Воины столпились рядом с девушкой, а потом расступились. По старинному обычаю вождь племени на руках принес и передал вдове тело мужа, завёрнутое в покрывало. Несчастная вдова заплакала, закрыв лицо руками, затем открыла полог, поцеловала в лоб труп, отвернулась и ушла.
Похоронная процессия направилась к окраине селения. Там, к удивлению Аюна, уже горели погребальные костры. Тело воина положили на возвышение, которое уже вовсю горело. Джеронимо поставил ему на грудь деревянную статуэтку какого-то божка. Через пару часов всё было кончено. Пепел воина развеяли по ветру. Но сам обычай сжигать тела соплеменников был как две капли воды похож на тот, который существовал в погибшем племени нашего молодого героя.
После печального обряда Джеронимо сделал знак Аюну следовать за ним. Вдвоём они направились к вигваму той самой молодой вдовы. Вождь племени, велев юноше остаться, отогнул полог жилища и вошёл внутрь. Через некоторое время, достаточное для того, чтобы наш герой стал переминаться с ноги на ногу, вождь вышел в сопровождении девушки.
— Аюн и Дмитрий будут жить здесь. Тэхи будет ухаживать за раненым, пока он не выздоровеет. Затем странники покинут племя, но никому не расскажут о его местонахождении.
— Спасибо… Разреши задать тебе вопрос.
— Пусть молодой воин говорит.
— Скажи, почему вы убили всех людей в той деревне? Не пощадили ни женщин, ни детей, ни стариков?
Джеронимо задрожал, лихорадочно провёл ладонью руки по векам. Несколько минут он собирался с мыслями, а потом начал тихо рассказывать:
— Потомки алгонкинов — законные владельцы этих земель. Индейцы первыми пришли сюда. Здесь они жили многие зимы в мире и согласии с природой. Охотились, ловили рыбу.
Вождь невольно сглотнул, замолчал. Юноша же, незаметно для себя, закрыл глаза, перед которыми всплыли картины давно минувших дней. Джеронимо продолжил рассказывать, а наш герой видел разыгрывающуся драму, словно старое кино:
— Первых белых, которые приплыли на деревянных больших пирогах, алгонкины встречали, как дорогих гостей. Делали им подарки, делились землёй. Но им всё было мало. Они привезли чёрных людей, сделали их своими рабами. Отняли всё, а мой народ превратили в изгнанников. Предки Джеронимо пробовали сопротивляться, но бледнолицых было слишком много. На смену павшим приходили новые. И так без конца. А алгонкинов становилось всё меньше. Горстка выживших признала власть белых. Их согнали в резервации, спаивали огненной водой. А потом великий Манабозо покарал белых людей. Индейцы же смогли выжить. Леса укрыли их, плодородная земля и животные дали еду, кров. А чёрные со временем превратились в чудовищ. Теперь они не щадят никого. Убивают и поедают всех. Без жалости, без сожаления. Они как саранча — плодятся и убивают, плодятся и снова убивают. Потомки алгонкинов вынуждены прятаться от них и копить силы для решающей битвы.
— А разве…
— Прости, что Джеронимо не дает говорить. Но ему кажется, что он ответил на вопрос. Аюн не говорил, что вопросов будет два.
— Да. И ты меня прости.
— Тэхи должна познакомиться. Это Аюн. Он — гость.
С этими словами индеец отогнул полог вигвама, быстро выскользнул наружу и ровными, пружинящими шагами удалился.
Аюн и индианка остались одни. Находившийся в полубессознательном состоянии Ляховский был не в счёт. Девушка старалась не смотреть на нашего героя. Она просто сидела в углу, подавленная болью утраты своей второй половинки. Юноша тоже не знал, как заговорить с ней. Только урывками рассматривал.
Ей вряд ли было больше двадцати лет. Маленькая, по грудь юноше, с длинными чернильными волосами, заплетёнными в тугую толстую косу. Примитивно вытканная, длинная, почти до пят, одежда, напоминающая своим кроем римскую тунику с опять таки длинными рукавами скрывала стройное молодое тело с маленькой грудью и плоским животом. На лице светились тёплые оленьи глаза. Красоту портили, на взгляд европейца, лишь довольно крупный нос и слишком выделяющиеся скулы. Руки, а, точнее, кисти, были не ухожены, что свидетельствовало о каждодневной тяжёлой работе. Так, ногти были обгрызены почти до половины, кожа на ладонях была грубой и потрескавшейся.
За недолгое время замужества девушка так и не смогла забеременеть. Но в её теперешнем положении это было скорее в плюс, чем в минус. Другие молодые люди в племени охотнее ей заинтересуются, зная, что не придется воспитывать чужого ребёнка.
