От одной только мысли, что он скоро придет, меня начинало трясти, как в ознобе. Что это со мной творится?
Я включила телевизор, но меня очень скоро стало тошнить от него. И руки сами достали с полки томик Ходасевича. Я раскрыла его наугад.
Под ногами скользь и хруст.
Ветер дунул, снег пошел.
Боже мой, какая грусть!
Господи, какая боль!
Нет, это не для меня. Нет! К черту грусть и боль!
Но вот на той же странице маленькое стихотворение, всего восемь строк:
Странник прошел, опираясь на посох, —
Мне почему-то припомнилась ты.
Едет пролетка на красных колесах —
Мне почему-то припомнилась ты.
Вечером лампу зажгут в коридоре —
Мне непременно припомнишься ты.
Что б ни случилось, на суше, на море
Или на небе, — мне вспомнишься ты.
Боже мой! Сколько раз я читала эти стихи, а сейчас вдруг поняла: это же формула любви! Да, конечно, ведь когда любишь, все тебе напоминает о любимом. Ну, может, не любви формула, а влюбленности? Ах, какая разница! Все равно хорошо? Всего восемь строк… «О, если бы я только мог, хотя б отчасти, я сочинил бы восемь строк о свойствах страсти…» — писал Пастернак.
Господи, у меня в голове настоящая каша. Любовь, Пастернак, Ходасевич, Макс… Главное, конечно, Макс… Скорее бы он пришел, я так хочу видеть его. Он такой… Он бабник, шепнул внутренний голос, и к тому же любимец баб. Ну и что? Ничего, только не очень расслабляйся. Знаешь, есть такие мужики, под взглядом которых расцветает любая женщина от пятнадцати до восьмидесяти пяти. Им все равно, кто перед ними, важно, что женского пола… Да, но я-то все-таки не абы кто, и он явно положил на меня глаз, к тому же у нас с ним эта… как ее… сексуальная совместимость. Это тоже чего-то стоит. Но может, для женщины это так важно, а для мужчины не очень? Черт, я не слишком сильна в этом вопросе. Жалко Инги нет в Москве, она бы мне все объяснила… Но не звонить же ей в Прагу с такими разговорчиками. Она решит, что я спятила. Между прочим, если он бабник, опять шепнул внутренний голос, то надо быть осторожнее, сейчас ведь свирепствует СПИД… Да что тебе лезет в голову, дура? Кстати, не похож он на бабника, ухватки не те… А что он женщинам нравится, так он же не виноват…
Едва раздался сигнал домофона, как все мысли вылетели из головы. Я бросилась открывать, попутно заглянув в зеркало, и осталась вполне довольна своим видом. Потом прильнула к глазку. Где же он? Этот дурацкий лифт тащится, как черепаха! О, вот он. С цветами!
— Маша, наконец-то! — выдохнул он еще на пороге. — Вот, ты же любишь цветы.
— Спасибо, очень… Их нельзя сразу разворачивать, на улице холодно, — бормотала я, сжимая в руках завернутый в бумагу букет. — Это что?
— Белые лилии. Да положи их, дай я тебя поцелую, я так долго ждал.
— Макс, ты не голоден? — сочла своим долгом осведомиться я.
— Нет, нет, я… Я не голоден, но я изголодался. Маша, Машенька!
Короче говоря, о лилиях я вспомнила часа через два.
— Ой, Макс, а цветы! — закричала я, высвобождаясь из его уже расслабленных объятий. К счастью, с лилиями ничего не случилось, я поставила их в большую стеклянную вазу и принесла в спальню. — Смотри, Макс, какая красота. А запах какой!
— Машка, хватит ботаники, иди ко мне, — позвал он. — Я ревную!
— К цветам?
— Ко всему свету. К твоему прошлому… и даже к будущему.
— Ты такой ревнивый?
