Передышка в Барбусе - Юрий Никитин 12 стр.


Он даже вычленил взглядом мужиков, что явно живут неподалеку, а сюда зашли просто выпить по кружечке пива. Значит, хорошо в этом тцарстве живут. Не бедно. В других местах в корчму заходят только проезжие торговцы, скотоводы, путешественники, вестники князей и правителей, за которых платит держава...

За соседним столом сидел крупный приземистый мужчина с холодным бледным лицом. Перед ним стоял небольшой медный кувшин, мужчина неспешно наливал в такой же медный кубок красноватое вино, отхлёбывал мелкими глотками, глаза его цепко пробегали по собравшимся.

К Мраку подошла девушка, её лицо было бледным, а глаза красные, заплаканные.

— Есть, — произнесла она, — пить?

Ага, сделал первую зарубку Мрак: раз в таком месте работает молоденькая женщина, то в этом городе стража бдит, ведь на постоялых дворах и в придорожных корчмах на её месте — здоровенные парни, что в и зубы могут, и дубиной помахать, а при острой нужде и за топоры возьмутся.

Голос её был чистый, приятный, без привычной грубоватой нотки женщин, привыкших к общению с мужчинами.

— И есть, — ответил Мрак, — и пить. Принеси, золотце, хороший кус мяса... Можешь и вина. Только хорошего. И немного.

Он заметил, что человек с бледным лицом смотрит на него с откровенной враждебностью. Девушка, словно уловила этот взгляд, вздрогнула, сгорбилась, неслышно исчезла.

Мрак в ожидании заказанного неторопливо осматривался. Странно, отсутствие секиры на спиной совсем не тяготит. Ещё полгода тому не смог бы заснуть, если бы пальцы разжались на рукояти секиры. Без секиры за спиной на любом празднике чувствовал себя голым, а сейчас сидит себе, осматривается, слушает, и никого не жаждется сграбастать и шарахнуть о стену...

Перед ним опустилось широкое блюдо. Нет, это поднос, а на нем пара мисок, одна с гречневой кашей, другая с нарезанным мясом. И мясо, и каша исходят паром, явно приготовлено только что.

Мрак кивнул:

— Спасибо, золотко. Присядь, расскажи новости.

Она покачала головой, улыбнулась застенчиво.

— Меня тут же выгонят, если буду к столам присаживаться.

— Что, — удивился Мрак, — такие нравы строгие?

— Нравы совсем напротив, — ответила девушка печально, — но всегда найдётся работа. Хотя бы со столов убрать, пол подмести или вымыть. На кухне... словом, нельзя.

— Нельзя, так нельзя, — вздохнул Мрак. — Только мне показалось, что больно ты печальная.

Девушка отступила на шажок. В глазах метнулся испуг. Мрак поймал короткий боязливый взгляд, который она бросила на крепыша с бледным лицом. Тот опустил кубок, застыл, явно ловит каждое слово.

— Я пойду, — сказала девушка. — если вам больше ничего не нужно, я пойду.

— Иди, — разрешил Мрак. — Только ты не печалься. Мир добр... Если кто обижает, ты только пожалуйся добрым людям. Всегда помогут.

Девушка улыбнулась бледно, как неудачной шутке, быстро пошла в сторону кухни, исчезла за дверью. Мрак с охотой ел мясо с кашей, еда привычная и добротная, а вот дворцовая чересчур странноватая, будто лягух едят, запечённых в тесте...

Он ел едва ли не впервые в жизни неспешно, так ему казалось, неторопливо, прожёвывая каждый кус. Уши ловили каждое слово. Это брехня, что ему медведь на ухи наступил, а потом ещё и по морде потоптался. Хотя насчёт морды верно, а вот слышит он получше Таргитая... Вон те мужики как раз и завели разговор о налогах, о порядках в городе, а он для того и пришёл, чтобы узнать о жизни простого народа. Аспард Аспардом, он хорош во дворце, но лучше самому узнать, услышать, пощупать...

