— Вы требуете правого суда? Зачем?
Старый гоблин посмотрел на него и сказал:
— Пойдем со мной, по-люс-мен.
Эти слова прозвучали как проклятие или, по крайней мере, как угроза. Говоривший развернулся и медленно зашагал к дальней стороне холма. Остальные три гоблина, включая Вонючку, не двигались с места.
Фини шепнул:
— Может быть, это ловушка, сэр.
Ваймс закатил глаза и фыркнул.
— Ты так думаешь, да? А я-то решил, что нас приглашают на магическое представление с участием Удивительных Бонко и Дорис, Падающих Моноциклистов и ученого кота Фидо. Что это за желтая веревка, старший констебль Наконец?
— Полицейское оцепление, сэр. Ее мама связала.
— Я вижу, она несколько раз вывязала на ней слово «ПЛИЦИЯ».
— Да, сэр, извините за правописание, — сказал Фини, явно напуганный взглядом Ваймса, и продолжал: — Здесь была кровь повсюду, сэр, и я собрал немного в чистую банку из-под варенья, просто на всякий случай.
Ваймс пропустил его слова мимо ушей, потому что двое гоблинов-стражей выпрямились и встали. Вонючка жестом предложил Ваймсу идти вперед. Тот покачал головой, скрестил руки на груди и повернулся к Фини.
— Сейчас я скажу вам, о чем думаю, мистер Наконец. Вы действовали на основании полученной информации, не так ли? Вы слышали, что мы с кузнецом устроили небольшую потасовку возле паба вчера вечером, и это правда. Несомненно, также вам сообщили, что, спустя короткое время, некто услышал наш разговор, в ходе которого кузнец условился встретиться со мной здесь. Так? Не трудитесь отвечать, я вижу по вашему лицу. Вы еще не научились держать рожу кирпичом. Итак, мистер Джефферсон пропал?
Фини сдался.
— Да, мистер Ваймс.
Юноша не заслуживал — а может быть, как раз заслужил — ярости, с которой Ваймс обернулся к нему.
— Не зови меня мистер Ваймс, парень, ты до этого еще не дорос! Ты будешь звать меня «сэр» или «командор», а если ты дурак, то и «ваша светлость», понятно? Вчера вечером я мог отправить кузнеца домой враскорячку, если бы только захотел. Он здоровяк, но не уличный герой. Но я разрешил ему выпустить пар и успокоиться, не потеряв лица. Да, мистер Джефферсон действительно сказал вчера, что хочет встретиться со мной здесь. Когда я пришел сюда со свидетелем, на земле была кровь — я поручусь, что это кровь гоблина — и никаких признаков кузнеца. Ты явился ко мне домой с чертовски глупым обвинением, и таковым оно остается до сих пор. Есть вопросы?
Фини уставился себе на ноги.
— Нет, сэр. Извините, сэр.
— Отлично. Я рад. Считай, что тебе выпала возможность поучиться, мальчик, и притом это не будет стоить тебе ни гроша. Кажется, гоблины хотят, чтобы мы последовали за ними, и я намерен так и поступить, а еще я хочу, чтобы ты пошел со мной, ясно?
Ваймс взглянул на двух гоблинов-стражей. Один неуверенно помахивал топором, намекая, что им лучше поторопиться. Они зашагали вслед за стариком, и Ваймс увидел, что поникший Фини хоть и пытается храбриться, но буквально источает тревогу.
— Они не тронут нас, парень, во-первых, потому, что уже напали бы, если бы хотели, а во-вторых, им от меня что-то нужно.
Фини придвинулся ближе.
— Что именно, сэр?