— То-то и оно, что никогда не был ревнивым. А сейчас просто с ума схожу…
— Ревнуй меня, Макс, пожалуйста, ревнуй, мне это нравится.
— Нравится? — засмеялся он. — Ты странная, удивительная женщина…
— И со мной происходят странные, удивительные вещи, — сказала я. — Что ты имеешь в виду?
Я поведала ему историю про таинственного незнакомца.
— Ты действительно ничего не помнишь?
— Ничего! Совсем! До сих пор теряюсь в догадках.
— Загадочная история! И ты ничего не предприняла?
— Сменила замки! А что еще я могла? Я все надеюсь, что он как-то проявится.
— Знаешь, я думаю, если это чья-то шутка, то она должна проясниться в Новый год. Ты дома встречаешь?
— Да.
В самой глубине души у меня теплилась даже не надежда, а крохотулечная надеждочка, что он захочет провести Новый год со мной, но от этого вопроса надеждочка сразу издохла, не издав даже предсмертного хрипа. Внутренний голос напомнил: дура, корова, он же семейный человек.
— А с кем ты будешь встречать? — поинтересовался он..
— С тетушкой, с племянницей и братом.
— Значит, я могу быть спокоен и не умирать от ревности?
Мужская логика. Он может не умирать от ревности, а я должна от нее известись? Хотя ревновать его к жене довольно глупо. Но что я могу с собой поделать?
— Знаешь что, давай ровно в двенадцать вспомним друг о друге и мысленно чокнемся. Согласна?
— Согласна, — подавив тяжелый вздох, с легкой улыбкой ответила я. — Но разве мы до Нового года уже не увидимся?
— Увы! Завтра и послезавтра работы невпроворот, а тридцатого у нас на работе новогодний вечер. Не пойти я не могу…
Я хотела спросить, когда же мы теперь увидимся, но внутренний голос повелел: молчи, дура, и не вздумай проявлять инициативу. Он тебя ревнует, и прекрасно. Пусть помучается.
— Маша, ты расстроилась? — осторожно осведомился он.
— Расстроилась? С какой это стати? У меня сейчас кроме работы дел выше головы. Пятнадцатого я должна сдать книгу, хоть тресни. А потом…
— Что потом?
— Не знаю, может, поеду куда-нибудь отдохнуть на недельку. Правда, мой работодатель обещал мне еще что-то подкинуть…
— Ты была когда-нибудь в Таллине? — спросил он вдруг.
— Сколько раз! А что?
— Да мне предстоит поехать туда на Европейскую выставку телеоборудования. Хороший город?
— Не то слово! Дивный! Ты получишь такое удовольствие! Я бы тоже поехала, у меня там близкая подруга есть…
— Да, это было бы изумительно, поехать вместе, — мечтательно произнес он, — но, к сожалению, ничего не выйдет.
— Почему?
— Я поеду туда всего на три дня. И притом не один, а с коллегами. Это неудобно.
— Ты меня не понял, я вовсе не собиралась ехать туда с тобой! Просто ты упомянул про Таллин, и я вспомнила, что давно там не была, не видела подругу, а на твою свободу и не думала посягать!
— Маша, Маша, ты обиделась? Не надо, милая моя, я просто ужасно занятой человек… Но мы рано или поздно непременно куда-нибудь поедем вместе и не на три дня, а хотя бы на недельку, куда-нибудь к теплому морю, в Египет, например…
Я расхохоталась.
— Ты почему смеешься? — удивился он.
— Два дня назад меня уже приглашали в Египет.
— Кто?
— Один приятель, — неопределенно ответила я.
Он побледнел.
— И что?
— Ничего! Вместо того чтобы загорать на Красном море, я валяюсь с тобой в постели, и ты все время даешь мне по носу!
— Что это значит?
— Ну, ставишь меня на место! А этого не надо! Я свое место и так прекрасно знаю!
Он внимательно посмотрел на меня, потом обнял и стал нежно-нежно целовать.
