– Англия и Йорк, – нестройным хором крикнул отряд рыцарей. – Славься, Пресвятая Дева! Богородица!
Я попытался пригнуть Джей ниже плоскости стола, а Стив уже полз к укреплениям, где стоял их «студебеккер».
– Да сидите вы спокойно, вы мои гости, – невозмутимо изрек Гарольд, кинув на нас косой взгляд. – Это ненадолго…
Площадь с позициями роты Семенова была на небольшом возвышении, тогда как улицы, откуда предположительно должны были появиться враги, уходили немного под уклон, вниз. Они были достаточно широкими для прострела почти на километр. Позиция достаточно выгодная. Наверное, и это тоже, наряду с полководческим талантом Семенова, сыграло не последнюю роль в несокрушимости укреплений на Тридцать девятой.
Мы с Джей вместе подползли к брустверу, сделанному на искусственной насыпи, которая венчалась пулеметным гнездом с двумя бойцами. Чуть правее от нас стоял один из танков, замерший в ожидании атаки, а прямо за нами, метрах в пятнадцати, остался стол, за которым, как ни в чем не бывало, продолжали веселиться и пировать цыгане, а Гарольд затянул какую-то протяжную песню.
Перед нами же было две линии укреплений с замершими в них фигурами солдат и тускло поблескивающими в рассеянном свете стволами различных калибров.
Чуть поодаль, слева я заметил, как солдаты расчехляют какой-то агрегат. Он стоял на телеге. Это был небольшой дизельный двигатель, от которого тянулась ременная передача к колесу диаметром метра два. К колесу примыкали медные контакты, от которых шли провода к двум устремленным в небо металлическим штангам, оканчивающимся двумя блестящими стальными шарами.
Стив решил присоединиться к нам и лег справа от меня, уложив ствол автомата между двумя мешками с песком.
– Это что за хрень? – спросил я, кивнув в сторону странной машины.
– У нас такая тоже есть, – ответил Стив. – Это машина Теслы, против мороков хорошо помогает… Черт, вот угораздило же…
– И не говори, – кивнул я.
– Вы знаете, – сказал он вдруг, обращаясь к нам обоим, – на фоне песен этих бродяг, этих противных кукарачес, и этих странных шаров, которые плюются электричеством, вся эта стрельба и смерть вокруг выглядят как-то особенно нелепо и безобразно, вам не кажется?
– Ох, Стив, – прыснула Джей, – ты так выражаешься кудряво, прям как Странный, когда выпьет.
– Сейчас по лбу дам, – процедил я сквозь зубы, всматриваясь сквозь ряды почерневшей колючей проволоки в перспективу улиц.
– А что? – возмутилась Джей. – Я правду говорю!
– Наверное, это связано с моей гражданской профессией, – ответил тот с оттенком грусти.
– А кем ты работал? – спросила Джей.
– Я преподаватель литературы, – ответил Стив. – Хемингуэй – мой кумир…
– Никогда я вот этого не понимала… – фыркнула Джей. – Хотя иногда приходит в голову всерьез заняться чтением…
– О! – Стив вскинул брови. – Это целый космос…
– Я глубоко согласен с вашей мыслью, Стив, как ваш коллега, – кивнул я, не отпуская приклада. – Все время, что я тут нахожусь, меня не покидает впечатление, что я в кровавой психушке… Правда, и другие места были у меня не сильно лучше…
– На войне нельзя быть философом, – раздался голос сзади.
Я обернулся: на пустом ящике из-под артиллерийских снарядов на склоне насыпи уютно примостился Гарольд со стаканом в одной руке и бутылкой виски в другой.
– На войне иначе думаешь, – закончил свою мысль бродяга.
– Вот мне тоже всегда так говорили, – ответил я. – Но толку ноль: я нерешительный и мямля…
Меня немного нервировал висящий над домом глюк и стрекочущие тараканы, в бестолковой суете сновавшие перед позицией.
– Уж тебе ли, Странный, не знать, – с горькой усмешкой Гарольд проглотил содержимое стакана, прищурив свой сумасшедший зеленый глаз, – как меняешься ты? Дикость и темнота помогают воевать, а цивилизованность и культурность – только мешают… Войны развязывают неудачники…
– Войны развязывают зажравшиеся ублюдки, – спокойно ответил я.
– И сильно недоедающие тоже, – вновь ухмыльнулся Гарольд.
Он чем-то неуловимо напоминал мне Сатану.
– Есть вещи и хуже войны. Трусость хуже, предательство хуже, эгоизм хуже, – произнес Стив. – Так сказал Хемингуэй.
