– Я сначала думала, что он тобой приставлен за Борькой наблюдать, а он и за тобой приглядывает.
– Когда же он успел-то? – совершенно искренне удивился Филон. – Сутки всего лишь одни в доме.
– Перед отъездом все в кухне топтался. Потом, только вы приехали, ты к себе пошел, а он ни фига подобного. Он в Борькину комнату. Потом в столовой все что-то по шкафам рыскал…
– Да? И чего же ты ему по ручищам не надавала?
– Надаешь тут, как же! Я же у тебя дура дурой…
– Ладно, ступай, Шур. Устал я. От всего устал. Одна херня кругом…
Шура ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. А Филон предался размышлениям. И чем больше он размышлял, тем мрачнее становился.
Итак, жмурки продолжались! Ни тебе ответов на вопросы, ни тебе ясности в ситуации. Ничего! Одни сплошные сумерки…
Что-то там говорил Атаманов о том, что назовет имя того, кто все эти заморочки заморочные устроил? Два дня ему надо… А кого, интересно, он теперь подозревать будет? Училка у него вне подозрений. Борька с Лизкой съехали, если можно так сказать, напоследок решив устроить фейерверк. Может, и можно это вменить им в вину, но опять же Шурка не видела, что они газ открывали. А сам Атаманов перед отъездом вроде как был в кухне. Надо бы побазарить со всеми с ними. Начать с этих двух дураков, что в бега кинулись (интересно, далеко ли убегут). А закончить этим умником…
Тоже ведь преинтереснейший расклад получается: Мельник исчез после того, как к училке отправился. А Атаманов ее сосед. Убийство на хуторе… Там этот сыщик был первым, кто им повстречался, из оставшихся в живых, разумеется. Опять же здесь, в доме… Газ открыл. Кто мог взорваться? Борька и Лизка. А ведь Лизка… От моментального прозрения Филону сделалось по-настоящему дурно. Как же он мог забыть, что Лизка была у Антона в тот вечер?! Ведь она ему рассказывала об этом! Наверное, шлюшка что-то видела, раз он решил ее убрать. А заодно и с Борькой расправиться, ведь он единственный, кто выжил из той семейки… Филон отчего-то был почти уверен, что Борис родственник погибшим.
Тогда каким боком ко всем ним Антон? За что, интересно, их можно было убить? Хотя, раз Мельник помешал, значит, и его окружение нужно изрядно проредить. Борьку в последние дни тот достаточно близко к себе пододвинул, а ведь он был последним, кто видел Мельника живым. И Атаманов наверняка знал об этом, а может быть, видел парня за рулем…
– Вот так-так! – не выдержав, Филон произнес это вслух. – Вот так Антоха!..
Правда, версия с убийством хуторян казалась ему немного притянутой за уши, но наверняка и ей найдется объяснение. Стоит лишь потрясти хорошенько Борьку, Лизку и этого детективчика хитровыдолбленного…
Довольный результатом своих размышлений, которые хоть на полдюйма, да пододвинули его к разгадке, Филон отдал распоряжения своей охране и со слегка успокоенной душой задремал.
Спал он крепко, но недолго. Проснулся оттого, что кто-то осторожно звал его по имени.
– Чего тебе? – недовольно уставился он на молодого парня, состоявшего при нем в роли, если можно сказать, референта с пушкой.
– Там, Филон, дела творятся, блин. – Парень судорожно дернул кадыком и прошептал: – Там эти двое, что удрали отсюда… Ну, Борька с этой бабой…
– Ну чего?!
– Разбились они вроде. – Парень непонимающе пожал плечами. – Кое-кто из ментовки шепнул мне, вроде бы тормозные трубки были перерезаны. Летели с обрыва, словно в самолете, блин… Там на тачку смотреть больно. Груда металла, блин…
– А сами они? Сами-то живы?! – еле шевельнул Филон помертвевшими губами.
