— Пойми, — говорила она, — маму уже не вернуть. А он там один. Он нездоровый человек, и к тому же артист, у него куча поклонниц, и уж кто-нибудь из них непременно попытается занять твое место, тем более что ты-то ему не жена.
— Пусть попробуют, — грустно улыбалась я, — это удовольствие ниже среднего. Вытаскивать его из запоев, выслушивать его пьяные бредни…
— Деточка, они ведь этого скорее всего не знают, они видят романтического красавца, изумительного музыканта, одинокого мужчину, наконец! Ты должна ехать, если ты его любишь.
Я любила. И поехала. Но тетушка как в воду глядела. Уже на третий день я обнаружила, что одна из слушательниц мастер-класса, обворожительная итальянка Лилиана смотрит на Романа как-то уж очень по-хозяйски, что ли. Мне это не понравилось. Я стала приглядываться и поняла, что подозрения небеспочвенны. В мое отсутствие между ними явно что-то произошло. Что именно, догадаться было нетрудно. Мне хотелось устроить скандал, оттаскать за волосы юную красотку, разбить что-нибудь, выкричаться, но… Я взяла себя в руки и решила посмотреть, что будет дальше. В конце концов небольшой зигзаг мало что значит, к тому же, Лиза права, я все-таки не жена Роману. И я сдержалась. Но в один прекрасный день эта юная нахалка заявилась ко мне в гостиницу и, смущенно опустив свои потрясающие глаза, проговорила:
— Синьора, я должна вам сказать, что мы с Романом любим друг друга.
Я промолчала, выжидательно глядя на нее. Она немного смешалась, очевидно ожидая от меня бурной реакции, но на удивление быстро справилась с собою и продолжила:
— Мы любим друг друга и хотим быть вместе.
Тут уж я не выдержала и спросила:
— А Роман знает, что вы пришли ко мне с этим разговором?
— Нет, но…
— Значит, вы действуете на свой страх и риск?
— Не совсем… Он хотел сам поговорить с вами… Но… Просто он щадит вас, вы потеряли мать… у вас горе… и он не решается…
— А вы, значит, решились? Прелестно!
— Я люблю его и не могу больше ждать. К тому же вы ведь уже не любите его.
— Это он вам сказал?
— Да. И я решила взять это на себя… Он великий музыкант, и я счастлива избавить его от любой трудности.
— Сколько вам лет?
— Двадцать. А какое это имеет значение? — насторожилась она. — Может, и никакого, просто только в ранней молодости можно так легко распоряжаться чувствами и судьбами других людей в угоду собственной прихоти.
Произнеся это, я вдруг ощутила себя такой старой и несчастной, что чуть не взвыла. Мне хотелось рассказать этой влюбленной красавице, что ждет ее рядом с Романом, но я сочла это ниже своего достоинства.
— Но что вы от меня хотите?
— Разве вы не понимаете? — с мольбой в голосе спросила она. Видно, этот разговор и ей нелегко давался.
— Понимаю, вполне понимаю, — усмехнулась я. — Надеюсь, вы не ждете от меня немедленного ответа?
— Нет, что вы… Я просто хотела, чтобы вы знали…
И она выскочила из комнаты.
Когда Роман вернулся, я неимоверным усилием воли сдержала себя, ни словом не обмолвилась о визите Лилианы, и мы пошли обедать в маленький ресторанчик неподалеку от гостиницы. Он был оживлен, даже весел, и, по-видимому, не замечал чудовищного напряжения, в котором я находилась, или же приписывал его пережитому мною горю. В его глазах все время сиял какой-то счастливый огонек. Вот этого я уже не могла вынести. И все-таки промолчала. Но для себя все решила. В моем отношении к нему кроме любви присутствовала еще и некая обреченность — что с ним будет, кто станет выхаживать его, ведь он глубоко больной человек, и так далее, и так далее. Я понимала, что ничего романтического между нами уже не осталось после всего, что мы пережили вместе. А он, видимо, отчаянно нуждается в романтической любви, которой я не могу ему дать при всем желании. Что ж, может, и для меня это будет спасением?
