И как вы думаете, что сделала госпожа Васильева, когда ее дочери исполнилось пять лет? Правильно, я приволокла девочку к тренеру. Следующие три года я упорно возила малышку на тренировки. Когда Манюня перешла в четвертый класс, передо мной встал выбор: переводить ее в спортивную школу или оставить в обычной? Честно признаюсь, я была на грани радикального решения, но тут взбунтовался Аркадий и отбил сестру от профессионального спорта. В десятом классе Маша призналась:
– Мам, я ненавидела гимнастику и мечтала ходить на занятия музыкой.
– Солнышко, почему ты не сказала мне о своих желаниях раньше? – пролепетала я.
– Не хотела тебя огорчать, – вздохнула дочь.
Видите, как получается, я решила не расстраивать бабушку и маялась с нотной тетрадью, а Манюня боялась огорчить меня и мучилась в спортзале.
Но не все дети таковы. У Нади подросла весьма резкая Лариса. Несмотря на все уговоры, угрозы и родительский шантаж с припевом «Если ко мне не прислушаешься, я заработаю инфаркт», Лара пошла в художественное училище.
Надежда была в шоке, разве это нормальная специальность – малевать картины? Первый год, когда дочь убегала на занятия, Надя рыдала, но потом успокоилась. Обрести душевное равновесие ей помог мужчина, торговавший у метро пейзажами. Из простого любопытства Надя поинтересовалась, какую цену живописец хочет за свои картины, а потом пожаловалась ему на непутевую Лариску.
– Успокойся, – усмехнулся художник, – возможностей много, рисовальщики везде нужны. Не получится свои работы пристроить, пойдет на службу в журнал или издательство, начнет заказы брать. Сейчас модно иметь дома полотна якобы великих, богатые хорошо платят за копии пейзажей и натюрмортов.
Надя успокоилась, помирилась с Ларисой и стала ждать, когда дочь получит диплом. Но, заимев «корочку», Лара вновь пошла своим путем, она не собиралась устраиваться на службу с постоянным окладом, малевала жуткие композиции, от которых Надежду пробирала дрожь, связалась с какими-то странными людьми, выкрасила волосы в черный цвет, повязала на лоб синюю ленту, унизала пальцы кольцами с черепами и часами болтала по телефону, употребляя слова, смысл которых Надежда не понимала. Фрустрация, доминанта, эго, комплекс Эдипа… Никакой пользы от Лары не было, она по-прежнему сидела на шее у матери, таскала у нее из кошелька рубли, опустошала полки в холодильнике, ни разу не заработав на бутылку кефира. Надежде хотелось заявить наглой дочери: «Как тебе не стыдно сидеть у пенсионерки на горбу! У меня крохотное социальное пособие, я подрабатываю торговлей газетами. Не пора ли тебе начать заботиться о маме?»
Но духу на подобный разговор не хватало.
Три года назад Лариса привела домой парня и сказала Наде:
– Знакомься, это Толя, он будет жить с нами.
Надежда окинула юношу скептическим взглядом и не сдержала возгласа:
– Никогда его на порог не пущу!
Анатолий тряхнул длинными волосами, поправил многочисленные бусы, болтавшиеся на груди, подхватил пальцами, ногти которых были выкрашены в черный цвет, тощую сумку и без всякой агрессии сказал:
– Ладно, пока.
Лариса кинулась за ним:
– Стой!
– Извини, – не согласился гость, – твоя мама против меня.
– Я с тобой, – всхлипнула Лариса, повернулась к Наде и прошипела: – Прощай!
Мать посчитала выходку Лары очередным капризом и не очень разволновалась. Дочь и раньше исчезала на две-три недели, ездила с приятелями на рок-концерты, гуляла в Питере, Ростове, Нижнем Новгороде. Надежда знала: раз Лариса не показывается, у нее все хорошо, если у дочери закончатся деньги или она заболеет, мигом примчится к маме. Но на этот раз все было иначе.
Лара испарилась на несколько лет, появилась лишь на днях безо всякого предупреждения, просто позвонила в дверь. Надя открыла, увидела на пороге молодую женщину в симпатичной шубке из кролика, мужчину в дубленке, мальчика в пуховике и спросила:
– Вам кого?
– Здорово, – засмеялась незнакомка и сняла шапочку, – родную дочь не узнала.
– Лара, – ахнула Надя, – входи.
– Анатолия снова не приглашаешь? – тут же полезла в бутылку Лариса.
Мать подавила раздражение, ее кровиночка основательно изменилась внешне, осветлила волосы, перестала мазаться темно-бордовой помадой и черными тенями, сняла отвратительные кольца-черепа, но осталась капризной дитятей.
– Он мой муж! – гордо объявила Лара. – Или вместе входим, или до свидос.
