— Предохранитель? — Не поняла я.
— Как только девочка соберется запустить свое желание по притяжению луны (а чем черт не шутит, она столько набрала от своей плодовитой нации…), у нее остановится сердце. Это нормальная практика. Предохранители стоят на всех, кто может так или иначе уничтожить Землю или вызвать катастрофы общемирового масштаба.
Я вскинула брови, звезда засмеялась.
— Неужели ты думаешь, что мы можем оставить какого-нибудь дебила-президента тет-а-тет с «красной кнопкой» — без предохранителя? — Она помотала головой. — Остановка сердца, кровоизлияние в мозг, выстрел в голову… Любая фантазия ради сохранения жизни на планете.
— Вау. — Сказала я. — И что индианка?
— У нее остановилось сердце через четыре месяца. Как подумаю, иногда, что могло случиться, не обрати на нее внимание наш коллега…
— Я не собираюсь притягивать луну… — На всякий случай сказала я.
— Вот это я и хочу узнать. На что копим силушки?
— А если ни на что? — Я облизала губы.
— А не лопнешь, деточка?
Я засмеялась, качая головой. Потом вздохнула, опуская голову. Подняла взгляд на женщину, снявшую очки и смотрящую на меня бездонными, словно небо, глазами. Весь мир тонул в этих глазах. Сколько лун ради нее были готовы достать с неба мужланы прошлого века…
— Я хочу вернуть маму.
Потухшая звезда открыла файлик. На первой странице были даты, абзацы текста, моя фотография. На второй — газетная вырезка, что прислал мне Марк в сентябре.
— Ты хочешь оживить ее? На кладбище? Как в фильме «Восставшие мертвецы»? Чтобы она ходила за тобой по пятам и радовала оголенными костями, запахом разложения и не успевшими сгнить окончательно кусками плоти?
Я мгновенно отодвинулась от нее, сжимая челюсти. Почему она показалась мне другом? Почему мне показалось, что я могу ей довериться?
— Не злись, девочка. Я пытаюсь понять степень твоей нормальности… У тебя в руках сейчас слишком много, чтобы я, все мы, спокойно спали по ночам. Если ты решишь кого-то оживить, я должна об этом знать.
— Нет. — Тряхнула я головой. — Я хочу вернуть прошлое. Я хочу… попытаться… вернуться. Предупредить себя, предотвратить их смерти.
— Если бы это было возможно… Если бы ты в будущем, не важно когда, сделала бы это… То ты помнила бы свой визит в двенадцать лет и твои мама и отчим были бы живы. А если это не так, значит это — невозможно.
Я отвернулась. Не потому ли, что вы пытаетесь воспрепятствовать даже попытке?
Женщина пододвинулась ко мне и сжала ладонь в своих теплых пальцах.
— Век за веком, тысячелетие за тысячелетием мы теряем родных и любимых. Если бы мы только могли их вернуть, девочка… Даже она… — Указательный палец покоящейся на спинке руки поднялся и безвольно опустился. Но я поняла, кого звезда имела ввиду. — Даже она не может вернуть свою маму…
Я сглотнула слезы и посмотрела на переносной аналой. Пробежала взглядом по кафедре. Подняла лицо к массивным золоченым фигурам отцов церкви.
— Мы можем притянуть луну, но мы не можем вернуть любимых и изменить прошлое.
Нахмурившись, я притронулась рукой к переносице.
— Как это ни больно, но это правда, девочка. Но мы можем влиять на текущие процессы и подлатывать грядущее.
Я подняла к ней взгляд.
— Что мне делать? Я могу что-то сделать?
— Ну, дел полно… — Вздохнув, она переключилась на деловой покровительственный тон. Перевернула страничку моего досье. Там была вырезка с одной крупной фотографией Дани и восемью мелкими. «Трагедия на выпускном вечере. Один школьник погиб. Восемь не приходили в сознание двое суток». Текст под фотографиями я знала наизусть. — Насколько я могу судить, ты необыкновенно сильна в прямом влиянии. Программками не увлекалась?
Я помотала головой. Не то, чтобы увлекалась. Больше останавливала и выживала…
— Не думаю, что ты готова для работы чистильщицы…
Я сглотнула.
— Знаешь, девочка. — Решила она. — Если хочешь помочь, присмотри за вымирающими особями. У вас там в тайге тигры, в Африке львы. Если будет время. А нет, так копи. Через три года нам понадобятся все силы, какие можно собрать.
— А что будет через три года?
Я наблюдала, как женщина поднимается. Идет к аналою. Задумчиво складывает повестку дня. Собрав оборудование и сложив стремянку, осветитель пошел между рядов.