Он насыщался, потом вступил в разговор с прибывшими скотоводами, от них хорошо пахло воловьими шкурами, солёным потом, пылью и солнцем. За это время исчезло ощущение сверлящего затылок взгляда. Бледный крепыш исчез, девушка вытерла стол, снова слабо улыбнулась Мраку, но, когда он улыбнулся ей широко и открыто, пугливо опустила голову, исчезла и больше не показывалась.

Скотоводы оказались парнями дружелюбными, хоть и шумными. Один из них, Массан, все рвался перевернуть весь город, а когда Мрак спросил зачем, ответил с гордостью: просто так! Пусть знают, что это мы приехали, самые лихие парни! Другие посмеивались, и Мрак понял, что никто город переворачивать не станет, а этот юнец скоро упьётся так, что заснет под столом среди объедков.

Парни в самом деле дружелюбные, они готовы были хоть сутки напролёт рассказывать ему в подробностях о жизни скотоводов, о приплоде, о погоде, но город не знали. Мрак выпил с ними ещё, перешёл к столу чёрных, как уголь, людей, они в самом деле оказались углежогами, но тоже знали хорошо лес и его окрестности, могли рассказать в тонкостях, как лучше жечь уголь, так что Мрак выпил и с ними, а когда вышел, луна стояла в самом зените, её окружало светящееся кольцо, а звёзды сияли ярко и колюче.

Он побрёл по улице, чуткие уши уловили стук мелких шажков. Невольно ускорил шаг, впереди мелькнуло и тут же исчезло за углом светлое платье. Он видел его только краткий миг, но сразу узнал, ускорил шаг ещё, вскоре догнал без труда.

Она испуганно оглянулась. В глазах метнулся страх.

— Ой... как вы меня напугали!

— Разве? — удивился Мрак. Он пошёл с нею рядом. — Я топал, как подкованный гусь... наверное, ты очень задумалась. Меня зовут Мрак. Ты чего так поздно возвращаешься?

— Меня зовут Ликия, — ответила она тонким голоском. Глаза её испуганно мерили его рост, за столом он не казался таким высоким. — Много работы... Я ещё и убираю на кухне... да и вообще везде.

— Значит, хорошо зарабатываешь, — сообщил Мрак.

— У меня большая семья...

— Дети?

— Нет, отец и мать без работы, двое совсем малых братиков...

Улочки становились всё проще, дома ниже, каменная мостовая сменилась сперва бревенчатой, а потом и вовсе дома по обе стороны улицы пошли глинобитные, а земля потянулась просто утоптанная, вся в рытвинах. Наконец и городская стена оказалась за спиной, а они вышли в то, что называется загородом или пригородом. Ликия становилась всё напряженнее, со страхом поглядывала по сторонам. Луна светила ярко, но Мрак напомнил себе, что это он всё видит, почти как днём, а эта девчушка идёт, возможно, почти в потёмках. Вон даже остановилась на миг, глаза с таким ужасом смотрят в тёмное пятно, что Мрак едва не бросил туда камень, чтобы её успокоить.

Когда они вошли в очередную улочку, грязную и тёмную, Мрак увидел впереди нескольких человек. Грязные, в лохмотьях, со злыми лицами. Ликия их ещё не видела, но они их заметили, неслышно сдвинулись в стороны, затаились в тени.

Мрак придвинулся ближе к Ликии, сердце застучало чаще, нагнетая кровь для короткой драки. Она взглянула на него с удивлением, но он указал ей вперёд, спросил громко:

— Это твой дом?

Она опять удивилась:

— Откуда знаешь?

Он широко улыбнулся, но и сам не мог ответить, почему так решил. То ли в её доме все пропитано её запахом, а ветерок оттуда, то ли ещё что, но сейчас лучше думать про эти темные фигуры...

Они скрывались в тени, полагая, что он их не видит.

Ликия в самом деле ничего не замечала, так прошли несколько шагов, миновали спрятавшихся, Мрак коротко оглянулся, всё тихо, начал успокаиваться, но тут впереди точно так же из тени вышли трое и загородили дорогу.

