- Да. С Мишей вышло премерзостно, - передернувшись, ответил царь. Он вздохнул, отвернулся в угол, к иконам, перекрестился. Потом расстроенным тоном объяснил: - Я теперь часто молюсь. Грехов много накопилось, а конец уж скоро, чую. Помнишь Распутина?
- Гришку? - вырвалось у князя.
- Ну да, да, - мягко, но уже начиная раздражаться, ответил император. - Я же тогда, в тринадцатом году, как от ран оправился, его в деревню отослал. Без права выезда. Там он и умер, пьяный замерз зимой. Тоже смерть на мне! А будь он сейчас, хоть помолились бы вместе…
- Papa?, не надо так, - начал Дмитрий Павлович. - Тебе всего шестьдесят два.
- Я знаю, - оборвал его император. - Давай вернемся к итогам операции.
- Доказана невиновность Михаила, - послушно продолжил собеседник.
- Кстати о Брасовой, - перебил его царь. - Рейли покончил с собой?
- Да. Жаль, без него мы на нее не скоро вышли бы.
- Он знал об их связи с Локкартом?
- Знал. Догадывался еще вначале, когда он и Локкарт в России жили. А когда втягивал бывшего сослуживца в аферу с подделкой фунтов, намекнул, что удобно было бы работать через графиню. Локкарт купился, а Рейли получил подтверждение своей догадке. Но платежные документы по всем переводам Наталья Сергеевна исправно передавала Локкарту, тот для себя на фальшивомонетчиков досье вел.
- А что там с этим уголовником?
- После того как Иванов смог получить компрометирующие Брасову документы, он потребовал полмиллиона рублей. Она перетрусила и обратилась к Локкарту. Тот вмешался, ему ведь совсем не хотелось, чтобы графиню на чистую воду вывели. И вышел на Рейли, он ведь знал, что фальшивомонетчики работают с Ивановым. Когда Рейли заговорил, мы провели операцию «Консул-2». Выманили самого Локкарта, его взяли втихую на границе ребята Спиридовича.
- Дворцовая полиция?
- Да, мы не стали привлекать жандармов. Молчал британец недолго. С ним ведь… э-э, ну, без соблюдения уложений, все равно в живых оставлять не собирались. Он рассказал все.
- Дальше ясно, - кивнул Николай. - Итого мы имеем: Михаил… Мир праху его, но он сам виноват! Брасова теперь не опасна. Локкарт и Рейли нейтрализованы. А по части разведки как операция оценивается?
- Высоко. Установлена большая часть британской агентуры в России, проведены неофициальные зондажные переговоры с Лондоном.
- Я читал донесение, - кивнул Николай. - У тебя какое-то мнение сложилось?
- Англичане не пойдут на урегулирование отношений с нами, - твердо ответил князь. - Они считают, что Россия опасна для их интересов. Их настораживает появление наших купцов и военных на Востоке, не нравится наша самостоятельная политика в Китае. Сейчас они пытаются поддержать в Германии реваншистские настроения, готовы даже пойти на отмену Версальских соглашений, лишь бы вырастить для нас врага. И заключили фактически союз с Японией. Это, правда, не только против нас, но и против САСШ.
- Верно, - одобрительно кивнул император. - Теперь САСШ не могут вести самостоятельную внешнюю политику за пределами обеих Америк. В случае конфликта японцы закроют им Тихий океан, а английский флот Атлантику. И все, блокада. Тягаться с обоими сразу американцы не смогут. А вот мы…
- А мы? - выждав, спросил Дмитрий.
- А мы строго придерживаемся Версальской системы. И коли немцы нарушат договор, имеем право на вмешательство. Вплоть до оккупации! Что еще по «Академии»?
- Нашей «организацией» получено в общей сложности около трехсот тысяч фунтов, - похвастался князь. - Огромная сумма, операция в этом отношении вообще просто доходное предприятие.
- Я, кстати, так и не понял, откуда деньги? Ну британцы - понятно, но ведь капиталы проходили куда большие?
- А это наша фирменная задумка. Я, когда начинали, прикинул: если гнать в Лондон ничем не подтверждающуюся дезу, они быстро перестанут верить. И мы пошли другим путем, смешанная группа из сотрудников жандармской Разведчасти и офицеров разведки Генштаба готовила для нас высококачественную дезинформацию, а мы ее затем продавали за неплохие деньги. То есть британцам-то в рамках операции, а вот французам, итальянцам, югославам, японцам… Я, откровенно говоря, удивился, какой большой спрос на российские секреты. Даже чехи покупали, представляешь? За их счет мы не только финансировали свою работу, но и передали часть денег в Генштаб и Корпус, в секретные фонды. А Альбион, соответственно, получал подтверждение нашей полуправды из других мест. И верил!
