Жизнь в зеленом цвете - 4 - MarInk 5 стр.


- STUPEFY!! - взревело сразу двадцать глоток, и Гарри похвалил себя за умение довериться чувству опасности - лучи Ступефаев проносились в нескольких сантиметрах над ним, шевеля волосы подобием ветра.

Он перекатился на спину, не дожидаясь, пока они прицелятся поточнее, и сел.

- Стойте! - закричал кто-то, и Гарри с некоторым запозданием опознал мистера Уизли. - Это же Гарри?

- Какой ещё Гарри? - хмуро поинтересовался кто-то вовсе незнакомый.

- Гарри Поттер!

- Поттер?

- Гарри Поттер?

- Что он здесь делает?

- Ты создал Чёрную Метку?! - рявкнул мистер Крауч, уже виденный Гарри сегодня. Это был не столько вопрос, сколько обвинение, какое могли бы выплюнуть на суде над закоренелым убийцей и садистом.

- Барти, опомнись, это же ребёнок! - возразила какая-то ведьма в шерстяном халате.

- Кроме того, это же Гарри Поттер! - укоризненно добавил мистер Уизли. - Ты считаешь, он способен поддерживать Сам-Знаешь-Кого?

На Гарри навалилось усталое отупение; невыплаканные слёзы жгли глаза, и больше всего ему хотелось уткнуться носом в подушку и заснуть. Он безучастно следил за тем, как за деревьями находят Винки, домового эльфа, сегодня занимавшую в Высшей ложе место для своего хозяина - как выяснилось, Барти Крауча, как у неё находят его палочку, которой он не пользовался после окончания матча, так что не мог сказать определённо, была ли она с ним там, как приводят, спохватившись, в чувство, Драко Малфоя, и как тот закатывает форменный скандал, требуя немедленно казнить гадкого Поттера самой смертной из всех казней, и как блондину деликатно указывают на то, что палочки у Гарри не было, а без палочки только Альбус Дамблдор может колдовать, и, стало быть, он, Малфой, сам по себе упал в обморок - ещё и напомнили про то, что он «наивный и непосредственный», а также легко пугается…

Мистер Крауч как раз торжественно выгонял Винки, а та плакала и просила хозяина позволить ей остаться, когда Гарри понял, насколько ему всё это осточертело. Голоса отдалялись, высокое чёрное небо с белыми слепящими точками звёзд и серебряной до неправдоподобности, как сикль, луной, качалось и отдалялось тоже. «Пора послать всех туда, куда многие и по собственной воле ходят… и пойти спать, мать вашу».

Никто не заметил, как он встал и скрылся за деревьями, прихватив с собой свою палочку. В старой палатке-квартире пахло кошками, как в доме такой же старой миссис Фигг, одной из самых невыносимых обитателей Литтл-Уингинга, но Гарри не был против. Ему смертельно хотелось спать, чем он и занялся. Всю ночь ему снился слизеринский флаг, и змея на нём то и дело обзаводилась вместилищем-черепом.

Глава 3.

Эта любовь

Такая неистовая,

Такая хрупкая

И такая нежная...

Эта любовь

Такая хорошая

И безбрежная,

Как небосвод голубой,

И такая плохая,

Словно погода,

Когда погода бывает плохой...

Эта любовь,

Такая верная,

Радостная и прекрасная...

Эта любовь

Такая несчастная,

Словно ребенок, заблудившийся в глуши,

И такая спокойная,

Словно мужчина, которого ничто не страшит...

Жак Превер, «Эта любовь».

Ему, конечно же, рассказали о том, что значила Чёрная Метка в те дни, когда Вольдеморт ещё творил, что хотел. С точки зрения Гарри это было дурновкусием, лишним эффектом - вывешивать её над домами, где кого-нибудь убили - но Вольдеморт, кажется, искренне любил такие вещи. Это же надо было, например, додуматься до такого вычурного имени, как Вольдеморт, а потом запугать всех так, чтобы его имя вовсе не называли вслух. Какой, спрашивается, смысл? Ограничиться стоило бы чем-нибудь одним - либо вычурностью, либо нагнетением ужаса (ибо если имя всё равно не называют, то какая разница, как оно звучит?).