Дмитрий, лёжа на шкурах, вдруг зашевелился и застонал. Аюн тут же склонился над ним. Индианка же равнодушно продолжала смотреть в пустоту.
— У тебя есть травы? — спросил юноша. — Может быть, есть тысячелистник, крапива, подорожник? Мох сфагнум?
— У Тэхи нет ничего, — вдруг грубо ответила девушка.
— Но ты говоришь неправду! Джеронимо сказал, что…
— Джеронимо ошибся. Если бы не чужестранцы, мой муж был бы жив.
В этот момент полог вигвама распахнулся, внутрь вошёл воин из ближайшего окружения вождя. Как оказалось, он всё это время находился рядом. Воин звонко треснул Тэхи по щеке так, что она зарделась, а затем произнёс:
— Кто такая женщина, чтобы говорить плохие слова про вождя? Или Тэхи забыла, что вождь сделал для народа? Джеронимо приказал лечить этого бледнолицего. Тэхи обязана слушаться, иначе она будет наказана. Техи поняла?
— Поняла.
Воин вышел, а девушка, едва сдерживая слёзы, достала сложенную тонкую шкуру, развернула её. По жилищу тут же разнёсся характерный травяной запах. Индианка, стараясь не смотреть ни на Аюна, ни на Ляховского, перетёрла траву в маленькой ступе каменным пестиком, перемешала порошок с топлёным жиром, после чего смазала лицо, плечи, рёбра, живот и руки Дмитрия.
Потом она так же, безмолвно, приготовила ужин, состоящий из варёного оленьего мяса и незнакомых юноше овощей. Оставшийся мясной бульон она влила в рот Дмитрию, у которого, по счастью, челюсть осталась целой. Два выбитых зуба были не в счёт.
Уже далеко за полночь Тэхи задула лучину, улеглась на шкуры и уснула. Аюн последовал её примеру. Так закончился этот день, а за ним прошли ещё две недели, необходимые для того, чтобы Ляховский смог оправиться от жесточайших побоев, нанесённых ему толпой дикарей. Джеронимо лично приходил узнавать, как идут дела у бледнолицего, но пока воздерживался от расспросов. Он прекрасно знал, что юноше было мало что известно о намерениях этого силача, а потому предпочёл немного подождать.
Глава 11
За прошедшие две недели световой день заметно удлинился. Обычно низко висящее на юге солнце подвинулось на север, его лучи стали падать более отвесно. Наступила первая долгожданная оттепель.
Скопившийся на ветках деревьев снег то и дело соскальзывал с зелёной хвои и с едва различимым хлопком шлёпался вниз на сделавшийся серым, тонким и ноздреватым наст.
Лес немедленно отозвался на скорый приход весны птичьими песнями, которые состояли из разнообразных щебетаний, свиста, щёлканья, чириканья, воркования, кукования и много чего ещё. От зимней спячки проснулся и заревел медведь, которому ледяная вода, видимо, залила берлогу.
Индейцы тоже вовсю готовились встречать весну. По этому случаю они нарядились в свои лучшие наряды и спешили к ритуальному месту. Праздник «О-скин-не-ге-тах-га-вин», или «праздник юношей», Аюну был хорошо знаком. Ведь он сам, не более чем полгода назад был его непосредственным участником. Молодым людям нужно было доказать, что они готовы стать взрослыми. То есть, добыть своего первого зверя. Основное отличие от обычая народа нашего героя состояло в том, что индейские вчерашние мальчишки, к тому же, были обязаны соревноваться в беге, верховой езде, стрельбе из лука и бою на томагавках.
Аюн, которому за хорошее воспитание и поведение дали возможность свободно гулять по поселению, по такому случаю пристроился поудобней на жерди загона и принялся наблюдать. Вот раздались звуки ударов в барабаны, под которых в центр ритуального места вышел вождь в праздничном пёстром одеянии и в длинном, до земли головном уборе из орлиных перьев. Под всё ускоряющийся ритм барабанов он исполнил древний танец.
В наступившей тишине шаман, облачённый в волчью шкуру с оскаленной мордой, вручил юношам пимаки, то есть индейские флейты, изготовленные из двух половинок кедра. Так началось первое соревнование. Исполнителю самой красивой мелодии девушки вручали бусинки. Побеждал тот, у кого бусинок было больше и хватало на ожерелье.
Затем началось второе соревнование — стрельба из лука. Участникам раздали оружие, выдали по пять стрел, поставили мишень в виде чучела оленя, набитого сеном. Тут Аюн не утерпел, спрыгнул со своего насеста и, аккуратно протиснувшись, оказался в первых зрительских рядах. Он уже успел заметить, что индейские луки были короче тех, что изготавливались в его племени. И наконечники были из серого камня.
