(Мне даже удается вспомнить, откуда эта теплушка могла въехать в мой сон. Во время солдатчины в таком же мерзком ящике с нарами и без единого окошка я трое суток мучался на пути из Москвы на химполигон, расположенный в местности с мощным названием Фролищи. Просыпался среди ночи от духоты и тесноты, открывал глаза — и видел в двадцати сантиметрах перед собой неоструганные занозистые доски. И чудилось, что заживо погребен в наскоро сколоченном трехъярусном многоместном гробу).
А в своем сне я, не входя, приглядываюсь, кто же заполняет нары. И поначалу не верю глазам…
На всех шести полках справа и слева, словно белесые опарыши в ржавой консервной банке рыболова, копошатся обнаженные тела. Они причудливо сплетаются в клубки различных размеров и форм, и опять распадаются, чтобы снова и снова образовывать очередные конфигурации.
Я замечаю, что эти похотливцы обоих полов совсем юны — лет по тринадцать-четырнадцать. Они малорослы, худы, слаборазвиты физически, бледны и одинаковы, как шампиньоны, взращенные во мраке теплицы. Но оттого еще более гадостно сексуальны.
После того, как дверь отъехала, и в теплушку проник последний свет уходящего солнца, оргия начинает постепенно терять накал. Десятки пар дымящихся похотью глаз впиваются в меня.
«Опарыши» призывно улыбаются, подмигивают, кивают головенками, высовывают языки и вытворяют ими черт знает что. Движения их розоватых язычков заучены, стремительны и манящи. И я делаю шаг в теплушку…
В этот момент, в полном соответствии с законами жанра кошмаров, из щели между вагоном и моей площадкой снизу высовывается рука в черной кожаной перчатке и цепко хватает меня за щиколотку той ноги, которую я еще не успел перенести в вагон. Я пытаюсь вырваться, но не тут-то было. Рука неумолимо затягивает меня под состав.
Я слышу издевательское хихиканье обитателей нар. Вижу наглое ликование, написанное на их смазливых прыщавых рожицах. И все глубже ухожу в дыру.
Один из гаденышей с нижней полки, зажав в руке свои анемичные гениталии, машет мне ими — на прощание. Другое создание неопределенного пола, бритоголовое и лопоухое, жадно припадает к ним ртом, тем самым прерывая столь своеобразный прощальный привет. Это последнее, что я успеваю увидеть в теплушке.
Под вагоном яростно озираюсь, желая непременно ухватить сволочь, затянувшую меня сюда, и немедленно разорвать на куски. Но вокруг никого нет. А между тем поезд трогается, и чугунное колесо, как последний круг ада, медленно накатывает на меня…
Тут фрейдист найдет богатую пищу для размышлений. Взять хотя бы выражение «тютелька в тютельку», исторгнутое из моего подсознания. Ведь с его помощью можно прекрасно охарактеризовать половой акт не только лилипутов, но и пакостных малолетних развратников, приснившихся мне.
10
Однажды Гена позвонил и без лишних предисловий сказал:
— У меня Галя, мы играем в подкидного. Приходи, она подработать хочет.
Об этой Гале, Генкиной ровеснице (а он повзрослел на год), я уже от него слышал. И как-то раз обмолвился, что недурно бы на нее взглянуть. А когда пришел и увидел, то меня победило ее сходство с «опарышами» из ночной грезы.
Худосочная и низкорослая, с огромными серыми печальными глазами на бледном лице, с пунцовым ртом до ушей, она выглядела года на три-четыре младше своих лет. Только груди, тянувшие на хороший второй номер, были не по ее комплекции. Неожиданно она мне их продемонстрировала без всяких поползновений с моей стороны, каким-то обреченно-заученным движением задрав грубый потертый свитер. Другой одежки под ним не оказалось.
Я сидел на диване, а она, бросив картёж, стояла передо мной с закатанным под подбородок свитером. И, не удержавшись, я поцеловал сначала один нежно-розовый сосок, потом другой…
Галя трудилась «соской» на автомобильном рынке, находящемся в конце нашего проспекта — там, где он постепенно переходит в свалки и капустные поля. Она бродила по площадке с выставленными на продажу машинами или по улочкам контейнеров, из которых бойко торговали запчастями, моторным маслом, инструментом. Иногда Галю подзывали сами любители, иногда, перехватив недвусмысленный взгляд, она подходила и предлагала: «Дяденька, хотите, я вас поласкаю?»
Одно время девочки, работавшие минетчицами при авторынке, чтобы избежать лишних слов, стали носить на шее детскую пустышку. Этот своеобразный «медальон» и указывал на «способ употребления» носительницы.
