— А Вихров, — спросил Андрей, — как он отреагировал?
— Никак, — ответил Гревс, — ему как будто было плевать. Сначала я не понимал его спокойствия, а потом до меня дошло: если это правда, если кто-то смог поменять контакты на станции, находящейся на орбите Юпитера, то есть ли разница, что там решит какая-то комиссия? Понимаете его логику? — Гревс упёрся взглядом в Андрея. — Он верил в свою идею, действительно верил! Если на берег идёт цунами — нужно ли чистить пляж от водорослей?
— Может, стоило рассказать это всем? Добиться публичного обсуждения?
— Возможно, но Вихров решил продолжить исследования в одиночку: наверное, его разочаровала моя реакция. Он рассудил, что такие случаи могли быть и раньше, до «Одиссея» — просто на них не обращали внимания: если всё работает, что ещё надо? Сергей попросил две-три недели, чтобы проверить свои выводы, и я согласился. Он думал, что найдёт следы зелёных человечков не только в миссии «Одиссея».
— Ему это удалось?
Гревс усмехнулся.
— Молодой человек, я пытаюсь ответить на этот вопрос уже двадцать лет. Могу сказать вот что: спустя месяц после нашего разговора Вихров прислал весьма впечатляющий отчёт. Помимо анализа «Одиссея», там были выводы и по другим успешным миссиям: «Викингам», «Пионерам», «Оппортьюнити». Вихров утверждал, что практически все аппараты, которые достигли — или пересекли — орбиту Марса, имели признаки вмешательства в их работу. Честно говоря, в тот момент меня волновало другое — в отчёте использовалась конфиденциальная информация, доступа к которой у Вихрова не было. Где он её взял? Ситуация серьёзная, учитывая его иностранное гражданство. Я попытался связаться с Сергеем, но мне это не удалось. Впрочем, — хмыкнул он, — не только мне. Через пару дней, когда обнаружились следы проникновения в базу данных НАСА, предназначенную для служебного пользования, к делу подключилось ФБР Увы — Вихров исчез. Вероятно, к тому времени его уже не было в стране. Вы, кстати, не знаете, где он? Может, работает на каком-то секретном объекте в России, а?
— Ничего не могу сказать, — развёл руками Андрей, мимоходом порадовавшись, что нашёл удачную формулировку. — А что с отчётом?
— Я рассказал о нём: так или иначе всё бы открылось. Было бурное обсуждение, многие хотели замять дело. Да и дела-то никакого нет, говорили они, станция работает, что ещё надо? — хмыкнул Гревс.
— Официальная позиция свелась вот к чему: есть совершенно безосновательное утверждение, сделанное одним из уволенных сотрудников ЛРД, к тому же иностранцем, к тому же находящимся в бегах. Руководство Лаборатории не считает необходимым комментировать слухи. Конечно, была опасность, что Вихров заговорит, но за двадцать лет он так и не объявился. Повезло, можно сказать.
— И поэтому парадокс Вихрова в одной корзине с теорией, что американцы никогда не были на Луне?
— Именно.
— А вы сами что думаете?
Гревс не торопился с ответом. «А что, если сказать ему правду, — подумал Андрей, — прямо сейчас, не откладывая?» Не поверит, решил он, и выгонит меня взашей. Не поверит, пока не увидит и не пощупает всё сам.
— Посмотрите, — Гревс показал на грамоту, висящую на стене, — что, по-вашему, это значит?
— Благодарность за работу?
— Благодарность? — в голосе Гревса появился сарказм. — Леденец, чтобы подсластить пилюлю, вот что это такое! Вали из Лаборатории и не мешай нам больше! Такой вот текст между строк, ясно?
Он словно погас — возбуждение от собственного рассказа оставило его, и теперь возраст Гревса стал очень заметен.
— Почему вам пришлось уйти?