– Прав был старик! – кивнул бродяга, наливая себе в стакан.
– А я считаю, что эгоизм, – сказал я, – эгоизм – в значении «невнимательность». Все из-за невнимательности. Потом накопление противоречий и…
– А можно сказать, – перебил меня Гарольд, – что война – это диффузия старого и нового…
– Вот развели базар… – проворчала Джей.
– И вообще время – как шоссе… – сказал Стив не совсем к месту, а может, и с каким-то намеком.
Неожиданно наш разговор прервался гулким и нарастающим хором лая собак.
– Смотри! – крикнул Стив, напряженно вглядываясь в бинокль.
Я надел шлем, опустил забрало бронестекла и перевел экран в режим увеличения.
Перспективы обеих улиц были заполнены медленно надвигающийся пестрой массой церберов, отчаянно гавкающих и хрипло рычащих. А из всех близлежащих щелей и канализационных люков, среди мельтешащих тараканов, стали появляться крупные серые крысы, и чуть не в обнимку с ними вылезали кадавры! Зрелище было просто фантастическое, одновременно отвратительное и пугающее! Я ни секунды не сомневался, что режиссером этого спектакля является висящий над крышами глюк.
Гавканье усилилось, и два пестрых потока облезлых псов выскочили на площадь, довершив своим появлением всеобщий хаос этой нечисти.
Постепенно эта хаотическая масса стала приобретать некую упорядоченность и медленно двинулась к нашим передовым позициям.
Что самое неестественное, никто никого из них не трогал, чего в обыкновенной жизни конечно же почти не случалось. А кадавры и вовсе высились над зверьем, мелко перебирая ногами, словно погонщики стада.
– Первая волна! – раздался откуда-то зычный крик Семенова. – Огонь по моей команде!
Рык, погавкиванье, стрекот и чириканье, похрюкиванье и стоны – все это приближалось к нам пестрой шевелящейся живой массой, цель которой была – уничтожать…
– А сколько волн таких обычно? – спросил я Стива. Руки мои слегка дрожали.
– Волны по две, по три, – ответил тот. – Сперва зверье с мертвяками, а потом по-разному: может, шары мелкие прилетят, может, гарпии… Могут и немцы ударить, но они иногда на нашу сторону переходят – когда зверья слишком много… Аномалии бывают… всякие…
Тут несколько тараканов из авангарда наступающих рванулись вперед в прыжке, растопырив надкрылки, спланировали прямо на первую линию обороны, с противным хрустом напоровшись на шипы колючей проволоки. Тут же на их спину вспрыгнули оскаленные церберы, используя тараканов как мост через полосу препятствий…
– Огонь! – крикнул Семенов.
Наконец я заметил его: он стоял за башней, на броне одного из танков.
Я чуть не оглох в секунду: раздался могучий, острый, многоголосый и рвущий треск сотен выстрелов.
Отряд рыцарей стоял под прикрытием американского грузовика, вскинув в небо огромные луки, которые посылали по длинной дуге стрелы с горящими наконечниками.
Сбоку загрохотал автомат Стива, а с другого раздались выстрелы Джей.
Где-то тоскливо завыла, совсем не к месту, протяжная сирена, и в громкоговорителях раздался резкий приглушенный выстрелами голос:
– Achtung! Achtung! Lüftangriff! Bleiben Sie bitte ruhig![45]
Трудно было разобрать, что именно говорил голос и на каком языке, – грохот и треск стоял такой, что я невольно зажмурился.
Когда я открыл глаза, над крышами сияли желтым ровным светом три треугольника. Они выпускали электрические разряды по заградительной полосе, и ряды колючки вспыхивали, словно ветки кустарника, образовывая прорехи, в которые немедленно устремлялись звери.
– Теслу по морокам готовь! – раздался сквозь грохот голос Семенова.
Как ни странно, его услышали: расчет стал разворачивать деревянную платформу на телеге, а двигатель выпустил облачко черного дыма, и ремень начал вращать колесо. Звук мотора полностью потонул в общем гвалте – сквозь выстрелы слышались вой, рев, крики. Первый ряд окопов солдаты уже очистили, отступив за вторую линию обороны. По мертвым телам их товарищей уже лезли тараканы и крысы, заходились неистовым лаем псы.
– Вторая волна что-то быстро пошла, – сквозь вату в ушах услышал я крик Стива.
Я помотал головой и, поймав в прицел серо-лиловую лысую голову кадавра, надавил на курок. Автомат вздрогнул, выплюнув короткую очередь. Висок кадавра почернел, и он, нелепо мотанув руками, словно манекен, рухнул на землю, кишащую живностью, – четыре крысы тут же впились в его тело. Видно, глюк не мог полностью подчинить их инстинкты.
