Наступил полдень. В чистом, бледно-голубом небе летали самолеты. Воздух дрожал от рева сирен. Мы молча наблюдали, как крылатые машины входили в пике, затем быстро набирали высоту. Мы видели, как вниз летели темные бочонки бомб и затем взрывались, взметнув в воздух гигантские столбы черного дыма. Грохот взрывов, должно быть, разносился очень далеко по заснеженной пустыне. Колонна сбилась в кучу неподалеку от вершины склона. Небольшая возвышенность, поднимавшаяся слева от дороги, скрывала от нас долину. Именно туда направлялись небольшие группы одетых в белое немцев. Они устанавливали пулеметы. Одни белые фигуры стояли неподвижно, вглядываясь куда-то перед собой, другие суетились около орудий.
Над долиной тоже летали самолеты. Они ныряли в смертоносные пике, сбрасывали бомбы, улетали. Им на смену тут же появлялись следующие. В небе постоянно кружилось пять или шесть "птиц".
* * *
Сюда, на новую линию укреплений, образовавшуюся совсем недавно, русские, обнаружив, что мы покинули Чертково, перебросили значительные силы. Кроме того, они спрятали между избами четыре танка ("Т-34", тогда считавшиеся лучшими в мире) и бронеавтомобиль. Когда авангардные силы немцев уже прошли большую часть деревни и открыли огонь в надежде прорвать линию укреплений, русские танки появились из своих укрытий и понеслись прямо на колонну, сметая все на своем пути.
Немецкие войска сначала рассеялись, но очень скоро весть об атаке распространилась по всей колонне, и четыре танка (из них два маленьких) немедленно вернулись. Подминая под себя и собственную пехоту (тех, кто не успевал увернуться), они ринулись на русских. Последовала молниеносная схватка. Все русские танки были подбиты, бронеавтомобиль попытался скрыться, но был настигнут огнем немецкого танка. Один из русских танков взяли на буксир в качестве военного трофея{18}.
Колонна снова тронулась в путь.
Мне рассказали, что те самые самолеты, пикирующие над долиной, впоследствии долго преследовали остальные вражеские танки, не давая им обойти нас и напасть сзади.
Я не слишком хорошо знаю людей, от которых это услышал, поэтому не могу поручиться за точность информации. Но полагаю, что она вполне достоверна{19}.
* * *
Теперь по склону вверх неслась людская толпа. Итальянская колонна в очередной раз перестала быть воинским подразделением. Она превратилась в сборище перепуганных, не способных контролировать свои поступки людей.
Медленно кружащиеся снежинки блестели и переливались под зимним солнцем.
Неожиданно в людское море посыпались снаряды. Стрелял всего лишь один миномет, причем небольшого калибра. Но когда снаряд попадает в плотную толпу, каждый осколок непременно отыщет свою жертву.
Я сам видел летящую в воздухе верхнюю половину человеческой головы с развевающимися на ветру волосами.
Самолеты засекли русский миномет. Два пике, четыре бомбы... И лощина, где он был спрятан, оказалась разворочена взрывами.
* * *
Много лет спустя младший лейтенант УУ рассказал, что одним из осколков его солдату аккуратно отрезало яйца. Невезучий малый туго перевязал рану, подобрал валявшиеся на снегу яйца, положил их в карман и пошел дальше. В Беловодске он подошел к УУ, показал ему продолжавшую кровоточить рану и лежащие на ладони среди крошек бисквита сморщенные и потемневшие яички. Беднягу очень интересовало, смогут ли ему пришить их в госпитале.
* * *
Наконец и мы добрались до вершины склона и получили возможность видеть деревню, где шел бой. Антонини немного приободрился и теперь шел достаточно быстро, придерживаясь за упряжь шагающей рядом лошади. Я очень устал, но старался не снижать скорости. Я очень опасался, что незащищенный арьергард может в любой момент подвергнуться нападению русских танков.
И вот перед нами первые избы.
На снегу - мертвые немцы. Рядом - сгоревшие вражеские танки.
Чуть впереди - зарывшийся в снег русский танк. Он увяз так глубоко, что над сугробом виднелась только верхушка орудийной башни. За ним и спрятался тот самый зловредный миномет, который вел огонь по колонне.
Несколько изб горело. Их стены лизали красные языки пламени, казавшиеся удивительно яркими на фоне белого снега.
На обочине дороги русский старик с длинной белой бородой упорно пытался залить водой свой горящий дом. Не понимая бесполезности своих действий, он снова и снова таскал воду из колодца и выплескивал ее на пожарище. Очевидно, ему необходимо было что-то делать, чтобы не сойти с ума.
