— Звучит интригующе, — согласился Кравитц. — Что же было дальше?
— По неизвестным нам причинам Комарову не удалось добиться удовлетворительных результатов. И тогда он обратился за помощью к вам.
— Интересно, почему именно ко мне?
— Вероятно, потому что Комаров был минералог, а вы — физик.
— Я не единственный физик, который был знаком с Комаровым, но предположим на минуту, что вы правы. Что дальше?
— Комаров выделил вам часть купленного им материала для исследований, и вы провели некоторые тесты, но тоже предпочли избежать официального оформления протоколов.
«Все правильно, — подумал Кравитц с сожалением. — Мы не хотели лишних свидетелей, пока сами во всем не разберемся».
Вслух же он сказал:
— И все равно я не понимаю, какую связь вы усмотрели между этими гипотетическими фактами и Событием, которое вас интересует.
— А разве не могло быть так, что именно ваши эксперименты вызвали реакцию артефакта, которую мы описываем как Событие? — Вильямс испытующе взглянул на собеседника, но потом тут же отступил. — Разумеется, это только предположение. Мы знаем лишь, что центр образовавшегося временного пузыря находится в районе синхротрона — то есть непосредственно рядом с вашим местом работы. А также, что профессор Комаров бесследно исчез то ли первого, то ли второго января 2013 года. И никто до сих пор не имеет представления о его теперешнем местонахождении. Еще мы знаем, что профессор Комаров встречался с вами за четыре недели до Бостонской конференции на российско-польской границе — вероятно, для того чтобы передать вам образец материала.
Кравитц почувствовал, что краснеет. Черт, откуда Вильямсу известно все это? Они оплачивали билеты и счет за отель наличными и зарегистрировались под чужими именами, полагая, что никто ничего не узнает. Похоже, они с Комаровым оказались никудышными заговорщиками.
Вильямс угадал его мысли.
— Вы тут ни при чем, — сказал он с улыбкой. — Агент ФСБ оказался в отеле совсем по другим делам и сфотографировал вас случайно. Ну разве не ирония судьбы?!
И он вытащил из сумки смазанную черно-белую фотографию, на которой Кравитц и Комаров пожимали друг другу руки в холле отеля.
— А вы случайно нашли информацию в интернете? — сыронизировал физик.
— В Сети, — поправил его Вильямс.
Азиат скупо улыбнулся.
— Что ж, я впечатлен, — признал Кравитц, возвращая фотографию. — Не пойму лишь одного: почему вас это так интересует?
— Но вы еще не дослушали историю до конца, — возразил Вильямс. — Возможно, вы получите ответ на ваш вопрос, если проявите немного терпения.
— Хорошо, но не могли бы вы сократить ваш рассказ?
— Он уже подходит к концу. Итак, мы полагаем, что в Польше Комаров передал вам часть артефакта внеземного происхождения, изготовленного существами, о научных знаниях и технических возможностях которых мы не имеем представления. Своего рода ящик Пандоры. И вы попытались открыть его.
«Все чертовски верно!» — подумал Кравитц, вспоминая небольшую черную капсулу, которую невозможно было повредить ни алмазным сверлом, ни концентрированными кислотами, ни сверхвысокими температурами, ни жестким рентгеновским излучением. Тогда они решили подвергнуть странный метеорит бомбардировке пучками разогнанных электронов. Для этого и понадобился синхротрон.
— Поначалу у вас ничего не получалось. Но вы были настойчивы, постоянно наращивали энергию, и — вуаля! — артефакт наконец отреагировал. И вы оказались совершенно беспомощны.
— Все это очень интересно, — произнес Кравитц спокойно, удивляясь собственному равнодушию.
Да, Вильямс прав. Ну и что? Он все равно никогда не узнает об этом. Кравитц улыбнулся голландцу и решил, что, пожалуй, того есть за что уважать. Настоящий бультерьер. Другой бы на его месте давно отступился. Это сколько же материалов ему пришлось перекопать! С помощью мистера Кванга, очевидно. Но главное, о чем эти двое не догадываются и никогда не догадаются, — все их открытия абсолютно бесполезны.
