Побегал в волчьей личине по огромной, как площадь, спальне, с разбега прыгая через ложе, а Хрюндя подскакивала на подушках и старалась ухватить его за лапу широкой пастью. Тело вздрагивало от ощущения силы, мощи, молодости, свежести. Потом, конечно, снова грянулся об пол, со второй попытки вернулся в огромное грузное тело, такое медлительное, тяжёлое, неповоротливое... на взгляд волка, хотя для человека он вообще-то невероятно быстр, а уж силой не обижен вовсе.
Оглохнув, почти потеряв все запахи и наполовину ослепнув, он открыл тайник, пролез в дыру, там снова превратился в волка и, собрав одежду простолюдина в узелок, помчался в сторону выхода из дворца.
Ход уже не казался тесным, кривым или таинственным. Все знакомо, Мрак нёсся короткими прыжками, умело сворачивал, проползал в опасных местах, где свод просел, резво проносился через подземные ручейки.
До выхода было уже недалеко, когда ноздри задергались сами по себе, застыли, передав ему нечто настолько невероятное, что Мрак остановился, припал к холодному полу. Нечто, нарисованное запахами, приближалось чересчур быстро для человека. Уши ловили каждый шорох, вскоре Мрак услышал легкий цокот крепких когтей по каменному полу.
Внезапно неведомый зверь вздрогнул, замедлил шаг, остановился. Узкая морда вытянулась вперёд, он старательно нюхал воздух. Похоже, только сейчас уловил присутствие Мрака...
Мрак поднялся, прорычал на волчьем языке:
— Приветствую. Кто ты и что делаешь в моих подземельях?
Волк оставался недвижим, он снизу, припав к полу, рассматривал Мрака. Глаза горели тусклыми жёлтыми огоньками. Запах, который не скрыть, сказал громко и откровенно, что это самец в полной силе, устал, голоден, раздражён, зол, везде видит врагов, но сейчас озадачен, не знает, как себя вести. И, самое главное, это не чистый волк, а волк-оборотень.
Незнакомец прорычал:
— Я... волк... Я ищу врага.
— Здесь? — спросил Мрак. — Он убежал от тебя?
— Нет...
Мрак выждал, но волк молчал, из горла рвалось слабое клокотание, а от пола донёсся слабый скрип когтей. Волк готовился к прыжку, но Мрак уже знал, что противник теперь тоже видит его в запахах, а он в полтора раза крупнее, сильнее втрое, и стайный инстинкт заставляет чужака припасть к полу, выворачивает ему шею, чтобы подставить горло в ритуальном жесте смирения. Однако человек в облике волка противится этому, борется, ибо человек — самый странный зверь, вроде бы и стайный, и стадный, и в то же время одиночнее всех зверей-одиночек.
Волк всё боролся сам с собой, Мрак приподнялся на всех четырех, добавил в свой рык угрожающей мощи, медленно двинулся вперёд, клыки обнажились. Волк зарычал, ударился о землю. Мрак отступил, волк быстро превратился в человека. Ничем не примечательного, коротконогого, с плоской грудью. Он тяжело дышал, приходя в себя, Мрак отступил ещё, сел.
Человек поднялся на дрожащих ногах. Послышался стук.
Мрак оскалил зубы уже в весёлой гримасе, это чужак ударился головой, шипит от боли, щупает макушку.
— Ну что, — сказал он зло, — ты ведь не волк, да?.. Мрак ударился о землю, на миг ощутил страх, что чужак нападёт в эту минуту беспомощности, но тот не двигался, смотрел завороженно на могучую фигуру.
— Ого, — сказал он потрясенно, — ты кто?
— Живу здесь, — буркнул Мрак. — Уже тысячу лет. А ты кто?
— Я... я был... Это неважно, — сказал человек, — кем я был. Но мне выпал случай поправить свои дела. Один человек пообещал мне сундук с золотыми монетами, если я... если я выполню одно поручение.