А высоко в небе натужно ревели самолеты, совершая свои головокружительные пике.
* * *
В конце деревни мы увидели множество тел русских солдат. На одном из них был итальянский меховой полушубок.
Мы прошли мимо лейтенанта Маэстри, который уже полностью пришел в себя. Он шагал вместе с небольшой группой офицеров, возглавляемой майором У. Я хотел присоединиться к ним, но Антонини не согласился.
* * *
В этой деревне пала лошадь, которая везла лейтенанта Занетти. Убедившись в тщетности попыток идти на пораженных гангреной йогах, Занетти попросил кого-то из солдат отвести его в ближайшую избу и оставить там.
Но он не смог спокойно дожидаться смерти. Через некоторое время он вышел из избы и двинулся вслед за колонной на четвереньках! Забегая вперед, скажу, что он выжил, но лишился обеих ног.
Позже я узнал, что Канделе тоже пришлось большую часть пути преодолеть пешком и он серьезно обморозился. А Лугареци об руку со своим верным ординарцем Боцца, оба серьезно обмороженные, шли вслед за колонной в течение бесконечно долгих часов. Их окружала только бескрайняя заснеженная равнина и тишина, изредка нарушаемая зловещим завыванием ветра.
* * *
Оставив позади деревню, мы попали в длинную, неглубокую балку. В ней тоже часто попадались тела погибших русских солдат. Снег здесь перепахали немецкие танки.
Неожиданно справа показалось три самолета. Они явно держали курс на головную часть колонны, скрытую от нас высокой растительностью. Это были русские? Или немцы? Издалека невозможно было разобрать.
Вскоре мы получили исчерпывающий ответ на свой вопрос. Самолеты полетели над колонной, поливая ее сверху пулеметным огнем. Люди попрятались кто где мог. Я упал на землю и отполз в сторону с дороги. Когда самолеты пролетели над нашими головами, мы с Антонини встали на ноги.
Нам повезло, что русские были (не знаю, может быть, сейчас положение изменилось) совершенно бездарными авиаторами. Стреляя по безоружной колонне, они сумели убить лишь одного человека.
* * *
Длительная остановка.
Темнело. Ветер, который в течение дня все время то слабел, то снова усиливался и постоянно менял направление, теперь дул с юга, но не стал от этого более теплым и пробирал до костей. Я без устали топал ногами, подпрыгивал, иногда принимался бегать на месте, чтобы окончательно не замерзнуть.
Следовало воспользоваться остановкой, чтобы немного подкрепиться - у меня были с собой галеты и мясные консервы. Но мясо превратилось в кусок льда, от которого я с помощью перочинного ножика сумел отколоть только несколько маленьких осколков.
Затем мы попытались навести в колонне хотя бы какое-то подобие порядка и снова разделить сбившихся в кучу людей на Торино и Пасубио. Но быстро поняли, что это бесполезно.
* * *
К нам присоединился младший лейтенант Конти, с которым мы жили в Черткове в одной избе. Спасаясь от холода, мы, как и многие вокруг, сели тесно прижавшись друг к другу и накрылись сверху моим одеялом. Это не слишком помогало.
Неподалеку я услышал незнакомый голос, говоривший на старо-миланском диалекте. Я едва мог поверить своим ушам. Было так странно слышать в этом ужасном месте мамин говор, когда она пела нам колыбельные, а мы были еще детьми. Мне стало очень грустно, на глаза навернулись слезы.
Нет! Нельзя расслабляться! Сейчас не время!
Почему же остановка так затянулась?
Долго ли нам еще идти?
И правда ли, что нам предстоит добраться до окруженного немецкого гарнизона и помочь ему прорвать кольцо?
Мороз становился непереносимым. Хотя мы едва держались на ногах от усталости, все равно были вынуждены постоянно находиться в движении. Надежды постепенно покидали нас.
Мы снова тронулись в путь, когда небо впереди приобрело угрожающий фиолетовый оттенок.
Самолеты сделали прощальные круги над колонной и скрылись из виду. Мы свернули направо и теперь двигались прямо на север. Почему именно туда? Наш маршрут пролегал через заросли очень высокой мертвой травы. Создавалось впечатление, что мы идем по длинному коридору между двумя стенами. И лишь иногда издалека доносился звук выстрела.
* * *
Мы сделали еще несколько коротких остановок, но в целом колонна снова пошла быстрее. Удалось даже навести относительный порядок. Несколько сержантов из берсальеров все-таки разделили людей на Торино и Пасубио и теперь бдительно следили за тем, чтобы ряды вновь не смешались. Для этого им приходилось беспрерывно покрикивать на не желающих подчиняться дисциплине солдат, иногда они в ярости даже палили в воздух.