Клиентуры было навалом. Возрастного ценза не существовало. Интересантами выступали и едва вошедшие в половую зрелость прыщавики, и седовласые солидные отставные люди. Что лишний раз свидетельствует о ханжеской морали. Впрочем, не мне выступать обличителем общественных язв. Плохо же для Гали было то, что оплата ее стараний иногда происходила с большим скрипом, а иногда они и вовсе оказывались безвозмездными.
Раздался звонок в дверь, Гена открыл, и на пороге возникла подружка и соратница Гали во всех ее начинаниях — юная бомжиха Оксана, беглая детдомовка. Ей тоже было пятнадцать, но выглядела она старше своих лет — высокая, крепкотелая, с лоснящейся, словно отполированной физиономией. Оксану никто не звал и не ждал, она сама будто почуяла некий душок. В общем, «то не стая воронов слеталась…»
Напарницы, похоже, были отнюдь не лишены некоторых комплексов. Обнажиться они согласились лишь до пояса — «на всякий случай». Мы, мол, девственницы, и бережем себя для своих парней, которые сейчас в армии. Затем они перешепнулись между собой, видимо наметив план операции, и трудолюбиво принялись за дело. Галя пристроилась рядом со мной на диване, и питон враз заглотил добычу. Оксана присела на корточки около дивана и занялась той частью моего тела, которой некогда клялись древние римляне, а потому и прозвали эти органы «тестикулами». Воспитанница детского дома творила чудеса, ухитряясь втягивать их в рот оба одновременно.
Слаженным двойным напором подружки быстро добились успеха. При этом Галя оказалась не жадной и поделилась выплесками добытой влаги с подельницей, которая ради такого случая оторвалась от своего занятия и припала к источнику.
А что же наш юный сводник? Он с ногами забрался в полуразвалившееся кресло и саркастически ухмылялся, наблюдая за действом. Его вид как бы говорил: «Что хотел старший товарищ, то и получил!» Похоже, его иронию вызывало все во мне — и пылающее лицо, и вздохи-стоны. И в эту минуту я решил, что отплачу ему чем-нибудь подобным.
Я дал труженицам немного денег. Они тут же рванули в магазин и вернулись с буханкой ржаного хлеба, двумя банками килек в томате и бутылкой дешевого пива. И жадно накинулись на еду, не предлагая присоединиться ни Генке, ни, тем более, мне. Вероятно, они бы начали насыщаться уже на улице сразу по выходе из магазина, если бы не проблема открывания консервных жестянок.
Я стоял в дверном проеме кухни и наблюдал, как торопливо они ломают хлеб, как звучно скребут алюминиевыми ложками по жести. Именно ложками они отлавливали кильку, причем сначала вскрыли одну банку, наперегонки умяли ее, и лишь затем приступили ко второй. А вот к пиву прикладывались по очереди. «Какое-то оно блядское на вкус!» — сказала, рыгнув, Оксана. Галя молча кивнула.
Трапеза подходила к концу. Они вылизали остатки томатного соуса, до корочки доели хлеб. Теми же самыми ртами, которыми получасом раньше схлебывали «слезы любви»…
— Ген, подари нам макарошек, — на всякий случай поклянчила Галя.
— Еще чего — нахавались хуже питонов! — насупившись, ответил тот. И подруги, не прощаясь, ушли.
Уверен, что этим чистым душам, греха не ведающим, уготованы райские кущи, где они, наконец, наедятся досыта. Геннадий — под вопросом. А вот чего ждать главному герою этой повести?…
11
С раннехристианских времен крепкие богословские умы бились над серьезной проблемой: когда душа грешника угодит в ад? В том смысле, спихнут ли ее на круги сразу после смерти чрезмерно нашкодившего субъекта, или же в неком специально оборудованном зале ожидания она будет маяться до Страшного суда? Что, вообще-то говоря, справедливей, поскольку даже в слезливой земной юдоли срок имеют право припаять только по суду.
Версия об отсрочке ада (dilatio inferni ) какое-то время была популярной, а потом вопрос сам собой потерял актуальность, ушел в средневековый песок. Для всех — но не для меня. И на это есть своя причина.
В определенный период душа моя, прижав к себе нелепый узелок с пожитками, уже скукожилась на жесткой деревянной скамейке с прямой спиной, на которой разве что аббревиатуры «МПС» не хватало. И ждала. Она знала, почему оказалась в этом VIP-помещении и чего ждет.