И на другой день, когда он ушел в консерваторию, я быстренько сложила свои вещи, погрузила их в такси и, не оставив даже записки, так как боялась, что залью ее слезами, переехала в другую гостиницу, где проревела всю ночь, а утром улетела в Москву.
Так закончилась моя самая большая любовь. Тетушка Лиза нещадно меня ругала, говорила, что я еще горько пожалею о своей глупости, а Инга, наоборот, сказала, что это самый здравый поступок за всю мою жизнь, что жертвенность вообще не мой жанр, что я должна по гроб жизни быть благодарна Лилиане, одним словом, всячески поддерживала меня.
— И не слушай ты свою тетку, она сама по уши влюблена в Романа!
— С чего ты взяла? — удивилась я. Мне такое раньше в голову не приходило.
— Я же не слепая и не дура! — отрезала Инга.
И все-таки по возвращении в Москву я впала в депрессию, все ждала, что он хотя бы позвонит мне, поблагодарит за все, что я для него сделала, но напрасно. Он не мог заставить себя так поступить, хотя наверняка терзался раскаянием. А может, и не терзался, а просто блаженствовал со своей юной красоткой. Ну и на здоровье.
* * *И вот завтра мне уже сорок. Я всем объявила, что юбилея не будет. Но для себя решила: последние десять лет относительной молодости я буду жить иначе. И первое, что я сделаю завтра с утра, — отрежу волосы. В сорок лет ходить с такой гривой уже не подобает! И я это осуществила. Проснувшись очень рано, я села за работу, а в десять отправилась в расположенный неподалеку новый парикмахерский салон, где было не слишком много посетителей и не слишком высокие цены. Немолодой мужчина-мастер, сразу внушивший мне доверие, сказал с сожалением:
— Зачем резать такие шикарные волосы?
— Надоели! — заявила я. — И потом, мне уже сорок лет!
— И вы думаете, что в сорок лет надо отрезать такую роскошь?
— Непременно! Да и вообще… Хочу начать новую жизнь!
— Ну, если новую жизнь, тогда дело другое. Только вы никому не говорите, что вам сорок. Больше тридцати трех вам ни за что не дашь!
— Спасибо.
Он долго смотрел на меня в зеркало, обдумывая, как лучше постричь, а потом спросил:
— У вас есть какие-нибудь идеи?
— Да нет, я только не хочу очень коротко…
— Боже упаси, об этом не может быть и речи! Такие роскошные волосы должны быть видны. Может, еще подумаете, дама?
— Нет, все обдумано. Режьте!
Через час он закончил возиться с моей сорокалетней головой.
— Что ж, неплохо получилось! — произнес он с удовлетворением.
Женщина в зеркале показалась мне незнакомой, но очень и очень привлекательной. Неужели это я?
— Нравится? — осведомился мастер.
— Да! Спасибо! Это то, чего я хотела!
— Рад!
— Если вы не против, я буду вашей постоянной клиенткой!
— Договорились. Меня зовут Василий Семенович!
— А я Мария Никитична Шубина. Как вы думаете, когда мне теперь надо прийти?
— Не раньше, чем через месяц, а то и через полтора.
Я вышла на улицу страшно довольная и старалась заглядывать во все витрины, где можно было уловить свое отражение. Хорошо, что сегодня не холодно и можно идти без шапки. Очень хотелось пройтись по улицам, подышать воздухом, но времени не было. Пора возвращаться к работе. Ничего, Машка, сказала я себе, чем скорее ты кончишь работу, тем скорее купишь новую дубленку. А то с этой стрижкой особенно заметно, как вытерся воротник у старой. Его, конечно, можно довольно эффектно прикрыть модным шарфом, подаренным Ингой, но…
Я побежала домой. Не прошло и часа, как в дверь позвонили. Кого это черт принес? На пороге стояла молоденькая девушка с букетом цветов.
— Шубина Мария Никитична это вы?
— Я.
