— Мне очень жаль, Бетти, но вчера я забыла пирог с орехами пекан в печи, — призналась девушка. — И он получился слишком сухим.
— Ничего страшного, моя радость. Я напекла блинчиков и сейчас поставлю их на край плиты, чтобы разогрелись. Еще у меня есть два пирога с мясом и салат с красной фасолью. Возьми вон ту большую кружку и завари в ней чай. Как раз успеет остыть к десерту.
Все с аппетитом поели. Каждые две минуты Жозеф вставал из-за стола, чтобы проверить, не потух ли огонь под котелками.
— За ним нужен глаз да глаз, — сказал он, когда Элизабет подала сладкое. — Не терплю, когда хорошая вещь пропадает зря, это все знают. Если сам испорчу целый котелок сиропа — у меня сердце разорвется!
Элизабет потихоньку выскользнула из-за стола. Арман сорвался вслед за матерью. Но в дом он не пошел. Взяв за руку маленького брата, он направился к большой куче снега перед домом, которую они вместе натаскали за утро.
— Пришло время сюрприза! — радостно объявил Жозеф.
Симон улыбался, Арман в нетерпении перепрыгивал с ноги на ногу, Эдмон хлопал в ладоши. Эрмин сгорала от нетерпения, но к любопытству примешивалась легкая печаль — ей было грустно оттого, что она не является частью этой семьи.
— А вот и моя Бетти с волшебной кастрюлькой! — воскликнул рабочий.
В руках у молодой женщины и правда была почерневшая от многолетнего использования кастрюля, от которой исходил вкусный аромат жженого сахара.
— Это наша традиция, Эрмин. Как только сироп готов, я отливаю немножко в эту кастрюльку, — пояснила молодая женщина. — Подойди ближе, и ты увидишь, как это здорово! И вкусно к тому же!
Под нетерпеливыми взглядами мальчиков и любопытным — Эрмин она вылила в снег несколько струек сиропа. Вязкая жидкость застывала на глазах, но Симон хорошо знал свое дело: он быстро вставил в пятнышки карамели деревянные палочки.
— Лучший в мире десерт! — объявил Жозеф.
Не прошло и полминуты, как Эрмин вручили теплую карамельку, на пробу.
— Это правда очень вкусно, — согласилась она.
Эдмон быстро грыз свою конфетку в надежде как можно скорее получить следующую. Довольный Жозеф притянул жену к себе и поцеловал в щеку.
— Нам так хорошо всем вместе, — прошептал он ей на ушко.
— Ты прав, Жо, — кивнула Элизабет.
Эрмин убрала со стола. Элизабет и Жозеф возились в доме, где теперь стало невыносимо жарко. Готовый сироп они переливали в эмалированные металлические бидоны объемом в один галлон. Симон наполнял стеклянные бутылочки меньшей емкости.
Ничто не нарушало спокойного течения дня. Арман пытался починить старую пару снегоступов, найденных в пристройке. Эрмин гуляла с маленьким Эдмоном. За мальчиком нужно было постоянно присматривать — он то и дело выдумывал новые шалости и постоянно рвался к лошадям. Увидев на снегу еловую ветку, маленький сорванец оседлал ее с криком:
— Это мой кораблик! И я плыву по реке!
Девушка подала ему ветку поменьше, чтобы грести, как веслом. Прошлым летом дедушка и бабушка взяли младшего внука с собой на прогулку по озеру Сен-Жан, и с тех пор воображение Эдмона превращало в лодку все — стулья, табуреты и даже его детскую кроватку с бортиками.
— Эрмин, можешь подойти на минутку? — позвала девушку Элизабет. — Не беспокойся об Эдмоне, отсюда его хорошо видно.
Эрмин поспешила на зов. Она почувствовала прилив нежности к молодой женщине, которая неизменно была с ней добра и ласкова.
— Бетти! Ты такая хорошая! — сказала она, легонько целуя Элизабет в щечку, как это ранее сделал Жозеф.
