Может, Вош и догадался о моем плане, но реагировать не стал. Он держался в паре ярдов от заднего бампера фуры и вилял то вправо, то влево, чтобы у Плосколицего появился шанс для удачного выстрела.
У меня шансов поразить цель было чуть больше.
Первая доска была пробным шаром. Главное – рассчитать силу броска. Доска соскользнула, ударилась об асфальт, подскочила и дальним концом врезала по автобусу. Звук получился приятный. Вош испугался. Он дернулся, не удержал руль, и Плосколицый чуть не вывалился на шоссе.
Я принялся быстро, как только мог, сталкивать доски. Вош вырулил на левую полосу и начал набирать скорость.
Умно. Я ведь не мог скидывать доски с той стороны, где они еще были закреплены, а у Плосколицего появилось больше шансов поразить цель. А может быть, Вош задумал убрать водителя и сбросить нас с шоссе.
А я оставил пистолеты в такси.
Времени расстегнуть последние два стропа не было. Я упал на живот. Автобус поравнялся с фурой. Я схватил строп, который болтался ближе других, и замер в ожидании. Я знал, что Плосколицый придет ко мне. Я бы на его месте пришел.
Так и случилось. Вош приблизился к фуре на два фута. Теперь Плосколицему осталось только запрыгнуть на борт. Я встал в позу бегуна на старте: одним кулаком уперся в доски, другой дважды обмотал стропом – для Плосколицего.
Тот пополз ко мне, как краб. Винтовку он выбросил. Понятно – иначе не смог бы запрыгнуть на фуру. Но теперь у него в правой руке был черный кинжал.
«Святой Михаил… князь света… услышь мою молитву…»
Я ничего не чувствовал. Ни ветра, ни досок под собой.
«Прости мои грехи… прости за все мои проступки…»
Я не видел ни автобуса, ни фуры, ни даже неба и шоссе.
«Князь Небесного воинства, защити от злых духов…»
Меня окружало безмолвие. В этом месте не было ни центра, ни границ. Мне приходилось только ждать Плосколицего.
«…которые бродят по миру и губят души людей».
Остановившись в трех футах от меня, он склонил набок свою большую голову и ждал, что я побегу или хотя бы попробую убежать. Но я не двинулся с места. Я замер, он тоже застыл. Я поднял свободную руку и поманил его пальцем.
Он поднял кинжал и шагнул в мою зону. Я ударил его кулаком по руке с кинжалом, прыгнул вперед и врезал плечом ему в грудь. Он потерял равновесие и бухнулся на свой широкий зад. Я быстро накинул на его бычью шею брезентовый строп, трижды обмотал и резко затянул. Поскальзываясь на штабеле разболтавшихся досок, я рывком поднял этого здоровяка на ноги и толкнул к противоположному краю фуры.
Плосколицый свалился с платформы. Брезентовый строп размотался до замка и натянулся. Сквозь вой ветра и шипение колес я слышал, как труп Плосколицего с тошнотворным стуком подпрыгивает на шоссе.
Я отполз от края и по пути подобрал кинжал.
Настала очередь Воша.
Только Вош исчез. Я посмотрел назад, вперед, глянул на полосы северного направления – он мог переехать разделительную полосу, – но автобуса нигде не было.
Я побежал в начало платформы, сбрасывая по пути доски, которые с грохотом сыпались на шоссе. Добравшись до кабины, я постучал по крыше, чтобы Сэм понял: я справился и нам пока ничто не угрожает.
Затем я поднял голову и увидел в ста ярдах впереди тот самый автобус. Он не пытался от нас оторваться и не мчался навстречу, он развернулся и перекрыл обе полосы.
Водитель фуры, должно быть, тоже это заметил – во всяком случае, он ударил по тормозам и резко вывернул руль вправо, так что меня, соответственно, отбросило влево. Я потерял равновесие, упал и начал судорожно нащупывать, за что бы зацепиться. Фура же боком заскользила на застопоренных колесах к автобусу, потом описала полный круг, и я, как пущенный из рогатки, вылетел на зыбкий «плот» из досок, который мчался по асфальту прямо на автобус.