— Тогда распишитесь, пожалуйста!
Я расписалась в затрепанной тетрадке и приняла букет. Сердце почему-то тревожно забилось. А вдруг эти цветы от того таинственного человека? Букет был завернут в несколько слоев шелковистой бумаги. Дрожащими руками я стала срывать бумагу. Вот еще мгновение — и все выяснится. И действительно выяснилось. Пять крупных белых роз и визитка «Борис Евгеньевич Вырвизуб». На обороте визитки мелким педантичным почерком написано: «Прелестнейшей из переводчиц в день рождения с надеждой на успешное сотрудничество». Разочарованию моему не было предела. Однако белые розы зимой мне не так уж часто дарят. И я поставила их в воду. Красивые, никуда не денешься.
Работать мне в этот день не давали. То и дело звонил телефон. А ближе к вечеру позвонила Танька.
— Ты работаешь? — с места в карьер спросила она.
— Пытаюсь.
— Не дают? — догадалась она.
— Точно! А почему это ты меня не поздравляешь?
— Успею! — засмеялась она. — Есть предложение.
— Танька, какие предложения, мне работать надо.
— Ну, Машуня, пожалуйста! — взмолилась она.
— В чем дело-то?
— Федор нас с тобой приглашает сегодня в шикарный ресторан!
— В ресторан? С какой стати? — страшно удивилась я. На Федора это было непохоже.
— Понимаешь, там будут деловые переговоры, у Федора, а мы уж заодно…
— Да я-то тут при чем, Тань?
— Но я же одна там со скуки сдохну. Машуня, пойдем!
— Ты предлагаешь нам вдвоем со скуки дохнуть? Нет уж, у меня есть контрпредложение. Приходи ко мне, посидим вдвоем, чокнемся за мой день рождения. Чем плохо?
— Совсем даже неплохо, — горестно вздохнула Танька, — но Федор требует, чтобы я пошла с ним, а то, говорит, приглашу девушку по вызову…
— Танька, ты должна пойти, но я-то тут при чем? — отнекивалась я. Но случайно взгляд мой упал на зеркало, на новую прическу… А в самом деле, почему бы не пойти, не поесть чего-нибудь вкусненького, не показаться на люди после долгого перерыва?
Татьяна почувствовала мои колебания.
— Машуня, пойдем! Хоть поедим, выпьем, как белые женщины!
— Ладно, уговорила, речистая! Только что надевать? Я сто лет не была в ресторанах. Вечерних платьев у меня нет, сама знаешь!
— Да на кой они сдались! Надень что хочешь, большое дело! Маш, ты умница, я так рада! Ты собирайся, а через полтора часа мы за тобой заедем!
— А в какой ресторан-то пойдем? — уже заинтересовалась я.
— Понятия не имею. Не все ли равно? Уж точно, что в хороший! Все, пока, мне еще голову помыть надо. Жди нас!
Ну что ж, совсем даже неплохо пойти в день рождения в ресторан. Вполне укладывается в полосу везения. А вдруг будет весело? Может, удастся потанцевать… Я так давно не танцевала… Ой, а что же надеть? Я бросилась к шкафу. У меня есть так называемое маленькое вечернее платье, правда, я купила его еще в Вене, когда ходила с Романом в оперу, на концерты. Оно, конечно, уже не модное, но можно что-то придумать… Однако платье оказалось безнадежно широко, я с тех пор здорово похудела, особенно после гриппа. Не пойдет. И вообще, что-то я обносилась. Совершенно нечего надеть на такой случай… И тут же я приняла решение: все деньги, которые получу за поваренную книгу, потрачу на шмотки. В конце концов мне всего сорок лет, я красивая… и у меня полоса везения! В результате я надела узкую черную юбку и блузку из зеленого шифона под цвет глаз. Туфли у меня вполне приличные, вот дубленка подкачала, впрочем, черт с ней! «Во всех ты, душенька, нарядах хороша!» — сказала я себе и принялась красить ресницы.
Вскоре в дверь позвонили. Это оказалась Танька, с букетом и коробкой.