– А?! Вот блин! А вот этого я и не знаю! Да какой черт живы?! Вряд ли… – Парень смешался под обжигающим взглядом Филона. – Щас узнаю, босс. Пару мгновений.
Он исчез за дверью, совершенно не подозревая о том, как отзовется в душе его хозяина сообщенная им новость. Тому бы и радоваться, что его выводы обрели под собой почву, да не получалось. Лизку с Борькой отчего-то было жалко до боли в сердце. Молодые, улыбающиеся, здоровые… Им бы жить да жить, а вот какому-то козлу вдруг понадобилось их под откос пустить.
Пусть не жили они праведниками, но никому в карман не залезли и в душегубстве не были замечены.
Дверь снова открылась, «референт» появился на пороге.
– Обалдеть можно! Они живы! Ноги с руками попереломали, конечно, но живы, босс! – закончил он свою речь уже на подъеме, заметив, какой откровенной радостью засветились глаза Филона. – Что прикажешь дальше-то делать?
– Охрану к ним приставь, во-первых. Да не так, чтобы глаза мозолить. Ну, ты меня понял. И… Этого умника тащи ко мне сюда. Очень хочется мне ему в глаза посмотреть… мудиле!
Парень растворился за порогом, но, правда, ненадолго. Вернувшись, он растерянно развел руками и виновато выдавил:
– А нет его нигде, Филя! Все облазили! После того как ты отдал братве распоряжение, они комнату его под наблюдение взяли. Ну, запирать не запирали, а около двери паслись. А он, козел, что удумал! Взял чью-то куртку старую и сунул под одеяло, прикинь! А сам ноги сделал уже давно…
– Упустили суку?! – Тут уж можно было дать выход праведному гневу. Теперь Филон был уверен в виновности Антона на все сто. Алиби никакого гребаного у Атаманова нет, к тому же удрал мерзавец. – Из-под земли найти паскуду!!! Из-под земли!.. По кускам буду резать его, но он мне все расскажет. Все! И как Мельника замочил, и как старуху с сыновьями, и как этих двоих голубков влюбленных к праотцам хотел отправить! Вот тебе и детектив, мать его!!!
– Чего делать-то? – поинтересовался парень, когда шеф закончил гневную тираду.
– Искать!!! – взъярился тот на тупоголового помощника. – И как можно быстрее!!!
Глава 25
Солнечный луч светил прямо в лицо, вызывая отвратительное ощущение жжения в глазах и сухости в горле. Пахло пылью и еще чем-то до боли знакомым.
Настя заворочалась, приоткрыла слегка глаза и несколько раз подряд чихнула.
Господи ты боже мой!!! Она дома! Точно дома!
Ее новенький диванчик, мягкий ковер под спиной, мирно тикающие часы на стене. Может ли такое быть?..
Собрав себя по клеточкам и стараясь не обращать внимания на тупую головную боль, Анастасия приподнялась немного и, опершись на стену, встала на ноги.
Ощущения были как при морской качке баллов эдак в шесть. Все, буквально все плясало перед глазами. Она сделала пару пробных шажков и, поняв, что с минувшей ночи совершенно не разучилась ходить, поплелась в ванную.
Вода из крана, приветливо фыркнув, минуты три радовала яркой оранжевостью цвета. Не иначе как во время ее отсутствия производились бесконечные отключения и опрессовки. Хорошо, что хоть сегодняшний день начинается с приятных сюрпризов.
Настя скинула с себя вываленные в клумбовом черноземе тряпки Атаманова и погрузилась в ванну. Может ли быть что-либо прекраснее, чем отдохновение ноющего тела в ароматной горячей воде? Вряд ли… Во всяком случае, сейчас ей это представлялось верхом наслаждения. Настя блаженно щурилась и даже принялась мурлыкать что-то слабеньким дребезжащим голоском.