В последний миг я прижал подбородок к груди, распластался на подпрыгивающих досках и проехал на них под автобусом. Мелькнули глушитель и выхлопная труба. Еще двадцать футов, и мой «плот» остановился.
Я встал и, как пьяный, обошел доски. Где-то вдали выли сирены, но они меня не беспокоили. Человек, стоявший между мной и автобусом, нацелил мне в лоб пистолет.
– Подними руки и держи так, чтобы я видел, – приказал Вош.
Я бросил кинжал и высоко поднял руки.
– Прежде чем выстрелить, ты должен кое-что узнать, – сказал я.
– Как же это избито, – отозвался Вош. – Но хоть о пощаде не просишь.
– У тебя за спиной преподобный Сэмюэл Иоанн.
– Бросай оружие, Вош! – крикнул Сэм.
Вош не шелохнулся.
– Только сначала тебя прикончу, – сказал он, обращаясь ко мне.
Но пистолет он бросил.
Сэмюэл заломил Вошу руку, завалил его на колени и приставил к виску ствол.
– Нет! – крикнул я. – Не убивай его.
– Альфред, это единственный способ его остановить.
Я подобрал кинжал:
– Если выстрелишь, я вскроюсь и исцелю его.
– Вообще-то, лучше бы убил, – заметил Вош.
– Кто бы сомневался. Журдену не понравится, что все так обернулось. Ты рискуешь потерять работу.
– А я люблю свою работу.
Я посмотрел в глаза Сэмюэлу:
– Отпусти его.
– В аэропорту ты в него выстрелил, – напомнил Сэм.
– Только потому, что у меня не было выбора.
– А если я его просто покалечу?
У Сэма дергался правый глаз. Слегка подрагивала и рука с пистолетом.
– Что с тобой? – спросил я.
Сэмюэл был, как всегда, абсолютно невозмутим, если не брать в расчет руку и глаз. Тут я впервые после нашего воссоединения в аэропорту заметил, что с рукой у него неладно: не хватало мизинца. Я посмотрел на вторую. Та же картина.
– Твоих рук дело? – спросил я Воша. – Ты его пытал?
– Это и ежу понятно.
Сэм сорвался. Он схватил Воша за волосы, запрокинул его голову и зашептал в ухо что-то, насколько я понял, на латыни:
– …Per sacrosancta humanea reparationis mysteria… Священна тайна человеческого искупления… Remittat tibi omnipotens Deus omnes praesentis et futurae vitae paenas… Господь всемогущий отпустит тебе все прегрешения в этой жизни и жизни грядущей. Paradisi portas aperiat, et ad gaudia sempiterna perducat… И отворит Он райские врата, и поведет тебя к вечному блаженству…
– Напрасно тратишь время, священник, – сказал Вош. – Я не католик.
– А я не священник.
Но Вош его словно не слышал:
– Ты должен прощать.
– Господь прощает, не я.
Сэмюэл начал нажимать на спусковой крючок. Я со всей силы ударил его по руке, и пистолет упал на асфальт.
– Пожалуйста, Альфред, позволь мне.
Сэмюэл еще никогда ни о чем меня не просил.
– Да, – подхватил Вош, – не мешай ему.
Я подобрал пистолет и сунул его за пояс.
– Уходим отсюда.
Сэм еще секунду держал Воша за волосы. Его взгляд перебегал с меня на Воша и с Воша на меня. Порой самые кровавые битвы происходят в наших сердцах.
Все кончилось тем, что Сэм ударом колена в спину повалил Воша на асфальт, плюнул на него, глубоко вздохнул и наконец посмотрел на меня.
– Рад тебя видеть, Альфред, – сказал он и сделал нечто редкое для себя.
Сэмюэл улыбнулся.
Мотель 6, Хелена, Монтана
01:00:06:14
Я дважды обошел мотель, дабы увериться, что все чисто, и только после этого постучал в дверь сто первого номера. Брякнула цепочка, отодвинули засов – Сэмюэл открыл дверь. Он бросил пистолет на кровать и взял у меня пластиковый пакет.