— Правый суд, — ответил Ваймс. — И я, кажется, догадываюсь, что нас ждет…
Иногда у командора Ваймса спрашивали, отчего сержант Колон и капрал Шноббс по-прежнему, в меру своих сил, служат в анк-морпоркской городской Страже, учитывая тот факт, что Шнобби периодически приходилось переворачивать вниз головой и вытряхивать из него разные мелочи, принадлежавшие другим, а Фред Колон довел до совершенства способность патрулировать улицы с закрытыми глазами и возвращаться, похрапывая, обратно в Псевдополис-ярд, хоть иногда и с неприличными надписями на нагруднике.
Для патриция Ветинари командор Ваймс выдвигал три довода. Во-первых, Колон и Шноббс обладали завидным знанием города и его обитателей, официальным и неофициальным, которое могло соперничать только с опытом Ваймса.
Во-вторых, он держал их у себя из шкурных соображений. Пусть лучше гадят внутри, чем снаружи. По крайней мере, так легче за ними присматривать.
И наконец — хоть и не в последнюю очередь, ей-богу — они были феерически везучими. Множество преступлений удавалось раскрыть благодаря тем обстоятельствам, которые складывались вокруг Колона и Шнобби, — их пытались убить, кое-что попадалось им прямо под ноги, плавало у них в кофе, а в одном случае некто даже попытался отложить яйца на носу у капрала.
И поэтому сегодня, волей какого-то бога или иной силы, решившей поиграть, Колон и Шнобби направили свои стопы на угол Чипсайда и Стихоплетной улицы, в благоуханный магазин Изумления Сметки.[15]
Сержант Колон и капрал Шноббс, как это водится у стражников, зашли с черного хода, и мистер Сметка приветствовал их радостной, хоть и слегка остекленелой улыбкой — такую предприниматели приберегают для старых знакомых, которым принято сбывать товар со стопроцентной скидкой.
— Приятно снова тебя видеть, Фред, — сказал он, открывая мистический третий глаз, которым обладали все владельцы мелких магазинов, особенно те, которые видели, как к ним заходит Шнобби Шноббс.
— Мы тут патрулировали неподалеку, Изумлений, вот я и подумал, не заскочить ли к тебе за табачком да заодно посмотреть, как ты теперь управляешься, когда столько шума из-за налогов и все такое.
Сержанту пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум табачной мельницы и грохот повозок, которые вереницей тянулись по территории фабрики. Ряды женщин за столами упаковывали нюхательный табак, и производство сигарет — Колон подался вбок, чтобы разглядеть получше, — также шло полным ходом.
Сержант осмотрелся. Стражники держат глаза открытыми, поскольку всегда есть на что обратить внимание. Разумеется, иногда они предпочитают забыть о том, что видели, по крайней мере официально. Мистер Сметка щеголял новой булавкой для галстука, в которой посверкивал бриллиант. Ботинки у него тоже были новые — сшитые на заказ, насколько мог судить Фред Колон, — а едва заметно пахнувший аромат указывал, что Изумлений предпочитает… так-так… а, ну конечно, «Кедровый аромат для мужчин» из Щеботана, пятнадцать долларов флакон.
Колон спросил:
— Как идут дела? Новый налог здорово тебя подкосил?
У мистера Сметки было лицо человека, который работает не покладая рук и сильно страдает от ударов судьбы и политических махинаций. Он печально покачал головой:
— Мы едва сводим концы с концами, Фред. Хорошо, если убытков не больше, чем прибылей.
«А, еще и золотой зуб, — подумал сержант Колон. — Чуть не проглядел».
Вслух он произнес:
— Очень жаль, Изумлений, ей-богу, жаль. Позволь мне немного поддержать тебя и заплатить два доллара за мои обычные три унции крученого табака.
Фред Колон протянул бумажник, и мистер Сметка, недовольно фыркнув, отмахнулся. Этот ритуал был так же стар, как торговцы и стражники, и благодаря ему мир продолжал вращаться. Мистер Сметка отрезал кусок табака от ленты, лежавшей на мраморном прилавке, завернул его быстрой опытной рукой, а затем, словно осененный внезапной мыслью, полез под прилавок, извлек огромную сигару и протянул сержанту.