Ствол моего автомата слегка уводило вправо на очередях, поэтому я бил очень коротко и старался прицельно.
Закованные в сталь, проносились между укреплениями конные рыцари, вонзая острые копья в тела нападавших.
От шаров на штангах электрической пушки отделилась и засверкала змеистой трещиной яркая молния, жало которой лизнуло один из треугольников. Тот метнулся было в сторону, затем начал терять форму и растворяться в воздухе. Оставшиеся треугольники резко разошлись в стороны, под прикрытие остроконечных крыш. Красный же глюк продолжал висеть над вскрытой крышей и едва заметно пульсировал.
Волны зверья начали редеть – первый участок укреплений был завален трупами разномастных видов. На втором уровне обороны полыхнуло яркое пламя – это заработал огнемет. Тут же раздался дикий, леденящий душу вой…
С улиц выехало несколько черных бронированных автомобилей, откуда вылезло десятка три похожих друг на друга людей в черных очках и плащах, бритые наголо. В руках они держали длинноствольные автоматы.
– О! – крикнул Стив. – Еще нечисть подвалила!
Танк выстрелил, и одна из машин перевернулась с разодранным от огненного фонтана боком. Люди в плащах, пригнувшись, рассредоточились по периметру площади. Один из них выстрелил из базуки по нашему танку, и рядом с нами прогремел взрыв. Засвистели осколки. Танк подал чуть назад, выпустив облако выхлопа. Остальные машины спрятались в переулки, и на их крышах появились пулеметчики. Неожиданно из маленького узкого переулка слева от укреплений показался конный отряд странного вида людей. Ожесточенно вращающие кривыми сверкающими мечами, люди с широкими скулами и в кожаных клепаных доспехах, отчаянно визжа, кинулись под пулями к первому ряду заваленных трупами окопов. А треугольники вновь ринулись в атаку с крыш. Резко затрещала электрическая пушка.
Внезапно перед моим носом появилась рука, сжимающая стакан. Я удивленно повернулся назад: это был Гарольд, который стоял во весь рост на насыпи перед бруствером.
– На, попей, Странный, – сказал он мне почти в самое ухо, слегка наклонившись.
– Ты очумел, что ли?! – крикнул я. – В укрытие!
Словно в подтверждение моих слов над нашими головами засвистели пули, но бродяга, казалось, этого совсем не замечал.
– Да не кричи ты так. – Он поморщился. – Это не выпивка: это эликсир по рецепту моей прабабки – существенно повышает меткость стрельбы и дает благословение!
Я понял, что с психами лучше не спорить. Я взял стакан и опрокинул его в глотку – жидкость была горькой, с острым привкусом трав. Я с трудом проглотил ее.
– Все, доволен? – спросил я. – Спасибо тебе, а теперь прячься.
– Скоро третья волна будет, – поддержал меня Стив.
Бродяга пожал плечами и вновь сел на пустой ящик, вынув из кармана неизменную бутыль виски.
Как ни странно, что-то во мне изменилось – взгляд словно прилипал к прицелу, и предметы стали какими-то более четкими и контрастными. Я сменил магазин автомата.
Да, с моим зрением определенно что-то произошло: все предметы вокруг подернулись полупрозрачными коконами различных цветов и форм. Броня танка полыхала ярко-красным в районе двигателя, вокруг людей были разноцветные яйцеобразные сферы, а глюки приобрели сложные узорчатые поля, напоминающие сложное плетение фракталов…
И в этот миг я заметил в сером небе два вращающихся завихрения, напоминающих воронки смерча. Они кружили бледными клочьями облаков с темно-серой сердцевиной, напоминающей зрачки гигантских глаз.
Медленно выползали из них серо-фиолетовые сгустки, словно плотные тучи, которые разбухали, превращаясь постепенно в фигуры – гигантские фигуры, только отдаленно напоминающие человеческие.
Небо потускнело, и вокруг поднялся сильный ветер, разметавший пороховую гарь над площадью.
Каждая из облачных фигур имела короткие ноги, высокие угловатые и вытянутые плечи, над которыми крепилась странных очертаний голова. Одна напоминала голову птицы с длинным клювом, а вторая вообще была похожа на не пойми что. Складывалось впечатление, что тучи твердеют, облекая фигуры четкими очертаниями. Но, несмотря на это ощущение материализации, в фигурах оставалась некая зыбкость, будто мерцание, которое усиливалось, когда по поверхности сгущающихся туч пробегали фиолетово-зеленые змейки электрических разрядов.
