Так что мотив у него для совершения дорожно-транспортного происшествия имелся. Еще какой! А чтобы не навлечь на себя подозрений, он как-то это дело все очень удачно обставил и начал намекать на то, что его жена сумасшедшая.
Но теперь события того дела следственную группу интересовало мало. Одна Александра Степановна циклилась на нем и то и дело возвращалась к этой теме.
— Все, проехали, Шурочка! — не выдержал даже Халев дня через три ее настойчивых попыток вернуться к делу с наездом на Черешневу. — Дел тебе, что ли, мало, как с этой байдой копаться?! У вас с Димоном два трупа на руках, работайте! А то, что сотворил покойный Игорь Андреевич, теперь мало кого заботит!
Ее заботило. И Халеву она нагрубила в ответ. Тот в долгу не остался. И они поссорились на глазах у Калинкина, тут же выскочив друг за другом из кабинета. Вернулись через полчаса оба надутые и неразговорчивые. Халев вскоре принялся звонить на глазах у Александры каким-то подружкам, балагуря, как подросток, и осыпая их комплиментами. Александра с пониманием ухмылялась и, кажется, вовсе не расстроилась. А Калинкин, конечно же, торжествовал.
Они поссорились! Из-за ерунды, из-за работы! Кто же из-за этого ссорится так серьезно? Это же глупо и неуместно. Можно поспорить, можно даже немножко пойти на поводу у любимой подружки, но чтобы так вот — всерьез…
Нет, так нельзя. И уж тем более не нужно было Илье звонить своим знакомым девчонкам на глазах у Александры и приглашать их вечером сходить куда-нибудь. После этого разве возможно примирение? Вряд ли. Но отрицать то, что их ссора легла на душу Калинкина бальзамом чудодейственным, он бы поостерегся.
Он, конечно же, придумал для самого себя оправдание, почему его так радует их ссора, мысленно показав язык вредной девчонке со странными глазами, способными менять цвет.
Вот, мол, тебе, умница! И Илюха недолго тебя терпел. Теперь ни букетиков не будет, ни шоколадок. Но в глубине души все же понимал, что причина его ликования совершенно в другом.
Она теперь свободна! Свободна от обязательств, от возможного бракосочетания, и вообще он может теперь ее даже до дома проводить. И ему хорошо, и бабке ее в радость.
Допросов на сегодня больше не предвиделось. Черешневу попросил пару дней не трогать лечащий врач. Так что конец рабочего дня можно было сделать и покороче.
Ближе к четырем Калинкин засобирался, нарочито долго тасуя бумаги, укладывая их по папкам, стопкам, а часть в портфель для работы дома. Александра, которая Степановна, тихой мышкой сидела в своем углу и что-то бездумно чертила на листе бумаги.
— Дим, ты домой? — вдруг оборвала она паузу.
И так он был благодарен ей за этот вопрос, что даже не удержался и выдохнул с облегчением. Он ведь замучился уже вхолостую лопатить бумаги. По четвертому кругу, наверное, уже перекладывал. Сколько можно?..
— Я не знаю, а ты? — пожал плечами Калинкин, украдкой наблюдая за ней. — Долго еще собираешься сидеть?
— Да я вроде уже все закончила. Хотела бы с тобой переговорить… То есть попросить разрешения… Ты, как старший, либо позволишь, либо нет, но… — Она вскинула на него умоляющий взгляд и часто-часто заморгала, будто плакать собралась. — Но даже боюсь тебе говорить об этом.
— Не бойся, говори. — Калинкин подхватил стул, поставил его на место, облюбованное прежде Илюхой, почти притиснулся к ее плечу и снова повторил: — Говори, Саш, что хотела?
— Только ты не злись, идет?
— Идет, — кивнул Калинкин, сразу поняв, о чем она станет его просить.