Плевать, что на хвосте свора гавкающих головорезов. Плевать, что на ней висят сразу три, нет – четыре убийства, как это там у ментов – «с отягчающими вину обстоятельствами»…
Пусть все катится ко всем чертям! Она дома. Принимает ванну. Голова постепенно просветляется, привидения больше не беспокоят. Хорошее самочувствие понемногу возвращается. Сейчас бы еще покушать и можно подумать, что делать дальше.
Ага, она еще забыла, что попутно угнала машину и испортила носильные вещи, но Атаманов мужик не чужой, авось сумеет проникнуться пониманием и простить…
Настена надела прямо на сырое тело мохнатый махровый халат и, натянув тапки, пошлепала на кухню. Нет, хорошее все-таки дело аккуратность. Вот сколько ее дома не было, а везде чистенько. Каждая вещь на своем месте. Имеется, правда, небольшой налет пыли, но все это чушь в сравнении с мировыми катаклизмами.
Открыв холодильник, Настя сунула туда голову и пробежалась взглядом по полкам. Не то чтобы там было густо, но на крайний случай сойдет. Молоко, конечно же, безнадежно прокисло, и пакет был отправлен в помойное ведро. Три яйца, триста граммов сосисок в морозилке, ополовиненная пачка сливочного масла, полузасохший кусок сыра и почерневшая кисть бананов.
Настя поставила на плиту ковшик с водой и принялась сдирать с сосисок обледеневший целлофан. Яйца с плавящимся натертым сыром тем временем уже шкворчали на сковороде. Чайник закипал. И настроение отчего-то продолжало оставаться на подъеме. Уверенность в том, что ее неприятности вот-вот должны закончиться, крепла от минуты к минуте.
– С чего бы это? – задала вслух самой себе вопрос девушка. – А это, дорогая моя подруга, в тебе проснулась задремавшая интуиция…
Неожиданно вспомнилась Нинка. Как-то она там? Казалось, тысячу лет не виделись. Как проводила ее на вокзал, так и все – ни звонков, ни писем. Нет, все-таки она, Настька, свинья. Девка такое участие приняла в ее судьбе. И с переездом, и с обменом, и мебель помогала отстаивать, а она…
Решение возникло как-то само собой, и Настя приняла его с удивительной легкостью. А к чему противиться? Что ее держит в городе? Обязательное присутствие ее здесь вовсе даже и не обязательно. Подписку о невыезде она никому не давала. А если быть до конца откровенной, то вообще с органами правопорядка еще ни разу не общалась. И, тьфу-тьфу, совсем даже не собирается.
А посему выходит, что после такой приятной водной процедуры и совсем неплохого завтрака самое время навестить старых друзей. Нинка, она баба мудрая, глядишь, что-нибудь да присоветует.
Чай Настя заварила прямо в чашке и теперь отчаянно боролась с настырными чаинками, которые никак не хотели попадаться в ее ложку. Наконец, попытки ее увенчались успехом. Она всыпала в крепко заваренную жидкость целых три ложки сахара, пододвинула к себе пачку «Юбилейного» печенья, и вот тут-то (как и полагается по законам жанра) в дверь позвонили.
Неудивительно, что она мгновенно замерла с открытым ртом и отправленным туда только что откушенным куском печенья.
Мысли сумасшедшим вихрем закружились, завертелись в голове. Вопросы затолкались, засуетились, обгоняя друг друга. Кто? Зачем? Откуда? И так далее и тому подобное. Встать с места и пойти в прихожую, чтобы прильнуть к дверному глазку? Нет уж, дураков нет! А ну как там киллер?! Так и стрельнет прямо в глаз…
Тут совсем некстати крошка от печенья проскользнула прямо в дыхательное горло, и Настю принялся душить нещадный кашель. Ну почему так всегда бывает, кто-нибудь сможет рассказать?! Когда нужно тихонечко сидеть и сопеть в две дырочки, то чих, то икота, то кашель!!!.
Зажав рот обеими руками и сотрясаясь всем телом, Настя сползла с табуретки и принялась эпилептически дергаться на полу.
