В БЕЗДНЕ ВРЕМЕН. ИГРА НА ОПЕРЕЖЕНИЕ - Алексей Рюриков 39 стр.


Генерал замолчал.

- Ваше высокоблагородие - начал подождав, Гумилев. Я так понимаю, Флеш - агент Департамента?

Коттен вздохнул, допил воду и вытащил еще одну папиросу, сказал тихо:

- Нет.

Покрутил неспешно шеей во внезапно ставшем тесным воротнике мундира, и продолжил:

- Он не был агентом, он был сам по себе. Бандит. Но если с ним встречался кто-то… кого он знал лично, и намекал, что для государя и отечества следует, чтобы определенная фигура была… э-э, нейтрализована, Флеш не отказывался. Взамен получал сведения о его поисках и документы. Ну и так… по необходимости.

- Государь… - выхватил главное слово полковник.

- Нет! - резко отказался начальник Охранки. О существовании неких… контактов с уголовными знали лишь трое. Я, шеф Корпуса Глобачев и Мартынов, его заместитель. Но работал с Флешем я один, остальные только имели сведения. Озабоченность наверху высказывали лично мне. Никоим образом не подразумевая… Понятно?

- Да - ядовито усмехнулся Николай Степанович. Конечно, понятно. Никоим образом! И что теперь?

- Теперь я не участвовал в побеге Флеша! - рявкнул фон Коттен. И тут же вновь сник:

- И не знаю, кто ему помогал. А помогали - без этого он из Акатуя бы не ушел.

- Вариант с его подельниками, не рассматривается?

- Нет, конечно.

- Но почему? Насколько я понимаю, денег Дубинин награбил немало? Где-то ведь они лежат? И за такие суммы…

- Нет - махнул рукой генерал. В том-то и дело, нет у него денег. Подельники да - Флеш молчал, и из них никого не взяли, они на воле. А вот деньги его пропали.

- Как пропали?

Генерал снова помолчал, наконец закурил папиросу, и пробурчал:

- Он грабил не лучших представителей общества, видите ли.

Полковнику разговор нравился все меньше.

"Черт - подумал он. Теперь, похоже, выясняется, что руководство Корпуса еще и наводчиками у урки подрабатывало. Убийства, разбои, что еще? Не зря с утра настроение поганейшее".

И тут же, независимо от течения серьезнейшего разговора, в голове возникли строки:


"В ночь, когда Люцифер зажигает звезду мою,
Серп луны отливает кровью…"


И автоматически кивнув начальнику, поэт, на секунду взявший верх над контрразведчиком, тут же продолжил:


"Я листаю старинную книгу и думаю
О забытом средневековье".


"Вот уж точно, средневековье. И кровью отливает, вот именно. Предлагал же мне Иванов - иди ко мне, на Жандармские курсы. И почему отказался? Учил бы молодежь плану розыска да допросной тактике".

А Коттен после паузы продолжил:

- Часть добытого Флеш переводил на особые счета, для финансирования наших операций. Особенно поначалу, когда еще представлял себя фигурой идейной, реакционно-монархической. Бюджет Охранного тогда расточительностью не отличался, да и весь государственный… Ну не было денег у державы! - со злостью выговорил Коттен. Не было! И чтобы работать, пришлось поддерживать в Дубинине чувство причастности к защите трона. Такое, знаете, не впрямую, полунамеком, ощущение, что на нем и государь и государство держится. Человек же себя мазуриком никаким не считает, ему завсегда оправдание перед собой иметь надо. Ну а лучше патриотизма - что тут придумаешь?

"Да - мысленно согласился Николай Степанович. Ты делаешь из человека помощника, корежишь ему душу, развиваешь в нем охотничий азарт. А взамен даешь почувствовать избранность. Чувство потаенного превосходства над остальными. Всегда, даже когда это мелкий "инициативник", осведомляющий околоточного о том, с какого лотка бабы яблоками с недовесом торгуют. Понятно, почему Фридрихович так раскис. Наверняка сам вербовал Флеша. Так всегда бывает - ведь с серьезным агентом сближаешься, самое заветное о нем порой узнаешь, не чужим тебе уже человек становится. И потом его, даже и за преступление тяжкое - сдавать тяжело. Предателем себя ощущаешь".