— Понимаешь, мне все не дает покоя это дорожно-транспортное происшествие, — вздохнула она виновато. — Что-то здесь не так. Как-то не вяжется. Ты-то что по этому поводу думаешь, а, Дим?
— Я-то? Я думаю, наверное, то же, что и ты, — признался он нехотя. — Без участия Черешнева здесь не обошлось. Звонок домой был поздним вечером, почти ночью. Правда, сделан он был с мобильного племянницы или племянника, родственника, одним словом, их домработницы. Но… Но если учесть, что та состояла в интимной связи с хозяином дома, запросто могла вступить с ним в сговор. Так ведь?
— Конечно!
Ох как она обрадовалась. Такой благодарностью засияли ее серые глазищи, снова начав менять цвет, наполняясь странной бирюзой. Так счастливо улыбнулась, что Калинкин не хотел, да умилился. И мысленно похвалил себя за сдержанность. Хорошо, что не стал от нее отмахиваться, как от надоедливой мухи.
— Потом, вся эта ерунда с машинами, — продолжил он ее радовать, решив поделиться информацией, которую тщательно скрывал ото всех.
— С какими машинами, Дим? — Она подалась вперед, почти касаясь его лба своим. — Какими машинами? Ты имеешь в виду то, что марка машины была той же и номер? Так это могли конкуренты его подставить — Черешнева я имею в виду. Тут у меня версия его причастности немного того, хромает.
— В том-то и дело, что…
Ее рот вдруг оказался совсем рядом. Яркий, зовущий, и Калинкин не выдержал и поцеловал его. Не впивался, как ему того хотелось, нет. Просто слегка тронул его своими губами, будто кистью мазнул. Тут же сам смутился своей несдержанности, отодвинулся и пробормотал:
— Извини, не смог устоять. Губы у тебя, Саша, это что-то… Извини. Ничего, что я тебя поцеловал?
— Ничего. — Она громыхнула все же стулом, отодвигаясь, и начала тут же заправлять выбившиеся из прически прядки волос себе за уши.
— Ну, я думал, что у вас с Илюхой…
— Халев сейчас уехал на свидание, если я не ошибаюсь, — тут же выпрямилась она и вскинула подбородок. — И я больше не хочу говорить о нем. К тому же ты сам утверждал, что я с ним из-за того, чтобы разбудить в тебе ревность. Как считаешь, получилось?
Тон, которым все это она выговаривала, был отвратительным на взгляд Дмитрия. Вызывающим, пригибающим его шею к земле и щелкающим его сто раз по носу, но…
Но он почему-то не стал с ней спорить. Протестовать, беситься, указывать ей ее место, кивнул лишь с легкой улыбкой:
— Получилось.
— И ты ревновал? — Ее глаза прищурились. — В самом деле ревновал, Калинкин? Меня к Халеву?
— А что такого? Почему тебя это так удивляет?
— Так ты же считал меня всегда ничтожеством, — хмыкнула она с пониманием, положила ладони себе на грудь и слегка сдавила. — И здесь у меня совсем не так, как ты любишь, и вообще…
— Дура ты, Шурка, — засмеялся беззвучно Калинкин, изо всех сил сейчас желая того, чтобы на ее груди сейчас лежали не ее ладони, а его. — Ох и дура! Идем, что ли, домой тебя провожу.
— Идем, — не стала она спорить и встала со стула, потянувшись к сумочке.
Он тоже встал, взялся за стул, но замешкался чего-то, преграждая ей дорогу, а Александра уже начала выбираться со своего места.
Она сделала пару шагов, а он все еще топтался со стулом этим дурацким, держа его за спинку. И как-то так получилось, что она слегка задела его бедром, споткнулась и подалась в его сторону. Стул он тут же отбросил в сторону, схватил ее руки, забросил их себе на шею и с силой прижал эту вздорную девчонку к себе.
— Саша… — шепнул сдавленно, поражаясь тому, как приятно держать ее в руках.