Настойчивый гость между тем оставил в покое ее дверь и принялся названивать в квартиру Атаманова. Такой настырностью могли обладать либо менты, либо бандиты. Первые в таких случаях должны были позвать на помощь понятых, и их приглушенный говор сейчас бы донесся до ее ушей. А вторые, по идее, должны были выломать дверь…
И тут – о ужас! – ее дверь затрещала под натиском чего-то большого и тяжелого. Кашель пропал мгновенно. Еще, еще немного, и фанерная дверка разлетится в щепки… Треск прекратился так же внезапно, как и начался. Подобрав полы халата к поясу, Настя поползла по пыльному полу в прихожую. Дурой надо быть, чтобы не взглянуть на тех, кто тебя к смерти приговорил. Стараясь дышать как можно тише, она поднялась и прильнула к дверному окуляру.
Матерь божья!!! На площадке перед дверью Атаманова, соответственно и ее, толпились бритоголовые братки. Разговоров почти не вели, а лишь делали друг другу какие-то знаки. Один из них сидел на корточках и ковырял чем-то в замочной скважине хитроумного замка соседа. Второй (видимо, это и явилось причиной натужного скрипа) облокотился всей своей массой на ее дверь, и его бритая макушка мелькала то и дело у нее перед глазами.
Вот, оказывается, в чем дело! Ребята решили навестить Антона. А к ней звонили для подстраховки. Чтобы, значит, не выскочил некто любопытный и не подсек их за этим неблаговидным занятием. В душе у Насти мгновенно зародился протест, и она, забыв о предпринятых ранее мерах предосторожности, кинулась к телефону. Рука, не дрогнув, набрала 02. Мужской баритон приветливо пролаял:
– Дежурная часть, Васильев!
– Добрый день… – промямлила Настя, прислушиваясь к звукам с лестничной клетки. – У нас здесь соседскую дверь взламывают…
– Фамилия.
– Соседа? – не сразу поняла Настя.
– Нет, ваша. Ваша фамилия! Вы же заявляете о взломе! – принялся сердито отчитывать ее невидимый Васильев.
– А-аа… – Это все, что смогла она выдать, перед тем как вернуть телефонную трубку на место.
Нет, ну на всю голову больная! Ну кому вызывать милицию-то?! Ей?! Что проходит подозреваемой и значится пропавшей?! Да, идиотизм – болезнь со скрытым инкубационным периодом и весьма-весьма прогрессирующая. Если учесть, что вчера ее всюду сопровождали призраки умерших, сегодня с утра она принялась распевать песни, а потом названивать в ментовку, то психиатр, судя по всему, ей уже не нужен…
Настя вернулась на пост возле глазка и прислушалась. Тихо. На площадке маячил всего один громила. Тот, что тяжестью своего огромного туловища чуть не выдавил ее дверь. Значит, братки внутрь все-таки проникли. И неприступная атамановская цитадель пала под натиском матерых медвежатников…
– Сваливаем, – не очень тихо проронил кто-то из них, и парни, гурьбой выкатившись из квартиры соседа, поползли вверх по лестнице.
«К черному ходу! – мелькнули у Насти в голове картинки их с Антоном недавнего бегства. – Чего же они искали?..»
Или кого… Машину-то она, как ей думалось, благоразумно поставила на том же самом месте, где любил ставить ее он. Вот бандиты и купились на сей факт, подумав, что Атаманов дома. Итак, теперь и он в подозреваемых. Хотя чему удивляться? Она оставила его без транспорта подле дома с трупами. Идти пешком – далеко ли уйдешь… А ребятки наверняка не замедлили объявиться в том забытом богом месте. Антошу повязали… Постойте-ка! Он же был с ними вместе в момент их визита к Маргарите. И на пленника не был похож. Что же могло тогда произойти? Он сбежал, это очевидно, иначе парни не рыскали бы в его квартире. Но для чего он это сделал?! Вроде бы был в приятельских отношениях с тем худощавым хвостатым главарем и вдруг превратился в изгоя!