— Попробуй-ка эту штучку, Фред. Только что привезли, здесь таких не делают. Табак выращивают на плантациях специально для наших уважаемых клиентов. Нет-нет, никакой платы, я настаиваю, — добавил он, когда Фред издал благодарный звук. — Я всегда рад видеть у себя Стражу, сам знаешь.
«Кажется, — подумал мистер Сметка, наблюдая за уходившими стражниками, — все обошлось довольно мирно — во всяком случае, Шнобби только глазел по сторонам».
— Похоже, они тут зашибают большие деньги, — заметил Шнобби Шноббс, пока стражники шагали к выходу. — Ты заметил объявление в окне «Требуются рабочие»? И на прилавке лежал список цен. Он их понижает! Похоже, Сметка заключил выгодный договор с кем-то там, на плантациях, вот что.
Сержант Колон понюхал большую толстую сигару — такой огромной он в жизни не видел. Она вкусно пахла и была, скорее всего, контрабандной, и он ощутил легкий зуд, подсказывавший, что ему попалось нечто гораздо более серьезное, чем могло показаться. Что он потянул за ниточку, способную распустить целый гобелен. Колон покатал сигару между пальцев, как делали у него на глазах знатоки. По правде говоря, в том, что касалось табака, сержант Колон звезд с неба не хватал, первоочередным соображением была дешевизна. Человеку, предпочитающему изрядный кусок жевательного табака, обычно не хватает опыта в обращении с сигарами. Что там еще делают всякие шишки? Ах да, покатать сигару между пальцев, а потом поднести к уху. Колон понятия не имел зачем, но все-таки он это сделал.
И выругался.
И уронил сигару.
И выругался.
И уронил сигару.
Тропа на Холме Висельника петляла среди деревьев, кустов дрока и каменистых осыпей, время от времени перемежаемых полосками необработанной тощей земли, из которой выветрилось все мало-мальски плодородное. Дикие земли, пустоши, приют голодных кроликов, отчаявшихся мышей, случайных перепуганных крыс и гоблинов.
Среди кустов оказался вход в пещеру. Человеку пришлось бы согнуться вдвое, чтобы протиснуться в эту вонючую нору, и тем самым стать легкой мишенью. Но Ваймс, ныряя в отверстие, знал, что он в безопасности. Просто знал. Знал снаружи, в ярком дневном свете, и внизу, в темноте. Он почувствовал это физически, как только над головой распростерлись крыла мрака, а в ушах зазвучали голоса пещеры. Все до единого.
Пещера внезапно открылась ему во всю глубину, до тех уголков, где текла вода, росли плесень и грибы, а также находились трогательно пустые кладовые и кухня. Разумеется, это — в переводе на человеческий язык. Гоблины обычно ели где могли и спали там, где их застигал сон; у них не было представлений о комнатах, служащих конкретной цели. Ваймс как будто знал это всю жизнь, хотя никогда раньше не бывал в таких местах, которые гоблин назвал бы домом.
Но здесь царила тьма, а они с Ваймсом неплохо понимали друг друга, правда? По крайней мере, так думала тьма. А Ваймс думал: «Черт побери, ну вот опять».
Его слегка потыкали в спину, и он услышал, как ахнул Фини. Ваймс развернулся к ухмыляющемуся гоблину и сказал:
— Еще разок это сделаешь, солнышко, и я тебе башку оторву, понял?
Он сказал именно это и услышал именно это… но что-то еще, не вполне голос, обвилось вокруг его слов, как змея обвивается вокруг дерева, и оба гоблина бросили оружие и выскочили из пещеры. Мгновенно. Они даже не закричали. Потому что предпочли сохранить дыхание для бега.
— Черт подери, командор Ваймс, это же прямо волшебство какое-то, — сказал Фини, наклонившись, чтобы подобрать брошенные топоры. Вглядевшись в густой мрак, Ваймс увидел, как парень ощупывает пол и наконец по чистой случайности, обнаруживает их.