…Артефакт был действительно куплен на интернет-аукционе. Это был кусочек знаменитого сихотэ-алиньского метеорита: небесного камня, упавшего в Уссурийской тайге в горах Сихотэ-Алинь 12 февраля 1947 года в 10 часов 38 минут. Общая масса собранных осколков составила 27 тонн, поэтому они не относились ни к редким, ни к дорогим. Однако объявление привлекло внимание Сергея тем, что указанные в нем размеры и вес осколка не соответствовали друг другу. Сихотэ-алиньский метеорит относился к группе железистых, в его состав входило также 6 % никеля. Но осколок, купленный Комаровым, оказался неожиданно тяжелым. Комаров связался с продавцом и выехал во Владивосток, где и состоялась сделка. Парень уверял, что осколок достался ему от дедушки. Комаров полагал, что кто-то из них — то ли дедушка, то ли внук — просто стащил метеорит, но это его не слишком интересовало. Он заплатил пятьсот долларов и добавил еще пятьдесят, чтобы продавец забыл его имя.
После возвращения он прямо из аэропорта поехал в свой московский институт, чтобы провести первые тесты и подтвердить свои предположения. Он оказался прав: масса включений в образце превышала норму в четыре раза. Извлечь включения не представляло труда. И через несколько дней в руках Комарова была капсула очищенного от всех примесей вещества. Восемь сантиметров в длину, двенадцать миллиметров в ширину и ровно двести восемнадцать граммов весом. Плотность вещества составляла 25 г/см3. Даже осмий, самый тяжелый из известных на сегодняшний день металлов, был легче. Радиологические исследования показали, что вещество абсолютно непроницаемо для жесткого излучения. Столь же бесполезной оказалась и спектрометрия. Капсула вообще не реагировала на физические воздействия. Больше всего удивился Комаров, когда попытался расплавить полученное вещество. Ему не удалось нагреть его выше 25 градусов по шкале Цельсия. Оно поглощало энергию без малейших последствий. Позже Кравитц повторил опыт своего друга, воздействуя на вещество плазмой при температуре 2 000 000 000 градусов. И с тем же результатом. Вещество не поддавалось алмазным сверлам и высокому давлению. В конце концов Сергей пришел к выводу, что возможности его лаборатории исчерпаны.
* * *— Это все, что вы хотите мне сказать? — спросил Вильямс.
— Что?.. Ах да! Очень интересно. Просто фантастическая история. Вам нужно быть писателем.
Вильямс отхлебнул пива и посмотрел на Кравитца.
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете.
К чему Кравитц был совершенно не готов, так это к тому, что его оппонент широко улыбнется. Неужели Вильямс был так уверен в своих козырях?
— Вот как?
— Да. Вы думаете: этот голландец может болтать все, что взбредет ему в голову, в конце концов он ничего не докажет. Пока существует Барьер, его слова — всего лишь сотрясение воздуха.
— А это не так?
— Вы убеждены, что я пытаюсь заставить вас в чем-то сознаться?
— Нет, что вы? У меня и в мыслях не было, — усмехнулся Кравитц.
Однако новый поворот, который принял разговор, ему не понравился. Вильямс слишком много выпил сегодня, он может не сдержаться и перейти к непарламентским методам ведения дискуссии. Пожалуй, пора заканчивать.
— Я понимаю, вы мне не доверяете, — сказал Вильямс. — Но вы должны знать: мне очень жаль, что так случилось. Никто не мог предположить подобный исход.
— Спасибо за сочувствие.
— В любом случае мы здесь не для того, чтобы создавать вам трудности. Но необходимо наконец понять, что мы с этим, — он указал рукой в окно, имея в виду Барьер, — можем сделать.
— Как вы это себе представляете? Вы работаете восемь лет и не приблизились ни на шаг к решению.
— Вы совершенно правы: физические основы феномена для нас до сих пор остаются загадкой. Но есть еще вопрос: почему? И я думаю, он имеет ответ. Особенно, если мы примем во внимание таинственное исчезновение вашего друга.
— У вас есть что-то конкретное?
— Ясно только, что профессор Комаров не ударился в бега. По нашим данным, 7 января 2013 года ровно в семь часов пятьдесят минут по московскому времени он миновал проходную своего института, и с тех пор его никто не видел.
— Звучит очень интригующе.
— Может быть, — Вильямс усмехнулся. — Во всяком случае, исчезновение Комарова наделало шума в узких кругах. Предпринимались самые разнообразные попытки отыскать его, и удалось выяснить по крайней мере, что Комаров не покидал территорию института.
— И что вы предполагаете?
— Что исчезновение Комарова связано с артефактом. Это реакция артефакта на воздействие, которому его подвергли в Нидерларе. Рефлекторная защита или, что вероятнее, разумные действия.
— Разумные действия? — Кравитц не сдержал усмешки. — Вы полагаете: чужие среди нас?