— Я хотел разобраться, понять, в чём дело — но никому это не нужно, понимаете? Проще отмахнуться — ерунда, бредни сумасшедшего. Я полгода потратил на то, чтобы проверить выводы Вихрова — они оказались верными, в пределах той информации, что у него была Ещё полгода я ходил по кабинетам, пытаясь убедить начальство начать масштабную проверку А потом терпение у директора лопнуло, и он открыто сказал: либо ты заткнёшься, либо тебе придётся уйти.
Видно было, что разговор утомил Гревса. Андрей встал: в принципе, он уже выяснил то, что хотел.
— Рука Бога, — сказал Гревс, провожая его, — так, кажется, это называют, да? Вихров считал, что обнаружил её. Может, я найду её в отчётах по «Марсу», как думаете?
— Обязательно сообщите, если найдёте.
* * *«Когда же это закончится, — раздражённо думал Андрей, — поскорее бы уж!» Охранник в камуфляже явно не торопился, переводя взгляд с фотографии в пропуске на оригинал. И это после проверок по сетчатке и отпечаткам пальцев! Впрочем, Андрей знал: возмущаться бесполезно, будет только хуже.
Наконец, его пропустили; Вихров выслушал доклад благосклонно.
— Рука Бога? — хмыкнул он. — Вообще-то «Самоорганизация сложных систем в экстремальных физических условиях» мне нравится больше.
— Журналисты, когда всё раскопают, предпочтут вариант с рукой, — сказал Андрей. — Он нагляднее, короче и проще.
— Возможно. Так ты думаешь, Гревс всё ещё в форме?
— Полагаю, да. Вероятно, он смог бы консультировать аналитиков по аэрокосмическому направлению.
Вихров задумался.
— Там много работы, — проговорил он, — с «Боингами», «Аэробусами»… сколько было инцидентов за последний месяц?
— Где-то с десяток, два подтверждённых случая предаварийной самоорганизации, остальные на проверке.
— С десяток… А что, Гревс ни разу не обмолвился о самолётах?
— Нет. Думаю, он не догадывается.
— Поразительно! Умнейший человек, а не может посмотреть вокруг! Зациклился на своём космосе!
— Он задумался, а это не так уж и мало. Кстати, в своё время Гревс мог бы тебя сразу уволить, а вместо этого дал поработать, — напомнил Андрей.
— Похоже, старик тебя обаял, да? — подмигнул Вихров. — Ладно, посмотрим, что он сделает по «Марсам», а потом примем решение.
«Сколько мы ещё сможем держать пар под крышкой, — подумал Андрей, — заметать следы, давать опровержения?» Садясь в свою «Мазду», он вспомнил, что месяц назад группа моделирования в очередной раз понизила уровень сложности механических систем, в которых не наблюдается самоорганизации — теперь он составлял десять тысяч условно простых деталей. Вероятно, «Мазда» какое-то время ещё будет иметь статус устройства с пренебрежимо малой вероятностью самоорганизации, а потом придётся пересесть на что-то попроще.
Например, на «Ладу». ТМ
Кристина Каримова
СЕКРЕТЫ МАСТЕРСТВА
3–4'2014
Вот люди сейчас много чего понадумали: модернизация, кибериизация, а как ни крути, секреты мастерства в любом ремесле — это главное.
Приходит ко мне на днях сосед и говорит:
— Всё, Витюха, каюк! Кончилося твоё время!
— Ну? — спрашиваю. А сам работать продолжаю — морду медведю делать. Морда — она самая важная часть. Лицо, можно сказать.
Ремесленник я — зверей из дерева ваяю. Лисы там, зайцы. Другие зверюшки. Всех хорошо разбирают, но мишки лучше всех расходятся. Модно это сейчас — ручная работа. Хэнд мейд, по-научному. Оно и понятно. Где сейчас найдёшь кустарную поделку? Всё больше штамповка машинная. А она как? Она же пустышка, в ней души нет. Вот и едут к нам в деревню закупщики — за настоящей ручной работой.