Миссис Уизли, встретившая их на пороге, была заплакана; в «Ежедневном пророке» успели расписать во всех красках происшествие на чемпионате мира, затмившее, похоже, по своей важности даже сам чемпионат.

Гарри было смешно и грустно; он старался отвлечься разбором вещей, которые миссис Уизли покупала по списку, пока они ошивались на всяких там чемпионатах: учебники, ингредиенты для зелий… а это что такое? Гарри развернул бутылочно-зелёную мантию немного не такого покроя, как обычную.

- Что это?

Фред и Джордж занимались тем же самым, то есть запихивали в сундуки всё, имевшее отношение к учёбе; но поддержали разговор вполне охотно, отвлекшись от своего занятия.

- Это парадная мантия.

- На четвёртом курсе она полагается всем.

- Конечно, кому как повезёт с цветом и фасоном…

- Наверняка будет какой-нибудь бал или что-то в этом роде...

- …вот туда в ней и придёшь.

- Она была указана в письме…

- … вот мама и купила. Тебе нравится?

Гарри повертел мантию в руках.

- Нравится, - признал он.

- А теперь открой и другой свёрток, - посоветовал Джордж, интригующе ухмыляясь.

- Какой? А, вот этот… - Гарри зашуршал плотной бумагой, разворачивая непонятный свёрток. - Что это?

- Какие-то одинаковые вопросы ты сегодня задаёшь, Гарри, - хихикнул Фред.

- Это одежда. Мы увидели тебя там, у магглов, во всякой гадости…

- …и решили, что тебе жизненно необходимо обзавестись нормальным гардеробом.

- Но если бы мы потащили тебя по магазинам, ты бы нас привязал в тёмном переулке и смылся от греха подальше, так что мы сказали маме.

- Примерь-ка. У неё всегда был хороший глазомер, всё должно подойти.

Гарри не стал примерять ни одни из трёх новых пар джинсов, пяти разных футболок и двух рубашек. Теплые вельветовые брюки он тоже оставил без внимания - для них всё равно было бы жарко, если уж на то пошло.

- Зачем?.. Я же говорил, всё нормально…

- Не стесняйся, Гарри, куплено-то всё на твои деньги, - хмыкнул Фред. - Тут ты сам виноват - дал маме куда больше, чем надо на учебники.

Гарри потрясённо разглядывал запас чистых носков, белья и чёрный кожаный ремень с металлической пряжкой в виде раскинувшего крылья феникса.

- А вон в том пакете должны быть разные обувки, - подсказал Джордж. - Носи и не возникай, хорошо? Если тебе всё равно, то нам нет.

- Что бы там ни случилось, мы тебя любим. Запиши на бумажке, что ли, и приклей её к пологу кровати - чтоб не забыть.

У Гарри не было слов, и он мог только так ошарашенно рассматривать узкие стильные чёрные ботинки и белые с жёлтыми полосками лёгкие кроссовки, будто никогда прежде ничего подобного не видел.

* * *

До отъезда в Хогвартс оставалась ещё неделя, и её Гарри мог провести так, как ему хотелось. Дни были солнечные, но не жаркие, а в самый раз, и они чуть ли не сутками пропадали в саду всей компанией - Гарри, Рон, Фред, Джордж, Билл и Чарли. Иногда к ним присоединялись Гермиона и Джинни, но никогда не участвовали в шуточных квиддичных матчах, а только комментировали.