— Разумные действия? — Кравитц не сдержал усмешки. — Вы полагаете: чужие среди нас?
— Я так не думаю, — возразил Вильямс. — Но не исключаю никакой возможности. Если ученым не удалось найти физического объяснения случившемуся, мы должны предположить, что столкнулись с внеземным разумом.
— Если мы говорим о маленьких зеленых человечках, то простите, доктор Вильямс, для меня это слишком фантастично. Сегодня был длинный день, и я чертовки устал.
Он сказал правду. Кравитц чувствовал себя совершенно разбитым. Возможно, поездка оказалась трудной для него, или он выпил много вина за ужином. В любом случае сейчас ему хотелось просто закрыть глаза и забыть обо всем.
— Прошу нас извинить за то, что отняли у вас время, — сказал Вильямс сухо. — Спокойной ночи, герр профессор.
— Спокойной ночи, господа, — попрощался Кравитц.
Он встал и покинул ресторан.
* * *С замиранием сердца он вошел в комнату. Следов чужого присутствия Кравитц не обнаружил, что, впрочем, ни о чем не говорило. Но портсигар он по возможности носил с собой и сейчас достал его из кармана. Эта вещь принадлежала его деду Джонатану С.Кравитцу, о чем извещала гравировка на внутренней поверхности. Кравитц был некурящим, и портсигар долгие годы валялся на полке без дела, пока для него не нашлось содержимое. Капсула — серый цилиндр со скругленными концами — была толще обычной сигареты и лежала на специальной подушечке, которую Кравитц сделал из теплоизолирующего материала. При некотором усилии фантазии ее можно было принять за патрон, но, скорее, она была не похожа ни на что, существующее на Земле. Когда Кравитц взял ее из футляра, он поразился реакции своих мускулов и нервов — они все еще ожидали меньшей нагрузки, хотя он носил с собой капсулу не первый год. Металл должен был холодить руку, но поверхность капсулы оставалась теплой. На ощупь она была, как полированное дерево. Кравитцу казалось бессмысленным гадать, что из себя представляет этот материал — у него было слишком мало данных. Инопланетянин, в чьи руки попала бы пепельница, никогда не догадался бы, что это такое, если бы на его родной планете не рос табак. И нет никаких признаков, говорящих о том, что эта «пепельница», возможно, меняет пространственно-временной континуум под воздействием разогнанных пучков электронов в синхротроне…
«Но ты ведь способна на это, — подумал Кравитц с невольным уважением. — Ты можешь останавливать время, если тебя рассердить. Ты можешь заставить людей исчезнуть. И бог знает, что ты еще можешь…»
Он заметил, что последние слова произнес вслух.
«Да, наверное, мы были не слишком осторожны и не обращались с тобой с должным уважением, но мы не думали, что имеем дело с чем-то большим, чем просто образец инопланетного металла».
Он знал, что подобный разговор абсурден, но уже не мог остановиться.
«Мне очень жаль, что мы тебя потревожили, но мы не хотели причинить тебе боль. Только один знак, сигнал — и мы сразу все прекратили бы».
Он остановился и облизнул губы. Ему вспомнилось кое-что, преследовавшее его на протяжении нескольких лет. Просто дурной сон, но необычный. Сон, как правило, видишь. Кравитц же находился в кромешной тьме, не ощущая границ своего тела, но зато остро чувствуя одиночество и беспомощность. Так ярко, как никогда не ощущал их в реальной жизни. Разве что будучи младенцем, но эти воспоминания милосердно изгладились из памяти. Это было полное, тотальное, абсолютное одиночество. Одиночество без надежды. Кравитц не знал, как долго он оставался в этом состоянии. Возможно, несколько часов, а может, пару секунд. Но в это время он не ощущал собственного тела, не мог думать, где он, что с ним и как он попал в подобную ситуацию. Ощущение затопило его, подобно прибою.
И также мгновенно схлынуло. Кравитц осознал, что стоит у окна, сжимая в руке капсулу. Осторожно он положил ее обратно в портсигар. Странно, но он чувствовал сожаление.
Впервые Кравитц испытал то, что в литературе называли «синдромом Робинзона» два года назад. Это произошло здесь, в отеле, в этой самой комнате. Согласно отчетам UNSCET, этот феномен наблюдался уже в течение четырех лет, иногда сходя на нет, иногда распространяясь как вспышка эпидемии. Его интенсивность ослабевала при удалении от Барьера. Наглядным доказательством служил тот факт, что большинство домов вокруг Барьера опустели. Военных, поддерживавших порядок в Нидерларе, разместили в южном предместье в двух километрах от центра, чтобы уберечь их от нарушений сна и других симптомов невроза. Возможно, дело было во влиянии стасис-поля на психику, но что если речь шла о пресловутых «разумных действиях» Вильямса?