Сейчас, несмотря на услышанные тайны, он - опытный розыскник и агентурист, понимал начальника. И мог только жалеть коллегу.

"Вступать в благословенную дьяволом связь, а наша работа - именно дьяволом отмечена, души людские переменяем, так вот - это опасно. Всегда, даже если и наружу не выйдет. Ломая чужую душу - изменяешь свою.

Что-то меня последнее время на философию потянуло - подумал Гумилев, и усмехнулся этой мысли. Возраст?"

Полковнику было сорок восемь лет. Из них он два года воевал, год служил военным агентом, а последние семнадцать лет состоял в жандармах. Поведанное генералом его не смутило. Удивило, да. Но не возмутило. В рассказе присутствовала железная логика профессионала. Человека, защищающего отечество. Любыми путями… эффективными, разумеется. Хотя услышанное слегка ошеломляло - все же, этакие методы были чересчур даже для жандармского корпуса.

Мысли снова унесло в сторону, смешало с рождающимся стихотворением. После строчки о средневековье перед глазами немедленно всплыли соответствующие разговору персоны этого самого средневековья, и пришло рифмованное, в такт разговору продолжение:


"Времена Жиль де Реца, Лойолы и Борджиа
Спорят рыцари и монахи…"


"Да уж - тихо вздохнул он про себя. Рыцари… Защитники империи, опора строя… Вон, напротив такой сидит. Какие уж тут, в наше время, рыцари. Как это Глобачев говорил: "не идут ангелы в Корпус, крылья испачкать боятся". Верно… А в строфе это будет… пожалуй, вот:


"Так и чудятся мне, и взираю до дрожи я:
Палачи, топоры и плахи …"


Нет, не то. Логика хромает… Ладно, хватит - оборвал он себя. К делу. Придется искать Дубинина, это ясно. Но вот вопросы…"

И он немедленно спросил у терпеливо ждущего генерала:

- Ваше высокопревосходительство, и все же. Почему мы уверены, что у Флеша нет денег? Это первое, и второе: если я правильно понял, устроить ему побег могли Глобачев или Мартынов, так?

Собеседник молча кивнул.

- Но зачем? И какая цель сейчас стоит передо мной? Найти - понятно. И?

- Денег у него точно нет - повторил Коттен. Я ручаюсь. Максимум - какой-то запас в несколько тысяч. Побег кроме нас троих устраивать некому, хотя… я ничего не могу исключить. Но Акатуй - наша вотчина! Не мог там никто другой воду мутить. А цель…

Он в который уже раз вздохнул, и понизив голос сообщил:

- Государь при смерти.

- Точно? - невольно вырвалось у полковника.

- Точно - кивнул старик. И я не знаю, зачем вытащили Флеша именно сейчас, но чувствую, понимаете, Николай Степанович? Чувствую, что это связано. Что-то затевается. Не знаю что, но не стал бы никто из них по мелким поводам так рисковать. А зачем, сами посудите, может понадобиться Флеш? Специализация у него, знаете ли, одна - душегубство. Я предполагаю, что он должен убрать какую-то влиятельную особу. Ну, может, устроить взрыв, или поджог, или там, еще какой-то теракт, но это вряд ли.

Коттен тоскливо посмотрел в окно, опять вздохнул, и продолжил:

- А цель - понятно, какая цель. Вы должны обезвредить Дубинина. Любыми средствами, слышите голубчик? Лю-бы-ми. И узнать, кто и зачем его освободил. Если последнее не получится - ну что ж… Будем надеяться, что убрав Флеша эти планы мы сорвем.

- Вы разговаривали с… остальными?

