Это было восхитительно – наконец-то почувствовать себя не загнанной жертвой, а неумолимым преследователем! И Тина так увлеклась этим новым ощущением, что только чудо в виде задумчивого толстяка спасло ее, когда Зоя внезапно обернулась. Может быть, ее «достал» пристальный взгляд, направленный меж лопаток, точно ствол пистолета? Ничего, пусть почешется, все в жизни надо испытать.
Однако Тина решила, что впредь будет осторожней. Но ей ужасно мешали зеркальные витрины, сменявшие одна другую. В этих зеркалах, поставленных под самыми причудливыми углами, фигура Зои мелькала то здесь, то там, иногда возникали две или даже три Зои, идущие в разных направлениях; а как-то раз одно из этих отражений так и вовсе двинулось в обратном направлении, прямиком к Тине!
Не выдержав этого сюрреалистического кошмара, Тина решила приблизиться к объекту слежки. Тем более что они подходили к авеню Бонапарт, центральной улице Сен-Дени, и народу становилось все больше.
Выполняя очередной обходной маневр и ничего не видя перед собой от возбуждения, Тина едва не сшибла наземь шаткое сооружение, притулившееся возле очередной зеркальной витрины и более всего напоминающее священное дерево, увешанное дарами верующих. Дары эти представляли из себя шляпки, шарфы и гирлянды солнечных очков. Проще говоря, Тина едва не разгромила выставку галантерейной лавки, и месть приказчика обещала быть не менее суровой, чем кара, которая обрушилась бы на голову святотатца.
Зоя между тем подошла к перекрестку и дисциплинированно приостановилась, ожидая, когда вспыхнет зеленый свет. А если ей придет в голову обернуться на возмущенный речитатив продавца? Ведь Тину осыпают проклятиями буквально в пяти метрах от нее. И тут в голову пришла блестящая идея. Тина сорвала с вешалки соломенную шляпку, отягощенную цветами до такой степени, что поля безжизненно поникли, и нахлобучила ее себе на голову.
Именно то, что нужно! Лицо оказалось в тени. Теперь очки. Нет, не эти, а в белой оправе, потому что цветы на шляпке белые.
Ну, если по соседству с Зоей она еще способна думать о сочетании цветов… пациент и впрямь скорее жив, чем мертв!
Еще газовый шарфик – вот этот, бледно-голубовато-зеленоватый, с белыми цветиками. Хорошо бы купить также зонтик, но этим она не отвлечет внимание, а скорее привлечет: в небе ни облачка. Да и зонтиками священное дерево почему-то не додумались украсить.
Приказчик, похоже, вполне уверился, что Тина едва не разнесла вдребезги его товар, пребывая в состоянии нормального покупательского аффекта. И все грехи ей были отпущены, особенно когда она отмахнулась от сдачи и ринулась со всех ног к перекрестку… как раз вовремя, чтобы едва успеть отпрянуть от потока автомобилей, ринувшихся по авеню Бонапарт.
Оказывается, свой маскхалат она выбирала слишком долго. Зоя успела перейти дорогу и скрыться.
Тина вглядывалась до боли в глазах. Ничего. Никого! Вернее, сплошь незнакомые люди и совершенно чужие.
Ну да, а Зоя, конечно, ей родная и своя. Мы с тобой одной крови, ты и я. Вот именно!
Оглянулась – и не поверила глазам, увидев слева от себя знакомую гладко-черную головку. Зоя преспокойно направлялась ко входу в знаменитый «Пассаж «Плезир».
Тина ринулась вдогонку.
Такие вот магазины теперь чаще называются «малл» и представляют собой разнообразнейшие лавчонки, находящиеся под одной крышей. Тину заранее прошиб холодный пот – стоило представить себе, сколько здесь у Зои возможностей затеряться. Однако «Пассаж», как успела еще сегодня утром услышать в отеле Тина, был также славен своим рестораном, вернее, их великим множеством. В них можно было отведать кухню двадцати стран. И Тина заметила, что Зоя, равнодушно минуя все остальные отделы, идет прямиком ко входу в рестораны, к сверкающим огонькам. Да и все вокруг сияло, сверкало и переливалось – Сен-Дени великолепно иллюминирован.
