Рана от клинка, которым Амунет проткнула себе грудь в Константинополе, долго не заживет на ее груди. Нун заметит, что Амунет сама будет ковырять эту рану, не позволяя ей зажить, но не скажет об этом ни слова. Каждую потерю нужно прочувствовать, пропустить сквозь себя. Только так можно принять разлуку и позволить себе идти дальше. Иначе утрата останется навсегда с тобой. Поэтому Нун и будет молчать, даже когда Амунет тщетно попытается спасти жену и дочерей свергнутого императора. А после, потерпев фиаско и здесь, отправится с парой слуг в Иран, ко двору Хосрова Второго, где, к удивлению Нуна, вступит в отношения с воином из привилегированного сословия по имени Феррухан Росмиозан, побудив его стать главнокомандующим армии Хосрова. Оживить Феодосия будет ее идеей. Оживить не буквально, а найти мужчину, который был бы похож на умерщвленного сына византийского императора, чтобы посеять смуту в мятежной армии узурпатора Фоки.
Наблюдая за Амунет, Нун отмечал несвойственный ей огонь безумия, полыхающий кострами в ее глазах. В каком-то отчаянном отрицании реальности она разделила постель с Псевдофеодосием недалеко от стен Дары, где вскоре будет разбито их войско. На помощь Псевдофеодосию придет Хосров. Начнется затяжная осада Дары, за стенами которой находился посвященный в тайну организации слуг вендари епископ города. Амунет пыталась спасти его, но чем настойчивее становились ее требования помилования епископа, тем тверже становилось желание Псевдофеодосия лишить его жизни. В итоге епископ покончил с собой, а Амунет, разочаровавшись в своем «воскресшем» Феодосии, вернулась к Феррухан Росмиозану. С ним она находилась, когда он штурмовал Дамаску. С ним была, когда его армия взяла Иерусалим, захватив христианскую святыню – Господень Крест.
– Хотела бы я верить во все эти легенды и святыни, – скажет позднее она Нуну. – Наше бессмертие наделяет нас мудростью, лишая божественного неведения.
Этот разговор состоится годы спустя после захвата Феррухан Росмиозаном Константинополя. К тому времени в армии персов уже вспыхнет восстание. Росмиозан узнает о письме Хосрова, где шахиншах поручает лишить своего полководца жизни. Так на территории Парфянского царства, возле стен Ктесифона, что недалеко от Багдада, Росмиозан восстанет против Хосрова. Мятеж закончится смертью шахиншаха, позволив Росмиозану стать ненадолго правителем персов.
– Нет, мужчины не могут править, – решит в тот год Амунет. – У них в крови нет ничего, кроме войны.
Убийца, отравивший Росмиозана, будет послан Амунет – преданный друг правителя, в чьей голове древний слуга установит десяток блоков. После смерти Росмиозана на престол взойдут дочери покойного Хосрова Второго.
– Не понимаю, почему знать не любит их? – злилась Амунет.
Правление сестер продолжилось меньше двух лет и привело фактически к агонии державы, на престол которой сасанидская знать возвела молодого внука Хосрова Второго. Амунет вернулась к Нуну, вернулась в древнюю организацию, воспринимавшую себя выше мирских войн и правлений. Смутные времена остались в прошлом, и Амунет не стремилась вспоминать о них. Да и сама она как-то изменилась – не стала прежней, но и утратила романтический азарт своего былого образа. И так продолжалось много веков, вплоть до уайтчепелских убийств в Лондоне конца девятнадцатого века, когда Амунет увлеклась одним из инспекторов, ведущих следствие, пожелав доверить ему тайну общества слуг.
– Нет, – отрезал Нун.
– Он все равно продолжит расследование, – сказала Амунет. – Хочешь, чтобы он вышел на наш след?
– Не выйдет.
– Он уже подобрался к Сикерту. Ты помнишь Сикерта? Его письма в Скотланд-Ярд?
– Художник останется художником. Если полиция отыщет его, то не сможет ничего доказать. Он мишура, ложный ход, как и Касиньский, Бери или Чепмен.
– Не забывай еще Элизабет Уильямс, – желчно подсказала Амунет.
– Этот след уже не был моей идеей.
– По-твоему, женщина не способна быть убийцей?
– Элизабет не способна. Она обманутая жена, но не убийца.
– Кто же тогда убил Мэри Келли?
– Откуда мне знать, кто убил Мэри Келли?! Не слуга – это точно. Мы уже избавились от свихнувшихся слуг, устроивших эту резню. Хорошо еще, полиция не узнала обо всех жертвах.
– Мы избавились не от всех свихнувшихся слуг.
Они обменялись многозначительным взглядом, решив не произносить имя древнего слуги Вайореля вслух. Достаточно и того, что об этом кричало их сознание. Холдор. Скандинав. Безумец.