Мрак оглянулся. Так и есть, те тоже вышли, отрезая дорогу назад. Ликия дрожала, в глазах заблестели слезы. Мрак посмотрел на тех, кто спереди. Верно, бледный крепыш там, он не унизил себя прятаньем в тени, вот прямо сейчас появился, позже всех, по-хозяйски.

За спиной Мрак чувствовал чужое шумное дыхание, подходят ближе, а эти, что спереди, тоже придвинулись на расстояние вытянутой руки.

Крепыш заговорил первым:

— Я же тебе сказал, шлюха, чтобы ты...

Мрак ударил. Волк не только в десятки раз лучше слышит, в сотни раз — нюхает, но и двигается намного быстрее. Он не волк, а человек, но память о скорости осталась: он развернулся ко второму, ударил, к третьему, четвёртому, а вожак только-только содрогнулся всем телом, начал опускаться на ватных ногах.

И только последнего Мрак ударил некрасиво: удар перешёл в деревенский толчок, и жертва не опустилась там, где стояла, а отлетела шагов на пять и ударилась о стену дома.

Мрак повернулся к Ликии. Она смотрела с ужасом и неверяще то на него, то на разбросанные тела. Только двое еще шевелились, остальные лежали с разбитыми лицами.

— Давай, — сказал он заботливо, — доведу до двери. А то, кто знает, что здесь за порядки...

Она прошептала:

— Кто ты? Он хмыкнул:

— Варвар, кто же ещё?

Она дрожала и хваталась за его руку ещё больше. В окнах дома горел свет, а когда они подошли к калитке, открылась дверь, на крыльце показалась фигура со свечой в руке.

— Ликия? — донесся старческий голос.

— Я, — ответила Ликия, — это я, отец.

— А кто с тобой?

— Странник...

— Пусть, — ответил отец, — зайдёт... Сейчас ночь, куда идти? Поделимся тем, что у нас есть.

Ликия прошмыгнула в дом, тихая и пугливая, как мышка, Мрак вдвинулся боком, узкий дверной проем не рассчитан на его плечи. Старик замыкал шествие. Трепещущий свет, чересчур контрастный, метался по стенам. Комната только одна, да еще за отгороженной старыми одеялами занавесью чувствуется кровать. Мрак понял ноздрями, уловил, что там старая женщина и двое детей... Дети спят под кроватью на тряпках, как и везде в бедных деревнях. А здесь стол с чисто отмытой и отскобленной ножом поверхностью, две широкие лавки по краям, в углу табурет с ведром воды.

— Да, — сказал Мрак как можно дружелюбнее, — у вас как раз то место, где делятся всем.

Старик произнес кротко, с достоинством:

— У нас есть хлеб, есть немного сладких трав. Бедным людям этого достаточно.

Мрак опустился на лавку, что сразу же затрещала под его немалым весом.

— Да, — согласился он. — Бедным этого бывает вполне... А вот богатым и золотых гор мало. Что-то у вас неспокойно на улице!

Старик спросил встревоженно:

— Опять люди Волдыря?.. Ликия, что с тобой, детка? На тебе лица нет.

Ликия, глаза на пол-лица, бледная и всё ещё вздрагивающая, прошептала:

— Отец... Волдыря больше нет...

— Как... нет?

— Он встретил меня со своими людьми. Но вот этот незнакомец... его зовут Мрак, их всех... Словом, Волдырь уже не придёт....

Старик ахнул, приблизил свечу к лицу Мрака, всмотрелся. Мрак улыбнулся как можно дружелюбнее, но старик дёрнулся и едва не выронил свечу. На рано постаревшем, как определил Мрак, лице метнулся страх.

— Как ты их сумел, мил-человек? Это же самые отъявленные разбойники...

— Как-то получилось, — ответил Мрак небрежно. — Но почему он так... вас обижал? Ведь для того, чтобы забрать Ликию, уж не обижайтесь, ему не нужно семь головорезов!

