Капитан поднял брови.
— Как это?
— Вот так, капитан. Полностью обнаженными.
— Ясно. — Хотя было очевидно, что он ничего не понимает.
— Когда вы будете здесь?
— Примерно через два часа.
— Сейчас у нас 13.00. Вы будете около 15.00?
— Приблизительно в это время, — подтвердил капитан.
— Ждем вас. Не выходите из корабля. Не выпускайте наружу никого из экипажа. Откройте для нас люк. Мы погрузимся без вещей. Только люди. Как только мы окажемся на борту, тотчас взлетайте.
Стелла Моррисон нагнулась к экрану.
— Капитан, нельзя ли сделать так, чтобы ваши мужчины…
— Мы сядем на робопилоте. Никого из экипажа на палубе не будет. Вас никто не увидит.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Пожалуйста, — капитан отдал честь. — До встречи через два часа, командир.
— Выводите отряд на летное поле, — сказала командир. — К сожалению, одежду придется оставить здесь, чтобы на поле вблизи корабля не было никаких вещей.
Холл посмотрел ей в лицо.
— Это не слишком большая цена за жизнь, не так ли?
Лейтенант Френдли закусил губу.
— Я раздеваться не буду. Что за дурацкие идеи…
— Выполняйте приказ!
— Но, майор…
Холл взглянул на часы:
— Сейчас 14.50. Корабль приземлится с минуты на минуту. Снимайте одежду и выходите на посадочную площадку.
— Что же, совсем ничего нельзя взять?
— Вы слышали: ничего. Даже бластер… Мы получим одежду на корабле. Идите! От этого зависит ваша жизнь!
Френдли неохотно стянул рубашку.
— Мне кажется, мы занимаемся ерундой…
Щелкнул видеоэкран. Резкий голос робота объявил:
— Всем немедленно покинуть здание! Всем немедленно покинуть здание и собраться на взлетной площадке!
— Так быстро? — Холл подбежал к окну и поднял металлические жалюзи. — Я не слышал, как он приземлился.
В центре посадочной площадки стоял длинный серый космический корабль, корпус его был покрыт вмятинами и царапинами от ударов метеоритов. Он стоял неподвижно.
Вокруг не было никаких признаков жизни.
Через поле к нему нерешительно тянулась цепочка обнаженных людей, щурившихся от яркого солнца.
— Он уже здесь! — Холл стал поспешно стягивать рубашку. — Пошли!
— Подождите меня!
— Тогда поторопитесь. — Холл кончил раздеваться. Мужчины, не мешкая, вышли в коридор. Раздетые донага охранники пробежали мимо них. Друзья бесшумно прошли по коридорам длинного здания к выходу. Сбежали по ступенькам к летному полю. Высоко в небе светило солнце, они чувствовали на теле тепло его лучей. Из всех зданий выходили нагие мужчины и женщины и в молчании направлялись к кораблю.
— Ну и зрелище! — сказал офицер. — Наша репутация безвозвратно погибла.
— Жизнь стоит репутации, — сказал другой.
— Лоренс!
Холл повернулся в пол-оборота.
— Пожалуйста, не оглядывайтесь, пожалуйста, идите. Я пойду за вами.
— Как вы себя чувствуете, Стелла?
— М-м… необычно.
— Но ведь игра стоит свеч?
— Кажется, да.
— Думаете, нам кто-нибудь поверит?
— Сомневаюсь, — сказала она. — Я и сама не верю.
Холл посмотрел на трап, который выпустил корабль. Первые члены экипажа уже начали взбираться по металлической дорожке к круглому люку, ведущему внутрь.
— Лоренс… — голос Стеллы как-то странно дрожал. — Лоренс, я…
— Что?
— Мне страшно.
— Страшно? — Он остановился. — Почему?
— Не знаю. — Она дрожала.
Их толкали, обходя слева и справа.
— Успокойтесь. Это детские страхи, — он поставил ногу на трап. — Пошли.
— Я хочу вернуться, — в ее голосе была паника. — Я…
Холл рассмеялся:
— Слишком поздно, Стелла.
Холл взбирался по трапу, держась за поручень. Их подхватил и понес вверх поток мужчин и женщин. Они приблизились к люку:
— Вот и пришли.
Человек, идущий перед ними, исчез в люке.
Холл шагнул за ним, в темную внутренность корабля, в безмолвную черноту. Командир — следом.
Точно в 15.00 капитан Дэниел Дэвис посадил свой корабль в центре летного поля. Автоматически открывшись, щелкнул входной люк. Дэвис и другие офицеры сидели в летной кабине у пульта управления.