Он встретился с Нун и убедил его, что хочет измениться. Нун не заметил подвоха. Старый и мудрый Нун. Его возраст не уступал, а возможно, и превосходил возраст Холдора, но в его сознании не было безумия, не было этой странной психопатичной одержимости и тяги к игре, риску. Холдор забавлялся, развлекал себя. Он собрал группу слуг, посеял смуту и убедил их развлечься вместе с ним. Тех, кто отказался, он убил. Тех, кто согласился, убили Нун и Амунет. Оставался лишь Холдор. Все думали, что он сбежал – вернее, не сбежал, а просто уехал, потому что страха скандинав не знал. Да и не верил он, что кто-то из древних слуг способен победить его. Вся организация, созданная Нун и Амунет, представлялась ему не более чем клубом неудачников, которые тщатся, что приносят этому миру пользу.
– Не нужно спасать этот мир. Он сильнее, чем вы думаете, – сказал он как-то раз Амунет.
Потом был устроенный скандинавом пир и хлопоты, чтобы все уладить. Большинство слуг, готовых присоединиться к организации, разбежались. Те, кто остался, тщетно пытались все скрыть, ведя Скотланд-Ярд по ложному следу. Убийство Мэри Келли, совершенное по прошествии месяца после бесчинств Холдора и подвергшихся его влиянию слуг, свело старания Нун и Амунет по заметанию следов на нет. Часть помогавших им слуг решила, что Холдор вернулся, и сбежала. Связь Амунет с инспектором Фредериком Эбберлайном не помогала, а скорее, ухудшала ситуацию. Ум инспектора был пытлив и продуктивен. Ошибкой стала и попытка Нуна скрыть детали убийства Мэри Келли. Кто-то воспользовался суматохой и убил молодую девушку. Кто-то посторонний. Человек. Не слуга.
Промыть мозги большинству констеблей оказалось не так сложно. Лишь некоторые свидетели остались нетронутыми. Впрочем, их показания лишь сильнее запутали следствие. Нун лично встретился с суперинтендантом Томасом Арнольдом и, установив ему пару блоков, внушил желание побыстрее уладить дело. Подобные встречи слуги тайной организации провели и с большинством инспекторов. Нетронутым остался лишь Фредерик Эбберлайн.
Амунет верила, что очаровала его. Они встречались в бедных районах Ист-Энда. Хотя Амунет и пыталась вести себя изыскано, Эбберлайн не верил, что она благородных кровей. По крайней мере, на английскую знать она не была похожа. Нун не знал, как далеко зашли их отношения. Невозможно это было понять и по оживлению Амунет. Нун не верил в судьбу, но опыт подсказывал, что Амунет выбирает себе мужчин из повышенной группы риска. И если ее сердце указало на Эбберлайна, то ничего хорошего с ним не случится.
– Поэтому мы и должны рассказать о нашей организации, – сказала Амунет, когда Эбберлайн взялся за расследование убийства Мэри Келли и почти подобрался к одному из древних слуг, вынудив того спешно покинуть Лондон за день до ареста.
– Об этом знали трое, – сказал Эбберлайн, встретившись с Амунет. – И ты одна из них.
Он и не пытался скрывать, что начал подозревать Амунет в причастности к череде загадочных убийств. Не пыталась отрицать свою причастность и Амунет, лишь честно сказала, что не знает, готов ли инспектор принять истину.
– Что это значит? – спросил Эбберлайн.
– Мир намного сложнее, чем думают простые люди, – сказала Амунет. – И большинству людей не дано узнать истину. Им не нужна истина. Но ты не такой. Если наберешься терпения, то…
– Так это заговор? – лицо Эбберлайна побледнело.
Он не боялся, нет. Где-то подсознательно Эбберлайн уже давно подозревал Амунет. Но то, как она обо всем сейчас ему говорила – словно боги, которые решили принять смертного в свой чертог. И боги эти не были добрыми. Определенно. Добрые боги не могут быть связаны со всеми этими убийствами. Эбберлайн буквально чувствовал зло, слышал, как скрипят врата ада, открываясь, чтобы впустить его. Словно мрачная шутка, письмо Джорджу Ласку действительно было доставлено из преисподней.
– Ты готов узнать изнанку ночи? – спросила Амунет.
– Если это поможет раскрыть убийства, – уклончиво сказал Эбберлайн.
Амунет долго вглядывалась ему в глаза, затем сказала, что ей нужно идти.
– Я не могу отпустить тебя, – сказал Эбберлайн.
– Можешь, – сказала Амунет, коснулась его щеки и заставила забыть об этом разговоре.
Это был первый раз, когда она поставила в сознании инспектора блок. Нужно было заставить его забыть о себе, но Амунет не смогла.