— А вот так, Витюха! — Пашка мне отвечает. — Не один ты сейчас мастер в деревне будешь. Я щас тоже медведей делать буду. Гляди-ка вот!
И руку мне правую протягивает, которую за спиной прятал. Я гляжу, а вместо пальцев у него — ну чисто набор «Умелые ручки»! — ножички всякие, крючочки, стамесочки. Столько всего разиенького — сразу и не разглядишь.
— Чегой это с тобой?! — удивляюсь я.
— А это — кибериизация, — говорит Пашка гордо. — Сращение человека и механизма. Вишь, штука у меня какая? Мне мою обычную руку, человечью, на энту заменили. Да я щас с таким набором тебя с медведями в два счёта обставлю.
И на руку свою любуется. А я плечами пожимаю и снова за работу:
— Да разве ж это главное? В нашей работе ведь не инструмент, а человек важнее, мастерство… А чего твои ножички, отвёрточки могут?
Пашка разозлился, махнул в сердцах новой рукой — аж дзинькнуло что-то.
— Да ты завидуешь, Витюха! — кричит.
— Вот увидишь, я щас вдвое супротив твоего зверей навалю. У тебя что? Десять пальцев и всё. А у меня и скорость, и точность. Не чета тебе. Спорим, останешься без работы?
А мне что? Я опять плечами пожал.
— Спорим, — говорю. И медведя продолжаю резать.
Выиграл я, ясен пень. Ведь главное в нашем деле не скорость, а мастерство. Пашка, конечно, со своей рукой зверья-то понаделал много больше моего. А брать их никто не стал. Ибо простым глазом видно, что механизмой деланы. Ровненькие, гладенькие, одинаковые все — прям тютелька в тютельку. Ну, ещё бы! Инструмент-то у него кибернетический, такой, что комар носа не подточит. Руками ведь, как ни старайся, всё равно ошибочки будут. Там ушко одно поменьше выйдет, здесь глазик чуть кривит, словно подмигивает… Сразу видно — ручная работа. Хэнд мейд! Вот покупатели за ними в очередь и выстраиваются. Так что не угадал сосед — работы у меня только прибавилось. Не только мои закупщики постоянные, но ещё и Пашкины новенькие ко мне прибились.
А мне что? Я опять плечами пожал.
— Спорим, — говорю. И медведя продолжаю резать.
Выиграл я, ясен пень. Ведь главное в нашем деле не скорость, а мастерство. Пашка, конечно, со своей рукой зверья-то понаделал много больше моего. А брать их никто не стал. Ибо простым глазом видно, что механизмой деланы. Ровненькие, гладенькие, одинаковые все — прям тютелька в тютельку. Ну, ещё бы! Инструмент-то у него кибернетический, такой, что комар носа не подточит. Руками ведь, как ни старайся, всё равно ошибочки будут. Там ушко одно поменьше выйдет, здесь глазик чуть кривит, словно подмигивает… Сразу видно — ручная работа. Хэнд мейд! Вот покупатели за ними в очередь и выстраиваются. Так что не угадал сосед — работы у меня только прибавилось. Не только мои закупщики постоянные, но ещё и Пашкины новенькие ко мне прибились.
А руку кибернетическую Пашка отнял, ампутировал то есть. Заказал себе новую, человечью вырастить, — через неделю готова будет. А кибернетическую хотел выкинуть. Да я не дал — выкупил у него за полцены. Вчерась хирурги-техники мне её приладили, и работа в два раза быстрее пошла. А что механическая рука-то, так это не страшно. Ведь главное — секреты мастерства знать. ТМ
Валерий Гвоздей
ВДВОЁМ
4'2014
Полигон занимал огромный кусок чахлой степи, частично прихватывая горы.
