– Не надо.
– Я только покажу, как сильно люблю тебя.
– Давай не сегодня, ладно? – попросил Койот и отвернулся. Просто не мог смотреть, как жена ему делает бесплатно то, за что Фламинго содрала с него почти десять баксов.
Так нечестно. Он чуть не жил на работе, каждое утро заставляя себя тащиться в «Луэллин фуд», глотая кофе, чтобы не уснуть под ярким искусственным светом на совещаниях по стратегиям с Носорогом и Трубкозубом. За это он получал высокую привилегию отдавать ползарплаты в качестве налогов на прибыль и собственность. Он выкраивал деньги на медицинскую страховку, тогда как другие обращались в неотложку под чужими именами. Весь его район жил на подачки: бесплатные иглы для шприцов, зубные клиники, жилье, продуктовые талоны… Все, что Койот с трудом мог себе позволить, остальные получали даром: сотовые для бездомных, автобусные проездные… Если Мангуст и Бурундук не играли в стритбол, то симулировали травму спины, чтобы получить бесплатную парковку на стоянке для инвалидов. Фламинго бесплатно получала гондошки по государственной программе, а с клиентов драла за них по три бакса. Наконец, самое главное, у соседей Койота имелось свободное время.
Оплачивая чужие счета, Койот не успевал даже посрать толком. Зато у других хватало времени собраться на акцию протеста и потребовать больше субсидий. Пока Койот жрал бутерброд с колбасой за рабочим столом, его соседей по району показывали по телевизору в новостях или у них брал интервью какой-нибудь сердобольный журналист из газеты. Беднота Сиэтла так голодала, что из всех болезней бояться могла только ожирения.
Койот тянул свою лямку и лямочку за окружающих.
Как-то раз, когда он сидел у себя в кабинете-клетушке, ему позвонил Бобер из кадров. Взяла с места в карьер:
– Как скоро сможешь быть в Орландо?
Она сказала:
– Ситуация назревает.
Койота ждал билет, и, чтобы поспеть на рейс, пришлось шевелить булками.
Он ушел с работы пораньше и отправился домой собирать вещи. Подъехав, застал жену на соседней веранде: та сидела с Быком и Оленем, попивая из баночки пиво, хохоча беззаботно, будто не замужем и ребенка у нее нет. Схватив ее за руку и утащив домой, Койот спросил:
– Что тебе наплели эти неудачники?
Он спросил:
– Обосрали меня?
Койот теперь наведывался к Фламинго минимум раз в неделю, а в среднем – раза два или три. Черт, бензин и тот был дороже отсоса. Даже если дочка не плакала по ночам, Койот все равно укладывал ее на заднее сиденье, пристегивал и ехал кататься. Фламинго оставалась для него просто пурпурным колечком, следом на члене. У нее даже лица не было, а вот ленивым уродам не нашлось иного занятия, кроме как шпионить за Койотом и распускать сплетни. Если слух дойдет до жены, она не поймет.
– Бык назвал меня красивой, – ответила жена. – Олень сказал, что моему мужу страшно повезло.
– Знаешь, – возразил Койот, – не стоит верить всему, что говорят.
Он сам не заметил, как перешел на крик.
Оскорбленная, супруга ответила:
– Дорогой, не такие уж они и плохие. Тебе бы тоже послушать их истории.
– Не стану я никого слушать. У меня глаза есть!
Эти животные – прирожденные лгуны. Они подделывают документы на соцобеспечение и крадут чужую почту, проворачивают с ней аферы. Олень отмотал срок в тюрьме, а Бык и того хуже: каждую ночь снимает Фламинго – платит пятерку за отсос. Фламинго выглядит как ходячий мешок с мандавошками или чем она там болеет, а значит, Бык заразился. Койота несло: он утверждал, будто Бык отсидел в тюрьме за изнасилование Газели. Олень – за продажу детского порно. Фламинго чуть не каждый месяц бегает делать бесплатный аборт; в клинику ходит как на работу. Койот не понимал, как человек, называющий себя «добрым» католиком, может общаться с бывшими зэками, на совести которых – длинный след из нерожденных детей Фламинго. Койот прервался лишь на мгновение – чтобы жена расплакалась и принялась молить о прощении.