— Сюда могут войти, — выдохнула она ему в лицо, касаясь губами щеки. — Сюда могут войти в любую минуту, Калинкин!
— Кто? Конец рабочего дня! Все кабинеты уже почти закрыты.
— Наш-то открыт, и сюда могут войти, — тут же принялась она спорить, уперлась руками ему в грудь и постаралась отодвинуться.
— А кого ты боишься, Александра Степановна? Кого?
Он был много сильнее, и ее слабый протест был тут же подавлен. Они поцеловались. И целовались долго, забыв о незапертой двери и о том, что рабочий день еще вовсе не закончен. Поэтому, когда дверь с треском распахнулась, на вошедшего они уставились с неподдельным изумлением.
— Действительно, чего это я! — Илюха Халев стоял, подбоченясь, посреди кабинета и недобро осматривал сладкую парочку. — Действительно… Кто бы мог сомневаться?! Стоило додуматься много раньше. Так ведь, ребята? Чего замерли?
Калинкин отодвинулся от Александры. Озадаченно потер затылок и, виновато глянув на Халева, поинтересовался:
— Ты не знаешь, Илюха, что обычно говорят в таких случаях?
— По-разному. — Тот продолжал глядеть в их сторону с откровенной враждебностью и при этом внушительно поигрывал мускулатурой. — Некоторые извиняются. Некоторые раз на раз идут биться. Некоторые признают, что они мудаки. Что предпочитаешь?
— Так, ребята, ребята! — Александра выбралась все-таки из-за стола и встала между ними, раскинув руки и почти касаясь кончиками пальцев груди каждого. — Я прошу вас, не надо! Мы цивилизованные люди и…
— Замолчите, Александра Степановна! — рявкнул Илья так, что она присела. — Я разговариваю сейчас со своим коллегой, а стажерам надобно либо слушать, либо пойти вон отсюда. Итак, Димон, что скажешь?
— Что сказать, что сказать… Виноват, конечно, Илюха, извини, но…
— К черту твои извинения, Калинкин! К черту, понял?! Я морду тебе бить собираюсь.
— Не вопрос. — Дмитрий поежился, представив огромных размеров кулак Халева возле своего лица. — В интересах дела я готов. Просто к извинению хотел еще кое-что добавить.
— Ну!
— Я еще и мудак к тому же, Илюха.
— Соображаешь! — фыркнул тот, наблюдая за пунцово-красной Александрой исподтишка.
— Только не потому, что целовался с твоей девушкой, Илюха. А потому, что позволил тебе увести ее у меня из-под носа.
— Чего ты мелешь? Чего ты мелешь, Димон?! Мне твои отмазы, что… дверца. — Выразительную паузу он сопроводил красноречивым жестом, ясно указав, чему эта самая дверца не требуется. — Ты же с ней незнаком даже был!
— Еще как знаком. И давно уже, Илюха. Ее бабка мне ее второй год сватает, представляешь! А я, как идиот, морду воротил. Она же любит меня, — вдруг брякнул, осмелев, Калинкин. — Из-за меня и сюда пришла работать. А я вел себя как идиот последний. Вот и вышла история такая некрасивая. Уж прости меня, Илюха. И Сашку прости. Прости, короче, нас обоих.
Илюха обдумывал все сказанное минут пять. Сосредоточенно рассматривал смущенного Калинкина, Александру, которая вновь высокомерно задрала подбородок и удрала бы с поля боя точно, не стой Халев у нее на пути.
— Сашок, это правда? — вдруг тихо спросил Илья, опуская руки по швам.
— Что правда? — Она с вызовом оглядела обоих.
А у Калинкина тут же душа ушла в пятки. Вот сейчас она фыркнет и скажет что-нибудь типа: вот еще! И не любит она Калинкина вовсе, и работать сюда пришла не из-за него, а из корысти. Чтобы было к кому за помощью обратиться. Не чужой все же, бабкин сосед.