— Машка, Машка моя, кто это тебя так обижал, а? Почему у такой красавицы накопилось столько горечи? Забудь, расслабься! Я люблю тебя, запомни это, заруби на носу, усвой! Люблю! Просто жизнь сейчас такая сложная, что иной раз даже для любви в ней мало места. Но главное, чтобы любовь была, а рано или поздно она свое возьмет.
Слова его звучали как самая лучшая, самая любимая музыка. И даже внутренний голос молчал, как ни странно.
— Думаешь, мне не хочется встретить Новый год с тобой вдвоем? Еще как! Думаешь, не хочется сесть в поезд и поехать в Таллин или в любое другое место с тобой? Да я мечтаю! Но…
— Не надо ничего объяснять.
— Но ты усвоила, зарубила себе на носу?
— Конечно.
— А ты… Ты любишь меня? — вдруг спросил он слегка охрипшим от волнения голосом.
Я уже открыла было рот сказать, что да, люблю, обожаю, умираю от любви, но тут этот окаянный внутренний голос вякнул: не смей, корова! И я пролепетала:
— Не знаю, я не могу так быстро… Но мне хорошо с тобой…
По его лицу пробежала тень разочарования.
— Ты полюбишь меня, я постараюсь…
* * *Ночевать он не остался, ушел в половине третьего ночи. Обещал, что будет звонить и мы непременно увидимся первого или второго числа. А я сразу заснула мертвым сном.
Утром, едва продрав глаза, я стала вспоминать вчерашнее. От легкой и, по-видимому, несправедливой обиды не осталось и следа, это так, мелочи жизни, а главное — любовь! Свет! Счастье! И фантастическая блаженная легкость во всем организме, которая бывает после настоящей близости. Я вскочила с постели абсолютно счастливая и вскоре уже села за работу. Часа в четыре вдруг позвонил Макс.
— Машенька, как там твой носик?
— Машенька, как там твой носик?
— Носик? — не поняла я.
— Ты на нем что-нибудь зарубила? — голос его звучал так нежно и сексуально, что меня опять кинуло в дрожь.
Я сглотнула набежавшую слюну и ответила:
— Да, да, конечно.
— А тебе это приятно?
— У тебя обеденный перерыв? — полюбопытствовала я.
— Да нет, я стою в пробке у Рижского вокзала.
— А, понятно!
— Машенька, я только сейчас вспомнил, ты говорила, что Костя тоже будет встречать с вами Новый год?
— Да, а что?
— Передай ему от меня привет, если он меня помнит. Хотелось бы вообще-то повидаться, но…
— Непременно передам, — а сама не без некоторого злорадства подумала: ага, неловко тебе сейчас встретиться с моим братом, очень неловко. Хотя, если разобраться…
— Маша, ты почему замолчала?
— От чувств! — засмеялась я.
— Машка, ты чудо! Целую тебя! Кажется, мы сейчас поедем! Все! Пока!
И чего, спрашивается, звонил? Хотя нет, такие звонки — самое приятное! Интересно, он говорит, что любит, всем бабам? Есть такие мужики, которым признаться в любви все равно, что выпить рюмку, а от некоторых не дождешься, даже если точно знаешь, что он помирает от любви. Но ведь, наверное, попадаются особи, которые говорят это лишь тогда, когда действительно так чувствуют? Не знаю, мне пока такие не попадались. Неужели Макс действительно исключение из правил? Неужели не козел? Сердце радостно забилось.
* * *Тридцать первого декабря я вскочила ни свет ни заря с твердым решением: сегодня я даже думать не буду о работе. За последние два дня я сделала мощный рывок и уже точно знала, что всей работы осталось на десять дней. Отлично, значит, еще дня два-три могу прогулять. А потом получу денежки и… И что? Накуплю шмоток? Это показалось мне не слишком интересным. Если Вырвизуб даст мне еще работу, то я успею со шмотками… Нет, надо придумать что-нибудь эдакое, что надолго запомнится. Но что же?