– Я уж собрался тебя искать.
Сэм снова запер дверь и сел на стул у небольшого столика. Я уселся напротив. Сэм вынул из пакета сэндвич и, низко склонившись над столиком, принялся жадно есть. Я достал свой и неторопливо развернул желтую упаковку.
– Корн-доги, – сказал Сэм.
– Я суеверен.
Телевизор был настроен на канал новостей. Где-то за океаном взорвался начиненный взрывчаткой автомобиль. Погибли люди. Завтра кто-то важный выступит в ООН. Какой-то автопроизводитель объявил о рекордных потерях в третьем квартале текущего года.
– Что-нибудь слышно? – спросил я.
Сэм покачал головой:
– Пока нет.
– Ты же понимаешь, что водитель фуры нас опишет.
Сэм пожал плечами.
– И таксист.
Тот же жест.
– И свидетели в аэропорту.
Сэм пожал плечами в третий раз. Что за блажь у девятых?
Из сэндвича выпал ломтик огурца. Сэм подобрал его и аккуратно вставил на место.
– Я становлюсь популярным, – продолжил я. – Кто меня только не ищет – АМПНА, Журден, а теперь федералы.
Сэм покачал головой:
– Федералы не подключатся, пока мы не пересечем границы штата.
– О, это здорово. Какое облегчение. А я уж запаниковал.
Я покончил с сосиской и взялся за второй корн-дог. Горчица дели лучше всех, но на заправке была только обычная желтая.
Я уже слона в номер завел, а Сэм все отказывался его заметить. Тогда я сделал следующий ход, напоминая себе сдать после назад.
– Это Нидлмайер? – спросил я. – Он тебя сдал?
Сэм кивнул:
– Он сказал, что встречается с Журденом насчет имущества твоего отца. Я не учел возможность того, что его используют, – наверное, зря, но я зациклился на том, чтобы устранить угрозу. Мною руководили эмоции…
– Это Нидлмайер? – спросил я. – Он тебя сдал?
Сэм кивнул:
– Он сказал, что встречается с Журденом насчет имущества твоего отца. Я не учел возможность того, что его используют, – наверное, зря, но я зациклился на том, чтобы устранить угрозу. Мною руководили эмоции…
– Вечно они тебя подводят, эти эмоции, – заметил я.
Сэмюэл отвел взгляд.
– Журден Гармо – сумасшедший, – заявил он и снова принялся за еду. – И он, как все сумасшедшие, не воспринимает внешний мир как нечто отдельное от себя. Журден искренне верит, что обретет с твоей смертью покой.
– Как ты с Вошем, – вставил я.
Сэм наградил меня суровым взглядом:
– Убери я Воша, одним преследователем стало бы меньше.
– И одним галлоном крови на моих руках больше.
– Самосохранение не грех.
– Сэмюэл, мне наплевать на если бы да кабы. И философия образца «лучше синица в руках, чем журавль в небе» ничего не меняет. Взамен каждого убитого Воша Журден пришлет пятерых таких же.
И тут меня осенило. Я положил корн-дог на столик и подошел к телефону. Сэмюэл повернулся, чтобы не терять меня из виду. Я прослушал сообщение, которое уже слышал, когда мы только заселились в мотель, снова сел за стол и взял корн-дог.
– Возможно, мистер Нидлмайер достаточно благоразумен и не нуждается в наших подсказках, – сказал Сэмюэл.
– Надеюсь, что да. И еще надеюсь, что он свалил в какое-нибудь безопасное место. А вдруг нет? Что, если он уже у Журдена?
– Да сохранит его Господь, если так.
Я посмотрел на руки Сэмюэла. Он это заметил, и я отвел взгляд.
– Нидлмайер не знает, где меня искать, – сказал я. – Может, Журден поверит ему и отпустит.
– Мне Журден не поверил, – возразил Сэмюэл.