Всю площадь окружала пятнадцатикилометровая зона, доступ в которую был закрыт для посторонних. Тем не менее каждый раз, въезжая на базу, я видел грозные предостережения: «Испытательный центр. Вход на территорию — по специальным пропускам. Досмотр машин, обыск сопровождающих лиц. Внимание! Здесь тестируются опасные военные средства!»
Эти надписи, вероятно, призваны отпугивать тех, кто случайно забрёл в зону.
Впрочем, таковых ещё не было.
На базе образцовый порядок, строгая дисциплина.
Командующий — решительный человек.
Старый генерал, уже готовящийся к пенсии, решительностью компенсировал недостаток компетентности. В детали не вникал — поскольку не понимал в работе учёных почти ничего. Зато всегда правильно и решительно ставил перед ними задачу. Тоже уметь надо.
Как-то я присутствовал на его беседе с учёными в белых халатах.
— Чтоб были смирней овечек! — рявкнул он в завершение, сдвинув брови.
И грохнул кулаком по столу, для пущей убедительности.
Подразумевал солдат противника, обработанных «военным средством», которое учёным предстояло создать.
Но учёные сами тут же стали вести себя на манер овечек. Покорно кивнули и потянулись к выходу, исполнять распоряжение. Генерал понятия не имел, как задача будет решена. Хотя мы оба не сомневались, что — будет решена. Опытный командир, знающий подход к людям. Мой отпуск растаял. Вновь я был в Центре, который официально давно ликвидирован.
Казармы, дома сотрудников, лаборатории, склады, гаражи, мастерские, ангары. Взлётно-посадочные площадки, лётное поле с решётчатой Башней и рощей антенн.
Важнейшие помещения скрыты под землёй.
Миновав ряд «шлюзов», машинально отвечая на уставные приветствия караульных, моих архаровцев, ступил в административный корпус.
Я намеревался по форме доложить о своём прибытии. Командующий такие вещи любил.
Аскетичная воинская обстановка, неестественный белый свет люминесцентных ламп.
Кондиционированный воздух, с химическим запахом.
Лейтенант, сидевший в приёмной, вскочил и вытянулся. Отрапортовал, что генерала нет. Майор, замещающий командующего, — у себя.
— Вольно, — сказал я.
На базе думают, что после ухода генерала на пенсию кресло начальника достанется мне. И слегка заискивают, на будущее. Да, я второй человек тут. Полковник, ведаю охраной.
Вот только — занять кресло не рассчитываю. Хлебная должность. Претендентов хватает, с могучими связями. Я не в той весовой категории.
Майор улыбнулся, через стол протягивая руку. Мы с ним в приятельских отношениях.
— Где сам? — Я сел и, сняв кепи, стал обмахиваться.
— На базу явились два гостя из столицы. Повёз на охоту. Говорил, что всего на пару дней. Четвёртый пошёл, видно, хорошо им там, в неформальной обстановке… Тебе, надеюсь, тоже хорошо отдыхалось?
— Не жалуюсь. Генерал звонил?
— Пока нет.
— Ты звонил ему?
— Неудобно. Я как-то нарвался, когда он лыка не вязал.
Начальник базы выпить любил. Тем более — на природе, в компании гостей.
Надо, конечно, блюсти некоторые приличия, вытекающие из субординации. Всё же — полтора дня от генерала ни слуху ни духу. Не похоже на служаку. Позвонить должен был, даже пьяный, спросить, как дела на базе.
Я вынул сотовый:
— Кто с ним?
Майор назвал четверых офицеров: капитана из караульного подразделения, замещавшего меня, и капитана из медсанчасти, её начальника. Двух лейтенантов назвал. При них двадцать солдат, для обслуживания. Позвоню капитанам.
Первый номер. Абонент недоступен. Второй номер. Абонент недоступен. Затем и лейтенанты оказались недоступны.
Это было уже слишком.
* * *Почувствовав тревогу, майор наклонился вперёд и не спускал внимательных глаз с моего лица.
Помедлив, я нашёл в меню сотовый номер генерала.
Абонент недоступен.