Билл всегда оказывался в одной команде с Гарри, так же, как и Рон. Чарли и близнецы составляли другую команду, но никакой враждебности не было; было только напряжение - между ним, Гарри, и Биллом. Во всяком случае, Гарри так казалось. Очень возможно, что только казалось, и на самом деле Билла где-нибудь в Египте ждёт очаровательная смуглая девушка с вьющимися волосами до лопаток и ярким лаком на длинных миндалевидных ногтях. Всё может быть… но Гарри прикусывал губу каждый раз, когда Билл проносился в сантиметре от него или улыбался - только ему, Гарри, и никому больше. Билл это умел: улыбаться и смотреть на тебя так, словно больше никого рядом не было, а если кто-то и был, то был неважен, как те безликие фигуры, о которых пишется в книгах что-то вроде «Прохожие спешили мимо по своим делам, не поднимая глаз».

На третий день они снова гоняли по саду на мётлах. На этот раз это был не квиддич, а дружеские гонки. Очень быстро отстали Рон и близнецы - мётлы у них были совсем древние. Чарли занесло на повороте, и он заработал, приложившись о дерево, здоровенный синяк под глазом - Билл долго хохотал, утверждая, что все коллеги посчитают это следами бурно проведённого отпуска и будут завидовать чёрной завистью, и просил не сводить, но Чарли был непреклонен и, выйдя из гонки, пошёл в дом, где оставил палочку - чтобы всё-таки свести. Остались двое: Гарри и Билл.

Если хоть чем-то материальным Уизли действительно могли гордиться, то это был сад за домом; большой тенистый сад, с высоченными деревьями, сад, за которым в последний раз ухаживал прапрадедушка мистера Уизли. С тех пор всё успело буйно порасти травой и цветами, большую часть которых никто никогда не высаживал; деревья, которых давным-давно не подстригали, раздались во все стороны, и Гарри мог бы без труда спрятаться за среднестатистической здешней веткой, как дистрофик из анекдота за шваброй.

А ещё между этими деревьями был удивительно удобно летать, виляя и выделывая финты. Гарри и Билл с хохотом гонялись друг за другом битых полчаса, периодически меняясь лидерскими позициями, а потом Гарри, в очередной раз засмотревшись на Билла, очень глупо зацепился ступнёй за ветку и мешком свалился прямо под дерево.

Падать оказалось мягко - травы здесь было достаточно, чтобы упасть и с вдвое большей высоты без особых повреждений. Тем не менее, падение вышибло из Гарри дух, потому что сгруппироваться он, как последний раззява, не успел, и первую минуту только лежал, рассеянно моргая, и слушая обеспокоенный голос Билла:

- Гарри, ты в порядке? Гарри, как ты?

Оказалось, что Гарри всё же не совсем в порядке - при падении он умудрился въехать лицом в корень всё того же злопакостного дерева, которому принадлежала коварная ветка, и теперь из уголка разбитой губы текла кровь. Билл осторожно приподнял Гарри с земли и пристроил его голову у себя на плече.

- Всё в порядке, я не ушибся, - по идее, раз всё было в порядке, нужно было бы слезть с поддерживавших рук, но Гарри было слишком хорошо, слишком уютно, слишком спокойно, чтобы так поступить.

- Вот и отлично, - Билл зачем-то крепче прижал Гарри к себе. - Слушай, ты вырос…

- К чему ты это?

- Просто до этого лета я тебя видел только на фотографиях, - Билл рассмеялся. - Причём на тех, где ты годовалый младенец, ещё тех времён, когда Сам-Знаешь-Кто только-только исчез. Так что не ожидал увидеть такого.

Гарри рассмеялся в ответ, беззаботно и дразняще.

- Какого - «такого»?

- Такого красивого, - очень убедительно сказал Билл, чем начисто отбил Гарри всю охоту смеяться.

- Ты… серьёзно? - Гарри поднял голову с плеча Билла и посмотрел прямо в прозрачные серо-зелёные глаза.

- Более чем, - Билл улыбнулся и осторожно слизнул кончиком языка лениво ползшую по подбородку Гарри струйку крови.