Мрак зевнул, буркнул:
— Мне всё равно, что вы, смертные, придумываете, кого режете, давите, топите... Я охраняю сокровища глубоко в недрах, а до остального нет дела. Но если ты пришёл за сокровищами...
Он зарычал, напряг мышцы. Человечек испуганно вскрикнул:
— Нет, нет!.. Ни о каких сокровищах нет речи!
— Врёшь, — ответил Мрак убеждённо. — Здесь нет ничего ценного, кроме моих сокровищ. Ты врёшь, и я тебя сейчас сожру вместе с костями.
Человек вскричал торопливо:
— Нет, это не то!.. Но тебе ведь нет дела до стычек между людьми?
— Ваши стычки меня не интересуют, — ответил Мрак твёрдо, — но если ты решил украсть мои сокровища... А ты решил украсть, по глазам вижу...
— Да нет же!
Мрак надвинулся, навис, огромные руки потянулись к шее оборотня.
— Сюда лезут только ради моих сокровищ...
— Нет, — вскрикнул оборотень. — Один человек обещал мне сундук монет, если я проберусь в спальню тцара и перегрызу ему горло.
Мрак усомнился:
— Дык это можно было сделать и даром! Это ж такое удовольствие — перегрызть горло.
Он облизнул губы и начал внимательно рассматривать горло оборотня. Тот побледнел, прикрыл кадык ладошкой.
— Для него это важно, — проговорил он дрожащим голосом. — А от золота и серебра у него ломятся подвалы. Сундуком больше — сундуком меньше... А ты знаешь здесь все ходы?
Мрак сказал оскорблённо:
— Конечно! Я хожу здесь тысячу лет!
— А ты мог бы... указать мне ход к тцарской спальне? Я устал бегать здесь, хочу есть. Тот человек сказал, что я найду ход по запаху, я тоже так думал... конечно, найду, но я не хотел бы носиться здесь ещё сутки!
Мрак повернулся к нему спиной, бросил небрежно:
— Иди за мной. Покажу.
Человеческое обоняние в десять тысяч рез слабее волчьего, так ему говорили мудрецы, но здесь в туннеле воздух недвижим, и потому, даже не поворачивая головы, ему видно, как в трёх шагах бредет этот оборотень-убийца, задевает стены, стукается головой, оступается...
Мрак начал замедлять шаги, задумался. Оборотень догнал, спросил с беспокойством:
— Что?.. Забыл дорогу?
— Кто? — удивился Мрак. — Да здесь везде мои метки! Не чуешь? Это уже рядом. Заходи и грызи глотки хоть всем, на кого наткнёшься. Только сдаётся мне, что ты всё-таки врёшь. Кому нужно, чтобы ты грыз глотку тцара, при котором, как я слышал, и мыши на столе танцуют? Никого не казнит, никого не трогает, сидит себе в своей башне и смотрит на звёзды!.. Нет, ты идёшь за моими сокровищами!
Он злобно зарычал. Оборотень отшатнулся, вскрикнул:
— Да что ты о своих сокровищах?.. Кто про них знает? Я вот только сейчас услышал!.. И никто не знает... наверное. А послал меня очень важный человек...
— Кто? — спросил Мрак недоверчиво. — Не верю!
— Я не знаю, — ответил оборотень торопливо, — как его зовут, но видел, что он очень богат. У него на пальцах кольца с камешками, за каждый можно купить дом или большой корабль, в ухе серьга с редким бриллиантом, а на одежде застёжки, пряжки, крючки — все дивной работы. За один только пояс можно купить несколько богатых сёл, столько в нем драгоценностей!.. Такому человеку ничего не стоит дать мне сундук с золотыми монетами. У него их сотни!
— Ага, — сказал Мрак, — ну, тогда ладно, пойдём... А как он тебя запустил сюда?
Оборотень фыркнул раздражённо и насмешливо:
— На тайный ход наткнулся, но таился с ним, никому не доверял. Даже сам не ходил, иначе провёл бы меня к цели... Говорит мне, у тебя нюх! Найдёшь. Дал мне выпить эту гадость... Говорит, сутки действует. А я уже почти сутки тут блуждаю. Скорее бы...
