друзья вдруг стали убийцами?
Ева бросила взгляд на Рорка:
— Люди иногда раздражаются.
Рорк вопросительно изогнул бровь:
— Мне грозит отсечение головы?
— Вряд ли. Мы обычно выпускаем пар. Ссоримся, орем друг на друга, так что если мы раздражаем или достаем друг друга — это ненадолго. А у других людей бывает иначе. Раны гноятся. Может, здесь у нас как раз и есть загноившаяся рана. У каждого из этих троих есть возможности. Они технари и на выдумку горазды. Убитый им доверял, у них был доступ к его дому и офису. У них есть мотив в том смысле, что каждый из них выигрывает от его смерти: их доля в компании увеличивается. И возможность у каждого была.
— Они друг в друге души не чаяли, — возразил Рорк.
— А это всего лишь дополнительный мотив. Сколько женщин и детей сейчас прячется в «Доче» только потому, что кто-то их любил? — спросила Ева, вспомнив о построенном Рорком приюте для жертв домашнего насилия.
— Это не любовь.
— А те, кто избивает, часто думают, что это именно любовь. Верят, что это она и есть. Как и в твоей игре, это иллюзия, но она кажется сущей правдой. Много всякой дряни вырастает из любви, если… если за ней не ухаживать как следует. Ревность, ненависть, раздражение, подозрение.
— Циничная, но, увы, верная оценка. Я люблю тебя.
Ева усмехнулась:
— Ну, ты нашел время и место в любви признаваться…
Рорк подошел к ней, обхватил ее лицо ладонями.
— Я люблю тебя, Ева. И сколько бы ошибок мы с тобой ни наделали, я уверен: мы постараемся не сгубить нашу любовь. Мы будем правильно за ней ухаживать.
Ева накрыла его руки своими.
— Я знаю. Каждый раз, когда мы начинаем злиться, мы эту дурь хорошенько друг из друга выколачиваем задолго до того, как она в нас засядет. Не даем ей пустить корни.
— Да я и не злился на тебя по большому счету. Теперь понимаю: я рассчитывал найти кого-то в этой проверке, пусть даже кого-то из моих людей. Это хоть было бы что-то конкретное вместо смутных гаданий: продал меня кто-то или нет. — Рорк бросил взгляд на доску. — Сам не понимаю, почему его смерть так меня задела.
— При другом раскладе он мог бы быть тобой. Вернее, ты мог бы быть на его месте. Он мог бы быть тобой, — повторила Ева, увидев, что Рорк качает головой, — пройти твое детство иначе. Или у вас могло бы быть много общего. Ты это понимаешь, и я это понимаю. Наверно, поэтому я стала действовать через твою голову, а ты — через мою.
— Тогда почему же, если мы оба думаем одинаково, мы так друг на друга взъелись? — Не сводя с нее глаз, Рорк провел ладонями вверх и вниз по ее рукам. — Мы ведь правда любим друг друга, каждый как может.
— Да, каждый как может. Мы в порядке.
Он прижался лбом к ее лбу.
— Мы в порядке.
— Вот что ты должен сделать. — Ева легонько отстранила его от себя и заглянула ему в глаза. — Перестань спрашивать себя, что было бы, если бы ты что-то сделал по-другому, что-то еще сказал, нажал на какую-то другую кнопку, и тогда Барт Миннок сел бы на твой корабль, а не запустил собственную компанию. Был бы он сейчас жив или нет. В жизни так не бывает. Жизнь — это тебе не компьютерная программа.
— Я ничего такого не думал. Ну, почти не думал, — уточнил Рорк. — Но я мог бы нажать на другие кнопки, мог бы много чего сказать и сделать. Все повернулось бы по-другому. Мне нравилось, что он хочет действовать самостоятельно, сам прокладывать себе дорогу. Поэтому я промолчал. И я прекрасно понимаю: в том, что случилось, моей вины нет. А теперь я еще и уверен — ну, насколько это вообще возможно, — что никто из моих людей к этому не причастен. Подозреваемого мы пока так не нашли, но хоть в голове прояснилось.
— Вот и отлично, — кивнула Ева. — Я рада, что в голове у тебя прояснилось. Ну, раз уж ты способен мыслить здраво и раз уж я знаю, что ты сегодня, как только найдешь время, все равно будешь искать этот волшебный меч, будь добр, поделись потом со мной всем, что накопаешь.
— Как только, так сразу.
— Мне пора. Адвокаты, промыватели мозгов, подозреваемые…
— Вот это да!
Ева бросила на него ошеломленный взгляд, и Рорк засмеялся. Притянул ее к себе и весело поцеловал в губы. А потом просто постоял еще минуту, крепко прижимая ее к себе.
— Ну что ж, иди, побудь копом. Я дам тебе знать, когда смогу выкроить время и поработать с Финн.
«Он найдет время, — подумала Ева. — Всегда находит и в этот раз найдет».
Она встретилась с Пибоди в приемной адвоката Фелисити Лоуэнстайн. Небольшая, по-деловому обставленная приемная была отделана в красных, черных и серебряных тонах, причем распоряжавшаяся здесь чрезвычайно деловитая особа то ли случайно, то ли по своему выбору соответствовала декору: у нее были короткие серебристые волосы и черный костюм, а на лацкане красовалась большая декоративная роза из красного шелка.
Женщина без промедления и суеты провела их мимо небольшого помещения, напоминавшего аккуратную адвокатскую библиотеку, к закрытой двери кабинета. Тут она кратко постучала и, не дожидаясь ответа, сама открыла дверь:
— Лейтенант Даллас и детектив Пибоди.
Адвокат Лоуэнстайн поднялась из-за стола. Когда Фелисити обогнула стол, Ева отметила, что свои пять футов роста она компенсировала трехдюймовыми шпильками, острыми как скальпель. Она тоже была в черном костюме, только в вырезе на груди проглядывало белое кружево. Ее волосы, гладко зачесанные назад и уложенные аккуратным узлом на затылке, были насыщенного каштанового цвета с отдельными золотыми прядками.
Она крепко пожала руки Еве и Пибоди, предложила им обеим сесть.
— Спасибо, что согласились прийти сюда. Я подготовила все, что, как мне кажется, может вам понадобиться. — Фелисити Лоуэнстайн помедлила, вздохнула. — Позвольте, я расскажу вам немного о себе. Мы с Бартом познакомились в колледже через Силл. Мы с Силл подружились, и она вбила себе в голову, что меня надо познакомить с Бартом.