Гарри закрыл глаза и нежно коснулся губами скулы Билла - кожа там была нежной и слегка пахла чем-то мужским, вроде лосьона после бритья. Билл перехватил инициативу, целуя Гарри в губы.

Билл вёл, и Гарри оставалось только подчиняться, раскрываясь навстречу - тем более охотно, что Билл был мучительно нежен и деликатен; сделай Гарри хотя бы одно поползновение отстраниться и отказаться от всего, что Билл мог ему предложить, никаких препятствий не встретилось бы. Но Гарри только прижимался к Биллу теснее, стискивая его плечи под белой футболкой с эпатажной надписью «Losers suck, winners pay» так, что пальцы, все в царапинах и пятнах травяного сока, сливались с этой футболкой по цвету - только тёмные травяные пятна выделялись прихотливым узором.

Кто сказал, что он не может позволить себе немного тепла и нежности? В уставе Хогвартса и Уголовном кодексе это вряд ли записано… хотя раз ему только четырнадцать, то в кодексе как раз и записано… но Билла, вроде бы, ничуть не беспокоили подобные нюансы, да и Гарри весьма сомневался, можно ли назвать это совращением малолетнего, не покривив душой до такой степени, что та, бедная, скрутилась бы в ленту Мёбиуса.

На траве было мягко лежать даже без одежды - без новых джинсов, футболки и кроссовок, которые ещё не успели истрепаться; миссис Уизли и вправду угадала размер в точности, кроссовки были по ноге, а одежда облегала тело, не стесняя движений. Хотя совсем без одежды, разумеется, свобода движений была просто пронзительной.

Чудная трава.

Билл скользил губами по телу Гарри; поцелуи были невесомыми, а касания языка - нарочито сильными, с нажимом. Контраст сводил с ума, заставлял выгибаться, просить, бессвязно стонать… губы Билла обхватили член Гарри. Горячая влажность, движения ловкого языка - такие же медленные, нежные, мучительные… Гарри погрузил руку в густые длинные рыжие волосы, растрепав аккуратный конский хвост, и притянул к себе ближе. Билл не противился, принимая в себя Гарри так глубоко, как мог.

Когда палец Билла начал осторожно, чтобы не причинить ни малейшей боли, протискиваться через кольцо мышц, Гарри напрягся. Он помнил прошлый раз - боль, страх, грубое вторжение, темноту - снаружи, под веками.

Но сейчас было светло, и деревья успокаивающе шумели, и на светло-синем, как скол кремня, небе, не было ни облачка; и никакой боли тоже не было. Гарри выгнулся, проталкиваясь в самое горло Билла, и сдавленно всхлипнул, когда перед глазами замелькали звёзды - кайф, невыразимый, долгий, бешеный кайф, перебивший Гарри дыхание. В нём было уже три пальца, и Гарри даже не заметил, когда они там появились.

- Ты уверен? - Билл захватил губами мочку Гарри, и последнему стало совершенно всё равно, уверен он там в чём-то или нет, лишь бы Билл сделал так ещё раз.

- Да, - выдохнул Гарри сквозь зубы.

«Не сейчас - значит, никогда».

- Пожалуйста…

Билл лизнул нежное местечко под ухом Гарри - там обычно чешут кошек - и аккуратно развёл его колени в сторону. Сильные руки приподняли бёдра Гарри; очень хотелось зажмуриться, а ещё лучше, оттолкнуть Билла и убежать - боль, боль, боль, паника; доверие, любовь крошатся осколками и ранят… Гарри заставил себя смотреть на небо. Только на небо. На свет, на чистоту, на спокойствие. И запоминать, как это бывает: нежно. Без боли. До слёз нежно, и Гарри всё-таки заплакал, позволяя той ночи в доме Мартина вытекать из него горьким субстратом - пусть все остальные думают, что это просто слёзы; Гарри знал, что это уходят кошмары, стекают на траву и частью впитываются в землю, частью оседают росой. Боль перегорала, страх таял - оказывается, он сидел в груди огромной ледяной глыбой и хотел заморозить изнутри, но Гарри ухитрился его обмануть, вот так-то.