— Ну, ты готова? — выпалила она. — Вот, подруга, это тебе в честь славной даты! Ой, постриглась! Как тебе идет! Отлично, помолодела лет на десять. Блеск! Дай-ка я тебя поцелую!
Мы расцеловались. Я побежала ставить цветы, а Татьяна тем временем распаковывала коробку. В ней оказался роскошный махровый халат нежно-розового цвета, два таких же полотенца и тапочки.
— Татьяна, спасибо, какая прелесть! Как раз то, что нужно! — искренне обрадовалась я. — Тебе правда нравится моя стрижка?
— Класс! Маш, дай чашку кофе, Федор заедет за нами минут через двадцать.
Я включила чайник, насыпала в чашку кофе и выбросила пустую банку. Ведро было переполнено. Надо вынести, ненавижу оставлять мусор. Подойдя к мусоропроводу, я услышала жалобное мяуканье, вернее, просто писк. На полу сидел крохотный черный котенок и смотрел на меня большими да к тому же голубыми глазами. У меня сжалось сердце. Это судьба!
— Что, маленький? Бросили тебя?
Я нагнулась и взяла его на руки. Он сразу прижался ко мне, все его тельце сотрясала дрожь. Я схватила ведро и ринулась в квартиру.
— Танька! Смотри, что я нашла!
Она выскочила в прихожую.
— Ой, какой хорошенький!
Я распахнула холодильник. Слава богу, молоко есть. Я его чуть-чуть подогрела, и вскоре котенок уже громко лакал молоко.
— Тань, знаешь, я никуда не поеду!
— Что? — не поняла Татьяна. — Куда не поедешь?
— Ну с вами, в ресторан не поеду!
— Почему?
— А как я тут его одного брошу?
— Ты хочешь его себе оставить? А если он блохастый?
— Подумаешь, большое дело! Выведу!
— Маш, ты серьезно?
— Конечно! Вот поест, я его вымою… Мне, Танька, его Бог послал в подарок на сорокалетие. Черные кошки счастье приносят.
— Скажешь тоже! Но вообще-то он чудный… Слушай, а он кот или кошка? У таких маленьких и не разберешь.
— А мне все равно. Я ему уже имя и фамилию придумала.
— Фамилию? — прыснула Танька. — Козловский? Это было бы в твоем стиле!
— Нет, это мне подарок ко дню рождения, а по-немецки подарок «гешенк», сокращенно Геша, подойдет и для мальчика, и для девочки. А фамилия Глюк.
— Кажется, «глюк» — это счастье?
— Вот именно! Геша Глюк, чем плохо?
— Дура ты, Машка, просто отпетая дура, — рассмеялась Татьяна. — Но все-таки не понимаю, почему ты не можешь поехать в ресторан?
— Да у меня минутки спокойной не будет! И потом, его надо помыть, сортирчик ему устроить, постельку.
— Нет, ты точно ненормальная, — покачала головой подруга. — Ну, как говорится, была бы честь предложена, а вообще-то я бы и сама тут с тобой осталась. Неохота одной с этими мужиками в кабак переться. Надоело.
Зазвонил телефон.
— Это Федор! — воскликнула Татьяна и схватила трубку. — Да, Федя, я. Сейчас спущусь. А Маша не сможет, она себя плохо чувствует, все-таки после такого тяжелого гриппа. Все, иду!.. Знаешь, — повернулась она ко мне, — я ему про котенка говорить не стала. Он бы не понял.
— Спасибо тебе, Танюша, за цветы, за подарок…
— А между прочим, от кого эти розы? — поинтересовалась она, заглянув в большую комнату.
— От Вырвизуба!
— Ничего себе! Откуда он про день рождения знает? Я ему не говорила.
— Так у него же записаны мои паспортные данные в договоре.
— Слушай, Маш, а ведь он и вправду втюрился.
— Да ради бога, мне не жалко!
— Зря смеешься. Очень полезный дядечка. Ты его уже поблагодарила?
— Нет еще. Успеется.
