— Элла — его покойная жена. Она покончила жизнь самоубийством, бросившись под электричку, — почему-то шепотом произнесла Леночка и поежилась. — Такая страшная смерть. Тут столько болтали по этому поводу, знаете?
— Нет. Сколько?
— Вообще слухи ходили, что это Удальцов ее до самоубийства довел! Что будто бы внушил ей эту мысль. Понимаете, о чем я?
Еще бы было не понять! Калинкин кивнул, подавив веселое фырканье. Да ты теперь на него всех собак повесишь, лишь бы отомстить за то, что он тебя за дверь выставил, предпочтя тебе Владимиру.
— Смерть Эллы Удальцовой, несомненно, заслуживает более пристального и глубокого анализа, но давайте вернемся к теме сегодняшнего дня, — попытался немного обуздать ее Калинкин, поскольку больше этого сделать было некому.
Халев сидел, раскрыв рот и судорожно сглатывая. Александра насупилась и обижалась на весь белый свет. Так что инициатива была в его руках.
— Они встречались, вы считаете? — спросил Дмитрий, пододвигая даме пепельницу, та дымила, как паровоз, таская одну за другой сигареты из узкой длинной пачки. — Ваш гражданский муж и Черешнева?
— Да. Она была у него в гостях и просидела там часа четыре, а то и больше. Потом она лежала в больнице, кажется. Его туда не пустили к ней. Потом ее выписали, и он все отирался под ее окнами. А в тот день… Он самовольно проник за ворота, ворвался к ним в дом, устроил скандал и, видимо, подрался с мужем этой Черешневой.
— С чего вы взяли?
— Он выбежал за ворота с окровавленным лицом, и на рубашке тоже была кровь. И он жутко матерился при этом. И орал еще, что так все это дело не оставит. И что они поплатятся. А потом я узнаю, что… Что хозяин дома и его домработница мертвы! — Она пожала плечами, приведя тем самым свой бюст в волнительное колыхание, сдавившее горло Илюхе, улыбнулась обезоруживающе и спросила, вроде как не к месту: — Ну как? Что скажете?
Сказать было нечего. Информация, если она окажется правдивой, была очень ценной и могла серьезно повлиять на ход следствия. Оставалось теперь все это проверить.
— Послушайте, Леночка, — подала голос из своего угла Александра. — Вы не скажете нам, откуда у вас такая точная информация о передвижениях Удальцова и Черешневой? Вы что — следили за ними?
— Конечно! — Леночка оглянулась на нее и посмотрела с искренним изумлением, добавив: — А вы бы не следили, если бы обстоятельства сложились таким вот образом?
— Каким?
— Вас непонятно по какой причине выставляют. После стольких лет семейной идиллии совершенно без причины указывают на дверь! И… Короче, да! Я следила за ними!
— За обоими? — очень осторожным, вкрадчивым голоском продолжала допытываться Александра, черт бы ее побрал, Степановна.
— Ну да! А что тут такого-то?
— А как у вас это получалось, если Удальцов ехал на службу, а Черешнева шла в магазин тем временем?
Леночка со слабым оханьем закусила нежную губку, поняв, что попалась.
Тут либо враньем отдает вполне определенно, либо без помощников дело не обошлось, тут же понял Калинкин, бросив в сторону Александры одобрительный взгляд.
— Понимаете… Понимаете, у меня есть брат… не родной, нет. Сводный. У нас отец один, а матери разные. Я от матери из деревни, собственно, сюда и приехала, к брату.
Что за брат? Следует выяснить, тут же сделал карандашную пометку на листе Калинкин.
— Он был очень оскорблен за меня и помог мне. Разве это преступление? Он делал это очень ненавязчиво и не так откровенно, никто и не заметил. — Она с вызовом осмотрела присутствующих. — Преступление — не реагировать на мое заявление! А я его собираюсь написать! Это Удальцов убил этих несчастных! Убил, чтобы вызволить свою любимую из лап мужа. Болтают, он бил ее…
Она написала заявление. Указала точное место своего проживания. Место работы сводного брата. И подробнейший адрес, по которому они должны были кинуться искать Удальцова.
— Вы его арестуете? — с очаровательной улыбкой поинтересовалась напоследок Леночка, гарцуя возле приоткрытой двери их кабинета.
— Будем разбираться, — не стал ничего обещать Калинкин, сухо с ней попрощался, дождался, пока дверь за ней закроется, и в сердцах пробормотал: — Ну и сучка!
— Да, малый, кажется, попал, — не хотел, да согласился с ним Илюха. — Как думаешь, врет?