* * *
Трава кончилась. Перед нами опять была ровная, заснеженная низина. Мы шли и все время поглядывали на запад, ожидая в любую минуту увидеть свои линии укреплений. Но вместо этого нас в очередной раз приветствовали знаменитые русские "катюши". Их снаряды падали в снег немного в стороне от нас, окутывая колонну клубами золотистого дыма. Значит, и здесь нас поджидает враг!
Надо идти вперед. И стараться ни о чем не думать.
Мы с Антонини как-то незаметно перешли демаркационную линию между Торино и Пасубио. Я увидел нескольких устало шагавших знакомых офицеров. Стемнело.
Мы свернули налево. Теперь наш курс снова лежал на запад.
Колонна сильно растянулась, "похудела", и в итоге распалась на несколько изолированных групп. Во главе шли немцы и часть итальянцев, затем, в некотором отдалении, Пасубио, в хвосте колонны тянулась неорганизованная толпа итальянцев. Причем группы разделяло довольно большое расстояние. Если хвост колонны, состоящий сплошь из невооруженных людей, подвергнется нападению противника, нетрудно предположить, чем кончится дело.
Мы вошли в деревню. Думаю, это была Стрельцовка.
Теперь, пожалуй, мы все, не исключая немцев, были похожи на заезженных кляч.
Я попросил Антонини остаться на некоторое время с Белладженте и немного перевести дух. Я же намеревался добраться до начала итальянской колонны и попытаться прояснить обстановку. Мои нервы были настолько напряжены, что я не мог идти медленно.
В темноте я заметил расположившихся между избами немцев. Возможно, они занимали позиции?{20}
Антонини взорвался: "Значит, ты хочешь меня бросить! Тоже мне друг называется!"
Я молча рванулся вперед, мысленно оправдываясь, что не обязан сносить вспышки раздражения и гнева даже самых лучших друзей. Но при желании можно найти оправдание любому поведению, даже самому недостойному. А правда заключалась в том, что я больше не владел собой.
Прошло совсем немного времени, и я услышал голос Аитонини, окликающий меня по имени. Я не ответил. Я бросил своего друга.
(Несколькими днями позже мы встретились, уже вырвавшись из "котла". Антонини ни словом не упрекнул меня, только крепко сжал в своих объятиях.)
Глава 30.
16 января
Теперь я был один.
На деревню обрушились "катюши". Немцы лежали прижавшись к земле и даже не пытались открыть ответный огонь. Яркие вспышки взрывов освещали скорчившиеся на снегу фигуры. Кажется, никто не пострадал.
Вперед!
Мы уже подошли к последним домам, когда рядом взорвалось еще несколько снарядов.
Впереди начинался очередной пологий склон, которому не было видно конца. Единая колонна теперь разбилась на две, двигающиеся параллельно. С левой стороны двигался транспорт, в том числе и немногочисленный итальянский, в полутора или двух километрах справа змеилась кажущаяся бесконечной цепочка людей.
Перед началом подъема я сунулся было в ближайшую избу, чтобы немного передохнуть в теплом помещении. Выяснив, что там для меня не найдется места, я устало присел рядом с незнакомыми солдатами прямо на снег, привалившись спиной к стене какого-то полуразрушенного строения.
Мороз, видимо, решил испытать на нас всю свою богатырскую силушку. Еще несколько минут в неподвижности - и я уже никогда бы не смог встать.
* * *
Я начал подъем в колонне транспорта. В ней попадались сани с итальянцами. Я понадеялся, что Антонини сумел найти на них место, и решил его поискать. Но мои долгие блуждания в темноте между санями и громкие крики не дали результата. Тогда я приказал себе больше не думать о друге. Мне необходимо было сконцентрировать всю свою энергию на том, чтобы идти дальше. Сколько я еще выдержу?
* * *
Немецкие грузовики, выплевывая клубы дыма, тянулись вверх по склону. Их колеса казались удивительно черными на фоне белого снега. Тощие лошади с неимоверными усилиями тянули наверх перегруженные сани. От выносливости этих неприхотливых животных сейчас зависели жизни множества людей.
А ветер словно решил сдуть нас с этого света. С маниакальным упорством он старался проникнуть под одежду и выдуть остатки жизни из наших измученных тел.
Как о величайшем наслаждении, мы мечтали полежать несколько часов на полу какой-нибудь хотя бы самой плохонькой лачуги. Пусть даже нетопленой о таком чуде, как тепло, мы даже не мечтали. Главное, чтобы были стены, защищающие от пронизывающего ветра.