Надежда наступила на горло собственной обиде, решила не конфликтовать с дочерью, худой мир лучше доброй ссоры, поэтому она фальшиво улыбнулась:
– Я очень рада, чаю попьете?
– И ночевать останемся, – ответила дочь.
Муж и жена сняли верхнюю одежду, мальчик стоял в углу, опустив голову.
– Как тебя зовут? – решила наладить с ним контакт Надя.
Но он закрыл лицо руками.
– Ему плохо? – испугалась Надя.
– Забей, – отмахнулась Лара, – не обращай внимания. Олег нелюдимый. Постоит здесь и придет в комнату.
– Ага, – растерялась Надя и повела незваных гостей на кухню.
После порции макарон и куска вафельного торта с чаем Лариса расслабилась и рассказала, что они с Анатолием жили в Екатеринбурге. Там у них хорошая квартира, машина, дача. На днях Толе предложили работу в Москве, но прежде чем соглашаться, они хотят посмотреть апартаменты, которые для них решил снять начальник.
У Нади отлегло на душе. Слава богу, Лариса перебесилась, забыла сомнительные компании, и Анатолий оказался не столь ужасен, он стал вполне приятным мужчиной, улыбается, хвалит ее печенье.
– Сейчас поедем смотреть дом, – изложила план действий Лара, – Олега оставим здесь, незачем его с собой таскать.
– А мальчик откуда? – рискнула спросить Надя.
– Ну, начинается! – закатила глаза Лариса. – Здравствуй, семейное счастье.
– Лара! – с укоризной остановил жену Анатолий. – Ясное дело, мама должна знать правду. Олег мой сын от первого брака, к сожалению, у него проблемы с общением, но мальчик он тихий.
– Если сунуть дураку бумагу и краски, он с места не сдвинется, – пояснила Лара, – дашь ему поесть, мы скоро вернемся.
– Олег с вами постоянно живет? – проявила любопытство Надя.
– О господи! – состроила мину Лара. – Так и чувствовала, что мать потребует анализ на глисты.
– Лариса! – прикрикнул на нее Толя. – Не смей хамить маме, не она к нам, а мы к ней без приглашения ввалились.
Надя испытала к зятю теплое чувство, а он продолжал:
– Олег после нашего развода с супругой остался с матерью, но Катю положили в больницу, ничего особенного, аппендицит, пришлось сына в Москву взять. Мальчик упрямый, неконтактный, но не шебутной, Лариса права, если он сядет рисовать – его от этого занятия не оторвешь. Приглядите за ним недолго?
– Ну конечно! – с облегчением воскликнула теща. – Можете не волноваться. Куда поедете?
– В центр, – обтекаемо сказала Лариса.
Надя посмотрела на часы:
– Эх, жаль, на автобус опоздали, следующий только в пять будет.
Супруги переглянулись.
– Мама, у нас машина, – сообщила Лариса.
– Скажи пожалуйста, – покачала головой пенсионерка, – наверное, много зарабатываете?
– Не жалуемся, – с достоинством подтвердил Толя.
– Мы миллионеры, – похвасталась Лариса.
Когда дочь с мужем уехали, Надя попыталась побеседовать с мальчиком, но тот по-прежнему безучастно стоял в углу и не желал разговаривать. В конце концов она вспомнила о любви Олега к рисованию и показала ему листок бумаги с карандашом.
– Хочешь?
Олег моментально направился в комнату.
– Эй, – остановила его хозяйка, – сначала сними куртку, ботинки и вымой руки.
Олег неожиданно послушался, устроил верхнюю одежду на крючок, обувь на коврике и долго мыл в ванной руки. Но когда Надя протянула мальчику полотенце, тот в ужасе отшатнулся.
– Синий.
– Что? – не поняла Надя.
– Синий, – повторил Олег, – синий, синий!
Только сейчас до хозяйки дошло, что у ребенка не просто проблемы с общением, он сумасшедший. Разве станет нормальный человек так себя вести.
– Синий, синий, – монотонно твердил Олег, трясясь.
– Тебе не нравится цвет, – сообразила Надя.
– Синий, синий, синий, – побледнел паренек.
Надежда вынула из шкафчика розовое полотенце:
– На.
Олег осторожно пощупал махровую ткань, помял ее в руках, бросил на пол, схватил лист бумаги и карандаш и ринулся в комнату. Надя пошла за ним, решив, что как только вернется Анатолий, она откажется в дальнейшем оставаться с его безумным сыном.
Около полуночи Надя занервничала. Справедливости ради надо отметить, что Олег ей хлопот не доставлял, сидел на одном месте, ничего не просил, не капризничал, рисовал с упоением, от еды отказывался. Но куда подевались Лариса и Анатолий?