- Это все замечательно. Но я считаю, что операция свои задачи выполнила. И хватит. Надо сворачивать.
- В принципе, да, - согласился Дмитрий Павлович. - В Лондоне уже подозревают провокацию. А после пропажи Локкарта и отсутствия даже попытки переворота просто перестанут нам доверять. Мы уже работаем по сворачиванию разработки, главное, сейчас поэффектней закончить. Чтобы и финал в нашу пользу вышел.
- Подумайте. Но тебе в этом участвовать уже не стоит.
Николай прошелся по кабинету, потом, дойдя до угла, резко обернулся и вернулся к прошлой теме:
- А банки? Через которые идут грязные деньги?
- А что тут сделаешь? Банки будут работать дальше.
- И дальше отмывать деньги бандитов. Хранить в своих сейфах капиталы убийц, шпионов, наркоторговцев, фальшивомонетчиков…
- Да. У нас нет возможности на них повлиять. Вот с наркоторговцами по-другому. Есть небольшой шанс испортить им жизнь. В деле участвовал подполковник Охранного Департамента Корпуса жандармов Гумилев, он…
- А что там, кстати, с Охранным? - снова перебил император. - Фон Коттен был у меня на приеме, его я лично посвятил в суть дела. А его люди?
- Обо мне, Локкарте и подозрениях в отношении Михаила там никто не знает. Про Брасову, фальшивомонетчиков и Рейли в курсе, но это нормально. А доступ к секретам как раз только Гумилев имел.
- Николай Степанович? - припомнил, наконец, царь. В последнее время он, чувствуя, как сдает память, часто пользовался подобной уловкой. Перевести разговор на другую тему, получить время на размышление… вот и сейчас, вспомнив, он вернулся к беседе: - Да, помню. Отличный офицер и поэт великолепный. Если он и смог понять что-то… сверх положенного, так будет молчать.
- Безусловно, - согласился Великий князь. - Но мне фон Коттен сказал, что Гумилев подал прошение о длительном отпуске. В Африку собирается.
- И?
- Ну, не гоже такого хорошего офицера на свой счет отправлять. Пусть в командировку съездит. Его Абиссиния влечет, и отлично. Нам она тоже интересна, заодно попросим заехать в Ливан.
- По следам этого их дела?
- Ну да. Все-таки героином тоже не хорошо торговать. А у нас все есть, адреса, пароли, приметы.
27.08.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Гумилев действительно рвался в Африку. Так уж наложилось все - и самоубийство Рейли, вызванное, как он считал, в том числе и его стихотворением, и причастность к смерти Великого князя, и чувство некоторого опустошения и разочарования, после того как он узнал, что в распространении фальшивых денег и убийстве замешана жена брата императора. Пусть не равнородная, отвергнутая Династией, но… Да и надоело ему ловить, выявлять, вербовать агентов, прокручивать хитрые… да чего уж - подлые, наедине с собой он мог называть вещи своими именами, оперативные комбинации. Да, на благо отечества. Но отечество сейчас волнуют не проблемы терактов большевиков или «Объединенных эсеров», а любовные игры жены Великого князя с английским шпионом. Хотелось в Африку. Бродить по Эфиопскому нагорью, спать в шатре, исследовать таинственные, сказочные земли… И Николай Степанович подал прошение об отпуске. Длительном, в Абиссинии он планировал пробыть около года. Но слова генерала о командировке насторожили.
- Поясните? - спросил Гумилев.
- Тут надо начинать издалека. Дело Коттоне не забыли?
- Нет, разумеется.
- Ну вот. Фальшивые деньги - это для него так, случайный приработок, по сути. Главное - наркотики.
- Я помню, Торопов из погранстражи Сиволапову рассказывал.
- Да. Так вот, вы ведь в Африку собрались?
- Точно так, в Абиссинию.
- Будет такая возможность, даже за казенный счет. Про негуса эфиопского с Разведчастью пообщаетесь, а вот у нас другая мысль есть. Вы могли бы поехать туда через Ливан?
- Химики? - мгновенно вспомнил подполковник. - Которые из опиума героин делают?
- В общем, да. Ливан - это французский мандат. У вас неплохие связи в Париже, верно? Ну, а у разведки есть люди в Ливане. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь скоординировал действия. Лаборатории желательно уничтожить, причем в строго оговоренное время.
- Почему так важно время?