Хорошо, если все упились в хлам. Вдруг что-нибудь другое?
Майор слегка побледнел.
В свете нынешних событий он был даже рад передать свои полномочия. Ведь я старший по званию. Мне и разгребать.
— Звони в ангар, пусть вертолёт готовят, — распорядился я.
Кивнув, майор начал суетиться.
Я, тем временем, по селектору вызвал заместителя начальника медсанчасти: Лейтенант, возьмите нескольких подчинённых, способных рот держать на замке. Через десять минут жду на вертолётной площадке. Людей проинструктируйте.
— Какие медикаменты захватить?
— Уж сообразите. Генерал в охотничьем лагере, с гостями из столицы. Не отзывается.
— Понял.
До охотничьего лагеря в ущелье на берегу речушки долетели быстро.
Ещё на подлёте я заметил через иллюминатор, что среди аккуратных летних домиков нет движения. Пара джипов, тентованный грузовик для солдат. Потом увидел людей в камуфляже. Они лежали и на солнцепёке, и в тени.
— Пока не садиться, — приказал я. — Бинокль дайте.
Вертолёт завис над лагерем. Никто из лежащих не реагировал.
Сквозь поднятую винтом пыль я разглядел искажённые лица. Губы шевелились, блестели глаза, вытаращенные, будто в удивлении. Мы никакого отношения к удивлению, кажется, не имели.
Генерала не обнаружил. Наверное, в домике.
Не оборачиваясь, сунул бинокль лейтенанту.
— Свалило их что-то одно, — пробормотал он, глядя вниз. — И вряд ли — спиртное. Когда служишь на базе вроде нашей…
В общем, надо поостеречься.
— Возвращаемся, — решил я.
— Как же генерал?
— Нам потребуются костюмы высшей биологической защиты. Ну и далее, по списку.
Лейтенант — врач, ему трудно оставить больных, даже не попытавшись оказать помощь.
Но мы не знаем, ЧТО в лагере.
Не стану подвергать своих подчинённых риску, без серьёзных оснований, без серьёзных мер, направленных к минимизации возможных потерь.
Собрал офицеров в кабинете генерала, начал ставить задачи:
— Прежде всего — информационная блокада. Заберёте у подчинённых телефоны… Срочно подготовить, отправить полевой госпиталь, всех обеспечить спецодеждой… Когда проедем — заблокировать дороги, выставить караулы. Старшим остаётесь вы, майор. Выдвижение через полтора часа. Приступайте к выполнению.
Через полтора часа из ворот базы выехала большая колонна.
В ней были тентованные грузовики, зелёные санитарные машины, армейские джипы. Они двигались по грунтовой дороге в сторону гор.
Я сидел в головном джипе.
Не доезжая километр до охотничьего лагеря, в ущелье, медики и пять солдат облачились в жёлтые костюмы высшей биологической защиты, напоминающие космические скафандры, оснащённые связью.
На санитарной машине группа двинулась в лагерь.
Оставалось ждать сообщений.
* * *Лейтенант доложил первые впечатления. Голос звучал глуховато, из-за шлема.
Это не диверсия или нападение. Все люди в лагере живы, но серьёзно больны, состояние угрожающее. Судороги мышц груди и лица. Температура под сорок.
Выпученные глаза. Очень странное выражение. Бредовая речь.
Обследование больных, экспресс-анализ крови не позволяют выявить причину. Возможно, удастся в лабораторных условиях.
— Сведение затылка ясно говорит о поражении центральной нервной системы, — добавил он. — Врач-эпидемиолог не исключает вирусный энцефалит. Как вы, наверное, знаете, острая форма выражается обычно в судорогах и в головных болях, в ознобе, высокой температуре и слабости, в нарушениях зрения, потере координации движений, бреде, ну и других мозговых расстройствах, вплоть до умственной деградации. Симптоматика близкая. До связи. Выпученные глаза… Очень странное выражение…