Все глюки, которые кружили над площадью, собрались вокруг этих вновь прибывших: высотой те были около пятиэтажного дома.
Глюки кружили возле них в различных направлениях и ритмично колебались, что выглядело как некий замысловатый танец насекомых.
По телу моему волнами пробегала дрожь, а в затылке раскалился стальной клин тупой пульсирующей боли.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – протяжно взвыла одна из фигур, совсем как та, на вершине горы.
Звук пронесся над площадью легким эхом, и я отметил краем глаза, что все люди и животные вокруг замерли, словно оцепенели. Гарольд стоял на коленях, молитвенно сложив перед лицом руки, и беззвучно шевелил губами.
Меня захлестнула волна панического страха, и я зажмурил глаза, будто на колесе обозрения треснуло крепление кабины… Но стало только хуже: тело буквально колотилось, как в лихорадке, а головная боль стала усиливаться.
В это время раздался раскат грома, вспыхнула молния, и резкий порыв сильного прохладного ветра с острым запахом озона окатил меня новой дрожью и зашумел в переулках.
Эх… Черт дери…
Когда же кончится этот кошмар? Как я хотел сейчас оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, пускай даже в пустыне, кишащей церберами и юварками. Даже банду отморозков, мне казалось, стерпел бы…
Я вновь смотрел на окружающий мир как посторонний наблюдатель, который в любой момент может выключить монитор и пойти на кухню приготовить себе яичницу с беконом. Наверное, это защитный механизм психики, не позволяющий разуму перегружаться через край.
В это время из фигур на уровне «груди» стали медленно вытягиваться темные отростки наподобие щупалец, которые были точно такими же тонкими и длинными воронками некоего серого вещества, подобно тем, откуда появились эти чудовищные создания.
Я пытался сосредоточиться на мысли, что это всего лишь аномалии, просто незнакомой мне формы…
Воронки вытягивались, острыми, бешено вращающимися кончиками чиркая по мостовой, вздымая облачка пыли. Фигурки людей на передних позициях, трупы и даже покореженная техника исчезали в этом смерче, колышась в зыбком мареве…
Я мысленно удивился, отчего мне абсолютно наплевать, что эти щупальца медленно движутся в мою сторону…
Ближайшая фигура заохала, засвистела, и щупальца засуетились в хаотическом нервном танце. Я вдруг понял, что очертания головного выроста этого «явления» напоминают ибиса… Ибисоголовый[46]… В голову взбрела нелепая мысль, что я как-то так и представлял себе свою смерть – мертвая тишина и глюки… Только вой и свист ветра… Пустынная равнина… Путь на Вальхаллу…
И вот оно случилось… Да… Именно случилось… Вместо меня стал шагать некто другой… НЕКТО… Никаких других ассоциаций не было – это явно был сам НЕКТО… Или никто…
Дымные щупальца взвились столбом и стали осыпаться, обнажая под собой блестящий клепаный металл сложных форм… Словно схлынувший рой пчел оставил ненужного врага – перед окопами возвышалась еще одна фигура, около пяти метров в высоту. Была она нелепа, словно над ней работал скульптор-шизофреник: сверкающие тусклой бронзой части тела были в крупных заклепках, грубовато пытаясь изобразить кургузые брюки и пиджак очень топорной работы. Правая рука статуи была воздета кверху, но вместо кисти руки из рукава бронзового пиджака торчал разводной ключ. Левая кисть выглядела не лучше – из рукава торчали довольно массивные столярные клещи.
Но самое странное было с головой этого псевдопамятника – она выглядела как арка, тонкая пластина дуги, словно горбатый мостик над речкой.
Это существо с повадками памятника, гулко ступая по мостовой, с металлическим гулким лязгом двигалось так же топорно, как и выглядело. Я даже почувствовал некое содрогание почвы, будто на автомобильном мосту.
И тут… тут-то мне и пришла в голову нелепая мысль. Я отбросил автомат в сторону и медленно поднялся во весь рост, продолжая скашивать глаза на гигантские воющие фигуры.
Лязг приближался.
Фигура-памятник, перешагнув вторую линию окопов, замерла, овеваемая копотью пожарищ… Двигалась только она и дымные щупальца.
– Здравствуй, Странный, – пробасила фигура. – Я – твой Страх… Как ты?
– Я хорошо, – ровным голосом ответил я. – Мне надо пройти…
– Пройти? – Рокот гулкого голоса был немного неприятен, и мне хотелось бы, чтобы никто не слышал нашего разговора. Было почему-то стыдно.