Впрочем, внутри, в самом ресторане, царил уютный полумрак. Тина глянула поверх очков – и почти тотчас увидела Зою. Та стояла между витринами вездесущего «Макдоналдса» и китайского ресторанчика, стояла, словно раздумывая, какой кухне отдать предпочтение. «От гамбургеров толстеют!» – мысленно усмехнулась Тина. Хотя такая селедка вряд ли способна от чего-либо потолстеть. Ненависть к киллерше возрастала в геометрической прогрессии.
И вдруг Тина заметила, что Зоя как-то странно притихла. Вернее, затаилась, будто змея перед стремительным броском.
И на кого же она намерена броситься? На кого устремила взгляд эта Медуза-горгона?
Тина повернулась – и даже покачнулась, увидев, куда смотрит Зоя.
У стойки бара сидел стройный парень с длинными черными волосами, стянутыми резинкой на затылке. Его широкие плечи были обтянуты черной футболкой.
– Мрачновато, да? – только сегодня утром сказал он Тине, появившись перед ней в этой футболке. – Какое-то исчадие ада!
Наверное, Георгий потому решил спросить, что очень уж откровенно она на него пялилась. Черный цвет необыкновенно шел к его загорелому худощавому лицу, к его ледяным глазам, которые – или Тина принимала желаемое за действительное? – при встрече с ее взглядом оживали и теплели. Но она не смогла сказать ничего путного: хотелось заплакать оттого, что он выглядит… так потрясающе. И оттого, что это ее волнует гораздо больше, чем следует. И Тина совсем не выспалась, каждую минуту ожидая: вот сейчас дверь из соседней комнаты, где он спит на диване, откроется… Но ничего, разумеется, не открылось. Уж лучше бы их вообще поселили в разных номерах, а еще лучше – на разных этажах.
Когда они вчера, ближе к полуночи, приехали в «Великий Император», Георгий взял номер со спальней и гостиной, причем сразу попросил застелить в гостиной диван.
Тина до сих пор не могла забыть взгляд лифтера, который провожал их до номера. Смазливенький брюнетик смотрел на Георгия с неприкрытым восторгом, который на его юном порочном лице выглядел просто непристойно. Тину же едва удостоил пренебрежительным взглядом. Мол, что это за баба, если мужик предпочитает спать не только в отдельной постели, но и вовсе в другой комнате? И не значит ли это, что интересы красивого русского лежат совсем в другой плоскости?..
К ее стыду, у Тины в тот момент промелькнула такая же гнусная мыслишка.
А может быть, утешала себя Тина, он просто закрыл для себя всю остальную жизнь с ее радостями, оставив в ней место только охоте за Голубом? И никакие сероглазые русоволосые соблазны не способны сбить его с пути…
А вот как насчет пули?
О господи, Зоя на него уже не просто смотрит! Она идет к нему!
Что делать? Закричать? И самой нарваться на первую пулю? Это ладно, но успеет ли что-нибудь понять Георгий, прежде чем получит вторую?
Подкрасться сзади? Ударить Зою по голове? Чем? Да хоть стулом!
Тина схватилась за ближайшую спинку и обнаружила, что стульчик неподъемен: надежно привинчен к полу.
А Зоя уже усаживается на высокий кожаный табурет рядом с Георгием.
У Тины пересохло в горле. Она медленно стала пробираться вперед, не видя ничего, кроме тонких смуглых рук Зои, пока что лежавших на стойке. Вот бармен подал ей высокий бокал, украшенный огромным цветком. Зоя поднесла к губам соломинку, повернулась к Георгию. Как медленно ползет по лицу улыбка… медленно, вкрадчиво…
Что-то сказала – и Георгий повернулся с вежливым выражением на лице. Ответил.