Затем началось второе соревнование — стрельба из лука. Участникам раздали оружие, выдали по пять стрел, поставили мишень в виде чучела оленя, набитого сеном. Тут Аюн не утерпел, спрыгнул со своего насеста и, аккуратно протиснувшись, оказался в первых зрительских рядах. Он уже успел заметить, что индейские луки были короче тех, что изготавливались в его племени. И наконечники были из серого камня.
Когда молодые индейцы приступили к упражнениям, наш герой нахмурился, так как техника стрельбы кардинально отличалась от той, которой его обучали старейшины племени. Индейцы держали лук горизонтально, а стрелу клали на сгиб указательного пальца, прижимая подушечкой большого. Тетиву натягивали отводом левой руки, оставляя правую у глаз. Дыхание они не задерживали. Таким образом, результаты стрельбы были не слишком убедительны. Ещё неокрепшие руки юношей заметно дрожали, стрелы иногда выскальзывали из пальцев.
Реакция Аюна не укрылась от зоркого взгляда Джеронимо. Вождь приблизился к нашему герою и спросил:
— Молодой воин может лучше?
— Могу, — уверенно выговорил юноша, следя за соревнованием.
— Пусть он покажет, — и индеец вручил ему оружие, сделав знак остальным освободить стрельбище.
Аюн пожал плечами, вышел на середину, немного подумал, отошёл на максимально возможное расстояние от мишени, встав рядом со зрителями. Опущенный вниз лук он держал вертикально, а стрелу зажал между указательным и средним пальцем, одновременно удерживая тетиву. Его левая изначально выпрямленная рука стала подниматься, правая согнулась в локте, прижав тетиву к щеке. Стрелок замер на мгновение, затем медленно выдохнул и расслабил пальцы. Деревянный снарядик впился точно под лопатку ненастоящему оленю.
Толпа оживлённо загудела. Слышались фразы, что это, мол, случайно, и попасть с такого расстояния второй раз у чужака вряд ли получится. Аюн улыбнулся одной половиной лица, зарядил вторую стрелу. Прицелился, спустил тетиву, которая тренькнула и метнула древний боеприпас в ту же область. Через полминуты под лопаткой чучела дрожала третья стрела. Аюн, улыбнувшись уже всем лицом, вернул лук поражённому юноше и скрестил руки на груди.
Взрослые воины, среди которых было немало искусных лучников, оценили мастерство нашего героя по достоинству. Каждый из них подошёл и одобрительно похлопал юношу по плечу. Джеронимо дал знак продолжать соревнование, а сам увёл его подальше, чтобы побеседовать наедине.
— У Аюна необычная манера стрелять. Аюн должен научить потомков алгонкинов обращаться с оружием так же, как он сам.
— Тут нет ничего сложного. Но твои воины должны изготовить длинные луки. Так стрела будет лететь дальше.
Вождь кивнул, немного помолчал, а потом вдруг спросил:
— Как чувствует себя друг Аюна?
— Ему уже лучше. Тэхи хорошо за ним ухаживала. Он уже может ходить и принимать пищу.
— Джеронимо хочет поговорить с ним.
— Ты — вождь племени, — только и нашёлся что ответить Аюн.
Вдвоём они зашли в вигвам, где нашли Дмитрия в сидящем положении и смотрящем на огонь. Опухоли на его лице заметно спали, раны зарубцевались, синяки ушли, сделав кожу желтушного цвета. Увидев вождя, он было хотел встать, но индеец знаком велел ему сидеть. Сам же остался стоять.
— Это — Джеронимо, вождь алгонкинов, — сказал Аюн.
— Да? А Чингачгука с Оцеолой среди них, случайно, нет? — мрачно и шепеляво спросил Дмитрий, водя языком в широкой щербине между зубов.
— Я не знаю, но могу спросить, — на полном серьёзе ответил юноша. — Я понимаю их язык. Он похож на язык моего народа.
— Не надо, не спрашивай. Это так, нервное. Значит, ты тут теперь за переводчика будешь? Ну хорошо. Только прежде, чем он будет спрашивать, спроси, в качестве кого мы находимся? Пленных или гостей?
— Он же спас нас от тех страшных чёрных людей!
— Да я помню. Чёртовы ниггеры. Но потом-то он хотел убить меня.
— Но не убил же.
В этот момент Джеронимо начал говорить. Аюн принялся усердно переводить:
— Пусть белый сам назовёт себя.
— Меня зовут Дмитрий.
— Дмитрий? — с трудом выговорил индеец. — Вождь впервые слышит, чтобы бледнолицего называли таким именем.
— Ну, тебе, наверно, больше знакомы такие имена, как Джон, Джек, Уильям или, к примеру, Брюс?
Джеронимо едва заметно кивнул.
— Так меня назвали, потому что моя родина, как тебе, наверно, мой юный друг рассказывал, находится очень далеко отсюда.