Возможно, к названию этой повести вполне подошел бы подзаголовок «Исповедь педофила». Возможно, его имело бы смысл присобачить курсивом пониже заглавия для привлечения определенного контингента издателей и читателей. Но все же это было бы ложью. И вот почему.
Возможно, к названию этой повести вполне подошел бы подзаголовок «Исповедь педофила». Возможно, его имело бы смысл присобачить курсивом пониже заглавия для привлечения определенного контингента издателей и читателей. Но все же это было бы ложью. И вот почему.
Педофилом, по моему глубокому убеждению, движет похоть и лишь она одна в ее извращенной форме. А горюче-смазочным материалом для поступков моего героя послужил крайне трудноопределимый по составу коктейль чувств. Подозреваю, что, смешивая зелье, миксером работал чернявый бармен со скошенными к носу глазёнками и слегка закамуфлированными рожками. А под модными ботиночками скрывались изящные раздвоенные копытца. Этакий практикант-отличник.
Безусловно, присутствовала в этом навороченном напитке и изрядная доля приторно-жгучей похоти. Но все же основу коктейля — скорее всего, даже против воли рогатого усердника — составляло то крепкое и прозрачное чувство, которое каждый жаждет глотать всю жизнь в чистом виде и неограниченных дозах. Любовь. Да не каждого Господь сподобил.
12
Я давно приметил — наш окраинный парк в любое время года постоянно окутан густым эротическим облаком, которое составляет его атмосферу.
Быть может, первопричина возникновения этой эманации в том, что небольшой холмик в центральной части парка увенчан замечательным фаллическим символом. «Столп» выполнен из серого материала неопределенного вида и происхождения. К нему прикреплена дощечка из нержавейки с надписью: «Парк имени 50-летия Великого Октября». Кроме того, наверху этого супердилдо (не правда ли, внезапно возникшая слитность поражает новизной?) красуются металлические серп и молот, выполненные неизвестным мастером в кубистической манере.
Так уж повелось, что вокруг несгибаемого символа традиционно загорают девушки в трусиках, пошитых из двух веревочек, и без лифчиков. Два-три летних месяца, в зависимости от погоды, ты словно посещаешь плодоовощной базарчик — кругом яблочки, груши, кабачки. Даже дыньки, даже арбузики! Но подчас, к сожалению, и пустые мешочки…
У находящегося поодаль пруда располагаются компании местных маргиналов разного возраста и калибра — от мелких подростков до крупных теток. Все мужички этого племени обычно ледащие, потому что толком ничего не едят — только закусывают чем Бог послал. В сей устоявшейся прослойке весьма популярен напиток «Льдинка» для обезжиривания поверхностей — пьют да похваливают. Выпив, маргиналы играют в засаленные карты, переругиваются, шумно лезут в глинистую воду со своими дворняжками, которые вертятся тут же. Иногда совокупляются, прикрывшись серыми простынями или дырявыми одеялами.
Есть и среди этого контингента свои «жемчужины». Помню одну молодайку — хоть сразу снимай ее в главной роли порнофильма «Анальные королевы».
Подальше, в более густой траве, залегают юные парочки, по части секса тоже не лыком шитые. И не только юные. Перед глазами как сейчас — седой сухопарый джентльмен, поспешно ныряющий в травы с полногрудой красавицей лет восемнадцати. Они не смотрят по сторонам, прячут глаза даже друг от друга. Они торопятся стать невидимками…
Но можно наблюдать сценки и позатейливее. Однажды с моим приятелем Ф. мы в легком подпитии прогуливались в дальней части парка, прилегающей к гостинице. Некогда она предназначалась для интуристов, а нынче большинство ее номеров арендованы под офисы эфемерных фирм, сомнительные массажные салоны и т. п.
Под сенью кустов мы наткнулись на живописную группу. Две девушки плотного телосложении с крупными, но несколько расплывшимися грудями, лишенными лифчиков, сидя либо целовались взасос, либо бурно облизывали язык и губы партнерши. И, кроме того, как ручки настройки радиоприемника накручивали друг дружке крупные темно-коричневые, видавшие виды соски. Третья девушка — худенькая, монголоидного типа — лежала на животе, также, естественно, без лифчика. При этом одна из лобызающихся распутниц успевала, ко всему прочему, чуть сдвинув полоску трусиков на промежностях худышки, умелым пальчиком производить ласкательные действия, отчего чукчанка блаженно постанывала.
Все было очень мило, пока дело не испортили мы с приятелем Ф. Сначала — остолбенев от открывшегося вида, а затем — плюхнувшись на траву рядом. Впрочем, свои пассы девицы не приостановили, а наоборот, с некоторым вызовом посмотрели на нас и дело продолжили.