— Я хочу дать тебе настоятельную рекомендацию в виде просьбы и предостережения. — Вернула она ко мне взгляд. — Умерь свой аппетит, девочка. Во-первых, акцентируя такие объемы внимания на себе, ты лишаешь средств производства остальных. Во-вторых, при сохранении сегодняшнего накала через пару лет тебе будет сложно выжить физически. На тебя начнется охота. И спрятаться будет негде. Ты вошла в азарт, но с силой твоего… «таланта» это опасно, прежде всего, для тебя самой. Сейчас ты прячешься за спиной телохранительницы и отбрыкиваешься короткими командами. Через год тебя не защитит весь женский состав израильской и американской армии. А мы — не убийцы.
Я сглотнула и отвернулась. Что-то заставляло ей верить…
— И последнее. Эти собрания не обязательны, но желательны для посещения. Как ты понимаешь, мы не секта, чтобы к чему-то принуждать. О силах каждой из нас ты можешь судить по себе. Мы свободны, но иногда жизнь заставляет координировать намерения и действовать сообща.
Я поднялась.
— Я могу об этом написать? — Спросила я тихо, с улыбкой. Потухшая звезда засмеялась в голос и сделала жест: валяй.
— Кто тебе может помешать? — Она обернулась влево, громко крикнула: Мы закончили.
Наверно, именно это повторила по-итальянски. Откуда-то издалека послышался ответ. Опять же по-итальянски. Я удивленно улыбнулась, взглядом моля о переводе. Она смеялась.
— Он сетует, что никого нет в исповедальне. Пойдем. — Подняв свою огромную сумку, она взяла меня под руку и неторопливо направилась к огромным дверям. — Возможно, у тебя получится развеять миф о нашей исключительно отрицательной роли в истории. Девочки из правой половины всегда перегибали палку с визуальными эффектами. Все-то им театрального действия, все-то декораций. Даже сейчас… Да… Совсем недавно видела пленку. Я познакомлю, если хочешь. Перепончатые крылья, когтистые лапы: полный набор. Иногда мне кажется, что Валеджио рисует с натуры… Но правые не признаются.
Я засмеялась. Мы вышли в свежую римскую ночь.
Потухшую звезду тут же вежливо взяли под руку. Она махнула мне ладошкой на прощание и направилась к выходу с площади. Рядом замаячила Гриша, пытаясь амортизировать напор мужика, обнаружившегося на собрании Суккубата. Вблизи он был самым натуральным мужчиной. Без вариантов. Черная стильная бородка, зачесанные назад ухоженные волосы. Вполне спортивный и аккуратный вид. В летнем фисташковом костюме и легких кремовых туфлях.
— Ты ждал меня? — Засмеялась я удивленно.
— Да. — Сказал он. Гриша успокоилась. Мы направились к машине. — Я не гей.
— То есть, если ты меня трахнешь, я буду считаться лесбиянкой?
— Бисексуалкой. — Поправил он, заставив смеяться даже Гришу.
— Акцент у тебя знакомый. Ты русский? — Улыбалась я не-мужчине.
— Нет. Я не русский. — Тряхнул он головой.
— Ну, хорошо не русский, не гей. Что же ты хочешь мне поведать?
— Иди ты… — Фыркнул он и быстро направился прочь.
Мы с Гришей прыснули со смеху, остановившись посреди площади. Вокруг — ни души. Вокруг — тишина и покой. Лишь спина не русского не гея, по-женски обидевшегося и шагающего прочь.
— Пару часов можно будет поспать. — Посмотрела я на часы. — Или лучше не ложиться?
— Сама решай…
8
Есть люди, созданные для сцены, для слепящего света в глаза, для текста под носом и теле-суфлера под глазом… Есть люди, которые привыкли к заполненному залу, к тысячам прямых и живых взглядов. Не где-то на диване у телевизора, не на толчке с журналом в руках — живых! Мне же было страшно. И не из-за текста, вида или непредвиденных обстоятельств. Я боялась людей, что сидели сплошным насаждением голов на разномастных плечах в десяти метрах от меня и до горизонта. Я боялась непосредственно этой людской массы.
Вести церемонию вручения премии «Профессия: красота» мне «посчастливилось» со звездой, пребывавшей в состоянии перманентного шока.
Я, наверно, не тот ВУЗ закончила и не на том языке говорила. Когда босс орал мне в трубку матом, я знала что провинилась. Но когда это обструганное недоразумение через слово вставляло «блядь», я мечтала расслабить уши с бригадой строителей. Но! Когда началась церемония, не знаю, кто уж так напугал суперзвезду, но его словно подменили. Он читал текст и благоразумно заглатывал междометия в паузах. После вручения второй лапки с розой я успокоилась. Он был вменяем. Абсолютно! Либо напуган, либо по жизни… Это мне выяснить возможности не представилось. И я, как начинающая звезда, тоже была в шоке…
Вести церемонию вручения премии «Профессия: красота» мне «посчастливилось» со звездой, пребывавшей в состоянии перманентного шока.