В этот момент зазвонил телефон. Похоже на междугородку. Я схватила трубку. Это была моя подруга из Таллина, Марта. Наполовину русская, наполовину эстонка, она в молодости жила в Москве, а в середине восьмидесятых перебралась в Таллин, да так там и осталась, выйдя замуж за потрясающе красивого эстонца по имени Хейно. Однако этот Хейно оказался горьким пьяницей, и Марта живенько от него избавилась. И теперь, насколько я знаю, тоже жила одна.
— Машунька, привет! С наступающим тебя, а главное, с прошедшим. Меня не было в Таллине, и я не могла двадцать второго позвонить! Поздравляю! Как дела? — единым духом выпалила она.
— Марточка, дорогая, как я рада тебя слышать! У меня все хорошо! А где ты была?
— В Швейцарии, рождественский тур! Это сказка! Хотя у нас в Таллине на Рождество тоже красиво! Ты должна когда-нибудь приехать на Рождество!
И тут меня осенило!
— Марта, слушай, а если я приеду пораньше?
— Пораньше чего? — не поняла Марта.
— Пораньше следующего Рождества?
— Машка! Родненькая! Приезжай когда хочешь! Только предупреди заранее!
— Я тебя уже предупреждаю! Числа восемнадцатого-девятнадцатого, может быть, вырвусь дня на три. Примешь?
— Что за вопрос! Ура, Машка! Ты Таллина просто не узнаешь! А я такой ремонт в квартире сделала! Машка, ты правда приедешь?
— Правда! — уже уверенно ответила я. — Если успею с документами. Ты случайно не знаешь, сколько времени надо, чтобы визу получить?
— Кажется, не меньше двух недель. Но ведь праздники… А тебе обязательно в эти числа?
— Обязательно.
— Почему? Машка, ты что, не одна приедешь?
— Приеду одна! Но…
— У тебя кто-то в Таллине, и я про это не знаю? — возмущенно закричала Марта.
— Нет, просто он поедет в Таллин в командировку, а я сделаю ему сюрприз.
— Гениально! Маш, а он кто?
— Приеду, все расскажу, кончай треп. Марта, ты разоришься!
— Да я звоню не из дома, а из одной конторы. Маш, ну хоть скажи, он женат?
— Женат. Но мне это до лампочки, я замуж не стремлюсь…
— Ты его любишь?
— Кажется, да.
— А он тебя?
— Кажется, да.
— Ой, Маш, как интересно! Слушай, а тебе приглашение прислать?
— Не надо. Я через туристическую фирму…
— Но, я надеюсь, ты у меня остановишься? Если надо, я сама могу ночку-другую у мамы переночевать, ты же понимаешь! Но как я хочу тебя видеть! Машка, приезжай скорее! А вдруг у этого твоего хахаля поездка сорвется?
— Я все равно приеду, честное слово!
— Здорово!
— Марточка, как хорошо, что ты позвонила! Я тебя поздравляю, передай привет и поздравления маме и всем, кто меня помнит! Когда что-то конкретно выяснится, позвоню! Целую!
Восторгу моему не было предела. Это именно то, что нужно. Пусть он едет сам по себе, с коллегами, а я приеду на день раньше и встречу его на вокзале! И пусть коллеги считают, что у него есть дама в Таллине… Или я могу наврать, будто меня просили их встретить или еще что-нибудь… Придумаю на месте. Нет, я не стану светиться, мы пойдем на вокзал вместе с Мартой, и она как-нибудь выяснит, где они остановятся, а я потом позвоню…
Да нет, чего выдумывать заранее какие-то сложности, ближе к делу посмотрим. А вот насчет документов надо побеспокоиться уже сегодня, и я тут же набрала номер еще одной своей приятельницы, которая работала в туристическом агентстве. Как ни странно, я дозвонилась с первого раза, она страшно удивилась.