— Ну, — сказал через некоторое время капитан Дэвис, — где же они?
Офицерам стало не по себе.
— Может быть, что-то случилось?
— А может, все это шутка, черт подери?
Они ждали очень долго.
Но никто не пришел.
Перевела с английского Лилия КОСОГОВА
Джон Браннер
Жестокий век
Глядя на изможденное лицо, в котором еще угадывалась былая красота, на темные волосы, разметавшиеся по подушке, Сесил Клиффорд никак не мог согласиться с жестокой истиной. Глаза защипало от слез, и он гневно смахнул их.
Наконец, он сделал медсестре знак накрыть простыней это когда-то восхищавшее его лицо. Медсестра покосилась на него с сочувствием и затаенным любопытством.
— Она… она была женой моего лучшего друга, — хрипло сказал он, и сестра кивнула. Он был благодарен ей, что в ответ не раздалось соболезнований.
Лейла Кент стала жертвой эпидемии.
Он последний раз взглянул на неподвижную фигуру под простыней и устало направился к живым. В этой палате лежало около шестидесяти человек, отделенных друг от друга складными ширмами, и каждый из них был заложником Чумы.
— Вы хотели осмотреть пациента под номером сорок семь, доктор, — сказала сестра.
Этот номер значился на койке Вьюэла, астронавта. Он был еще слаб, но начал поправляться, несмотря на то, что диагноз был установлен только на десятый день.
Как всегда: сначала все симптомы указывали на обыкновенную простуду и лишь потом…
Неужели антибиотики оказались эффективны, устало подумал Клиффорд. Видимо, так оно и есть, раз Бьюэл выздоравливает. Впрочем, он пробовал ту же комбинацию антибиотиков и на Лейле Кент…
Он решительно одернул себя. Факт оставался фактом: в одних случаях Чума убивала пациента — одного из десяти — что бы ни предпринимали врачи, в других пациент чудесным образом излечивался в считанные дни. Бред, чистейшей воды бред!
Пациент на 47-й койке улыбался ему, и Клиффорду пришлось выжать ответную улыбку.
— Ну что, — бодро спросил он. — Как дела?
Астронавт закрыл журнал, расстегнул пижаму и лег на спину.
— Вы можете избавиться от меня. Я чувствую себя прекрасно и готов отправиться в космос прямо с этой койки.
— Это мне решать, а не вам, — с напускной суровостью ответил Клиффорд, держа наготове бронхоскоп. Бьюэл покорно открыл рот. Ткани, которые всего лишь сутки назад были вспухшими и воспаленно-красными, приобрели здоровый розовый цвет. Дыхание, клокотавшее в легких Бьюэла, словно он умирал от пневмонии, теперь было почти бесшумным.
Повезло? Но почему именно ему? Почему не…
Впрочем, делать выводы рано: предстоит еще несколько тестов. До сих пор все, кто выздоравливал, судя по всему, приобретали прочный иммунитет, но эта инфекция так изменчива, непредсказуема…
— Руку, пожалуйста, — сказал он, приготовив гемометр. Бьюэл закатал рукав. Прибор сделал укол, щелкнул, и цифры на его шкале указали норму биохимических анализов крови. Бьюэл, наблюдавший за его лицом, ухмыльнулся.
— Не верите своим глазам, док?
Клиффорд отреагировал с неожиданной резкостью:
— Верно, вы идете на поправку! Но каждый десятый пациент умирает, как бы мы ни старались его спасти. И мы хотим выяснить, наконец, что спасло жизнь вам, а не ему!
Бьюэл мгновенно посерьезнел и кивнул.
— Да, я слышал об этом. Чертовски много людей заразилось Чумой, а? Ваша больница, должно быть, переполнена, судя по тому, что мужчин и женщин кладут в одну палату, вроде этой, — он указал на перегородки. — Значит, вы собрались взять пробу моей крови и взглянуть, нет ли там антител, которым я обязан своим выздоровлением?
Не ответив, Клиффорд распутал провода энцефалографа.
— Закройте глаза, — произнес он, глядя на энцефалограмму на зеленом экране. — Откройте… закройте… держите глаза закрытыми и думайте о чем-нибудь сложном.
— В этом журнале я читал статью одного парня из Принстона. Он утверждает, что космические корабли как средство передвижения в пространстве безнадежно устарели. Он вывел какую-то жуткую формулу…
— И что же он доказывает? — сказал Клиффорд, внимательно следя за графиком. Полминуты было достаточно, чтобы убедиться в том, что жизнедеятельность мозга тоже в норме.
— Можете расслабиться… — сказал он, снимая электроды. — Не думаю, что вы обрадуетесь, если космические корабли отправят на свалку.