Зоя негромко рассмеялась, красиво запрокидывая голову. Георгий не без интереса скользнул взглядом по ее длинной, гибкой шее.
Тина вцепилась в спинку стула, чтобы не упасть.
Раздалось негодующее восклицание, и Тина обнаружила, что руки ее сжимают не спинку очередного стула, а тощие плечи какого-то мальчишки.
Обладатель плеч и его хорошенькая подтянутая мама обрушили на Тину шипящий, свистящий, картавый французский поток упреков и вопросов.
Она похолодела. Заткнитесь, люди добрые! Сейчас Зоя услышит шум, обернется…
Не услышала. Не обернулась. И Георгий не обернулся: слишком внимательно слушал то, что с дразнящей улыбкой выговаривали яркие чувственные губы Зои.
Да они же ничего вокруг не замечают, потому что увлечены разговором. Или друг другом?
Тина снова двинулась вперед. Мальчишка рванулся было ей вслед, но, по счастью, короткое, резкое:
– Нон, Поль! – заставило его сесть.
Ну, хорошо, хоть мамаша знает: не следует превышать пределы необходимой обороны. А может быть, она приняла странную даму, увешанную гирляндами белых цветов, за праправнучку бедняжки Офелии, со всеми вытекающими психологическими последствиями? Хотя та вроде бы умерла девицей – откуда у нее могли взяться праправнучки?
Слезы подступали к глазам. Это смешно, да, смешно. Она не просто боится Зою – она не может видеть ее улыбку, а Георгий – он не сводит с Зои глаз!
Вот он помахал рукой, подзывая бармена. Тот кивнул, поставил перед Георгием две пузатые рюмки и плеснул в них что-то тягучее, зеленовато-золотистое.
Какой-нибудь «Куантро» небось. Или вообще «Шартрез»!
Тина резко отвернулась. Сдвинув на лоб очки, утерла глаза. Расплывшийся мир снова обрел четкие очертания, заиграл, засверкал на солнце…
А… это она уставилась на экран телевизора. Солнце, море, пляж, восхитительные скалы поодаль. Вот на берег из пенистой волны вылетел водный велосипед, и высокий загорелый блондин, чем-то похожий на Георгия, подал руку златокудрой красотке, бронзовой, как мулатка.
Бронзовая мулатка… в точности как та колдунья, грохотом тамтамов и звоном бубнов вызвавшая дождь… Звон бубнов… звонок… телефон!
Даже не обернувшись, чтобы не видеть воркующую парочку, Тина метнулась к выходу. То есть это ей так показалось, что она метнулась, на самом же деле постоянно натыкалась на стулья, столы, на каких-то людей…
Наконец, вырвавшись на свободное пространство, перевела дух, пытаясь не сорваться на истерический крик.
Ее трясло, пока нашаривала карточку. Георгий дал ее Тине, когда они утром расставались на ступеньках отеля.
– У меня встреча с одним человеком, – сказал он. – С очень полезным человеком! От него я должен узнать, где остановится наш голубчик… голубочек наш! Вряд ли в отеле: вилл на побережье сдается – не счесть. Не знаю, когда освобожусь, но потом вернусь в номер и буду ждать твоего звонка. Пообедаем вместе, а пока ты погуляй. Походи по магазинам, что ли.
И он, смеясь, изобразил на прощание ту нелепую отмашку, которую когда-то, давным-давно, несколько дней назад, продемонстрировал худощавый китаец Саша Лю: прощальный жест из карамо-ё, означающий не то напутствие, не то призыв к осторожности.
Вот если бы Георгий сейчас обернулся, можно было бы подать ему этот сигнал. Но нет – косится на Зою, которая, «завязав» свои длиннющие ноги в какой-то невероятный узел, заказывает еще выпить. А чтоб она налакалась – и рухнула с табурета!
Тина сунула карточку в прорезь автомата. О господи, какой же номер? 02? Нет, это милиция. А вдруг?..