— Она? Вряд ли. — Дмитрий скептически поджал губы. — Такая, прежде чем идти с обвинением в милицию, все тщательно продумает и спланирует, что говорить в том или другом случае, даже если…
— Она сама со своим братцем и совершила это убийство, — закончила за него Александра из своего угла. — Все очень, очень загадочно. Зачем они следили за ними? Ждали, когда оступятся? Или, наоборот, ждали удобного момента, чтобы нанести свой удар посокрушительнее? Я бы, Дим, на твоем месте не шла на поводу ее утверждений.
— Уже и Дим! — тут же снова завелся Халев, грохнув по столу кулаками и по-бычьи замотав головой. — А где же Ивановича забыла, Сашок?
— Илья, прекрати! — прикрикнула она на него. — Мы на работе! Никаких разборок!
— Да, конечно. Разборки на работе устраивать нельзя, а жаться по углам и целоваться взасос можно! Да пошли вы оба!..
Он сорвался с места и почти бегом выскочил из кабинета.
— Да… Неудобно как-то получилось, — качнул головой Калинкин.
— Ну так догони, извинись и предложи ему меня обратно, — с обидой проворчала Александра, подхватила свою сумочку и скорыми шагами тоже направилась к выходу.
— Эй, эй, ты куда, дуреха?! — Калинкин догнал ее уже возле двери, схватил за локоток и развернул к себе. — Ты чего это? Драпаешь с поля боя?
— Это ты!.. — Она подавила в себе какие-то обвинения, трогательно закусив губу. — Беги, догоняй его! Скажи, что готов ради мужской солидарности от меня отказаться и…
— Обойдется! — рассмеялся Дмитрий и снова полез к ней целоваться.
И тут, как на грех, снова зашел Илья.
— Это черт знает что такое в отделе творится! — завопил он прямо с порога. — Я уволюсь, так и знайте вы, оба! Вот ведь точно говорят: баба на корабле — быть беде. Значит, так, если не прекратите лизаться в рабочее время, я на вас рапорт напишу. Все!
И снова ушел, нарочно распахнув дверь пошире, чтобы их из коридора было видно хорошо.
— Вот идиот, — проворчал Калинкин. — Даже дверь не мог закрыть за собой.
— Дим, не надо так о нем, — попросила со вздохом Александра и закончила с улыбкой: — К тому же у нас есть дверь, за которой мы можем укрыться. Только бы бабуля не подсекла. Так что, идем домой?
— Идем…
Глава 11
Он задержал Удальцова. Да, задержал, хотя тот вовсе и не производил на него впечатление убийцы. И все объяснения его были логичны и не выглядели нелепо.
Да, он пил чай однажды с Владимирой. Почему? Да потому, что был заинтересован ее вниманием к старому родительскому дому, теперь принадлежавшему ему.
Да, как-то пошел за ней следом. Почему? По той же самой причине — был заинтересован.
Выяснил, что девушка вполне благополучна и состоятельна. И успокоился.
Зачем пригласил к себе на чай? Вот беда-то, господи! Он что, не может пригласить себе в гости понравившуюся ему девушку? Может? Вот и ладно! Потому и пригласил.
А еще предупредить хотел, чтобы была внимательнее и осторожнее. Почему?
Да потому, что вздорная Елена обещала им обоим неприятности. Такие, что и во сне не приснятся. Видимо, так оно и случилось, раз он здесь.
— Здесь вы, Евгений Викторович, совершенно по другой причине, — попытался утешить его Калинкин, а заодно и выгородить Елену. — Да, она следила за вами, но и только! Она же не заставила вас врываться к ним в дом, нет? Вот видите! И драться с хозяином не заставляла.
— Я с ним не дрался, — возмутился Удальцов и тут же добавил со смущением: — Не получилось, знаете. Он очень сильным оказался и ловким. А тут еще эта домработница накинулась на меня, как пантера. Все лицо ободрала, до сих пор не заживает.
«А зачем вы вообще туда пошли? Кто вас звал?» — чертыхнулся про себя Калинкин вопреки служебной этике, призывающей его быть бесстрастным, парню он искренне сочувствовал.
— Шли бы и шли себе мимо. Муж с женой разбирается.
— Слышали бы вы, как он с ней разбирался! — фыркнул невесело Удальцов.
Он все еще не мог поверить до конца, что влип. Все еще думал и надеялся, что сейчас симпатичный следователь пожурит его за вмешательство в частную жизнь супругов и отпустит. Да, снабдит его непременной бумажкой, пропуском, кажется, и тогда уже отпустит и не вспомнит о нем никогда уже более. Но…
— Вынужден вас огорчить, Евгений Викторович, — закончил тот неожиданно их беседу. — Но мы имеем полное право задержать вас до выяснения обстоятельств.
— Как задержать?! Погодите, погодите! Что вы такое говорите?! Как задержать?! И кто станет выяснять какие-то обстоятельства, если суббота завтра!