Довольная Элизабет рассмеялась.
— Может, я и хорошая, но у меня есть для тебя работа! Нужно полить блинчики кленовым сиропом. Я видела твой пирог с орехами, его не то что есть — порезать не получилось!
— Извини меня, пожалуйста! — Было видно, что девушка расстроена.
— Думаю, ты просто замечталась, — с понимающим видом заметила Элизабет.
Женщины умолкли, прислушиваясь. Так и есть — Жозеф ругал Симона. Бульканье кленовой воды частично перекрывало гул голосов, но Элизабет и Эрмин все же услышали, из-за чего заварилась каша.
— Когда займешь мое место, Симон, относись к деревьям с большим почтением! Зачем ты тронул такой молодой клен? Нужно было спросить у меня! Нельзя собирать кленовую воду с дерева диаметром меньше восьми дюймов, заруби это себе на носу! Я покажу, как его можно измерить. Хотя можно прикинуть и на глаз. Короче говоря, мы не трогаем кленов младше сорока пяти лет! А средний клен живет лет триста.
Брови Эрмин поднялись от удивления.
— Я не знала, что деревья живут так долго, — сказала она, обращаясь к Элизабет. — Выходит, некоторые выросли из семечка в 1629 году, в эпоху первых колонистов?
— Конечно! Индейцы давно собирают кленовую воду, — отозвалась молодая женщина.
— Сколького же я еще не знаю, — вздохнула девушка. — Если бы я только могла пойти учиться дальше!
— В последнее время ты ходишь грустная. Что тебя мучает? — Элизабет приобняла девушку за плечи. — Ты можешь мне рассказать, мне ведь тоже было когда-то четырнадцать. Готова поспорить, не учеба тебя волнует. Скорее ты думаешь о парне. Но пока ты относишься к этому серьезно, ничего плохого здесь нет.
Эрмин покраснела. Она не умела скрывать эмоции, о чем нередко сожалела.
— Нет, Бетти, дело не в этом, — поспешила возразить она. — Просто вчера вечером сестра Викторианна снова сказала, что лучше бы мне постричься в монахини, но я не хочу. Я хочу выйти замуж. Она была не очень довольна моим ответом.
Молодая женщина открыла было рот, чтобы ответить, но тут же бросилась бежать к склону холма. Эдмон исчез! Эрмин побежала к еловой ветке, возле которой оставила играющего мальчика.
— Эдмон! Эдмон! — звала Элизабет.
На крик из хижины выскочили Жозеф и Симон. Из флигеля вышел Арман.
— Иди и помоги женщинам! — приказал среднему сыну отец. — Я так и думал, что младший убежит, пока они заняты своей болтовней!
В семье уже к этому привыкли: Эдмон, как и Арман в его возрасте, обладал талантом ускользать из-под присмотра, а обретя свободу, отправлялся на поиски приключений. Однако на этот раз последствия его эскапады стали самыми неожиданными.
Эрмин тоже звала мальчика по имени, но всерьез не беспокоилась: вокруг хижины была сотня мест, где мог спрятаться мальчишка, взять хотя бы сугробы между деревьями.
«Эдмон, наверное, залег за сугробом, слушает наши крики и ждет удачного момента, чтобы выскочить из засады!» — думала она.
Элизабет думала о том же. Молодая женщина вернулась к саням и стала ворошить одеяла, в которых мальчик мог спрятаться.
— Как только ему удается незаметно убегать? — громко спросила она у девушки. — Этот сорванец хитрее лисы!
Между тем одиннадцатилетний Арман с ловкостью, свойственной мальчишкам его возраста, карабкался вверх по темному еловому стволу. Оттуда ему было видно то, что ускользало от взгляда его матери и Эрмин.
— Папа! Мама! — послышался вдруг его испуганный голос. — Эдмон внизу, на дороге! Кто-то схватил его и держит!