Ночь Надя провела без сна, а около десяти утра ей позвонила женщина и представилась сотрудницей ГАИ. Без всякого волнения, так, словно она предупреждала о необходимости пригнать машину на техосмотр, инспектор спросила:
– Синий, синий, – монотонно твердил Олег, трясясь.
– Тебе не нравится цвет, – сообразила Надя.
– Синий, синий, синий, – побледнел паренек.
Надежда вынула из шкафчика розовое полотенце:
– На.
Олег осторожно пощупал махровую ткань, помял ее в руках, бросил на пол, схватил лист бумаги и карандаш и ринулся в комнату. Надя пошла за ним, решив, что как только вернется Анатолий, она откажется в дальнейшем оставаться с его безумным сыном.
Около полуночи Надя занервничала. Справедливости ради надо отметить, что Олег ей хлопот не доставлял, сидел на одном месте, ничего не просил, не капризничал, рисовал с упоением, от еды отказывался. Но куда подевались Лариса и Анатолий?
Ночь Надя провела без сна, а около десяти утра ей позвонила женщина и представилась сотрудницей ГАИ. Без всякого волнения, так, словно она предупреждала о необходимости пригнать машину на техосмотр, инспектор спросила:
– Лариса Григорьевна Безуглая и Анатолий Михайлович Калинин, прописанные в поселке «Медтехника», дом номер четыре, квартира девять, кем вам приходятся?
– Лара моя дочь, – испугалась Надя, – а мужчина – зять.
– Подъезжайте в наш райотдел, в Водопьяново, к Зинаиде Волковой, – отчеканила гаишница, – ваши родственники вчера попали в аварию.
Надя заметалась по квартире. Сначала она попыталась уговорить Олега бросить рисовать и одеться, но мальчик даже не пошевелился. Просить о помощи соседей Надежда не хотела, она понимала, какие слухи понесутся по поселку: до сих пор в «Медтехнике» сумасшедших детей не было. В конце концов она приняла соломоново решение: тщательно заперла все окна, перекрыла стояки с водой, газ и, заперев входную дверь, помчалась в Водопьяново.
Инспектор Волкова вывалила на ошарашенную Надежду ворох невероятных сведений. Бедная пенсионерка не знала, что ее больше огорчило: то, что Лариса и Анатолий разбились на машине и лежат в тяжелом состоянии в реанимации, или то, что виденный два раза в жизни мужик оказался прописанным по всем правилам в ее двушке? Никаких сведений о бывшей жене и сыне в паспорте Калинина не обнаружилось.
Вернувшись домой и увидев Олега на том же месте у стола, Надежда перевела дух и попыталась трезво оценить ситуацию. Дочь соврала ей про Екатеринбург, Лариса все это время жила где-то в Москве, оставалось лишь недоумевать, зачем она внезапно вернулась в отчий дом. Отношения Лары и Нади были непростыми, особой любви в них не было, мать не доверяла дочери, которая частенько ее обманывала, не помогала ей и вообще жила как хотела. Конечно, Надежда расстроилась, услышав про аварию, но переживала она в основном за себя. Сначала Надя испугалась, что ей придется платить за лечение, потом съездила в клинику и вздохнула с облегчением. Врачи были внимательны, медсестры приветливы, лекарств хватало, никто счетов ей не выставлял. Надежда на всякий случай предупредила, что не сможет ухаживать за дочерью, но ее заверили, что этого не требуется. Не успела она успокоиться, как ей в голову пришла новая мысль. А куда вернутся из больницы Лариса и ее, прости господи, муж? Конечно, приедут по месту прописки, поселятся в двушке, и мирная жизнь Нади накроется медным тазом. Но не успела она ужаснуться наметившейся перспективе, как на ум пришло новое соображение. А что делать с сумасшедшим мальчиком?
Надя осеклась и посмотрела на меня:
– И зачем я вам все это рассказываю?
– Человеку надо выговориться, – сказала я, – проще поделиться с незнакомкой, которая посочувствует и исчезнет навсегда, чем с близкой подругой, та потом постоянно будет вспоминать о твоей откровенности, замучает советами и расспросами. Думаю, вам надо найти мать Олега и вернуть ей сына. Анатолий сообщил какие-нибудь сведения о бывшей жене?
Хозяйка покачала головой.
– Нет, ни имени не назвал, ни фамилии.
– Можно предположить, что она Калинина, – пробормотала я, – но это неполная информация, вероятно, следует обратиться в милицию.
Надежда пошла к буфету, открыла дверцу, достала пузырек с валокордином и начала капать пахучее лекарство в рюмку.
– Синий, синий, синий, – заволновался Олег, отбрасывая карандаш.