- Конечно - генерал пожал плечами и впервые за время разговора чуть улыбнулся: Они озабочены.

- Ясно - хмыкнул в ответ Гумилев. В профессионализме Глобачева и Мартынова, начинавших в охранке еще задолго до войны он не сомневался. Надеяться на их прокол или признание не приходилось.

- Как предполагается мне действовать?

- В Читу сегодня вылетит ротмистр Берия, вы его знаете.

- Прекрасно знаю, еще с Тифлиса.

- Он полетит проверять тюрьму. Не думаю, что ему посчастливится сразу сыскать виновных, но отработать стоит, да и разбираться с фактом побега в любом случае необходимо. Лаврентий Павлович грамотный дознаватель, все что можно - сделает. Вы летите тем же самолетом, с военными я договорился. Да, самолет будет в вашем распоряжении, решите вылететь в другое место или вернуться - распорядитесь пилоту. Берия тоже будет подчиняться вам. В Чите вас встретят, можете использовать любые возможности Корпуса. В других местах - через меня. О том, чтобы не было противодействия, я позабочусь. Что-то еще?

- Дела на Флеша?

- Полицейское можете посмотреть в любое время в Сыскной. Судебное и его офицерский формуляр - у моего секретаря.

- А наблюдательное дело?

- А у нас его нет - пожал плечами генерал, и подумав, добавил: и никогда не было.


Восемнадцать часов спустя, самолет Си-50.

"Задача - в очередной раз задумался Гумилев. Никаких выходов в старых делах нет. Впрочем, это изначально ясно было, в Сыскной не дураки сидят - вычислили бы. На Акатуй надеяться нечего, тут Коттен прав. Там раскопать-то многое можно, но не быстро. Приметы Дубинина есть у каждого городового, всероссийский розыск объявлен сразу же, это понятно, это делается. Но если его в прошлый раз пять лет не могли найти - так и еще пять не найдут. Связи неизвестны, на чье имя документы - неизвестно, куда он направился - неизвестно. Весело.

"Задача - в очередной раз задумался Гумилев. Никаких выходов в старых делах нет. Впрочем, это изначально ясно было, в Сыскной не дураки сидят - вычислили бы. На Акатуй надеяться нечего, тут Коттен прав. Там раскопать-то многое можно, но не быстро. Приметы Дубинина есть у каждого городового, всероссийский розыск объявлен сразу же, это понятно, это делается. Но если его в прошлый раз пять лет не могли найти - так и еще пять не найдут. Связи неизвестны, на чье имя документы - неизвестно, куда он направился - неизвестно. Весело.

Да и дельце с душком. С таким душком - дальше некуда. Выпало нам времечко, грязь и кровь… Впрочем - оборвал он себя, - чего бога гневить? И Африка, и книги мои, и… да пожалуй, и всегда так было. И в средние века те же - не только ведь Борджиа - и Петрарка тоже, менестрели, художники…"

Прервав размышления, он, достав записную книжку, набросал строфы к так тяжело достающемуся стихотворению:


"Время Жиля де Реца, Лойолы и Борджиа,
Но еще и певца Лауры…
И гляжу неотрывно до боли, до дрожи я
На цветные миниатюры".


"А вот дальше, пожалуй, и лягут прошлые строки, своего рода вывод, а затем…"

В поисках рифмы к "нарисованы" всплыли "совы" и "соборы", сложились в строчку, строфа логично завершилась "рыцарями и монахами":


"Проплывают соборы с крестами и совами,
Спорят рыцари и монахи.
Так смешно и не страшно совсем нарисованы
Эти виселицы и плахи.
Размышляя об этой эпохе неистовой,
Я спокоен, мой князь рогатый…"


- Николай Степанович - сбил с ритма сидевший в соседнем кресле ротмистр, - садимся вроде?

- Да - кивнул, выглянув в иллюминатор, полковник, с сожалением убирая в карман кителя записную книжку. Похоже, Екатеринбург. Видимо опять дозаправимся. Я выйду, на аэродроме может быть радиограмма о ходе розыска.