- Турки привезут опиум на переработку. Отдадут его в Ливане, а деньги должны будут получить в Турции. И если в это время лабораторию и запасы наркотика уничтожат, сицилийцы потеряют деньги. И с оплатой у них возникнут проблемы. Это последняя операция в той разработке, по которой разведка Рейли брала. Прощальная, можно сказать.
21.11.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов
29.10.1930. «The Times».
Кровавое убийство в Ливане!
Вчерашний налет неизвестных преступников на виллу гражданина Италии Чезаре Руссо, в окрестностях Бейрута, еще раз продемонстрировал, что ситуация в этой стране далека от стабильности. Нападавшие взорвали виллу, убили семерых граждан Италии, включая хозяина имения, и четырнадцать человек из числа охраны и слуг поместья. Французские власти не проявляют большого рвения в расследовании…
Подполковник Сиволапов перечитал выпавшую из конверта газетную заметку и улыбнулся.
«Молодец Степаныч, - удовлетворенно подумал он. - Лихо, двадцать один бандит! Интересно, кто там виллу-то штурмовал? Эфиопы его знакомые или арабы, Разведчастью прикормленные? Что тут у нас дальше-то в письме? Ага:
«Что еще написать? Я, ты знаешь, прозою плохо передать могу. Лучше стихами. Вот это, пожалуй, выразит все мои переживания. Опубликуют его в «Альманахе муз» только в марте, но тебе посылаю сейчас - цени!»
Владимир снова расплылся в довольной улыбке и прочитал:
ДОРОГА
Вот судьба моя, - лента странствий
От Кронштадта до Сомали.
Я блуждаю один в пространстве
И не вижу своей земли.
Золотые края Колхиды -
Ах, читатель, не осуди, -
На меня возлагали виды,
Но по-прежнему я в пути.
В утонченном раю Парижа
От поэзии и вина
Я пьянею, но знаю, вижу,
Что дорога еще длинна.
Дальше, дальше… Александрия,
Дамиетта, Бейрут, Харрар…
Ощущаю огонь внутри я,
Не дающий покоя жар.
Все не то, - города и горы,
Гибралтар, Африканский Рог.
Это призрачные узоры
В паутине моих дорог.
В мире странствуя без опаски
Сорок пять бесконечных лет,
Я свободно меняю маски:
Путешественник и поэт,
Казанова, глава охранки,
Ясновидец и чародей…
Я беспечен, но бдит Архангел,
Отводя череду смертей.
Значит, путь мой не бесполезен,
Значит, правильно я иду,
Значит, в сонме стихов и песен
Я Поэму свою найду.
Значит, скоро в краю суровом
Я на деле, а не в бреду
Обуздаю пространство словом
И страну свою обрету.
* * *
«Ох, Степаныч, - подумал чуждый тонким переживаниям подполковник. - Стих-то отменный, но вот Бейрут ты зря помянул. Хотя, с другой стороны, все равно посторонний никто не поймет. А вот кому положено - поймут и порадуются. Торопов с Ежевским те же, они его поэзии большие поклонники, помнится. А про главу охранки, это ты загнул! Хотя… чего в жизни не бывает».
С этими мыслями Сиволапов аккуратно сложил письмо и спрятал его в ящик.
«Потом еще перечитаю, - решил он. - Все ж стихи, вот не отнять у него, цепляют за душу…»
Часть II
Глава 1
Возвращение
12.11.1931 г. Российская империя. Санкт-Петербург
После удачной, давно лелеемой в мечтах поездки, где почти отрешившемуся от служебных забот Гумилеву удалось пройти с юга на север лежащую между Абиссинией и Красным морем Данакильскую пустыню и исследовать нижнее течение реки Гаваша, еще месяц он любовно обрабатывал привезенный материал. Отчеты ушли в два адреса. Один - в Академию наук, немедленно опубликованный сразу двумя журналами, и второй, секретный, но от того отнюдь не менее обширный - в Разведчасть Жандармского корпуса.
Вкупе с благодарностью коллег из разведки Николай Степанович получил по выходу из отпуска императорское благоволение, связанное, как он подозревал, не столько с его африканскими трудами, сколько с предыдущей разработкой, вспоминать о которой не рекомендовалось, да и не хотелось. И являясь по начальству, полковник предполагал неспешное вхождение в курс происшедшего за год, непременные африканские байки сослуживцам и уж только потом неизбежный вихрь должностных забот.