Нажала на две кнопки. В трубке что-то пискнуло, и приятный женский голос пропел:
– Алло, полис!
– Послушайте, – прикрывая трубку ладонью, пробормотала Тина, – у меня важное сообщение!
– Парле франсе, силь ву пле, – отозвалась трубка грубым мужским голосом.
От испуга Тина нажала на рычаг – послышались короткие гудки.
Вот дура! Снова воткнула пальцы в ноль и двойку.
– Алло, полис! – пропела сладкозвучная сирена, и Тина обрушила на нее все свои познания в английском. Она прикрывала микрофон краем шарфа, надеясь, что это изменит голос – и при этом не помешает полиции воспринять ужасающую информацию: в ресторане знаменитого «Пассаж «Плезир» – бомба!
Прежде чем ошеломленная сирена успела превратиться в мужчину и буркнуть: «Парле франсе, силь ву пле!» – Тина бросила трубку.
Так. Наверное, они приедут быстро. Надо уйти из ресторана и занять наблюдательный пункт поближе к выходу. Тогда она не упустит Георгия.
– Маман! Маман! Ля бомб! – воскликнул кто-то рядом.
Тина обернулась.
Поль подскочил к маме, безмятежно ковырявшей ложечкой мороженое, схватил ее сумку, висевшую на спинке стула, и бросился к выходу. Мама какое-то время смотрела на сына, потом перевела взгляд на Тину – и тут же выбежала из ресторана.
Люди поспешно выбирались из-за столиков.
– Ля бомб, ля бомб! – Это слово, понятное без перевода, доносилось со всех сторон.
Так, значит, зловредный Поль услышал, что она говорила полиции?
О боже… надо надеяться, что он уже смазал пятки километров на десять, а позади бежит маман. Не последовать ли их примеру, пока сюда не ворвалась полиция?
Она сделала несколько шагов к выходу, и в это время Георгий, привлеченный шумом, наконец обернулся.
Сердце Тины затрепетало, но Георгий лишь взглянул на нее, словно не узнавая, и принялся оглядывать взволнованных людей вокруг. И тогда Тина рванулась вперед и, оказавшись в поле его зрения, вскинула над головой сжатый кулак. Это более напоминало знаменитое «No pasaran!» времен испанской республики, чем телодвижение из карамо-ё, однако Тине было не до тонкостей. Она уже бежала по лестнице.
И бежала не только Тина.
Похоже, опустел не только ресторан, но и все отделы «Пассажа».
«Что я наделала! – мелькнула запоздалая мысль. – Если начнется паника, они все друг друга передавят! Хотя при чем я-то здесь? Если бы не этот чокнутый мальчишка…»
И тут же, будто накликав, она увидела его сквозь стеклянную стену первого этажа. Поль приплясывал от нетерпения перед полицейским (у ступеней уже стояли несколько машин и прибывали все новые), бестолково размахивая руками. Рядом жестикулировала маман, впрочем, ее телодвижения были гораздо «содержательней».
Вот она вскинула руки к голове и обрисовала нечто вроде поникшего гриба. Потом покрутила пальцами около глаз. После чего изобразила некое порханье за плечами.
«Да ведь это она меня описывает! – догадалась Тина. – Шляпка, цветы, очки, шарфик…»
Полицейский с пониманием кивнул и ринулся к дверям, из которых выплескивался бурный человеческий поток. Тина попыталась задержаться, но толпа неумолимо влекла ее к выходу – не остановишься. Она едва могла пошевелить рукой, но все-таки ухитрилась поднять ее и стащить с себя шарфик, очки и шляпку. Шляпку было очень жаль, но делать нечего. Затем все «улики» исчезли под ногами толпы. Какое счастье, что в этом столпотворении шляпка и все прочее будут неминуемо затоптаны. И никто, при всем желании, не сможет нагнуться, подобрать их и преподнести владелице с пресловутой галльской галантностью: «Мадам, кажется, вы уронили?..»