Я, наверно, не тот ВУЗ закончила и не на том языке говорила. Когда босс орал мне в трубку матом, я знала что провинилась. Но когда это обструганное недоразумение через слово вставляло «блядь», я мечтала расслабить уши с бригадой строителей. Но! Когда началась церемония, не знаю, кто уж так напугал суперзвезду, но его словно подменили. Он читал текст и благоразумно заглатывал междометия в паузах. После вручения второй лапки с розой я успокоилась. Он был вменяем. Абсолютно! Либо напуган, либо по жизни… Это мне выяснить возможности не представилось. И я, как начинающая звезда, тоже была в шоке…
Номинации с профессиональных ваятелей красоты мягко переползали к тем, кто красоту в массы привносил своей персоной. Очередность была следующая: косметологи, стилисты, индустрия спа и массажа, здоровое тело (премию взяла директор крупнейшей в Москве сети спортклубов), фотомодель, манекенщица, ведущая на телевидении.
Длилось это два с половиной часа. И подобного нервного напряжения я не испытывала ни разу в жизни. Об этом нам еще предстояло поговорить с Мишей. Он грозился, что я буду месяц записывать «Звезды на воде» в качестве ведущей. После этого вечера я хотела сползти со сцены и забыть о живых людях навсегда…
Это был первый раз перед залом. Первый раз перед живой, дышащей аудиторией. Это был первый раз… И больше я не хотела. Совсем-совсем. Ни за что!
— Так, все хорошо. — Сказал Миша, беря меня за плечо. Я ничего не видела вокруг. Нужно было выпить, съесть чего-нибудь или кого-нибудь. Просто заглотить хоть что-то…
— Лидонька, стой! — Сказал голос соведущего за спиной. Я подняла взгляд на маячившую за спиной Миши Гришу. Кивнув, она направилась мимо.
— Уведи меня отсюда… — Прошептала агенту.
Не отпуская моей руки, он пошел в нашу общую с соведущим гримерку. Звезда, вспомнив весь свой словарный запас, орала что-то за спиной.
— Ну, что такое? — Миша посадил меня на табуретку. — Рано киснуть. Держи.
— Что это? — Я смотрела на две оранжевые пилюли родом из детства. — Я не буду это.
Мы встретились взглядами. Это было уже не впервые. Через минуту он заглотил все сам. Достал из кейса бутылку водки. Налил в карманную стопку «всегда рядом» и протянул. Я выпила, морщась. Оглянулась на открывшуюся дверь.
— Не пускай его. — Сказала Грише, вспоминая, что это наша общая гримерка.
Посмотрев на стопку «всегда рядом» в моей руке, Гриша полезла в сумку, висевшую на крючке. Вытащила свои любимые сандвичи в треугольном пластике. Открыла и дала один мне. Вот и закусь.
— Я боюсь их. — Сказала я.
— И правильно делаешь. — Кивнула Гриша.
— С чего вдруг? — Удивился Миша. Я подняла на него взгляд, отдавая стопку. — Приходи в себя, зажуй водку, заешь жвачкой и поехали.
— Куда?
— Я жду тебя у центрального входа. Выползай побыстрее. Гриша, проследи. — Кивнул Миша и пошел на выход.
Я поднялась, смотря на женщину.
— И не говори, что это какая-то мелкая церемония вручения какой-то мелкой премии. Я боюсь их! — Сказала я на полном серьезе.
— И правильно делаешь. — Повторила Гриша. Я не понимала. Наблюдала, как она собирает косметичку в сумку, из которой достала сандвич. Как надевает дубленку. Сама одела полушубок.
— Пошли.
Мы направились к выходу. Вышли в холл. Гриша ухватила меня за плечо и рывком остановила. Я вскрикнула. Уставилась на нее.
— Что ты творишь?
Она молча кивнула вперед. Я обернулась. В этот момент группа людей, слушавшая до этого Мишу, двинулась к нам. Человек двадцать, может тридцать. Мы направились обратно в коридор. Побежали к другому концу.
— Может, они автограф хотели взять? — Предположила я. — Возможно, мы зря паникуем?
— Да, тогда на стадионе тоже хотели взять автограф…
Я обернулась к Грише. Она не могла знать наверняка, но видела результат моей «работы» раньше. Она нутром чувствовала, что эти новоявленные «поклонники» хотят пообщаться плотно и напрямик.
Гриша спросила дорогу к запасному выходу у охранника. Он кивнул направление, окинув нас обеих вязким, хватким взглядом. Мы шли в указанную сторону, периодически оборачиваясь. Люди в своем уме не побегут догонять. На этой премии я вела себя максимально скромно. В сумке на плече Гриши звонила моя мобила.