Она все это выдаст, а ему что тогда делать?
Но Сашка не фыркнула, кивнула только едва заметно. Казалось бы, этого достаточно, а Илюха снова прицепился:
— Так ты все это время его любила, так?! Его любила, а со мной встречалась! Лихо, девочка, лихо! И что же, в самом деле из-за него пришла работать в наш отдел? Хотя о чем это я! И так все понятно сразу, раз тут без чувств не обошлось.
«Чувств» Халев выговаривал по буквам, старательно выводя согласные. Вывел, выговорился и снова замолчал. Чем бы вообще могла закончиться эта сцена, одному богу ведомо, не приди на помощь дежурный.
Он осторожно приоткрыл дверь кабинета. Улыбнулся широко. Пробормотал:
— Здесь они все, голубчики. — Тут же глянул себе за плечо и доложил кому-то: — Здесь они, посидите в коридоре пока, сейчас вас вызовут.
Усадив кого-то в коридоре на казенные деревянные скамьи, дежурный вошел в кабинет. Осмотрел всех и спросил с глупым смешком:
— А че это вы тут делаете, а?
— А че надо, то и делаем, — огрызнулся Халев. — Ты кого там нам привел?
— Дама тут одна на прием рвется. Говорит, что у нее есть сведения, касающиеся убийства семьи Черешневых.
— Семьи? Почему семьи? — не понял Калинкин.
Влада еще с утра была пусть не совсем здорова, но жива и лежала с отрешенным взглядом на койке лазарета за дверью с решеткой на крохотном оконце. Там ее уж точно никто не мог достать.
— Ну, может, не знает, что вторая погибшая не жена, а домработница, — подсказала Александра. — А что за сведения? Что за дама?
— Сведения, говорит, сугубо конфиденциальные, — с третьей попытки выговорил дежурный. — А вот дама, мужики, скажу вам, шикарная.
— Да? — Илюха глумливо ухмыльнулся, высоко задрав правую бровь. — А ну-ка, давай сюда свою шикарную даму. Пустим ее в разработку, пока не обременены ничем серьезным.
Слова, брошенные в спину дежурному, в основном были сказаны в адрес вероломной Александры. Она это поняла без лишних комментариев и снова покраснела до корней волос и поспешила тут же забиться в угол за своим столом.
Калинкину тоже пришлось отложить свой уход.
Он поставил портфель на пол возле стола. Уселся на свое место и с интересом уставился на дверь, из-за которой, как нежданный черт из табакерки, вот-вот должна была появиться некая шикарная дама, обещающая пролить свет на недавние трагические события.
Она была высокой. Чертовски сексапильной, такой сексапильной, что у Калинкина тут же непроизвольно заныло внизу живота. Да и не у него одного, видимо. Халев тоже крякнул и поспешил укрыться за своим рабочим столом.
Длинные ноги обтягивали короткие брючки в мелкую клетку, высокую грудь — прозрачная блузочка в тон брюкам. Вольная грива шикарных волос игриво гуляла по плечам. Губы нервно подергивались. Изящные пальцы тут же стиснули длинную тонкую сигаретку, получив разрешение закурить.
— Меня зовут Елена, — представилась она удивительным голосом.
Да у таких женщин, по мнению Калинкина, и не могло быть никакого другого голоса, только удивительный, будоражащий воображение и тело.
— Я несколько лет состояла в браке с Удальцовым Евгением Викторовичем, — начала она без лишних вступлений и не дожидаясь наводящих вопросов. — В гражданском браке, если это имеет значение.
Значения это пока не имело, но пусть говорит, решили все присутствующие разом.
— Не так давно мы расстались. — Ее неподражаемо прекрасные глаза наполнились слезами. — Расстались по его инициативе!
— А что так? — влезла Александра, многозначительно поглядев на коллег.