22 ноября 1934. Чита.

"…обугленный торс, из которого выступает шейный отдел позвоночника с основанием черепа, верхняя половина бедер и части рук…

…в гортани и сохранившейся части трахеи отложений сажи не обнаружено…"

Гумилев быстро читал акт вскрытия трупа, одновременно поглядывая в лежавшую на столе ориентировку:

"Департаментом Сыскной полиции МВД разыскивается совершивший побег из каторжной тюрьмы "Акатуй" ДУБИНИН Андрей Афанасьевич, он же Микульский Сергей Станиславович, он же Косых Аркадий Леонидович, он же…"

"Ну, фальшивые имена тут не помогут - усмехнулся он про себя. Где там приметы? Ага…"

"Словесный портрет: рост - ниже среднего, 165 сантиметров; телосложение - худощавое; лицо - овальное…"

"Рост, сложение - сходится. Лицо, волосы - это мимо, не сверишь. Дальше?"

"Особые приметы: в районе живота спереди, справа от линии позвоночника, шрам от пулевого ранения; на левом предплечье шрам от пулевого ранения; на левой голени, шрам от осколочного ранения, длинный, вытянутый вдоль ноги, длинной около 8 см.; на внутренней поверхности правой ладони узкий шрам длинной около 4 см. от ножевого (предположительно) ранения".

"Ага… Голень, руки - сгорели. Живот? Странно…"

Он вернулся к началу акта, и перечитал:

"…передняя часть живота разорвана, возможно, деталью автомобиля…"

"Странно - снова подумал полковник. Как-то очень удачно труп горел, а?"

И тут же поинтересовался у Кормильцева, начальника местного жандармского управления:

- А почему решили, что это Флеш?

- Рядом паспорт найден, обгорел, правда.

- Паспорт Дубинина? - изумился полковник.

- Нет, зачем? - пожал плечами Кормильцев. Фальшивый паспорт. Но фотопортрет в нем - его.

- А почему не сгорел?

- Так он в пальто был, во внутреннем кармане. Видимо, пальто Дубинин в автомобиле снял, остался в поддеве. При ударе пальто выбросило. Оно тлело немного, по левой поле, но снег ведь кругом. Потухло. Да и горит сукно не очень, а там подклад толстый.

- Так. И что паспорт?

- Так вот-с, прошу - местный подполковник с готовностью протянул документ. Выдан на имя Суконцева Николая Еремеевича, из Омска. Установили, что в графах с фамилией имеются следы исправлений - подчистка и дописывание, по видимости. И фото переклеено. Но чисто сделано, старательно. Подделку только криминалист выявил. Кабы не Дубинин на фото - так мы б долго не чухнулись.

- С Омском связались?

- А как же? Сразу. Краденый документ, три месяца как.

Гумилев внимательно изучил паспорт.

"На фото похоже, действительно Флеш - подумал он. Труп сильно обгорел, ничего не дает. Паспорт во внутреннем кармане пальто - логично. Снял пальто в машине - тоже логично, Дубинин щеголь, пальто дорогое, боялся помять… Поддева… Та-ак!"

- А в чем вообще был одет покойный? - поинтересовался он.

- Сейчас - кивнул читинский коллега, достал из лежавшей на столе папки протокол, и иногда сверяясь с ним начал рассказывать:

- Ну-с, вот: поддева из овчины, обгорела сильно, только куски нашли. Но и так ясно - наша, местная работа. Теплые они, и смотрятся хорошо, их по деревням многие делают. Но меток никаких не производят, кто пошил - не установишь. Далее, пиджак. Видимо был серый, шерсть. Следы обгорелые остались. Брюки такие же. Похоже, костюм. Более ничего не сказать - сгорел. Рубашка полностью сгорела, галстук, если был - тоже. Кальсоны шерстяные, фабричные, синего цвета. Верх на ногах сохранился, но ярлычка нет. Валенки, похоже, были, обугленный кусочек нашли. Видно катанка обычная, несомненно, только в дорогу надел. Там же еще вместе с пальто ботинок нашли, тоже выпал. Вот ботинок хорош, французская работа. Вишневого цвета, кожа, высокий верх. Новый, явно не надеванный.