Последовали настоящие военные сборы. Жозеф вооружился топором, Симон схватил молоток. Лошади, которым передалась всеобщая паника, встревоженно заржали.
Эрмин обогнала Элизабет, но, увидев мужчину, который нес Эдмона на руках, застыла на месте. Это был ее незнакомец. Она в одно мгновение узнала его высокую фигуру и черные волосы до плеч.
— Поставьте моего сына на землю! — выпалил Жозеф, размахивая топором. — Поставьте, или я вам череп раскрою!
— Я хотел отнести его обратно к хижине, — ответил незнакомец. — Я ничего ему не сделал. Он бежал по дороге, и я решил его остановить.
При звуке его голоса Эрмин затрепетала. Она поверила ему безоговорочно. Он говорил искренне. Незнакомец осторожно поставил плачущего навзрыд мальчика на землю. Элизабет подхватила его и прижала к себе. Но Жозеф и не думал сдаваться. Страх у него быстро переходил в ярость.
— Успокойся, Жо! — сказала ему жена. — Если бы не этот месье, Эдмон бог знает куда убежал бы!
— Месье! — передразнил жену рабочий. — Кого это ты называешь месье?
Эрмин эта сцена казалась нереальной. Тот, кто со вчерашнего дня занимал все ее мысли, вдруг появился тут, посреди леса, чтобы столкнуться с семейством Маруа! Ей он показался еще красивее, чем вчера — кожа отливала медью, во взгляде искрилась насмешливая безмятежность…
— Кто вы такой? — спросил Жозеф. — В наших краях я вас раньше не видел. И советую не болтаться вокруг моих владений! Эта сахароварня и участок принадлежат мне!
— Жо! Ничего плохого ведь не случилось. Эдмон убежал из-под присмотра, это я виновата, — попыталась урезонить супруга Элизабет.
Она понимала, почему муж отнесся к незнакомцу с таким недоверием. Перед ними стоял метис, человек с примесью индейской крови. Симон повернулся и пошел назад к хижине. Он предпочитал не вмешиваться в отцовские дела. Проходя мимо Эрмин, он заметил, однако, что девушка бледна как полотно.
Она понимала, почему муж отнесся к незнакомцу с таким недоверием. Перед ними стоял метис, человек с примесью индейской крови. Симон повернулся и пошел назад к хижине. Он предпочитал не вмешиваться в отцовские дела. Проходя мимо Эрмин, он заметил, однако, что девушка бледна как полотно.
— Не бойся, — шепнул он ей. — Индейцы такие же люди, как мы. Он не собирался есть нашего Эдмона!
— Я знаю, — ответила девушка, пожимая плечами. — Не такая уж я дурочка.
Она не могла отвести глаз от своего незнакомца. Не отрываясь, смотрел на него и Жозеф, но совсем по другой причине. Выражение лица у рабочего было таким свирепым, что юноша невольно отступил на шаг.
— Извините, что напугал вас, — сказал он. — Я ищу работу в этих краях, и кто-то сказал, что можно сходить в Валь-Жальбер. Но здесь я ничего не нашел. И теперь я ухожу.
— Ты искал не в том месте, — опуская топор, отрезал Жозеф. — Ступай своей дорогой, так будет лучше.
— Вы очень любезны, месье! — иронично отозвался незнакомец.
Эрмин была сама не своя. Незнакомец ни разу не взглянул на нее.
Она надеялась, что он все-таки на нее посмотрит, и боялась этого.
«Если он заговорит со мной, Жозеф и Бетти поймут, что мы видимся не впервые. А ведь я сказала ему, что у меня нет семьи. Он решит, что я лгунья», — думала девушка.