— Ага, — сказал Мрак, — теперь всё понятно. Вот сюда прямо.
Он отступил, прижался к стене, давая оборотню пройти.
Тот сделал два шага, остановился, потянул ноздрями воздух, развел руками:
— Темень... Но что-то страшно...
— Мужчина ты или нет? — спросил Мрак. — Вперёд! Он дал оборотню могучего пинка. Того бросило вперед, поневоле побежал, чтобы не упасть, затем Мрак услышал дикий крик. Крик быстро удалялся.
Мрак подошёл к краю ловушки и с опаской вытянул голову. Внизу темно, и даже его чуткие ноздри ловят только странные нечеловеческие ароматы холода, инея, влаги. Вроде бы послышался далекий хряск, словно корова с большой высоты упала на длинные и острые ножи, но, возможно, это почудилось.
Он отряхнул ладони, подумал с усмешкой, что отряхивать надо ногу. Пинка дал такого, что зашиб пальцы о костлявый зад.
Но усмешка получилась кривая. Перед глазами стояло лицо человека, у которого пальцы в перстнях, кисти рук в браслетах, в ухе серьга с бриллиантом, а пояс украшен драгоценными камешками.
Всё-таки он вернулся в спальню, показалось рискованно исчезать до начала ночи, даже выглянул за дверь и строго наказал стражам бдить и никого к нему не впускать.
Стражи преданно сообщили, что изрубят всякого, кто посмеет подойти к двери, и Мрак вернулся, в нетерпении бросился к окну. Весь день солнце честно грело и даже обжигало мир, но это уже от большой любви, а теперь, красное и распаренное, с облегчением сползает к спасительному краю земной тверди.
Весь мир, как показалось Мраку, за это время превратился в хорошо прожаренную корочку хлеба. Румянятся крыши, земля из серой стала поджаристо-коричневой, даже верхушки зелёных деревьев стали золотыми, а массивные дома из серого гранита обрели цвет темной меди.
Могучий гул базара, что по ту сторону стен Старого Города, похожий на рёв прибоя, медленно угасает, усталые языки еле ворочаются, как вёсла в ладонях измученных гребцов, чудище шевелится все медленнее. Вот наконец это уже не чудище, а кучки торгующихся, что завершают сделки, а прямо между возами уже вспыхнули костры, потянуло запахами жареного мяса, свежесваренной похлебки, к небу поднялись дымки и клубы вкусно пахнущего пара.
Мрак выждал, пока на темнеющем небе проступят звёзды, а из тёмной земли начала вырезываться, как невыносимо медленно взлетающая огненная птица, исполинская пылающая луна. По всей земле побежали золотые ручьи, а луна продолжала подниматься, золотые ручьи превратились в реки, и наконец чернота осталась только в ямах и впадинах, а весь мир заблистал, словно на него обрушились капли золотого дождя. — Пора, — сказал он вслух. Обернулся к Хрюнде, погрозил пальцем. — Ты тут пока не разоряйся, поняла?.. Щас можно, тут всё чужое, но потом уйдём, а ты напривыкнешься добро не беречь...
Хрюндя с готовностью слезла на пол и запрыгала к нему. При каждом прыжке живот ложился на ковер, и Мрак вспомнил, что Манмурт говорил, что это шар, а не жаба. И что надо ей придумать какое-то занятие: за кем-то бегать или от кого-то удирать.
— Скоро, — сказал он, — скоро набегаемся. Сейчас какой день? Девятый или десятый? Ещё дня четыре — и мы пойдём топтать мир задними лапами. А ты, если хочешь, и передними.
Хрюндя полезла по его порткам вверх всеми четырьмя. В выпуклых глазах он увидел твёрдую решимость ни на двух, ни на четырёх, а вот так, всем пузом, на его твёрдом надежном плече.