Не сложилось. Вернувшись из долгой, занявшей почти год, поездки в Африку, Николай Степанович очутился в ситуации, именуемой обыкновенно «с корабля на бал». Бал, правда, случился совсем не веселый. Седьмого ноября, на следующий день после выхода его на службу, террористы боевой группы эмигрантской «Объединенной революционной социал-демократической партии», в просторечии «Объединенки», отметили десятилетие «революции двадцать первого года». Боевики перехватили на дороге в Царское Село автомобиль Великого князя Бориса Владимировича. Второго наследника трона после сына императора, мужа дочери Николая, княгини Ольги. Засада была организована грамотно, князь погиб вместе с шофером и десятком казаков охраны.
В связи с взорвавшей империю трагедией начальник Охранного Департамента оставил Гумилева при себе, поручив обобщение приходящих со всех концов России материалов, связанных с всплеском левого террора. Боевиков искали те, кому заниматься розыском положено по штатному расписанию, а Николай Степанович круглосуточно пытался свести льющийся на штаб-квартиру поток донесений, отчетов, сводок наружного наблюдения и сообщений внутренней агентуры воедино, каждые три часа укладывая на стол начальнику итоги розыска.
* * *
Результаты пока не обнадеживали. Нет, принадлежность убийц к «Объединенке» выяснилась сразу, об успехе вопили все газетенки красной эмиграции, кампанию подхватила легальная пресса, как в России - пока еще ужасаясь и требуя наказания злоумышленников, так и за рубежом, часто с затаенным злорадством.
Установить же конкретных исполнителей и организаторов пока не удавалось. Все прошедшие дни шли повальные обыски и аресты известных жандармам подпольщиков, сочувствующих подполью, подозреваемых в связях с подпольем… Под беспощадным нажимом ведущих офицеров агентура Корпуса без оглядки на возможность расшифровки пыталась выловить хоть какую-то информацию. МИД давил на Британию и Германию, основные пристанища антиправительственной эмиграции. Но до сих пор плоды усилий всей карательной машины империи сводились к одной, навязшей в зубах до зубовного же скрежета канцелярской фразе: «установить не представилось возможным», а потому домой полковник не уходил уже четвертые сутки, прихватывая минуты в кабинетском кресле.
* * *
Покушение явилось лишь одной из серии акций, спустя сутки прогремел взрыв нефтяных складов в Мемеле. Остальные эксы удалось предотвратить, социалисты традиционно насыщались агентурой достаточно плотно. Власть реагировала на смерть члена правящей династии свирепо. Закрывались лишь тремя годами ранее разрешенные либеральные газеты, запрещалась деятельность легальных социалистических партий. Разгон левой оппозиции шел в нарушение всех законов и установлений. Повод имелся весомый, практически сразу из донесений внедренных в эмигрантские круги агентов, близких к самому главе «боевки» Савинкову, стало известно, что покушение на Великого князя затевалось в расчете на то, что в автомобиле будет и его жена. Старшая дочь Николая II, Ольга, «серый кардинал» российской политики, за последние годы ставшая второй, после императора, ключевой фигурой в России. Последнее обстоятельство, известное, в общем, многим, жизнь жандармам ныне только осложняло, вызывая и у царского окружения, и у теряющейся в догадках общественности неприятные вопросы.
Уже поползли слухи о том, что убийц покрывают сверху, что Бориса Владимировича приговорила сама княгиня. Резоны для сплетен имелись, супруги давно жили отдельно, брак вообще изначально во многом был формальностью, страховкой царя, обеспечивающей любимой дочери поддержку и опору на случай ожидаемых тогда, в далеком четырнадцатом, покушений на самого Николая II. После эсеровского теракта, унесшего в 1913 году жизнь жены и наследника императора, царь был внутренне готов к смерти от рук террористов. И оставить дочь одну, без поддержки не хотел. А Борис Владимирович стоял в очереди наследников трона первым, в случае смерти императора корона переходила к нему. Николай знал, что ни о какой любви в этом союзе говорить не приходится, князь не собирается расставаться с веселой жизнью, Ольга против этого решения… но было бесспорно и то, что Борис, несмотря на все свои недостатки, цесаревну не бросит ни в каких обстоятельствах. Что, собственно, и стало решающим аргументом.
Детей у них не было. После войны и усмирения внутрироссийских бунтов супруги, сохранив формально семью, разошлись. Великий князь жил в своем роскошном, обставленном в английском стиле особняке в Царском Селе, а княгиня… Княгиня не расставалась с отцом и управляла страной. Теперь в высшем обществе ее называли «Ольга II», сочетая в намеке память о первой «Ольге», киевской княгине, и «Второй» Екатерине, Великой, императрице позапрошлого века.