Наконец незнакомец перевел взгляд на стоящую чуть поодаль девушку с сияющими голубыми глазами и внезапно порозовевшим от волнения лицом. Во взгляде ее читалась мольба. Он понял эту мольбу на свой лад и упругой походкой двинулся прочь. Когда между ним и Жозефом образовалось приличное расстояние, юноша крикнул:
— Меня зовут Клеман Тошан Дельбо! Клеманом назвал меня отец, а имя «Тошан» выбрала моя мать. На ее языке это значит «удовлетворение». И я такой же добрый католик, как и вы, месье! Может, даже чуть лучше, потому что не сужу о ближнем по цвету его кожи!
— Богохульник! — ответствовал рабочий, погрозив ему кулаком.
Элизабет с Эдмоном на руках пошла к хижине. По пути она посмотрела на девушку, которая осталась стоять на месте, беззвучно повторяя имя юноши, подаренное ей случаем.
— Идем побалуем себя сиропом, Эрмин, — позвала она ласково. — Ты очень бледна. Жо любит устраивать сцены. Но в его возрасте люди не меняются. Он не терпит чужаков, а в особенности метисов.
— Да, Бетти, я иду.
«Клеман Тошан Дельбо… Я буду звать тебя Тошан, — думала девушка, сердце которой готово было выпрыгнуть от радости. — Какое красивое индейское имя выбрала для тебя мать! Тошан…»
Ей было невдомек, что незнакомцу довелось повстречаться с ее собственными родителями много лет назад, на берегу реки Перибонки.
Глава 7. Снежный соловей
Монастырская школа Валь-Жальбера, 18 декабря 1929 года
Эрмин наблюдала за тем, как сестра Викторианна укладывает вещи в свой скромный коричневый картонный чемоданчик. Монахиня говорила не переставая — эмоции переполняли ее.
— Крошка моя, мы просто не можем остаться — нынешнее количество учеников не оправдывает нашего присутствия. Благословенная эпоха подошла к концу. Скоро образцово-показательный поселок Валь-Жальбер окончательно опустеет. Все усилия компании оказались тщетны. До сих пор не могу в это поверить! В этом году из поселка уехало четыреста жителей! Четыреста! Осталось не больше десятка семей. Кто мог предвидеть такое? Господин мэр сравнивает себя с капитаном, который цепляется за руль тонущего корабля. Я плакала, слушая его. Все это весьма прискорбно… Но больше всего меня печалит твое решение. В Шикутими тебе было бы легче получить профессию. И я буду страшно по тебе скучать.
— Сестра, прошу вас, не сердитесь на меня за это, — сказала девушка.
— Надеюсь, ты не пожалеешь, — добавила монахиня. — Жозеф Маруа стал твоим официальным опекуном. Ты в хороших руках. Месье Маруа — человек надежный.
Сестра Викторианна отвернулась от Эрмин и вытерла глаза платочком.
— О нет! Не плачьте! — воскликнула девушка. — Я не смогла бы поехать с вами в Шикутими, даже если бы хотела. Я уверена, что мне нужно остаться здесь и ждать — моих родителей или… Здесь, сестра, и только здесь. Помните, в тот вечер, когда вы показали мне мои детские одежки, я рассказала вам сон, который снился мне сотни раз, с раннего детства. Тот, в котором мать обнимает меня и нежно прижимает к себе… Я уверена, что однажды мы с ней встретимся. Здесь, в Валь-Жальбере. Я не могу уехать. Со мной случится что-то чудесное, если только у меня хватит терпения дождаться…
Девушка не закончила фразу. Она думала не только о родителях, но и о Тошане, красивом метисе с ласковыми и насмешливыми гла-
зами, который тоже часто являлся ей во сне. Но об этом она не могла рассказать сестре-хозяйке.
— Я вырастила тебя, дитя мое, — в который раз проговорила сестра Викторианна. — Год за годом у меня на глазах ты просыпалась и, жмурясь, как довольный котенок, пила молоко… Я штопала твои платьица и чулки, потом научила тебя делать это самостоятельно. Я живу здесь дольше всех сестер — приехала в декабре 1915-го года и уезжаю в декабре 1929-го. Мне не доведется испечь пирог в честь твоего пятнадцатого дня рождения, в праздник Богоявления. Мари-Эрмин, ты строишь свое будущее на мечтах, смутных ощущениях, тщетных надеждах. Это несерьезно. Боюсь, что Маруа будут тебе потакать. Особенно Элизабет.