Я, недолго думая, сорвал длинную травинку и принялся щекотать ею ягодицы девушки северной народности. Как мне представлялось, для усиления насладительного эффекта. А приятель Ф. простодушно поинтересовался:
— А нам, девушки, ничего такого не поделаете?
На что получил резкую отповедь одной из лобызальщиц:
— Вас двое — вот и делайте друг другу. И вообще — не мешайте отдыхать!
А вторая достала из сумочки мобильник и, понизив голос, сказала в него пару слов.
Мы с приятелем Ф. наконец усекли, что эта «сцена в гареме» писана не про нас, и побрели дальше. Шагов через двадцать я оглянулся. Около девиц уже стоял запыхавшийся молодой человек секьюритивного типа и злобно таращился нам вослед. Скорее всего, троицу выпустили из «массажного салона», располагавшегося в гостиничном номере, попастись на травке. Но при этом все было под контролем.
Вспоминается и такая необычная парочка. Худенькая, плохо одетая женщина лет тридцати, с изможденным, но все же миловидным личиком, виснет на локте пятидесятилетнего гренадера в юбке и навороченной кожаной куртке, клянча:
— Людмила Сергеевна, ну возьми еще пивка!..
— На что тебе эта кислятина?! — басом отвечает кобёл. — «Синопскую» взяли, а вместо пива я тебе в рот пописаю!
— А, ну если так…
И Людмил Сергеич решительно увлекает свою безвольную жертву к выходу из парка — видимо, в один из близлежащих домов.
Да что я все о других?! — и сам не раз осуществлял акты различного характера и длительности на лавках и в траве этого околдованного места. Сильнее всего врезался в память следующий: начало декабря, одиннадцать часов вечера, темень, минус пятнадцать по Цельсию… И все время чудится, что слюна моей упорной партнерши Жанны уже через несколько секунд после истечения замерзает и превращает в сосульку мой несчастливый отросток, который словно вопиет: «Не глумитесь надо мной столь откровенно!..»
Об этом парке, вертепе под открытым небом, я завел речь потому, что именно там познакомился с проституткой Юлей, сыгравшую определенную роль в этой истории.
13
Юля была профессионалкой. У нее были голубые глаза, светло-русые волосы. Она обладала хорошей фигурой и атласной кожей, загорелой в любое время года. Единственным физическим недостатком Юли можно считать легкое припадание на левую ногу. Результат неправильно сросшегося в детстве перелома. Хотя, что одному — изъян, то другому — как лошадиная доза виагры. Действительно, иному подавай «хроменькую, да еще со стоном…»
В характере Юли сочетались цепкость по отношению к деньгам (хотя запрашивала она сравнительно немного) с наивностью и сентиментальностью. Эти черты характера российских падших дев отмечались всеми отечественными классиками, углублявшимися в тему. Скромно присоединяюсь к ним и я, от себя все же добавив: у нынешних блудниц сантименты и наив — большая редкость.
Однажды я всучил Юле за услуги некую непонятную сине-белую бумажку — с цифрой 10 и портретом какой-то тетки типа королевы. Ни наименования денежной единицы, ни названия страны на бумажке обозначено не было. До сих пор не могу понять, что это была за бумаженция и каким образом она угодила ко мне. Но на купюру она все же сильно смахивала. И я убедил девушку, что это английские фунты стерлингов, а потому заработок ее весьма недурен.
Позже Юля пожаловалась, что ей с трудом удалось обменять фунты, которые я ей дал, на рубли (?!), и теперь она железно будет принимать исключительно деревянными. Ну как тут не подивиться? — наш характер!
Когда я подошел к ней знакомиться, Юля лежала на лавке животиком кверху в малолюдной части парка. «Вот настоящая скромница!» — порадовался я, отметив вполне благопристойные трусики и лифчик. Но уже через пять минут после того, как мы разговорились, услышал:
— Видишь, у меня «гости»? — при этом она приспустила трусики, обнажив тщательно подстриженный лобок с вытатуированным повыше него веселым дельфинчиком, и продемонстрировала прокладку. — Могу только минет. Анальным не занимаюсь.
И все встало на свои места.
Была у двадцатилетней Юли и постоянная любовь — партнерша лет сорока пяти, глава какой-то фирмы. От дам подобного типа Юлька вообще была сама не своя. «Живу с нею, как муж с женой!» — гордо делилась она. Да и бизнес-леди, похоже, души не чаяла в своем исполнительном «супруге». Даже во Францию разок с собой возила.