– Что ж, я спас тебя, спасу и Нидлмайера. Я только одного не понимаю… То есть я много чего не секу, но самая большая загадка – как моя смерть приблизит Журдена к Черепу?
Сэмюэл нахмурился:
– Журдена к Черепу?
Я кивнул:
– Да, к Черепу Судьбы.
Сэм ничего не ответил. Он только таращился на меня.
– Ты никогда не слышал о Черепе Судьбы? – удивился я.
– Разумеется, слышал. Я же был Оп-девять.
– Так вот, Журден сказал мне, что начал «последний рыцарский поход» за Тринадцатым Черепом, который больше известен как Череп Судьбы.
– Да, я знаю. Что ж, если это его конечная цель, он обречен на неудачу.
– Почему?
– Потому что Череп Судьбы – это миф. Его не существует.
– Откуда ты знаешь?
– Я был Оп-девять.
– И что? Ты всеведущ, как Господь Бог?
– Куда уж мне.
– Тогда почему ты так уверен, что его не существует?
– Потому что мы не нашли доказательств обратного.
– Из этого не следует, что Череп – миф.
Сэм покачал головой и отмахнулся четырехпалой рукой:
– Не важно. Главное, что в него верит Журден, и это все, что важно.
– О чем и речь! Он почему-то решил, что если убьет меня, то это поможет ему добраться до Черепа.
– Возможно, все гораздо проще.
– Например?
– Например, месть.
Я обдумал его слова. Сэмюэл был прав, как всегда. Вопрос «почему» не так уж и важен. Главное то, что, пока я жив, Журден не уймется.
– Правильно. С одной стороны псих, гоняющийся за мифом, с другой – социопат, мечтающий сделать мне лоботомию. А мы проскочим между ними прямо в штаб-квартиру.
– В штаб-квартиру, – повторил Сэмюэл и отвел глаза.
Слон вернулся.
– Только я не знаю, где эта штаб-квартира находится, а ты знаешь. И там сейчас Эбби Смит.
– Которая либо в силах, либо не в силах нам помочь, – подхватил Сэмюэл.
– У нас нет выбора.
– Выбора нет.
Сэм скомкал оберточную бумагу и бросил ее в пакет, потом взял салфетку и тщательно вытер стол.
– Зачем ты это сделал, Сэм?
Ему не нужно было спрашивать, о чем я. Он знал.
– Я был Оп-девять.
– И подсадил мне в голову бомбу, потому что так было должно?
– Да.
– Но зачем?
– Секретная информация.
– Ну так рассекреть ее. Не откладывая.
Сэм кивнул и с трудом сглотнул.
– Хорошо бы запить, – пробормотал он, как будто говоря сам с собой.
Я подтолкнул к нему свой «Биг галп».
– Не этим.
– Ты больше не Оп-девять, – напомнил я. – Ты мой опекун и должен сказать правду.
– Цена этой правды очень высока, Альфред.
– Все равно. Я готов заплатить.
– Платить будешь не ты.
– Сэм, скажи, зачем ты это сделал.
Сэмюэл вздохнул и тихо, чуть ли не шепотом ответил:
– София, Альфред. Причина в Софии.
– София. Я уже слышал это имя. – Сэм промолчал, и я напомнил: – Ты сам назвал ее призраком из прошлого. А потом я слышал, как вы с Нуэве спорили о ней. Перед нашим отъездом. Нуэве сказал, что ты имел в виду богиню мудрости, но мне почему-то так не кажется.
– И правильно, – отозвался он.
– А в лаборатории Мингуса, когда он меня обследовал, я заметил, что на некоторых пробирках с моей кровью был ярлык с надписью «Софа». И это показалось мне странным. Какое отношение имеет моя кровь к софам? Черт, да никакого! Я прав, Сэм?
– Прав.
– Тогда с меня хватит намеков, половинчатых ответов и шарад. Скажи, кто такая София, и немедленно.
Сэм кивнул:
– София не человек, Альфред. София – это акроним. Специальный оперативный отряд: Бессмертная армия. SOFIA.[17]
В комнате было тихо, и только обогреватель гудел под окном. Мне вдруг почудилось, что в комнате совсем темно. Я встал из-за стола и включил прикроватный торшер.