– Да ходила я в отделение, – всхлипнула пенсионерка, – вытурили меня оттуда, сказали: «Дело семейное, мы в такие не впутываемся. Зять поправится – у него и спрашивайте».
– Синий, синий, синий, – твердил подросток.
– Ну и как с ним договориться? – кивнула на Олега Надя. – Ларка и мужик в плохом состоянии, а если они помрут? Мне с этим оставаться?
– У мальчика есть документы? – поинтересовалась я.
– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – вдруг сказал Олег.
– Молчи, идиот, – топнула ногой Надя, – кретин безмозглый!
– Синий, синий, – раскачивался из стороны в сторону подросток, – синий…
– Кажется, я поняла, – осенило меня, – синий – это что-то неприятное. Олегу не понравился запах валокордина.
– Синий, синий, – ныл мальчик.
– Он нас понимает, – обрадовалась я, – можем попробовать договориться. Олежек, хочешь пообедать?
– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – сказал подросток.
– Договорилась, – фыркнула Надя, – какие с кретином беседы?
– Синий, синий, – задергался Олег.
– Прекратите его обзывать, – рассердилась я, – Олег активно участвует в разговоре, он обиделся.
– И ты в это веришь? – ухмыльнулась Надежда.
– Да, – решительно ответила я, – представьте, что на землю прилетели инопланетяне. Олег с Марса, он не владеет нашим языком, однако возможность завести диалог есть.
– Сомневаюсь, – возразила она.
– Стоит попробовать, – не успокаивалась я.
– Если уговоришь его поесть и помыться, буду очень тебе благодарна, – произнесла Надя.
– Попытаюсь, – кивнула я. – Олег, меня зовут Даша.
– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести.
– Олежек, я Даша.
– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести…
– Здорово получается, – ехидно заметила Надежда, когда эта фраза повторилась в десятый раз. – Тоже мне, переводчица с абракадабры. Ты ему свое имя, а он хрен чего в ответ.
Я подпрыгнула на стуле.
– Правильно! Его так зовут! Ну как я не сообразила раньше?
Хозяйка вскинула брови:
– Чего?
– Вы совершенно верно заметили. Как поступает воспитанный человек, завязывая знакомство? – спросила я.
– Не понимаю, – растерялась Надежда.
Я воодушевилась.
– Все очень просто. Если я скажу вам: «Добрый день, меня зовут Даша», – что вы ответите?
– Очень приятно, я Надежда Петровна, – откликнулась хозяйка.
– Верно, – обрадовалась я, – а теперь слушайте. Олежек, я Даша!
– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – не переставая рисовать, сообщил мальчик.
– Вы попробуйте, – приказала я, – скажите ему свое имя.
– Олег, я Надежда Петровна, – устало произнесла старуха.
– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – ровным голосом повторил подросток.
– Хочешь сказать, что он так представляется? – поразилась старуха.
– Точно, – кивнула я, – Олег нас понимает и вступает в контакт.
– С трудом могу себе представить родителей, которые указали в метрике ребенка набор цифр, – поежилась Надежда Петровна, – идиотов, конечно, на свете много, но есть же предел тупости.
– В документе у мальчика, очевидно, стоит Олег Анатольевич, – заявила я, – с большой долей вероятности, он Калинин, но мать могла дать ему и свою фамилию. Это, так сказать, на нашем языке, а в понимании ребенка он сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести.
– С ума сойти, – ахнула Надя.
Я решила ее игнорировать и вновь спросила подростка:
– Хочешь, я буду обращаться к тебе как к взрослому человеку – Олег Анатольевич Калинин?
Паренек внезапно закрыл лицо руками.
– Синий, синий, синий!
– Похоже, ему не нравится, – проявила интерес к моим экспериментам старуха.
Я заглянула мальчику в глаза.
– Не хочу тебя расстраивать, подскажи, как лучше к тебе обращаться?
– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – без задержки сообщил аутист.
– Отлично, – обрадовалась я, – тебя мама так называет?
Неожиданно мальчик отложил карандаш и сказал:
– Девять.
Я пришла в восторг.
– Девять! Очень красиво! Это мое любимое число! Девять!
– Красный, – вдруг прибавил новое слово Олег.
– С собакой и то быстрее договоришься, – вздохнула Надежда.
Мальчик вцепился в карандаш и, быстро водя им по бумаге, забубнил:
– Синий, синий, синий!
– Ишь, не нравится! – рассердилась Надежда Петровна.
– Да погодите вы, – отмахнулась я от нее. – Ответь, пожалуйста, Олег Анатольевич красный?
– Синий, синий, синий!
– А сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести кто?
Паренек положил голову на рисунок.
– Белый, – сдавленно произнес он.
– Может, красный? – осведомилась я. – Синий плохой, красный хороший, а ты замечательный мальчик, следовательно, красный.