Старик печально вздохнул, сел за стол напротив Мрака, на стол легли его худые натруженные руки. Суставы показались Мраку чересчур вспухшими, словно от многолетней работы в холодных сырых рудниках. Ликия ушла готовить ужин неожиданному гостю. Из-за перегородки послышался стонущий женский голос. Старик ответил ласково и успокаивающе, женщина что-то пробормотала и, судя по дыханию, уснула снова.

— Не дивись, — ответил он наконец Мраку. — Волдырь имел, конечно, виды на Ликию... но головорезов он собрал не на свои деньги...

— Ого!

— Да, но не ради Ликии, конечно.

— А зачем?

Старик снова тяжело вздохнул. Было странно видеть, как это худое измождённое тело вздыхает так мощно, словно лёгкие у него от великана, но, когда поднимал на Мрака глаза, тот видел, что у этого человека некогда были не только легкие от великана, но и, возможно, сила.

— Они сгоняют нас, — объяснил он. — Сгоняют с земель... Не только нашу семью, а вообще... Наши соседи уже бросили дома, ушли. Продать не удалось, все уже знают... боятся.

Мрак удивился:

— А зачем? Старик развел руками.

— Кто знает... Зато, видно, им самим эти дома не нужны.

— А что, земля понадобилась? Старик ответил дребезжащим голосом:

— Разве ты не знаешь, что это за земля?

— Я ж варвар, — напомнил Мрак. — Издалека.

— Это Мёртвое Поле, — ответил старик пугливым голосом. — Самое проклятое место в Барбуссии и, наверное, на всем белом свете... Здесь поколений десять назад было страшное сражение. Даже не сражение, а битва. Говорят даже, побоище!.. Два родных брата сошлись в исполинской битве за трон! Оба бросили в последний страшный бой свои лучшие силы. От трупов негде было ступить, воины умирали сотнями от тесноты, а ручьи переполнились кровью. Реки покраснели, а потом и вовсе вышли из берегов. Сотни тысяч трупов остались на этом самом месте. Кровь пропитала землю до самых глубин, даже проникла через свод ада и полилась струями на подземных богов... Мы всё время выкапываем кости и черепа, относим на дорогу, там их грузят на телеги. А раньше, говорят, земли было не видно под белыми костями! Так что это... нехорошее место. Но мы, беженцы, не могли рассчитывать на что-то лучше, чем жители Барбуссии... Поселились, построили дома, развели огороды... Да всё, как видишь, не идёт впрок... Всё валится, как будто погибшие гневаются, что на их костях такое непотребство... Народ отсюда уходит, бросает всё. Тут и днём так же пусто, как сейчас ночью. Больше половины домов дальше стоят заброшенные!..

Мрак покачал головой. Ликия принесла хлеба, целое блюдо сладкой травы. На самом деле, какая там сладкая, но беднота ест всё...

Он из вежества отломил хлеба, пожевал, поднялся.

— Ладно, я ещё пройдусь. Надо вернуться в город. Старик сказал слабло:

— Чего ночью искать беды? Переночуй, а утром уже и пойдёшь.

Мрак усмехнулся.

— Да я тоже, того... ночной, как и Волдырь.

Старик помрачнел, услышав о Волдыре, Мрак похлопал его по плечу, по спине, ухитрился незаметно опустить ему в карман золотую монету. Старик и девушка ещё долго смотрели вслед. Когда Мрак повернул за угол, донёсся изумленный вскрик старика, обнаружившего в кармане целое богатство, но впереди уже белела высокая крепостная стена, за ней деревянная мостовая, улица ремесленников, слышался перестук молотков, щелчки натянутой проволоки, из которой плетут кольчуги, и Мрак повеселел, ощутив жизнь большого города.

2. ВТОРОЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ

Ещё во сне он ощутил, что голова как будто налита свинцом. С трудом поднял тяжёлые веки. Он поспал всего с полчаса, а мог бы и вовсе не спать, отоспался в пещере на неделю вперёд, но голова отяжелела от спёртого воздуха, пропитанного нечистотами не меньше, чем в той вонючей таверне. И нет разницы, что там смрад от потных тел и вонючих сапог, а здесь — от душистых масел.

Жаба дрыхнет рядом, вид у неё одуревший, пасть распахнула. Наверное, простудилась, нос заложило... Ну да, окна не просто закрыты на ночь, а ещё с этой стороны закрыты плотными занавесками, полотенцами!

Морщась, он толчком распахнул окно, скривился. Ворвался не свежий воздух, а затхлый, нечистый, весь не просто пропитанный нечистотами, а будто наполовину из нечистот, сразу стало гадко дышать, а кожа начала покрываться слизью. Хоть какой-то ветер подул бы, унёс это вонючее облако. С моря ветер принесёт аромат морской соли, с гор — прозрачную свежесть, от которой сразу прояснится в голове.

Второй день, подумал он хмуро. Только вторая ночь во дворце... даже первая по-настоящему, а у него уже голова идёт кругом. Нет, он не устал от того, что всю ночь пробегал по городу то в личине волка, то в человечьей: пока волк бегает — человек отсыпается, и наоборот, но этот спёртый воздух, отработанный, которым дышала масса народа, в нем гниль, болезни, всякая гадость...

За спиной заскрипело, словно ветер раскачивал сухое дерево. Не оборачиваясь, он знал, что жаба привстала на постели и следит за ним подозрительно: не играет ли он тайком с её косточкой. Когда он ночью явился и прятал одежду простолюдина, то услышал за спиной шлёпанье перепончатых лап по мраморным плитам и, обернувшись, наткнулся на её подозрительный взгляд.

Чтобы не докучала жутким хрустом, Мрак отобрал кость и забросил в дальний конец спальни на голову роскошной мраморной статуи. Но всякий раз, когда ему приходилось пройти там, жаба, несмотря на лень, поднималась и прыгала следом. Проверяла, не грызёт ли тайком её сокровище.

Ночью она не один час просидела там, на холодном полу, неотрывно глядя на мраморную статую, словно любовалась её совершенством. В неподвижных выпуклых глазах была терпеливая надежда, что вот косточка спрыгнет, и тогда её можно будет схватить и грызть, грызть, грызть... Нужно только не отводить взгляда, а то она вдруг да улизнёт...

Он вернулся к постели, сел. Отмахнулся от шёлкового шнура с кисточкой, тот свисает с шёлковой крыши прямо перед мордой. Шнур упорно заколыхался, напоминая, что только простолюдины одеваются сами, а знатные особы изволяют позволить слугам одеть, нет, даже облачить себя во что-нибудь ужасно неудобное. Да и то понятно: одежда удобной должна быть у простолюдина, чтоб сподручнее работать, а у знатного человека даже одежда грит о том, что он работать не любит и не умеет, а рожден, значитца, для повелевания и рукойводения.

Знатные сами не одеваются, вспомнил он раздражённо. Куча слуг причёсывают, туфли надевают, шнурки да портки завязывают. Ему бы тоже нельзя самому, да хрен с ними, его ж по голове стукнули, у него всё поменялось. Вон говорят же, что на звёзды не смотрит, дед в нём проснулся. А дед как раз и одевался сам. А кто усомнится, того он отправит к деду, чтобы спросил лично...

Он всё-таки дёрнул за шнур, надо же с чего-то начинать, дверь тут же распахнулась, вошёл свежий и подтянутый Аспард, поклонился. Мрак поймал испытующий взгляд начальника дворцовой стражи.

— Здорово, — сказал Мрак и добавил: — Да тот я, тот.

— Что? — не понял Аспард.

— Тот, говорю, — объяснил Мрак, — что метнул дротик на радость Щербатому. Сегодня мне ещё не изволится смотреть на звёзды. Завтра, может быть, но сегодня... гм... посмотрим пока на землю.

Назад Дальше