Через минут пять мы оказались на улице, я запахнула полушубок. Подставила лицо снежинкам. Водка ударила в голову слишком агрессивно и наплевала на сандвич. Если бы Гриша не держала за руку, я бы растерялась. Как хорошо, что она у меня есть…
Еще через минут пять-десять мы оказались в машине. Гриша за рулем, я рядом. Мобила звонила не замолкая. Заведя двигатель, Гриша полезла в сумку.
— Миша. — Отдала мне коммуникатор.
— Да, Миш.
— Где ты? — Зашипел он. — Какого хрена я стою тут и развлекаю…
Я протянула мобилу Грише, откидывая голову на сиденье. Гриша выруливала с территории Олимпийского и прижимала плечом к уху орущий коммуникатор. Выехала на проезжую часть.
— Кончай орать уже. — Сказала спокойно. Начала спускать ползунок громкости.
Я перестала слышать Мишин голос. Гриша с полминуты молчала.
— Еще раз назовешь меня трансвеститом, я тебе зубы выбью и руки переломаю…
Я отвернулась к снежно-слякатным улицам.
— Едем в офис. Подъезжай. — Снова молчала. — Я тебе на пальцах объясню, дебил. — Повысила голос. — Отбой.
Почувствовав, как девайс упал на колени, я обернулась. Гриша смотрела на дорогу. По лобовухе вежливо ползали дворники. Поежившись, я отвернулась. Уловила краем глаза, как Гриша сдвигает переключатель кондиционера на максимум. Минут через пять мы остановились, заехав двумя колесами на обочину. Гриша обернулась.
— Я не смогу защитить тебя от толпы. — Она чуть наклонилась, уткнув локоть в мое сидение. — Тебе нужна нормальная охрана.
Я смотрела на Гришу, вперед, думала. Я могу остановить их, в крайнем случае. Но какой смысл делать что-то, если приходится тратить силы на сдерживание толпы?
— Давай доедем до офиса и там подумаем. — Вздохнула я.
Гриша молчала, сев прямо. Положила обе ладони на руль.
— Ты не уйдешь от меня. — Сказала я на всякий случай.
— Не уйду. — Покачала она головой. — Но тебе нужна настоящая профессиональная охрана.
— Поехали в офис. Решим.
Гриша обернулась ко мне. Кивнула как-то нерешительно. Тронулась.
На коленях зазвонила мобила: Марк.
— Да, родной. — Подняла я трубку.
— Где ты?
— Только закончили запись премии. Сейчас еду в офис. Потом сразу домой.
— Он с тобой? — Марк был обеспокоен. Не знаю чем, но в голосе чувствовалось волнение.
— Кто?
— Гриша с тобой?
Я обернулась к Грише, хмурясь.
— Она… Не он, а она.
— Он с тобой? — Повторил Марк, игнорируя поправку.
— Да.
— Дай трубку.
Я протянула трубку Грише: Марк. Она приложил девайс к уху, возвращая убавленную ранее громкость.
— Хорошо, Марк. — Кивнула дворникам на лобовухе. — Не стоит… — Посмотрела на меня, слушая. — Отбой.
Вернула мне трубку, игнорируя вопросительный взгляд. Я усмехнулась. Марк не может признать в Грише женщину и при этом доверяет ей как никому. Удивительное отношение…
Замечая за окном знакомые витрины и вывески, я запахнула полушубок. Через пару минут мы припарковались у офисного здания. Охрана, привычная к ночной жизни обитателей некоторых офисов, впустила знакомые лица без вопросов и требования пропусков.
Выудив из поясной сумки магнитный ключ, Гриша открыла дверь маленького офиса Миши. Мы зашли, раздеваясь. Я включила свет в приемной и его кабинете. Села на его место, откидывая голову на высокую спинку.
— Поделишься вторым сандвичем? — Спросила Гришу.
Она с усмешкой бросила сумку на длинный кожаный диван и достала пластиковый треугольник. Отдав мне сандвич, вернулась к дивану и улеглась с ногами.
— Я могу поспрашивать у своих. — Проговорила лениво. О ее ментовском прошлом я узнала приблизительно в то же время, как и об операции по смене пола. Ее выперли мгновенно, но друзья — нормальные друзья — остались. — Возможно, Миша предложит вменяемый вариант.
Гриша говорила об охране.
— Я не уверена, что это нужно. По мне, лучше, не появляться на живой публике.
— Сама решай.
Я вздохнула. Закинула ноги на стол Миши. Он, конечно, будет в бешенстве. Но сейчас мне не до него.
— Он сам себе на уме. Будь он женщиной, было бы проще.
Гриша повернула ко мне лицо, улыбаясь. Ноги лежали на сумке. Голова на подлокотнике дивана.
— Ты можешь найти другого агента. За тебя кто угодно возьмется.
Я засмеялась.