— Положи. Я сказал, положи. Немедленно.
— Но мы безоружны.
— И не смей со мной спорить, парень!
Послышался негромкий стук, когда топоры упали наземь.
Ваймс перевел дух.
— А теперь мы пойдем вперед без страха, слышишь меня, и повидаемся с этим милым старичком, потому что мы и есть закон, понятно? Закон идет куда угодно, преследуя свои цели.
Высота туннеля постепенно увеличивалась, пока Ваймс не выпрямился в полный рост. У Фини возникли некоторые трудности. Позади Ваймса слышались глухие удары и слова, о которых милой старой матушке не следовало даже знать, не говоря уже о том, чтобы слышать. Ваймсу пришлось остановиться и подождать, пока юноша его догонит, цепляясь ногами за хорошо заметные выступы и стукаясь головой всякий раз, когда потолок слегка опускался.
— Шевелись, старший констебль! — прикрикнул Ваймс. — Стражник должен иметь хорошее ночное зрение! Ешь побольше бань-сунь-хрен с морковкой!
— Здесь совсем темно, сэр, я на расстоянии вытянутой руки ничего не вижу… ой! — Фини врезался прямо в Ваймса. И тут воссиял свет. В буквальном смысле.
Ваймс оглядел извилистую пещеру. В ней было светло как днем. Ни факелов, ни свеч, но умеренно яркий свет заливал все уголки. Он такое уже видел несколько лет назад, в другой пещере — в большой пещере, далеко отсюда — и знал, что это значит. Он видел тьму даже лучше, чем сами гоблины. Тьма стала ослепительно яркой в тот день, когда Ваймс под землей дрался с существами — ходящими и говорящими, — которые таились от света и вынашивали темные планы. Но Ваймс сразился с ними и победил, и благодаря этому был составлен и подписан Кумский договор, и древнейшая война завершилась если не миром, то, по крайней мере, условиями, при которых могло прорасти семя мира. Приятно было это сознавать, потому что во тьме Ваймс приобрел… товарища. У гномов было для него имя — Призывающая Тьма. И много объяснений касательно того, что это такое. Демон, падший бог, проклятие, благословение, месть, облеченная в плоть, — правда, плоть всякий раз была заимствованная. Сам себе закон, убийца, а иногда защитник, ну или просто нечто, для чего никто не мог подобрать правильных слов. Призывающая Тьма проникала сквозь камень, воду, воздух и плоть, а также, насколько знал Ваймс, сквозь время. В конце концов, что способно преградить путь существу, состоящему из… ничего? Да, он повстречался с ним, и когда они расстались, Призывающая Тьма — шутки ради, из озорства, назло, а может быть в награду — оставила на нем свой знак, пройдя насквозь и украсив руку Ваймса маленькой светящейся татуировкой.
Ваймс закатал рукав — да, клеймо как будто стало ярче. Иногда он встречал Призывающую Тьму во сне, они уважительно раскланивались и расходились разными путями. Между этими встречами порой проходили месяцы, даже годы, и Ваймс уже думал, что она ушла навсегда, но ее знак оставался на руке. Иногда метка чесалась. В конце концов, это было все равно что держать на поводке кошмар. И вот теперь Призывающая Тьма дала ему способность видеть в темноте. Но погодите-ка, это ведь гоблинское логово, а не гномья пещера. И мысли Ваймса наконец вернулись, зазвучав дуэтом с тихим обертоном: «Да, но гоблины воруют все подряд, командор».
Здесь и сейчас стало ясно, что именно воруют гоблины. Пол пещеры был усыпан всяким мусором, барахлом, которое, вероятно, они сочли ценным — а ценным они могли счесть что угодно (следует помнить, что гоблины старательно сохраняют собственные сопли). Ваймс увидел, как старый гоблин поманил его за собой, прежде чем исчезнуть. Впереди была дверь гоблинской работы, судя по прогнившему состоянию и по тому, что висела она на одной петле. И сорвалась, когда Ваймс ее толкнул. Фини спросил из-за спины:
— Что это было? Сэр, пожалуйста! Я ничего не вижу.