* * *
Я шел и думал о наших правителях, ввязавшихся в войну. Сейчас они находились в далеком Риме, в привычной неге своих роскошных жилищ, спали на мягких постелях...
При этом они послали своих солдат воевать в этот убийственный климат, даже не позаботившись о соответствующей одежде! Как их можно назвать? Негодяи! Сукины дети! И это еще мягко сказано.
Хотя теперь я считаю, что они тоже, как и мы все, были не более чем орудиями в руках Провидения.
Очевидно, в той или иной степени то же самое чувствовал каждый из нас. Поэтому в тяжелые минуты мы значительно реже обсуждали наших правителей или роптали, чем когда дела шли нормально.
Нам казалось невероятным, что те ужасные события, в которые мы оказались вовлечены, зависели от воли нескольких мелких людишек{21}.
Эти люди - наше наказание.
А только один Бог может наказывать человечество{22}.
Иначе войну нельзя объяснить.
Даже если мы пройдем через нее и найдем способ донести до остальных, особенно до непосредственных виновников, настоящий смысл войны, в будущем войны все равно будут продолжаться, вопреки человеческой логике.
Да и в прошлом человек никогда не желал войны. Но чтобы действительно их предотвратить, необходимы совместные усилия всего человечества. Люди должны перестать делать войны неизбежными, продолжая ежедневно и ежечасно грешить. Человеческие грехи имеют свойство накапливаться и в итоге становятся неуправляемой лавиной, которая начинает двигаться, сокрушая все на своем пути, калеча и убивая.
* * *
Я заметил на проезжавших мимо меня санях артиллерийского капитана Тривулци, высунувшего голову из-под одеяла, которым он укрывался. Увидев меня, он моментально скрылся под одеялом, словно боялся моего дурного глаза. Сделав вид, что не понял намека, я устремился за санями и довольно долго шел за ними с упорством автомата, как привязанный. Вскоре колонна остановилась, и я устало присел на краешек саней. Капитан начал смотреть на меня откровенно враждебно, и до меня наконец дошло, что мне лучше убраться восвояси.
Я попытался забраться на другие сани, которые счел итальянскими, но там оказались немцы, которые моментально меня согнали. Пришлось идти дальше.
* * *
Дорога продолжала подниматься вверх, она была ровной, широкой и белой. Я на секунду забыл о лютом морозе и свирепом ветре и посмотрел вокруг. Справа от нас простиралась заснеженная степь, где-то у линии горизонта заканчивающаяся лесом. Слева тянулась такая же белая пустыня, которую перерезала лишь темная змейка колонны. Огромность окружающих нас пространств ошеломляла и подавляла.
В конце концов подъем закончился. Я снова вышел на равнину.
* * *
Мы прошли мимо нескольких огневых точек с установленными там немецкими орудиями. Я хорошо помню, что перед ними лежало множество трупов русских солдат. Один из них, судя по всему азиат, остался поперек дороги. Я обратил внимание на его толстый, добротный шлем, хорошо защищавший лицо. И решил его снять. Это оказалось нелегко, потому что уши мертвеца застыли, превратившись в куски льда. Но я справился с этим делом и только тогда обнаружил, что шлем покрыт кровяной коркой. На широком лице мертвого солдата тоже застыла кровавая маска.
Я натянул шлем поверх моего. Вскоре он согрелся и начал издавать странный запах. "Запах сибиряка", - подумал я. Зато теперь у меня не было необходимости укрывать голову одеялом.
Разные события происходили на том склоне. О некоторых даже не хочется вспоминать. Стыдно.
Один итальянский офицер предложил немцам тысячу марок (7600 лир) за то, что ему позволят десять минут посидеть на санях. Немцы согласились, но через три минуты, прикарманив деньги, выкинули его в снег. Итальянец был уже одной ногой в могиле и не мог себя защитить.
Другой за аналогичную "услугу" отдал свои золотые часы. Люди, умирающие от усталости, предлагали немцам свои пистолеты, которые пользовались среди них большой популярностью.
* * *
Немецкий сержант, шагающий вдоль дороги с группой своих товарищей, весьма приветливо сказал мне по-французски, что мы уже находимся на своей территории. Кажется, в тот момент я еще не осознал всей важности этой информации. Но мало-помалу до меня все-таки дошло: мы вышли из "котла"! Немец также сообщил, что в 20 километрах впереди находится город Беловодск, недалеко от которого нас ждут итальянские и немецкие грузовики, которые отвезут нас в город. У меня мелькнула горькая мысль, что немецкие грузовики там, конечно, будут, а вот итальянских мы вряд ли дождемся.