— Тут дело не в моих желаниях. Я более чем уверен, что этот парень прав, и не удивлюсь, если он создаст телепортатор.
— Тут дело не в моих желаниях. Я более чем уверен, что этот парень прав, и не удивлюсь, если он создаст телепортатор.
Клиффорд озадаченно взглянул на пилота.
— Но ведь от этой идеи, кажется, отказались?
— Да — от идеи превращения молекулярной структуры тела в радиоволну. Профессор Вейсман — автор статьи — подходит к этому абсолютно иначе. В этой работе он пишет о создании конгруэнтных объемов в пространстве. Если это получится, то, по его мнению, человек, помещенный в одном из объемов, должен появиться и в другом. Знаете что… гм… не могли бы вы устроить мне компьютер? Я хочу проверить выкладки этого Вейсмана.
Клиффорд заморгал. Он знал, что нужно быть выдающимся математиком, чтобы поступить на космическую службу. Но то, что специалист среднего уровня, каковым он представлял себе Бьюэла, собрался проверять выкладки профессора из Института Новейших Исследований!..
— Вы уверены, что в состоянии сделать это? — не удержался Клиффорд.
— Вы имеете в виду, достаточно ли я здоров? О, вполне… Нет, вы думали о другом, — невесело констатировал Бьюэл. — Да, док, я в состоянии сделать это. Я способен даже в уме заниматься космической механикой, когда в этом есть необходимость. Пришлось однажды, когда на полпути к Марсу астероид вывел из строя наш навигационный компьютер.
Клиффорд был потрясен.
— Хорошо, я постараюсь.
Его рабочий день закончился, и он никогда еще не был так рад этому. За прошедшие десять часов Клиффорд засвидетельствовал девять летальных исходов — все от Чумы.
Он устало вышел из палаты, на ходу снимая с себя халат и маску. Пять минут он тер себя бактерицидным мылом, стоя под душем, предварительно востребовав свою одежду из-под ультрафиолетового облучателя, где она находилась с самого утра. По общепринятым стандартам он был абсолютно чист, но эти стандарты сильно изменились с тех пор, как началась эпидемия.
Когда медсестра принесла ему на подпись свидетельства о смерти, он почти валился с ног. Внимательно прочитав их — не потому, что ожидал найти ошибку, а в силу профессиональной привычки, — он подписал каждое.
Забирая их, сестра нерешительно сказала:
— Вас ждет человек из полиции.
— Какого черта ему нужно? — раздраженно спросил Клиффорд.
— Он не сказал. Но он настаивает, что это очень важно.
— Будь он неладен… Пусть войдет.
Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Когда Клиффорд вновь открыл их, в дверях стоял светловолосый человек в форме инспектора полиции. Клиффорд узнал тот усталый и тревожный взгляд, который замечал и за собой на протяжении нескольких последних недель.
— Я знаю, что вы заняты, доктор, — начал инспектор, но Клиффорд перебил его.
— Все в порядке, садитесь. Чем могу помочь?
— Благодарю. Моя фамилия Теккерей — инспектор Скотланд-Ярда Теккерей. Я занимаюсь розыском пропавших людей и надеюсь, что вы можете кое-что прояснить.
— Я слишком устал, чтобы разгадывать загадки.
— Разумеется. Прошу прощения. Итак, вы занимались одним из первых случаев этой… мм… Чумы, не так ли? Я не знаю, как официально называется эта болезнь.
— До сих пор не хватило времени придумать ей название. Чума звучит не хуже любого другого.
Теккерей кивнул.
— Меня интересует человек, который прибыл в Лондон автобусом из Мэйденхеда. Смуглый, довольно-таки плотный, лет пятидесяти-шестидесяти. Вспоминаете?
— Кажется, я понимаю, о ком вы говорите. Он умер не приходя в сознание, когда автобус прибыл на конечную остановку. Умер, так и не сказав ни слова. Кстати, таких случаев было несколько.
Теккерей сдвинул брови.
— Верно. В общей сложности зарегистрировано около сотни подобных случаев. Этих людей находили в бессознательном состоянии в автобусах и поездах, или же они добирались до Лондона автостопом.
— Сто случаев? Не так уж мало. Но при чем здесь я?
— Минуту. — Теккерей поднял палец. — Это еще не
все. Эти люди, независимо от пола и возраста, имели одну общую черту. Их не назовешь бродягами — все они были хорошо одеты и имели при себе приличные суммы денег. Но ни у кого не оказалось никаких документов, удостоверяющих личность.
— Довольно-таки странно, — согласился Клиффорд.