Людской поток вынес Тину на ступени, протащил мимо полицейских, мимо Поля и его маман, которые разве что не подпрыгивали, пытаясь разглядеть в толпе пресловутые очки и белые цветы.
«Ждите ответа!» – злорадно ухмыльнулась Тина и, кое-как выбравшись из «стремнины», остановилась. Уставилась на двери «Пассажа».
Ну где же он, о господи, где он?! Что, пропускает вперед женщин и детей? Или она его просто не заметила?
Ну да, слишком много народу. Вполне возможно, Георгий уже вышел и стоит где-нибудь в толпе, озираясь и пытаясь понять, почудилась ему Тина в шляпке или…
А рядом с ним небось топчется Зоя, и уж этот-то глаз-алмаз высмотрит свою жертву в любой толпе!
Тина резко повернулась и побежала к такси, выстроившимся вдоль тротуара. Машины были нарядного красновато-оранжевого цвета – цвета переспелой хурмы, и Тина, увидев их, невольно почувствовала как бы некую вязкость во рту. Она поспешно утерла губы – хотя вытирать следовало бы глаза.
Да ведь она плачет! Идет по неправдоподобно нарядной заграничной улице – и плачет. И если бы встретился ей сейчас какой-нибудь великий утешитель и спросил: о чем, милая, плачешь, почему слезы льешь, – что сказала бы Тина?
– «Великий Император», – проговорила Тина, забравшись в первое попавшееся такси. – То есть это, пардон, «Ле гран эмперёр», силь ву пле!
– Авек плезир! – последовал ответ, и такси покатило по проспекту.
Тина старалась не дышать, чтобы не всхлипывать. Ехали минут десять, но казалось – целую вечность. Лифт… поджатые губы гадкого мальчишки-лифтера… шестой этаж, дверь с цифрами 646.
Заперто! Нет, Георгий не мог вернуться так быстро. Тина спустилась к портье, взяла ключи.
Наконец вошла в номер. Она-то вчера порадовалась, что окна выходят не на шумный бульвар, а в тихий, тенистый парк. Сейчас могла бы высунуться, следить, не появится ли Георгий, не идет ли за ним в некотором отдалении вертлявая, долговязая девка…
Зоя, Зоя… Георгий говорил, что никогда не слышал это имя. Он не знал о ней, но это вовсе не значит, что Зоя не знала о нем!
Может, он уже не вернется. Может быть, Тина сыграла на руку убийце и в толчее, возникшей у входа, киллерша незаметно достала из сумки пистолетик с глушителем или нож-кастет, которым очень удобно убивать незаметно. И вскоре в этом номере появится полиция, чтобы равнодушно сообщить ужасную новость, а заодно узнать, кем Тина приходится Георгию Кайсарову. Вернее, приходилась…
Никем, скажет она. Валентину была никем, теперь вот и Георгию…
Да что за напасть, что за жуткое совпадение: оба человека, которых любила Тина, стали жертвами одной и той же гадины!
Бледное сосредоточенное лицо Валентина, сидящего возле желтых цветов дрока в ожидании смерти… Оно, это лицо, вдруг возникло перед ней. Его убили у нее на глазах, а она ничего не могла сделать, чтобы спасти его… Да, ничего. А вот Георгия она спасти могла, однако не сделала этого.
Сердце заболело так внезапно, так сильно… В груди давило, но глаза оставались сухими.
Он-то ведь не думал о собственной безопасности, когда прыгал за тобой на полном ходу «Метеора». И каждую минуту готов был нарваться на пулю, когда вытаскивал тебя из оцепления Виталия, Славика и того белобрысого.
Он-то… А ты?
И еще один вопрос задай себе. Случалось ли с тобой в жизни такое? С сердцем твоим – случалось? Разве тихая, приличная тоска, в которой ты жила после смерти Валентина, сравнима с болью, скрутившей тебя сейчас? А ведь еще ничего, в сущности, не случилось. Но если случится – ты в жизни себе этого не простишь!