— Скоро, — пообещал он. — А пока потерпи.
Он оторвал её цепкие лапки, Хрюндя возмущенно квакнула в полете, подушка приняла её радостно, Хрюндя перекатилась пару раз через голову, а когда вскочила, полная уверенности, что на этот раз так легко не отцепится, на стене прощально качнулся ковер за сдвинувшимся на место камнем.
9. ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ
Камень всё тот же, под ногами сырость, однако ноздри ухватили свежую струю воздуха. Лапы сами наддали, и через минуту во всю ширь распахнулось звёздное небо с нещадно блистающей луной.
Ночь, признался он, намного красивее и блистательнее дня. Днём всё выжжено озверелым солнцем, а ночью, как вот сейчас, весь мир сияет легко и таинственно неким волшебным светом. Ночью вот он, аромат цветущих яблонь, воздух заполнен чудесным рёвом крупных толстых жуков, важных и неуклюжих, что сталкиваются, падают на спину и долго болтают в воздухе всеми шестью лапами, умоляя помочь перевернуться.
Громко, но виртуозно орёт великое множество соловьев, взлетая до самых высших нот и растворяясь там в неземной неге, звонко стрекочут кузнечики, немузыкально ухнул, не выдержав, филин, смутился, смолк, только от пруда донеслась трель десятка лягушек. Они не спят, тоже поют, их громкое кваканье и скрекотание, само по себе назойливое, сейчас красиво и умело вписалось в общий хор...
Сильные лапы несли его могучее собранное тело быстрыми экономными прыжками. Он словно летел над землёй, едва-едва касаясь её кончиками лап. Сбился с ритма, только когда выскочил из-за леса на простор: кровавое зарево пожара полыхало, как вечерняя заря. Даже не полыхает, а заняло половину неба и передвигается со скоростью улитки. От великого множества домов беженцев осталось всего с полдюжины. Мрак подумал со злой безнадёжностью, что люди прожили здесь уже не одно поколение, а всё ещё их зовут беженцами. Видно, в самом деле, что-то от недоброй магии Мертвого Поля...
Он выронил из пасти узелок, грянулся оземь, через пару минут, уже в одежке горожанина, подходил к дому, который он называл домом Ликии.
С порога ощутил, что внутри пахнет запустением, хотя старик со старухой были в доме. Оба не спали, увязывали узлы. Мрак всмотрелся в их измождённые лица, в голову стукнула внезапная мысль, что какие же они старики, от силы лет на тридцать больше, чем юной Ликии, а выглядят как дряхлые, пережившие, измождённые. Да, не одно поколение этих беженцев пытается что-то сажать здесь, выращивать, но то ли земля слишком пропитана кровью, то ли тяжесть поражения до сих пор давит на их плечи.
— Случилось что? — поинтересовался он.
— Да, добрый человек, — ответил старик кротко.
— Что?
— Мы остались почти одни. Говорят, здесь по ночам всё чаще поднимаются мёртвые... Здесь же была однажды страшная битва, вся земля пропиталась кровью! Потому здесь так тяжко... Мы терпели долго, но теперь мертвецы подают знаки... Не хотят, чтоб мы вот так по земле, где лежат их кости...
Мрак смолчал. Возможно, и лучше, что все отсюда разъедутся, растворятся по всей Барбуссии. Здесь они друг другу не дают забывать, что все они — изгои, а на новом месте — новые заботы. А останутся — и через сто лет будут беженцами...
Старик вздрогнул, глядя на золотые монеты. На ладони Мрака поместилась целая горсть.
— Это чистые деньги, — успокоил Мрак. — Никого не убил, не ограбил... Это вам на обустройство на новом месте.
— Один из моей родни, — сказал старик, — передал весточку, что разводит овец... Нравится! Зовёт. Говорит, что разводить овец — интересно. Да не так, как у нас — пяток, а большие стада! Я поговорил со старухой, она говорит: почему и нет? Здесь уже никого не осталось...