Сестра-хозяйка повернулась к девушке. Ее глаза с опухшими веками были полны слез.
— Господи, сколько воспоминаний! Не скоро они сотрутся из памяти, — сказала она растроганно. — Я слишком сильно к тебе привязалась. Ты мне как дочь!
— Бетти тоже так говорит, — отозвалась девушка. — Я очень благодарна вам за вашу заботу. И я буду очень по вас скучать, сестра. Я буду писать вам в Шикутими, буду рассказывать обо всем, что происходит в поселке!
— Если только почтовое отделение не закроется!
— Пока в Валь-Жальбере есть жители, почту будут доставлять,—
с уверенностью заявила Эрмин. — Магазин тоже не закрывается. После Рождества школа заработает снова, и преподавать будет обычная учительница, не монахиня. Вот увидите, поселок не умрет.
Девушке очень хотелось в это верить. Она знала, что еще какое-то время Жозеф сохранит за собой рабочее место — муниципалитету по-прежнему нужно электричество. И она сама получит возможность зарабатывать: мэр согласился платить ей ежемесячно небольшую сумму за то, чтобы она содержала монастырскую школу в порядке и на переменах присматривала за младшими школьниками.
— Думаю, все уже собрались в актовом зале, сестра, — почтительно обратилась она к монахине. — Я вынесу ваш чемоданчик в коридор.
Было три часа пополудни. На крыши домов плавно падал легкий снег, пришедший в Валь-Жальбер вместе с настоящими холодами. Сестры конгрегации Нотр-Дам-дю-Бон-Консей окончательно покидали поселок. За эти годы они дали начальное образование сотням местных детишек. Люди привыкли видеть на улицах поселка их черные фигуры, увенчанные белыми покровами, и семьи, решившие остаться в Валь-Жальбере, искренне горевали об их скором отъезде. Мэр с супругой решили устроить трем монахиням торжественный прощальный обед.
Элизабет Маруа принесла из дому два пирога с консервированными фруктами и яблочную шарлотку. Домашняя выпечка красовалась в центре стола, окруженная кувшинами с фруктовыми соками. Тут же на фарфоровых тарелках разложили другие сладости — желто-красный мармелад и посыпанное сахарной пудрой печенье. В качестве напитков к столу вместо категорически отвергнутого матерью-настоятельницей пива подали чай и кофе, детям же предложили теплое молоко.
Когда сестра-хозяйка и Эрмин вошли в зал, собравшиеся встретили их приветственными возгласами. Здесь была и вдова Дунэ. Двое парней помогли пожилой женщине дойти до монастырской школы.
— Мои дорогие прихожане, — начал свою речь аббат Деганьон, — пришел момент прощания с нашими дорогими сестрами. Я хочу от имени всей нашей общины, уже не такой многочисленной, поблагодарить их за все, что они сделали. Благодаря их терпению и самоотверженной работе дети Валь-Жальбера вышли из монастырской школы с багажом знаний, необходимых для честной трудовой жизни. Я знаю, многие сожалеют о том, что для столь любимого всеми поселка настали трудные времена, большинство домов опустело, торговцы закрывают свои лавки. Но мы верим в Бога и его доброту. Все, кто собрался здесь сегодня, не собираются уезжать из Валь-Жальбера. Я вижу в этом зале господина Овила Буланже, который обрабатывает плодородные земли близ речушки Уэлле, с супругой и шестерыми детьми; вижу господина Потвена, чьи коровы обеспечивают нас маслом и молоком; вижу господина Жозефа Маруа, к которому перешел в собственность его дом и который следит за работой электростанции. И я говорю вам — мужайтесь! Мы еще увидим лучшие времена!