Вот, мол, и таких бросают! Причина, стало быть, имеется, а вы тут слюни сидите пускаете.
— Все получилось как-то спонтанно, знаете! Она все ходила, ходила возле нашего дома. Все сидела на скамеечке, таращилась на наш дом, на наши окна, а потом… А потом он пошел за ней, и все… — Елена принялась плакать, да так великолепно это проделывала, что жалостью прониклась даже Александра, протянув ей бумажный носовой платок. — Спасибо!.. Я говорю, зачем ты за ней пошел?! Она что, тебе твою покойную супругу напомнила?.. Та, знаете ли, погибла при очень загадочных обстоятельствах. А он меня выгнал, а потом его лицо все ободрано, он ходил в тот день в тот дом, и потом это убийство.
— Так, все, стоп! — Ладонь Калинкина с треском опустилась на столешницу. — То, что вы желаете сообщить нам, несомненно, является очень ценной информацией. Но давайте-ка все по порядку. Так же нельзя, уважаемая Елена…
— Можно просто Леночка, — улыбнулась она симпатичному следователю сквозь слезы. — Меня все так называют.
«Обойдется без Леночки!» — полоснул по Калинкину красноречивый взгляд Александры Степановны.
С чем он никак не мог не согласиться. С таким трудом отвоеванное удовольствие — держать в руках непокорную малышку — он не потеряет из-за очаровательной Леночки, сколь бы великолепной она ни казалась. К тому же Халев теперь свободен, глаз с нее не сводит, ему и карты в руки. Пускай дерзает. А на его век красоток хватило выше носа. Знает он не понаслышке, в каком бору привыкли эти красотки грибы собирать. Удальцов этот вряд ли был слесарем-фрезеровщиком с местного станкостроительного завода.
Калинкин не ошибся. И Удальцов в самом деле был вполне обеспеченным и состоявшимся коммерческим директором одной очень крупной строительной компании. И квартира у него имелась огромная в центре. Вот-вот должны были ее отремонтировать в европейском стиле. И машина, и не одна, вторую, кстати, он ей подарил не так давно.
— Все было хорошо! Все, понимаете! Пока не появилась она!
— Кто?
— Черешнева эта! — выплюнула она фамилию подозреваемой, как ругательство. — Как идет мимо дома, так непременно присядет на скамеечку. Сядет и сидит.
— Что, просто так сидела? — проявил любопытство Халев, оторвав наконец свой взгляд от ее бюста.
— Нет, не просто. Она все время все осматривала. Знаете, так, будто ощупывала или приценивалась! Я как-то возмутилась, Женечка принялся заступаться. И нечаянно признался мне, что… Что следил за этой девушкой. Знает, где она живет. Что замужем, и все такое. Мы жутко поскандалили по этому поводу. — Она снова слабо всхлипнула. — У него ведь были проблемы со здоровьем. Мы всех психоаналитиков с ним обошли после смерти Эллы.
— Это у нас кто?
Калинкин, прищурив глаз, следил за карандашным графитом, который держал в руках, и то отодвигал его от глаз подальше, то, наоборот, приближал почти к переносице.
Итак, он не ошибся в Черешневой. Все же не обошлось здесь без героя-любовника. Как говорится, нет дыма без огня. Вот, стало быть, кого она не выдала, из-за кого покрывалась смертельной бледностью на допросах. Теперь остается выяснить, состояла ли она с ним в сговоре или господин Удальцов самостоятельно принял решение избавить любимую от обидчиков, и все…
Можно считать дело о двойном убийстве раскрытым. А то Сашка заморочки какие-то ищет с ДТП этим гребаным. Все же ясно и просто. И женщину нашли, и через нее на мужчину вышли.
— Элла — его покойная жена. Она покончила жизнь самоубийством, бросившись под электричку, — почему-то шепотом произнесла Леночка и поежилась. — Такая страшная смерть. Тут столько болтали по этому поводу, знаете?