— Не откладывай! Завтра же позвони!
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
— Да ну тебя! Все, я побежала! — И дверь за нею захлопнулась.
Я хотела вернуться в кухню, к котенку, но увидела, что он сидит на пороге и выжидательно на меня смотрит.
— Ну что, Геша, будем мыться или сперва поспим? Поспим, конечно, а кстати, ты совсем даже негрязный. Признавайся, удрал откуда-то, да? Там, может, дети плачут, тебя ищут, а ты тут прохлаждаешься.
Я взяла его на руки, раздвинула шерстку на вздувшемся от молока пузе. Блох не было. И пахло от него домашним котенком. Что же делать? Наверное, надо бы повесить объявление, что найден котенок? Но мне так не хотелось с ним расставаться. И я решила: если те, кто Гешу упустил, будут его искать, я его верну. А если нет, извините, тогда уж он мой, на полном и законном основании. Что с возу упало, то пропало! И не успела я это подумать, как Геша Глюк замурлыкал, словно в нем включился моторчик. Не отдам! Никому не отдам! У меня полоса везения, и этот живой комочек — тоже мое везение. Зазвонил телефон, Геша вздрогнул. Я подхватила его на руки и сняла трубку. Незнакомый мужской голос попросил Марию Никитичну.
— Это я.
— Здравствуйте, Мария Никитична, я приехал из Торонто, привез вам письмо и маленькую посылочку, ну и, разумеется, приветы.
— О! — обрадовалась я. — От Белиловских, да?
— Верно.
— Как они там?
— Видите ли, я, собственно, с ними едва знаком… Просто меня попросили…
— А, поняла. Спасибо большое. Как же нам увидеться?
— Вообще-то я на машине, — неуверенно начал он, — а вы, судя по номеру телефона, живете где-то в центре?
— Ну да…
— Хотя нет, простите, я совсем забыл, — вдруг спохватился он. — Если вам несложно, может, мы встретимся где-то в городе?
— Сегодня? Нет, сегодня я не могу!
— Да-да, я сегодня тоже не могу, я забыл… А вот завтра… Какие у вас маршруты?
— Нет у меня никаких маршрутов, я безвылазно сижу дома, работа такая! — раздраженно ответила я. Идиот какой-то! Сначала предлагает привезти все домой, а потом… Джентльмен, называется! — Впрочем, могу встретиться с вами на каком-нибудь углу или на остановке транспорта.
— А в котором часу вам удобнее?
— Это зависит от того, куда я должна буду переться!
Он, кажется, почувствовал мое настроение. Но остался непреклонен.
— Вас не затруднит подойти к остановке троллейбуса Б, напротив «Форума»?
— Нет, не затруднит! — обрадовалась я. — Мне до этой остановки пять минут ходу.
— Ровно в десять устроит?
— Вполне. Хотя… Вы имеете в виду десять утра?
— Разумеется!
— Тогда устроит. Но как мы друг друга узнаем? Я буду в темно-зеленой куртке. Волосы у меня рыжие.
— А я на зеленом «фольксвагене» в цвет вашей куртке, — засмеялся он. — Зовут меня Максим Павлович. Так, значит, ровно в десять, Мария Никитична?
— Да, да, непременно. Спасибо!
— До встречи!
Так, интересно, что же мне пишут друзья? И что прислали в подарок? Надо дожить до утра. Ничего, с Гешей Глюком это несложно. Он давно спал у меня на коленях; Я осторожно переложила его на диван, нашла просторную обувную коробку, выстелила ее стареньким махровым полотенцем и отправила туда Гешу. Он даже головы не поднял. Я уже без памяти его любила. Что ж, не такой уж плохой день рождения получился. Цветы, подарки. И вот завтра еще посылка из Торонто. А у этого мужика приятный голос, интеллигентный, только он, наверное, псих, сейчас каждый второй псих, — почему он вдруг раздумал ехать ко мне? Испугался, что я его изнасилую? Впрочем, какая разница? Просто такой же козел, как они все!