— Как задержать?! Погодите, погодите! Что вы такое говорите?! Как задержать?! И кто станет выяснять какие-то обстоятельства, если суббота завтра!
— У нас тут, знаете, свой график. Работаем практически без выходных. И завтрашний день таковым быть не обещает, — соврал для чего-то Дмитрий, утешить его хотел, что ли, подобным образом.
Соврал, потому что назавтра они с Сашкой собрались за город. Выбрали маршрут поездки. Точнее, она выбрала. Назвала какой-то населенный пункт, он не запомнил даже, с наслаждением слушая, как она гремит на его кухне чашками и чайником. И добавила при этом, что этой поездкой на природу они убьют сразу двух зайцев. Про зайцев он тоже как-то пропустил мимо уха. Главное то, что поедут. Вместе! И целый день вместе проведут. Искупаются где-нибудь, позагорают, а потом начнут доставать из плетеной Сашкиной сумки фрукты, сыр, колбасу, сок и станут завтракать, ну, или обедать там. Какая разница, как будет называться их прием пищи в тени какого-нибудь дерева. Все равно какого, хоть березы, хоть дуба или осины. Он положит ей голову на колени, будет покусывать травинку и млеть от того, как шевелит она его волосы тонкими нежными пальчиками. Будет лежать с закрытыми глазами, млеть и молчать.
С ней ведь даже необязательно было все время о чем-то говорить. С ней и молчать было уютно. Не напрягало ни его, ни ее, когда они не говорили. И специальной темы для разговора не требовалось, как с теми красотками, перед которыми Калинкину приходилось изворачиваться, как ужу на сковородке. Лишь бы они не заскучали, мать их…
— Я требую адвоката, — надулся Удальцов.
— Ваше право. Можете позвонить своему адвокату, но… выходные, сами понимаете. Процедуру освобождения придется отложить до понедельника.
— А что я говорил! Сажаете меня на нары париться, и это накануне выходных. Что я сделал такого, не пойму! Что?! Вступился за женщину, которую жестоко избивал ее муж. Это преступление?!
— Нет. Но самым невероятным образом этого мужа в эту же ночь находят зверски убитым. А вы перед этим, выбегая из его дома, кричали на всю улицу, что не оставите этого дела. И кровь по лицу размазывали. А крови-то вы, Евгений Викторович, слышал, боитесь.
Он не боялся вида крови, как сообщил следствию один из специалистов, у кого Удальцов в свое время проходил лечение. Вид крови мог вызвать неадекватную реакцию, так тот сказал. Либо страх, либо обморок, либо агрессию. В обмороке, как узнал Калинкин, Удальцов провалялся достаточно долго, узнав о гибели жены. Страху тоже, наверное, натерпелся. А вот агрессия…
Не этот ли толчок побудил его к такой скорой жестокой расправе?
Сам Калинкин, если честно, всех этих психоаналитиков считал шарлатанами. Никому не подвластно, полагал он, пропесочить мысли другого человека и дать им адекватную оценку. Нет, можно, конечно, если этот человек с вами абсолютно откровенен и честен. А если врет? Если умело водит вас за нос? Если оказался много умнее, хитрее и изворотливее и исподволь подводит вас к тому выводу, который выгоден только ему и никому более? Что тогда? А все эти тесты с картинками…
Лабуда это все.
— Кто вам сказал такую чушь? — совершенно искренне удивился Удальцов. — Чтобы я боялся крови!!! Нет, это черт знает что такое! А тараканов с пауками я не боюсь, нет? Слава богу. Так кто вам сказал?
— Один из психоаналитиков, у которого вы проходили в свое время лечение, — честно ответил Калинкин. — Вот он утверждает…
— Вы знаете, я понял. — Не к месту и не ко времени, но Удальцов рассмеялся. — Ленка вам привела того придурка, на которого я ухлопал полгода своего времени и полторы штуки баксов!
— Вы это о ком? — как будто бы не понял Дмитрий, хотя мнение Удальцова о психоаналитике разделял полностью.
— Все о нем! Такой шарлатан! Такую ахинею нес, что удавиться можно или точно умом тронуться! — Удальцов слегка потрогал царапины и поморщился. — Это Ленкина была инициатива меня по докторам таскать. Думала, что подобным образом излечит меня от тоски.
— А вы тосковали?
— Да.
— По ком или по чему?
— Эллу все никак не мог забыть. Подло обошелся я с ней, вот и мучился. А потом она погибла так страшно. — Его глаза потухли мгновенно, будто свет изнутри в них кто-то выключил. — А я ведь прощения у нее просить собирался. Думал, что вернусь со временем. Знаете, Дмитрий Иванович, как мужик мужику, скажу вам… Ленка — баба дрянная. Дрянная и подлая. Она вцепилась в меня и… От таких, как она, устаешь очень быстро.