Это был первый раз, когда она поставила в сознании инспектора блок. Нужно было заставить его забыть о себе, но Амунет не смогла.
– Давай я просто уеду из Лондона, – сказала она Нуну. – Сяду на корабль, пересеку океан, и Эбберлайн никогда не сможет найти меня.
Так Амунет рассталась со своим последним возлюбленным – инспектором, бывшим когда-то часовых дел мастером. В память о нем у нее осталось лишь нераскрытое Скотланд-Ярдом дело череды убийств, о котором впоследствии было написано много книг и снят не один фильм. Амунет посмотрела и прочитала их все, вспоминая Эбберлайна – невысокого, начинавшего лысеть интеллектуала, тщательно скрывавшего хромоту. Из актеров, исполнявших роль Эбберлайна, ей не понравились ни Майкл Кейн, ни Джонни Депп – остальных она не запомнила, как не запомнила большинство теорий и домыслов, которые использовали писатели, пытаясь сыскать себе славу литературного сыщика. Одним из них недоставало воображения, у других оно было слишком бурным. Несколько раз Амунет порывалась посетить могилу Эбберлайна, но так и не решилась этого сделать. Да и времени у нее на это уже не было – появилось Наследие, дикая поросль. Мир закрутился, завертелся.
– Словно часы жизни сломались, – грустно шутила Амунет, вспоминая Эбберлайна.
Шутила до тех пор, пока их организация не узнала о беременности Клео Вудворт. Сообщение доставил один из охотников, внедренный в «Зеленый мир». Еще один охотник работал на болотах Мончак, где старый Моук Анакони, бывший владелец бара для слуг в Новом Орлеане, построил целый микромир, способный принять не только слуг, но и вендари, скрывавшихся от Наследия. После того, как им стало известно о беременности Ясмин, о первом за долгие тысячелетия ребенке вендари, все эти древние потянулись в пристанище Анакони, намеренные защитить Ясмин, находившуюся сейчас с Сашей Вайнер и Клодиу. Внедренный в Наследие охотник сообщил Нун и Амунет о том, что искатели вышли на след Ясмин. Теперь оставалось связаться с Лорой Оливер, открывшей сезон охоты на Сашу Вайнер, и убедить ее предупредить Клодиу об опасности. Потому что если Наследие доберется до ребенка вендари и взрастит ребенка собственного, то баланс сил нарушится. Наследие – зло. Вендари – зло. Древние слуги – зло. Но если с древними слугами организация Нун и Амунет могла бороться, то другие были им не по зубам. Пусть монстры истребляют друг друга – судя по количеству смертей за последние годы, получается это у них очень хорошо. Вендари напуганы, не в силах противостоять в одиночку Наследию. А Наследие тонет в дикой поросли и безумии в собственных рядах. Но вот их дети обещали изменить все. Две баррикады. И на одной из них мать – Клео Вудворт, а на другой дочь – Ясмин. И еще Птах. Вернее, Клодиу. Но это уже что-то личное. Что-то в старых, циничных сердцах Нун и Амунет.
Долгие века они наблюдали за своим бывшим хозяином, богом, другом, но еще ни разу не приближались к нему так близко. Пусть он считает их мертвыми. Подобное позволяет верить, что их мрачная, жестокая сущность слуг тоже мертва. Слуг полукровки, который волею судьбы оказался покровителем Ясмин.
– Думаешь, охотник предупредит его? – спросила Амунет, когда Нун закончил разговор с Лорой Оливер.
– Хочешь отправиться к Клодиу сама?
– Нет.
– Тогда будем ждать.
– Так ты не уверен в нашем охотнике?
– Полагаю, сейчас она и сама не уверена в себе.
Нун оказался прав, как и всегда. Лора Оливер была растеряна. Причинами стали не только звонок от руководителей охотников и странная просьба, но и встреча с Сашей Вайнер. Каким бы странным ни был мир теней, обещая явить себя, человек все равно продолжает отталкиваться перед прыжком от причала своего собственного восприятия. И причалом служат сложившаяся жизнь, интересы, убеждения. Когда-то давно Амунет поняла подобное, заглянув в глаза Эбберлайна, – она хотела показать ему изнанку жизни, но поняла, что он не готов, не способен принять это так, как хотелось ей. Сейчас эту изнанку не могла принять Лора Оливер. Она разговаривала с Нун, а сама думала о том, что Ричардс, вероятно, жив и счастлив в объятиях другой женщины. Лора достала салфетку, на которой Саша Вайнер написала адрес, где можно найти Ричардса. Эта странная Саша Вайнер и еще более странный Клодиу. Кто он такой? Что он такое? И почему она должна спасать его?
Лора собрала вещи и покинула номер. Если кто-то собирается напасть на отель и уничтожить кровососов, то она не станет им мешать. И никто не сможет переубедить ее. Никто! Она прошла мимо номера, где остановились Саша Вайнер и другие кровососы. Окна были плотно занавешены.