Он топтался перед Мраком, не зная, как ему сказать, этому грозному человеку, он же спас Ликию из рук жуткого Волдыря, и Мрак сам сказал:
— Хорошо. Тебе виднее. А с конём сделаем так... Завтра приведи в тцарский дворец, хорошо?
Старик отшатнулся:
— Я? В тцарский? Кто ж меня с моим-то рылом?
— С подарком пустят, — успокоил Мрак. — Подарки все любят. Скажешь, что привёл этого коня тцару в дар.
— И что мне скажут?
— Велят малость подождать, — объяснил Мрак. — Во дворе. Не в залы ж с конём? Тцар выйдет... или его выведут под белы руки, изволит посмотреть на коня, поблагодарит, даст тебе пару золотых монет.
Старик в недоверии покачал головой.
— Не знаю, не знаю... Тцар — это так высоко... Я и перед своим деревенским старостой издали... ещё с дальнего края деревни шапку долой и кланяюсь... А как же сам конь, тебе не жалко?
— Жалко, — ответил Мрак. — Но ты всё сделай, хорошо?
— Хорошо, — ответил старик печально. — А ты... ты куда?
— Я там буду, — пообещал Мрак. — Мы с тобой ещё увидимся.
— Хорошо, — ответил старик озадаченно, явно не понял это загадочное «там», но переспрашивать из крестьянской деликатности не стал.
Когда впереди показались стены Куявы, Мрак смутно удивился, что они такие тусклые, но, подняв голову, ахнул. Тяжёлые низкие тучи катят почти над головой, чувствуется целое море воды, что вобралось в эти тучи, как в исполинскую губку, но готово обрушиться на головы.
Он спрятал коня под скальным навесом, вдруг да в самом деле пойдёт дождь, это ж надо как всё меняется: час на коне, а как будто в другом мире! — отбежал подальше и уже в волчьей личине промчался по знакомой дороге.
На этот раз в зубах, помимо узелка с одеждой, ещё и тяжёлый кувшин. Мрак задирал морду повыше, а то хоть горлышко и залито смолой, но чуть задень донышком о камень...
С севера дует холодный ветер. Говорят, десять лет тому вот так дул трое суток кряду и принес тучу, из которой посыпался снег, укрыл поля по щиколотку. И хоть всё быстро стаяло, но жрецы предсказывали тогда великие потрясения.
Сейчас же, благодаря этому ветру, стражи дремлют в караульном помещении, в окошке мелькают пурпурные языки пламени, очаг горит, пахнет жареным мясом.
Второпях ударился оземь не совсем удачно, до крови уколол бок о торчащий сук, быстро оделся, схватил кувшин и метнулся по стене вверх, издали похожий на большого мохнатого паука.
Кузя мирно спала. Он скользнул на цыпочках мимо, открыл тайный ход, а там, в темной каморке, осторожно плеснул на стену из кувшина. Тяжёлая золотистая жидкость тут же исчезла, словно впиталась в губку. Он плеснул ещё и ещё, чувствуя, как кувшин становится легче. Чёртов камень с легкостью поглощает раствор, в котором проклятый колдун растворил два таких кувшина с золотыми монетами, раздробил и растёр в пыль с десяток рубинов, две жемчужины, не считая всяких там редких трав, которые, по его словам, дороже золота и драгоценных камней.
Наконец поверхность камня стала золотой, щербинки заполнились. Каменная плита теперь выглядит как отполированная золотая пластина. Мрак коснулся ладонью, ощутил лёгкое покалывание. Золото замутилось, появилось изображение огромного лица, отодвинулось, это колдун с волнением всматривался во Мрака.
Сердце Мрака заколотилось, он часто видел, как пользуется магией Олег, но чтоб сам... гм.
— Ну и что дальше? — спросил он шепотом. Из глубины камня донеслось такое же негромкое:
— Дальше совсем просто, Ваше Величество... Вы можете ступить прямо в этот золотой камень, что уже и не золотой, и не камень...