— Маш, ты что? Неужели куда-то собралась?
— Мариночка, миленькая, — взмолилась и, — ты можешь числа восемнадцатого отправить меня на три дня в Таллин?
— В Таллин? Паспорт у тебя в порядке?
— Конечно.
— Приглашение есть?
— Нету. Но могу попросить… Только с приглашением я бы и сама…
— Погоди! Ты хочешь на поезде или на самолете?
Я на мгновение задумалась.
— Лучше на самолете.
— С гостиницей?
— Да нет же, мне к Марте…
— Ах, ну да… В принципе это возможно, но только если ты прямо сегодня привезешь документы и деньги на визу. Вообще-то у нас это стоит около стольника, но с тебя возьмем поменьше.
— Стольник? Рублей?
— Эх, мать, отсталая ты личность. Стольник зеленых. Я подключу тебя к группе, которая едет за подержанными машинами…
— Зачем? — испугалась я.
— О боже, до чего ж ты бестолковая, Машка! Тебя это вообще касаться не будет, зато визу в группе получить куда легче. Я сегодня как раз посылаю запрос. Если в течение полутора-двух часов привезешь паспорт и бабки, имеешь шанс. Только бабки рублями. Все, значит, я тебя включаю?
— Включай, я скоро приеду!
Я стала судорожно одеваться. У меня получится, все получится просто прекрасно. И даже эти деньги сейчас есть, несмотря на все траты. Правда, предстоит еще прожить две недели, но на самый худой конец возьму в долг у Кости, хоть и ненавижу долги. Но тут любовь, святое дело! Скорее бы появилась Белка, оставлю ее на хозяйстве, а сама смотаюсь к Маринке в агентство. Только никому сейчас ничего говорить не стану, а то начнут обсуждать, давать советы, а я не хочу советов. Я теперь сама буду распоряжаться собой.
Белка не заставила себя долго ждать.
— Маш, ты уходишь? — удивилась она.
— Белка, я тебе сейчас объясню, что надо сделать, а сама на часок уйду. Мне необходимо съездить по одному делу…
— На свиданку, что ли?
— Какая свиданка, что ты! Идем, я тебе дам задания!
Оставив Белку одну, я вылетела из подъезда. Только бы Росинант не подвел! Но он, умница, завелся, как новый! И я все прекрасно успела.
— Ты что-то цветешь, подруга! — заметила Марина, оторвавшись от компьютера. — Или у тебя роман?
— Есть немножко! — засмеялась я. — А что, заметно?
— За версту видать! Кто он?
— При встрече все расскажу! Не сейчас же и не здесь!
— Тоже верно! Но хоть шепни, кто он по профессии?
— Технарь!
— Без копейки?
— С копейкой!
— Машина есть?
— Есть.
— Какая?
— «Фольксваген-пассат».
— Середнячок, но сойдет.
— Маринка, ты что, эксперт? — поразилась я.
— Ага, в нашем деле все надо учитывать.
— Я не очень поняла, какое отношение…
— Я тебе это тоже потом объясню. Не здесь и не сейчас.
— Ладно, я поеду. С наступающим. Маринка, и спасибо тебе!
— Не за что, подруга! Тебе давно пора проветриться.
Дома меня встретила Белка с вытаращенными глазами.
— Ой, Маш, где тебя носит? Тут такое…
— Что? — перепугалась я. — Геша в окно выпал?
— Да ты что? Смотри!
И она буквально втолкнула меня в комнату, где на столе стоял… огромный букет из желтых и сиреневых хризантем, точь-в-точь такой, как в прошлый раз, но побольше. И коробка конфет, раза в два больше прежней.
— Откуда это?
— Принесли.
— Кто?
— Какой-то парень.
— А записки нет?
— Нет, уж я проверила, можешь быть спокойна.