– Чертовы кровососы! – прошептала Лора, подняла камень и бросила его в окно.
Зазвенело разбившееся стекло. Ветер всколыхнул занавески. Лора вглядывалась в разбитое окно, пока на пороге не появилась Саша Вайнер. Две женщины обменялись презрительными взглядами. «Только посмей улыбнуться», – подумала Лора Оливер, готовая вступить в смертельную схватку с кровососами прямо сейчас. Но Саша Вайнер не улыбнулась. Она развернулась и ушла назад в свой номер. Лора выругалась сквозь зубы. Руки ее тряслись, но она заметила это лишь в своей старой машине.
Теперь дать по газам и нестись к загородному дому Саши Вайнер, где, по ее словам, живет Ричардс. Была мысль связаться с другими охотниками, поручив им слежку за компанией кровососов, но Лора не хотела рисковать их жизнями. Особенно после того, как она встретилась с Сашей Вайнер и выдала себя. Да и этот странный звонок от организаторов! Почему охотники должны спасать кровососов? Мир Лоры рушился, ломался. Все, во что она верила, стало другим. Все, кому она верила, стали другими. Даже Ричардс. Даже человек, которого она любила и которому доверяла. Неужели отец ее ребенка действительно мог позволить промыть себе мозги и теперь жил с бывшей балериной? Лора уверяла себя, что не помнит ее имени, но имя настырно крутилось на языке. Джатта Ахенбах. Джатта Ахенбах…
– Вот сука! – прошипела Лора Оливер, когда увидела загородный дом Саши Вайнер. Надежда, что это был розыгрыш, рухнула.
Она оставила машину у незакрытых ворот, подошла к дому и заглянула в окно. Сердце замерло. Все мысли замерли. Холод. Ничего больше. Ричардс улыбался и выглядел на зависть хорошо. И еще эта беззаботность! Лора представила их общего ребенка, о котором Ричардс сейчас и не вспоминал, потому что некто по имени Клодиу стер ему эти воспоминания, заставив полюбить бывшую балерину. «Джатта Ахенбах», – снова вспомнила Лора.
Эта женщина сидела на диване, спиной к окну, и Лора, наблюдая за счастливой парой, не видела уродства бывшей балерины, пока та не поднялась на ноги. Вирус, передавшись от Ричардса, изменил ее некогда гибкое, пластичное тело, превратил в уродца. Плечи выгнулись назад, появился горб, а лицо… Это некогда прекрасное лицо бродвейной кокетки (Лора видела Ахенбах, когда они с Ричардсом следили за театром Саши Вайнер)… теперь это лицо больше напоминало маску старой ведьмы с выпавшими зубами и крючковатым носом. Не хватало лишь бородавки и помела, как на картинках в детских книжках. Но блоки, установленные в голове Ричардса кровососами, работали исправно. Он любил Джатту Ахенбах. Любил до вируса и любил после. Любил, потому что ему приказали любить ее. И еще он был счастлив. Лора видела это и завидовала. Разве Ричардс улыбался так, когда они были вместе? Разве в его глазах было столько тепла? Даже глядя на дочь, когда они приезжали навестить ее, Ричардс продолжал думать о кровососах, думать о том, что этот мир неидеален. Что ж, теперь кровососы заставили его забыть обо всем, подарили шанс начать новую жизнь с чистого листа.
Лора хотела уйти. Ее останавливало лишь понимание уродства бывшей балерины. Неужели Ричардс будет обречен до конца своих дней любить этого монстра? Может быть, постучать в окно или в дверь? Влепить ему пощечину, заставить все вспомнить, связать, в конце концов, и увезти в другой город, показать кровососов… «Избавить от одного уродства жизни и окунуть в другое», – хмуро отметила Лора. Что у них было прежде? Кровь? Смерть? Страх? Бесконечная гонка? Удивительно, что они еще сподобились завести ребенка! Да и то их дочь уже долгое время растят чужие люди, потому что ее настоящие родители увлечены поисками кровососов.
Лора вспомнила дом Нойманов в Луизиане, где присматривали за детьми охотников. Организаторы нашли порядочную пожилую пару. Рон и Ора Нойман напоминали сказочных добряков, которые, не имея собственных детей, подарили всю нерастраченную нежность детям чужим. Но… Как же сложно теперь доверять этим старикам! Они ведь служат организации, возглавляющей охотников. И кто-то из этой организации позвонил Лоре. Она не запомнила детали разговора, только суть – спасти кровососов. Как понимать подобное? Если, конечно… Лора не любила все эти теории заговоров, напоминавшие об отце в его последнем расследовании, когда он подобрался к кровососам, но сейчас… Что-то здесь было не так.