«Есть ли конец у этой истории?!» – захотелось вдруг заорать Насте в полный голос.
Но она, разумеется, не издала ни звука. Да, душа вновь начала постанывать от совсем не забытых и не собиравшихся заканчиваться злоключений. К горлу подступили слезы. Глаза сами собой уставились в настенный календарь. Если ей не изменяют разум и память, то до начала учебного года осталось чуть меньше двух недель. Ей бы давно пора явить миру свое присутствие, а она все скачет по окрестностям, пытаясь скрыться непонятно от чего и понять неизвестно что…
Нет, видимо, все же придется съездить к Нинке. Одна голова – хорошо, а две – лучше. Сколько раз ей небо казалось с осьмушку, а подруга хмыкнет презрительно в ее сторону, обласкает каким-нибудь солененьким словечком и, ненавязчиво унизив, решит все с полпинка.
Настя вернулась в кухню, убрала со стола и вымыла посуду. Кто знает, когда она еще сюда вернется, не покрываться же тарелкам плесенью. Затем она пошла в комнату и, открыв шкаф, принялась выкидывать оттуда свои шмотки. Джинсы были отметены сразу. Хоть и любимый вид одежды, но на данный момент совершенно непрактичный. Жара, невзирая на конец лета, стояла нещадная, поэтому Настя ограничилась хлопчатобумажной футболкой темно-синего цвета в мелкую голубоватую клетку, тонкими, прозрачными на свету спортивными брюками и легкими джинсовыми тапками, тоннами производимыми китайскими собратьями.
В сумку уложила лишь смену белья да курточку, больше напоминавшую рубашку. Документы, деньги, что выдал ей Мельник перед смертью, она сунула в поясную сумку. Теперь нужно было дождаться темноты. Часы, мирно тикая, показывали семь часов вечера. До темноты еще минимум три часа. Занятий себе придумать она не смогла, поэтому сочла за лучшее немного вздремнуть.
Уткнувшись носом в полу пушистого халата, Настя легла на диван, подтянула колени к подбородку и закрыла глаза. Но сон, предательски улизнув в неизвестность, не собирался облегчить ей ожидание. Настена уже и к стуку часов прислушивалась, и считала до ста и обратно – все бесполезно.
Она поднялась и принялась облачаться в приготовленную одежду. Потом долго бродила по квартире, пытаясь унять свое не в меру разгулявшееся воображение. И чего ей только не придумалось за эти долгие и томительные часы. То ей виделся гроб с телом Атаманова. И тогда хотелось до одури разрыдаться, жалея его, безвременно почившего. Потом она вдруг резко поменялась с ним местами, и уже Антон рыдал над ее хладным трупом, а не она над его. И опять хотелось плакать. Тут уже было жаль саму себя. Потом попеременно предстали перед глазами трупы безвременно усопших, свидетелями чьих смертей она невольно стала. Тут уж хотелось выть от страха, а не от жалости.
И так почти целых три часа. Невероятная, изматывающая круговерть – мертвецы, слезы, душевная боль и, наконец, сцена разоблачения…
Настя не видела лица виновника всех этих бед, но она твердо верила, что он будет наказан. Везде все и всегда говорят, что зло должно быть наказано, почему этого не должно случиться и на сей раз.
Из транса ее вывел заливистый девичий смех. Какая-то компания доехала на лифте до их этажа и шумной толпой вывалилась из кабины. Раздался звон бутылок, возня и этот смех. В нем было столько бесшабашности, столько радости, что Настя почти с завистью вздохнула.
– Эй, дурачье! – перекрыл шум звонкий юношеский голос. – Мы не там вышли! Нам этажом ниже!
Молодые люди кинулись, обгоняя друг друга, вниз по лестнице, и вот тут Настя решилась наконец высунуть нос из-за двери собственной квартиры. На лестничной клетке было пусто. Зато этажом ниже хлопала дверь, кто-то отчаянно взвизгивал, кто-то беззлобно матерился.