Кравитцу внезапно показалось, что он находится в одном шаге от решения всех загадок, что он уже знает ответ, просто не может подобрать слов.
Капсула… Стасис-поле… Синдром Робинзона… Сихотэ-алиньский метеорит… Обломок… Одиночество…
Ему просто нужно найти связи между этими словами. Возможно, все дело в происхождении метеорита… Кравитц достал из сумки комборд, вышел в Сеть и соединился со своей базой данных. Нужно было уточнить кое-какую информацию. «Состав»? Нет, не то. «Место обнаружения»? Нет. «Возможная орбита»? Ага, это уже ближе.
Первая ссылка вела на статью русского ученого академика В.Г.Фесенкова, который в апреле 1947 года возглавил экспедицию на место падения метеорита. Он первым на основании показаний очевидцев о направлении движения тела попытался вычислить его орбиту. Позже в модель внесли некоторые изменения, и наконец Шепард и Тернер установили, что период обращения составлял 1132 дня и что крушения просто не могло быть — еще за двадцать шесть лет до своего падения на Землю метеорит должен был попасть в поле тяготения Марса и остаться там. Двое британцев предоставили свои данные Фесенкову, и тот пришел к выводу, что ошибки нет, а единственное объяснение заключается в том, что метеорит появился сравнительно недавно — вероятно, в результате столкновения двух небесных тел.
Столкновение, думал Кравитц. И оно произошло совсем недавно. Возможно, в сторону Солнца полетели только мелкие обломки, а более крупные фрагменты продолжают свой путь в глубины космоса.
Железные астероиды были редкостью, но большинство малых планет или планетоидов имели железное ядро. Предполагают даже, что они являются частью некоей планеты, раздробленной мощным полем тяготения Юпитера на миллион осколков. Планеты или… огромного инопланетного космического корабля, части которого обладают своего рода искусственным интеллектом, памятью о своем предназначении и стремлением к восстановлению?
Разумеется, это была только фантазия, но почему бы не пофантазировать? Он один в номере, очень устал, перевозбужден и не может уснуть. Вот в голову и приходят всякие странные картины: сотни, а может, тысячи или миллионы подобных капсул, выживших в катастрофе и мечтающих о воссоединении. Возможно, они в состоянии поддерживать связь друг с другом… Ну конечно же! Кравитц остановился, как громом пораженный. Синдром Робинзона! Вот и объяснение. Они хотят вернуться!
Кравитц посмотрел на портсигар, лежавший на столе. Неужели эта вещь может чего-то желать? И если это так, как объяснить ей, что он понял ее стремление? Но он должен это сделать, если хочет снова увидеть Мириам. У него не было никаких доказательств, что он на верном пути, но он не собирался отказываться от надежды, пусть она казалась зыбкой и эфемерной. Кравитц осторожно снова взял в руки цилиндр и поразился тому, какой он теплый.
— Мы отправим тебя домой, — прошептал он, сжимая капсулу в кулаке, слово талисман.
И тут же подумал: «Домой… Но куда?»
В поясе астероидов обнаружены четыре малые планеты: Церера, Паллада, Юнона и Веста. Железно-никелевое ядро найдено у Весты. Это был весьма ненадежный след, но у Кравитца не было другого, а желание спасти Мириам пересиливало скепсис. Он снова взялся за комборд, вызвал портал НАСА и начал контекстный поиск по слову «Веста».
Через несколько минут он уже знал, что в 2011 году космический зонд «Рассвет» прошел рядом с планетоидом и передал на Землю сотни снимков. На них не было следов столкновения с каким-то особенным объектом, но это ничего не значило — катастрофа могла случиться сотни миллионов лет назад. Кравитц нажал на баннер «Виртуальный полет», светившийся на панели. Тут же весь экран заняла неровная поверхность планетоида, испещренная следами от попаданий микрометеоритов. Она, покачиваясь, проплывала перед глазами, как будто физик действительно летел над ней. «Это то самое место? — мысленно спросил он. — Ты узнаешь его?» Но ответа, разумеется, не дождался. На самом деле это смешно. Даже если капсула обладает своеобразным разумом и стремлением вернуться домой, то как установить с ней контакт? Как она может понять его и ответить?