— Почему? — Ему и в самом деле стало интересно, сам не так давно был болен ими.
— Их же буквально каждый день требуется завоевывать. Каждый день, каждый час! Завоевывать и что-то доказывать. Что любишь, к примеру. Это очень напрягает, поверьте.
— Верю, — серьезно кивнул Удальцов, мысленно обмахнув себя крестным знамением.
Уберег его господь от такой-то страсти. Что-что, а лезть на баррикады день за днем — это не его. Ему — простому парню из российской глубинки — хотелось незатейливо и просто, но чтобы навсегда и без подлостей.
У Удальцова навсегда и без подлостей не обошлось. Леночка подставила его, как щенка последнего, очень удачно собрав информацию, которая имеет теперь эффект разорвавшейся бомбы.
Вот не может он его отпустить, как бы ни сочувствовал и какие бы симпатии к нему ни питал. Не может, и все тут! И Черешневу Владу отпустить не может тоже. Хотя и ее жалеет, считая жертвой обстоятельств. Но…
Но пока он эти самые обстоятельства не прояснит, эти двое будут сидеть. Нет, Черешневу отпустить придется. Адвокатишка так вцепился, что спасу нет. А вот господину Удальцову придется на нарах попариться. Был у него мотив для убийства, был. И ревность, и чувство мести, и жажда освободить любимую от супружеского ига.
— Послушайте, Евгений Викторович, — неожиданно спросил Калинкин, — а чего это вы ради нее на костер идете? Вы что же, любите ее или как?
— Люблю не люблю, какая разница? — проворчал Удальцов, опуская глаза.
— Большая разница, поверьте, — решил не отступать Дмитрий.
А в самом деле, чего это он, а? Ладно бы любил, тут все понятно. А так…
Почти не знакомы. Один раз чаю выпили. Даже постель их не связывала — Удальцов категорически это отрицает, — чтобы пойти на такие жертвы.
— Любовь — это слишком как-то… Понравилась она мне. Красивая, могла быть удачливой, а ее сломали так чудовищно. Жалко ее еще очень. Видели бы вы эту сцену! — Удальцов с тяжелым вздохом покачал головой. — Она на полу скорчилась вся, а он ее ногами! Мразь… Убить не жалко! Ой, что-то я не то, кажется, снова говорю.
Говорил он как раз то, что сказал бы и сам Калинкин и чего никогда бы не вымолвил настоящий убийца, но…
Но не мог он его сейчас отпустить, хоть тресни. Не мог, и все тут. Хотя бы ради того, чтобы имелось у него под рукой двое подозреваемых в канун выходных. И чтобы завтрашний день посвятить не рысканью по городу, а Сашке. И чтобы только он и она — и никаких чужих дел между ними.
Калинкин очень бы удивился, узнай он, какие грандиозные планы вынашивала Александра, планируя поездку за город. И планы эти ничего общего не имели с их зарождающимися отношениями. Ничего!..
Глава 12
Фирма, где встретили пару дней назад Александру не очень любезно, мягко говоря, а точнее выражаясь — буквально враждебно, оказалась весьма процветающей. Дела шли преотлично. Никаких сделок в обход закона не совершалось. С налоговыми органами не враждовали и не пытались подкупить. Персонал не роптал, а за места отчаянно держался. Так что почил Игорь Андреевич Черешнев весьма и весьма некстати. И горевало тут о нем, к слову отметить, большинство.
— Такой человек, такой человек!.. Представить сложно, что его теперь нет с нами! — всхлипывала его секретарша, очень осторожно прикладывая кружевной платочек к разукрашенным глазам. — Это все его жена, гадина! Это все она за спиной его плела интриги! Такая овечка в волчьей шкуре…
— Что вы говорите?! — притворно изумлялась Александра и тут же поспешила добавить: — Теперь все ведь ей достанется, да?
— Так все и так было ее! Чего не хватало?! — вызверилась мгновенно секретарша, забыв в очередной раз всхлипнуть. — Почти все было на ее имя оформлено. Разделяй и властвуй, как говорится. Так нет же! Ей нравилось дома торчать у телевизора да в грядках капустных ковыряться…
Грядок, допустим, капустных в саду и в помине не было. Цветник был, а грядок не было. Александра не заметила. И вряд ли Владимире так уж нравилось сидеть дома, раз она возле чужих заборов торчала часами.
— А кому охота на службу каждый день таскаться? Можно поваляться в постели допоздна, — продолжала ругать жену своего покойного босса секретарша. — А муж пускай деньги зарабатывает да счета ее приумножает.
— А она знала, что все было оформлено на нее? — Александра потягивала дрянной кофе, предложенный ей в приемной, и исподволь рассматривала секретаршу Черешнева.