"Сходится - прикинул Николай Степанович. В дорогу надел валенки и поддеву, пальто и ботинки - отложил. И тепло, и в снег если вдруг выйти, и вид не теряют. Костюм снять не мог - переодеваться не во что, да и смысла нет. А местные, кстати, молодцы. Тщательно место осмотрели, грамотно".

Он еще раз просмотрел паспорт, и задумался. Офицеру особых поручений при начальнике Охранного Департамента, как именовалась его должность, ситуация не нравилась.

"Странность какая-то мелькала - вспомнил он. Что же мне такое померещилось, необъяснимое? Одежда - ясно, паспорт - ясно… черт! Труп!"

- Павел Афанасьевич - обратился полковник к собеседнику, - а не глянем на тело, а?

- Отчего ж, глянем - согласился тот. Акт медиков - пожалуйте с собой, вдруг что непонятно будет, да и пойдем. Он тут, в холодной лежит.


***

В небольшой комнатке, в подвале Управления было действительно холодно, и пахло как в морге - противно.

- Вскрывали здесь? - понял Гумилев.

- Здесь - кивнул Кормильцев. Всегда тут вскрываем, у нас при больнице морг дрянной, неудобно.

- А того, кто вскрывал, можно вызвать?

- А чего его вызывать? Ждет. Сейчас кликну.

Вошедший пожилой невысокий толстячок отрекомендовался Ильей Прокопьевичем, врачом "с огромным стажем. Да-с!" Что, однако, большого впечатления на столичного гостя не произвело. И первый вопрос был:

- Чего-то странного при вскрытии не заметили?

- Было - кивнул доктор. Кости такие, знаете, необычайно слабые. Как у женщины. Я даже подивился, но сомнений в мужественности нет - уд хоть и обгорел, однако ж, в сохранности, где и быть полагается. Впрочем, по ориентировке покойник фигуру имел худощавую, так что…

- А почему сажи в дыхательных органах нет?

- Действительно, странно - согласился Кормильцев. Но может, он сгорел, а не задохнулся?

- Не мог - возразил Гумилев. Никак не мог, если живой горел. Доктор?

- Да, я специально написал об этом в акте. Медицина тут точно еще не разобралась - ответствовал Илья Прокопьевич. Ежели, скажем, потерял сознание от удара при остановке, а потом воздух сверху поступал…

- На окись углерода кровь смотрели? - перебил его Николай Степанович.

- Помилуйте, господин полковник! Он же ведь только сегодня поступил. А что, сомнения имеются?

- Имеются. И не только сажа - у Дубинина шрамы на руках, ногах и животе. И вот ведь совпадение: ну, руки, ноги - ладно, сгорели. Но ведь и живот разорван, верно? И как нарочно - там, где шрам был.

- Тогда глянем, а как же. Что-то еще?

- Да. Кости распиливали?

- Гм - задумался врач. А ведь вы правы. Я читал в журнале, немецкое исследование, вскрытие по мошенничеству со страховкой, лет пять назад.

- Именно - кивнул полковник. Дело Тецнеров, известный случай.

- Знаете - покачал головой Илья Прокопьевич - я, пожалуй, еще тогда жировую эмболию 2) посмотрю, и…

- Сколько времени вам нужно? - прервал его Гумилев.

- Да вот прямо сейчас займусь, к вечеру предварительно скажу.


***

"…при распиле суставной головки правого плеча, обнаружены остатки хрящевых планок на стыках суставов длинных трубчатых костей…

…таковые планки имеются исключительно у особ, возрастом не свыше двадцати трех лет…

Назад Дальше