– Хитроумный акроним. Кто придумал?
– Оп-девять.
На сей раз он не повернулся. Он сидел неподвижно спиной ко мне.
– Идея в том, чтобы использовать мою кровь для создания каких-нибудь суперсолдат?
– Это казалось достижимым.
– …Солдат, которые мгновенно исцеляются прямо на поле боя, им не страшны болезни и травмы…
Тут до меня дошло: такой тип, как Нуэве, на другое бы и не повелся. Я вспомнил, как сам сказал Эшли в аэропорту: «Контора не хочет, чтобы пацан, способный исцелить мир, вышел из-под контроля и взялся за дело». Мне стало тошно.
– Возможности безграничны, да, Сэм?
– Сама возможность этого и сделала создание СОФИИ необходимым.
– А СОФИЯ сделала необходимым создание спецустройства номер тысяча тридцать один.
– Да, это было необходимо, – кивнул Сэм.
– Потому что Оп-девять не допустит, чтобы «предмет особого интереса» попал в плохие руки.
– Это привело бы к катастрофическим последствиям.
– И ему пришлось найти способ держать «предмет особого интереса» под контролем и… прервать эксперимент, если это будет…
– Необходимо.
– Необходимо. Все верно. У Оп-девять не было выбора.
– Не было, – повторил он эхом.
– Потому что он Оп-девять. Он должен рассматривать все варианты. Мыслить о немыслимом.
– О немыслимом.
– Не только о «зигах», но и о «загах».
Сэмюэл повернулся ко мне:
– Альфред, я…
– И не важно, что «предмет особого интереса» – пятнадцатилетний пацан.
Я задел его за живое, и он заговорил жестче:
– Твой… твой дар сыграл решающую роль при возвращении Печатей. Неоценимую, по сути. Располагай мы им в предыдущих миссиях – спаслись бы люди, мы избежали бы ненужных страданий…
– Предыдущие миссии? Это какие же? Вроде абхазской? Ты говоришь о таких миссиях, Сэм?
– Конечно. Разумеется, о таких, как абхазская. – Сэм прочистил горло. – Ты сам сказал, Альфред: Оп-девять должен мыслить о немыслимом, просчитывать все варианты использования «предмета особого интереса», тем более те сценарии, в которых он попадает в плохие руки.
– Почему ты мне не сказал?
– Ты знаешь ответ.
– Нет, Сэм, почему ты не рассказал мне об этом после того, как ушел из АМПНА? Почему промолчал, когда я решил пойти с Нуэве?
– Я думал, что отряда больше нет. Абигейл Смит сказала, что закрыла проект, когда стала директором, и я ей поверил.
– Похоже, что Нуэве ее переиграл.
– При поддержке совета, – кивнул Сэм.
– Ты все равно должен был рассказать.
– Да. Ты прав. Должен.
– Ладно, – проговорил я. – Все ясно. Эбби занимается этим. Или нет. Ей можно доверять? Мы доверимся ей?
– Я всегда ей доверял, – ответил Сэмюэл. – И сейчас верю.
– Хорошо. Значит, она должна перетянуть совет на нашу сторону, а мы займемся этой штукой в моей голове.
Я сел напротив Сэма. Он старался не встречаться со мной взглядом. Мне следовало догадаться почему. Я должен был сообразить, что он рассказал не все, но я продолжал верить в лучшее. Я по-прежнему хотел, чтобы все как-нибудь утряслось, потому что после всех испытаний остался мальчишкой. Тогда я еще не знал, что мое детство вот-вот закончится и конец будет трагическим. Вот что тикало у меня в голове. Не бомба, а часы, которые отсчитывали последние минуты детства.
– Альфред, устройство невозможно удалить.
– О чем ты? Конечно же можно. Ты его вставил, ты и вынешь.
Сэмюэл медленно покачал головой:
– Любая попытка извлечь устройство приведет к детонации. – Он опустил голову, сгорбился и сложил ладони, будто в молитве.