— Да, молодой воин рассказывал. Только времена, когда белые приплывали на эту землю, давно остались в прошлом.
— А я и не приплывал. Я прилетел по воздуху. Это легко проверить. Наша птичка ещё стоит в низине недалеко от… Кстати, как вы называете землю, на которой находиться смертельно опасно? Впрочем, неважно. Спасибо, что спас нас от чернож… черножгучих красавцев, которые хотели сварить из меня бульон.
— Они — враги алгонкинов. Как и белые. Потомки алгонкинов — это коренной народ. Алгонкины хотят избавить их землю от захватчиков, чтобы жить так, как тысячелетиями жили их предки.
— Ну, что же, похвальная цель. Невыполнимая, правда, но похвальная.
— Почему невыполнимая?
— Просто потому, что ружьё сильнее томагавка. Если, конечно, это не крылатая ракета. Аюн, про ракету не переводи. Знаешь, мне всегда было безумно жаль ваших предков. За то, во что вас превратили белые люди. Действительно, трагичная судьба. Впрочем, может я и ошибаюсь. То, что я вижу сегодня, внушает оптимизм.
— Эм, что такое «оптимизм»? — шёпотом спросил Аюн.
— Надежду. — так же шёпотом ответил Дмитрий и продолжил уже громче. — Так вот. Вы можете защитить свою землю только одним способом — стать такими, как белые. Делать оружие не хуже, строить города, добывать новые знания. У вас есть для этого неплохая фора в несколько столетий, а, может и больше. Наш мир обезлюдел, но, теперь я вижу, что люди выжили. Так развивайтесь, размножайтесь, становитесь сильнее. Помните, что однажды, как много лет назад, к вам снова заявятся чужие с льстивыми словами и подарками. Не верьте им и не принимайте дары. Скорей всего, они будут не от чистого сердца.
Джеронимо молчал. Его тёмные глаза искрились от домашнего очага. Вождь не отрываясь смотрел на бледнолицего.
— Зачем прилетел бледнолицый? На какие вопросы он ищет ответы?
— Всего на один, вождь. Почему бледнолицые начали войну против моего народа. Ты знаешь ответ?
— Нет, не знает. Их знают только сами белые.
Лицо Джеронимо исказила гримаса ненависти, которая сменилась отчаянием.
— Ты знаешь, где их найти?
— Джеронимо знает.
— Проводишь меня туда?
— Это самоубийство и глупость. Никто не может туда попасть. Стоит индейцу или чёрному человеку выйти из леса, как он тут же падает замертво, или, опустив руки, словно кукла, бредёт к тому страшному огромному дому.
Индеец ещё продолжал что-то объяснять и жестикулировать, как Аюн замолчал.
— Ты чего замолчал то? Переводи! — поторопил Ляховский юношу.
— Что значит «проводи меня»? Опять решил от меня избавиться?
— Дружище, ну вот что ты опять начинаешь, а? Смотри, как всё хорошо получилось. У тебя с ними общая кровь, один язык, одна культура. Ну, почти одна. Буддизм, понятное дело, не в счёт. Насколько я понял, то, о чём сейчас толкует Джеронимо, будет во много раз опаснее всего того, через что мы прошли. Там будут люди умнее и сильнее меня. Пойми, это тебе не собачек стрелять из вертолёта!
Аюн насупился, отвернулся, подвинул носком ботинка тлеющий уголёк в огонь. Вдруг резко крутанулся обратно и закричал:
— Да плевать я хотел! Они — другие! Это не моя родина! Моя земля там, откуда мы прилетели. Но даже дома мне теперь не будет покоя! Я уже не смогу жить так, как жил раньше! Ты показал мне совсем другую жизнь!
Тут Джеронимо встал, бесшумно вышел из жилища. Но ещё долго слышал крики на незнакомом языке. Вождь, весь в раздумьях, отправился в центр поселения, где дал отмашку очередному соревнованию. Уже поздно вечером группа полностью экипированных подростков покинула свои дома, чтобы добыть своего первого зверя.
* * *Они должны были вернуться до полудня — таково было условие состязания. Но не пришли. Индейцы забеспокоились и снарядили поисковый отряд. К вечеру один из воинов, еле волоча ноги, вернулся в поселение. Рукой он зажимал глубокую рану в животе. Кровь струилась у него по ногам, окрашивая талый снег в тёмно-красный цвет. Воин упал, его подхватили, унесли в вигвам. Там он сказал, что большая банда чернокожих напала на них из засады и всех перебила. Сам воин, благодаря мастерству маскировки и запутывания следов, смог уйти от преследования.
Индеец всё больше слабел от потери крови. Наконец, по телу воина прошла предсмертная судорога глаза потускнели и замёрзли навсегда. Дмитрий ничем не мог помочь, так как все инструменты и все лекарства он оставил в вертолёте.