Ваймс подошел к юноше и похлопал по плечу, заставив подскочить.
— Мистер Наконец, я провожу вас к выходу, и вы пойдете домой. Договорились?
Он почувствовал, как парень вздрогнул.
— Нет, сэр. Я уж лучше останусь с вами, если вы не против… пожалуйста, сэр.
— Но ты ничего не видишь в темноте, сынок.
— Да, сэр. Но у меня в кармане моток бечевки. Мой дедушка говорил, что у хорошего стражника всегда с собой бечевка…
Голос у юноши дрожал.
— Да, бечевка может пригодиться, — согласился Ваймс, осторожно вытаскивая моток из кармана Фини. — Просто удивительно, каким беспомощным становится человек, если ему связать большие пальцы. Ты уверен, что тебе не нужно на свежий воздух?
— Извините, сэр, но, с вашего позволения, я считаю, что сейчас самое безопасное место — у вас за спиной, сэр.
— Ты, правда, ничего не видишь, парень?
— Совсем ничего, сэр. Я как будто ослеп.
Ваймсу показалось, что Фини на грани срыва, — он решил, что лучше привязать его к себе, чем услышать, как он разобьет себе голову в попытке выбраться.
— Ты не ослеп, парень, просто я столько раз патрулировал улицы по ночам… в общем, я вижу в темноте лучше, чем думал.
Фини снова вздрогнул от прикосновения Ваймса, но совместными усилиями они связались при помощи шести футов мохнатой бечевки, от которой пахло свиньями.
За сломанной дверью никаких гоблинов не было, но там неровно дымился костер, над которым на вертеле висело какое-то, слава всем богам, неопознаваемое мясо. Гоблины в спешке побросали буквально все. На углях булькал чайник, точнее ржавая жестянка. Ваймс понюхал и с удивлением обнаружил, что из жестянки пахнет бергамотом. Образ гоблина, который пьет дорогой чай, изящно отставив мизинец, ошеломил его своей неуместностью. Но ведь чай, в конце концов, растет, а гоблинам тоже хочется пить, не так ли? Не о чем волноваться. Хотя, если бы он нашел тарелку бисквитов, то уж точно пришлось бы сесть и задуматься.
Ваймс шел дальше в немеркнущем свете, а гоблины так и не появлялись. Пол внезапно пошел под уклон, и повсюду по-прежнему были признаки гоблинов, но их самих Ваймс не видел и, в общем, не переживал, поскольку обычно первым признаком гоблина становился сам гоблин, приземляющийся в прыжке на плечи противника и пытающийся превратить его голову в шар для боулинга. А потом на тусклом фоне, среди серо-коричневых тонов подземелья, мелькнуло что-то яркое — букетик цветов, точнее, то, что было букетом, пока его не уронили. Ваймс плохо разбирался в цветах; когда он покупал их для Сибиллы, через разумные промежутки времени, то обычно выбирал розы или их очевидный эквивалент — одну-единственную орхидею. Разумеется, он смутно сознавал существование и других цветов, которые украшали дом, но понятия не имел, как они называются.
Но здесь, в туннеле, лежали не розы и не орхидеи. Эти цветы кто-то нарвал с изгороди или на лугу. В букете были даже тощенькие растеньица, которые цепляются за что попало и цветут на пустошах. Кто-то принес их сюда. И уронил. Кто-то очень торопился. Ваймс понял это по цветам. Выпав из чьей-то руки, они рассыпались по коридору, как хвост кометы. По ним прошлась не одна нога, но, судя по всему, не потому, что кто-то гнался за хозяином букета. Остальные просто бежали в ту же сторону, причем еще быстрее.