Тепло в груди разрасталось, превращалось в жар - сначала приятный, а потом жгучий. Билл согнул Гарри почти пополам, обнимая, крепко прижимая к себе и целуя лоб, виски, щёки, пересохшие губы, шепча, какой Гарри красивый, какой замечательный, какой притягательный, как будто в нём горит огонь, и все летят на этот огонь, все, кто видит его глаза, губы, волосы; какой он хрупкий, как хочется его защитить от всего, что только может угрожать, какой он сладкий, самый лучший, самый-самый…

Гарри застонал в голос и вжался в Билла напряжённым членом, нывшим, требовавшим внимания; одного касания было достаточно, чтобы Гарри с громким криком выплеснулся на их тела и траву вокруг, смятую, придавленную их телами - шумевшие над головами ветки дерева замедлили своё движение, звуки распались на множество отдельных мелких-мелких фрагментов, на которые, наверно, в обычном состоянии никогда не разделить птичье пение или шелест листвы, и каждая клеточка Гарри взлетала к седьмым небесам, чтобы вернуться полной ленивой неги и обжигающего удовольствия одновременно. Билл двинул бёдрами ещё пару раз, входя в Гарри до предела, и тихо, сдавленно застонал, расслабляясь.

Какое-то время они молча сидели в обнимку под деревом, голые, в сперме, потные и абсолютно счастливые.

- Гарри, Билл, ау! - Рон, похоже, бродил по саду в их поисках. - Обед сейчас будет, вы где там пропадаете?

Они успели вовремя одеться; Билл очистил обоих заклинанием, но запах всё ещё висел в воздухе и льнул к их телам, дискомфорт в растянутых мышцах заметно влиял на до того беспроблемную походку Гарри, глаза Билла были всё ещё слегка затуманены дымкой оргазма, и Гарри был уверен, что ничего не поняли миссис и мистер Уизли и Джинни (хотя насчёт последней у Гарри тоже имелись некоторые сомнения), а остальным всё было ясно, но они тактично промолчали и сделали вид, что Гарри и Билл исключительно катались на мётлах и ничем больше не занимались (ну-у, хотя если понимать слово метла в том смысле, что обычно используется в пошлых анекдотах…). Разве что близнецы помимо того, что были тактичны, при виде любителей гонок на мётлах прямо-таки расцвели. Гарри заподозрил, что они действительно рады за него и Билла, но спрашивать напрямик не решился, а Фред и Джордж тем более не собирались заводить разговора на эту тему.

Всю эту неделю мистер Уизли и Перси пропадали на работе с утра до вечера; приходили бледные, усталые и измученные.

- Вы не представляете, какой у нас там кошмар, - повествовал за ужином Перси с усталой улыбкой умудренного жизненным опытом старика. - К нам каждым день приходят Вопиллеры, и часть времени мы вынуждены тушить пожары вместо того, чтобы заниматься делом.

- А зачем они шлют вам Вопиллеры? - не поняла Джинни.

- Требуют компенсации за пострадавшее на матче имущество, - объяснил Перси. - Как будто это Министерство устроило этот отвратительный демарш остатков последователей Сами-Знаете-Кого!

- Ну, надо же людям на кого-то свалить все шишки, - разумно заметил Рон. - Так что наберись терпения, Персик.

Перси насупился и принялся без энтузиазма ковырять цветную капусту на своей тарелке. Мистер Уизли явился через десять минут; под глазами у него залегли тёмные круги.

- Доигрались, - сказал он мрачно вместо приветствия, усаживаясь за стол. - Рита Скитер копала всё это время и выяснила наконец что-то о пропаже Берты Джоркинс.

Назад Дальше