— Это не просто странно. Поверьте моему опыту, это неслыханно! Представьте, какую уйму документов обычно носит с собой человек? Водительские права, кредитную карточку, удостоверение, страховой полис, визитки, иногда даже личные письма… На его одежде, как правило, метка прачечной или чистки. Благодаря этому мы находим девяносто процентов пропавших людей, даже в случаях полной амнезии. У оставшихся десяти процентов чаще всего имеются веские причины скрываться — от долгов, беременных подружек, занудливых родителей. Но я не помню буквально ни одного случая за восемь лет моей службы в отделе, когда было бы абсолютно не за что зацепиться! И вот, откуда ни возьмись, — мы сталкиваемся с доброй сотней таких случаев за каких-то несколько недель!
Словом, сами понимаете, мы не случайно подняли на ноги весь отдел. Мы решили посоветоваться с вами, поскольку вы чаще, чем любой другой доктор в Лондоне, сталкивались с подобными случаями. Скажите, приводит ли Чума к психологическим нарушениям, заставляющим человека, скажем, уничтожать все свидетельства о себе?
Клиффорд невесело рассмеялся.
— Инспектор, я бы погрешил против истины, если б дал утвердительный ответ. Мы слишком мало знаем об этой болезни, чтобы с уверенностью судить о том, что она может вызвать и чего не может. Я наблюдал психические нарушения в результате Чумы, но те же бредовые состояния способна вызвать любая лихорадка.
Поколебавшись, он добавил:
— Даже если я скажу «да», это едва ли решит вашу проблему.
Теккерей тяжело вздохнул.
— Видите ли, не похоже, чтобы этих людей разыскивали родственники или друзья, и это самое странное! Кроме того, нам не удается восстановить их путь до начала их поездки. Да, мы отыскали людей, которые видели их на автобусной остановке или на станции, но и в тех местах все они оказались чужаками. И никто, ни один из ста перед смертью не пришел в сознание.
— Неужели не было ни одного запроса о ком-либо?
— Ни одного. Поэтому мы начали тщательное расследование в том районе, откуда они прибыли.
— Вы хотите сказать, что все эти люди прибыли из одного места?
— Более или менее. Из западной части Лондона. Потому-то большинство из них оказалось в вашей больнице. Впрочем, пока это мало чем помогло нам. В поисках «пункта отправки» каждого из них мы продолжаем натыкаться на стену, — он развел руками. — Так что давайте договоримся: если к вам снова попадет хорошо одетый пациент без документов, вы сразу же свяжетесь с нами. Я слышал, вы начинаете одолевать эту заразу, так что рано или поздно кто-нибудь из пациентов поправится и, надеюсь, заговорит.
— Мне бы ваш оптимизм, — усмехнулся Клиффорд.
Прежде чем удалиться, Теккерей еще раз извинился и рассыпался в благодарностях.
Несколько минут Клиффорд продолжал сидеть в кресле, наморщив лоб. К великому множеству загадок, связанных с Чумой, прибавилась еще одна. Эта болезнь вызывала просто немыслимые патологии, абсолютно непредсказуемо реагировала на терапию, а что касается микроба-возбудителя… За невероятную способность к мутации его окрестили Васterium mutabile. Медицина научилась выявлять около двух десятков болезнетворных микробов во всех фазах развития. Но эта проклятая Чума была совершенно новым видом болезни.
Сначала, разумеется, никому не пришло в голову, что пятьдесят-сто случаев одновременного заболевания означают начало эпидемии. Истина была установлена по чистой случайности. Одна из первых жертв Чумы работала в красильне, и после смерти ее труп окрасился в ярко-оранжевый цвет.
Так появился медицинский тест для распознавания новой болезни, и были сделаны неутешительные выводы: то, что на первый взгляд представлялось церебральным менингитом, тяжелой формой гриппа или пневмонии, на самом деле оказывалось новой, никому не ведомой болезнью. Способы, которыми она убивала, были неисчислимы, но убивала она не всегда. По какой-то причине болезнь вдруг затухала, симптоматика проявлялась все слабее, а после самых простых лечебных процедур и вовсе бесследно исчезала.
Более десяти процентов населения уже поражены Чумой и являются бациллоносителями — в большом Лондоне, центральных промышленных районах вокруг Бирмингема, на густонаселенных курортах Южного побережья. Сколько же еще миллионов живут, не подозревая о том, что являются носителями болезни?
И есть ли смысл обследовать миллионы людей, заранее зная, что до сих пор не существует надежного способа помочь им?
Возможно, мы сами спровоцировали эпидемию. Возможно, бездумно тасуя химические элементы, мы сами создали форму жизни, которая может уничтожить нас.