Жена рассмеялась.
– Аборты? Это Фламинго-то?
Койот ждал. Мысленно запретил себе бить жену. Ждал, пока она отсмеется.
Наконец жена отдышалась.
– Фламинго даже не девушка.
Кровь словно испарилась через поры на коже. Руки стало покалывать.
Жена, вновь рассмеявшись, сказала:
– Фламинго… как это называется… – Она постучала себя кулаком по лбу, щелкнула пальцами и воскликнула: – Трансвестит! – От нее несло перегаром. – Ты бы свою рожу видел!
Койот отвесил жене оплеуху.
Жена упала, прижала руку к губам. Взглянула на кровь на ладони. Крови было немного, но жена смотрела на эту красную капельку, совсем крохотную, ничтожную, как на знамение конца света.
Схватив ключи со столика в прихожей, Койот выскочил из дома. Так и не убрав из салона пустое детское кресло, выехал на дорогу и вклинился в густой поток других машин, в которых ехали никуда взбудораженные незнакомцы. Койот знал, что брак – это как в кино, где все самые счастливые моменты спрессованы в трехминутную предысторию. Отчасти его работа в том и состояла, чтобы показывать посетителям супермаркетов эти предыстории, а после просить денег за остальную часть фильма. Койот знал: он еще не успел пристегнуться, а жена уже наверняка позвонила в полицию. Стояла одна из тех холодных ночей, когда быстро темнеет, и вот уже Койот колесил по улицам в поисках Фламинго.
– Мало того, что себе жизнь испортил, – бормотал он, – так еще загубил жизни жены и ребенка. Только Фламинго не пострадала.
Койот прямо видел, как хватает ее за тощую шею, – так и не научила никаким супертехникам.
Он открыл все окна, впустив в салон ночной воздух, и пел вместо украденного радио. Долго ездить не пришлось – Фламинго стояла на обычной точке, среди мусорных баков. Койот подъехал, и она просунула голову в окно.
– У тебя хороший голос, – заметила она. – Если хочешь, буду у тебя на бэквокале, сексуальной певичкой.
Она открыла дверь и забралась в салон.
Койот взглянул на ее страшенный парик, на пурпурные губы. Между ним и Фламинго лежали пробники леденцов от кашля в похожих на упаковки презервативов пакетиках. А среди них – мелочь. Фламинго знала грязные тайны Койота и все равно обрадовалась его визиту.
Она спросила:
– Где твоя лялька?
Койот хотел спросить, мол, а где у тебя киска, но сдержался. Плавно остановив свою колымагу, он сказал:
– Знаешь, я сегодня жену ударил.
Правда слетала с губ урывками, короткими фразами.
Он сказал:
– Я пришел убить тебя.
Он чуть не расплакался, но подумал, что это будет уже чересчур: слезам никто не поверит. Койот ждал, что Фламинго выскочит из машины.
Протянув к нему руку, она сказала:
– Папочка, я знаю, что ты меня обсчитываешь.
Обняв Койота за шею, она притянула его к себе. Койот не сопротивлялся. Упал, запутавшись в ремне безопасности, прижавшись щекой к мини-юбке Фламинго. Слыша ее запах, он произнес:
– Я умираю каждый день своей жизни.
Койот сам не заметил, как уснул.
Феникс[24]
Ночью в понедельник Рейчел звонит в другой город. Сидя в номере мотеля в Орландо, она прижимает трубку к уху и слушает: гудки. Смотрит в экран телевизора, листает каналы, выключив звук. Пятнадцать гудков. Шестнадцать. Тэд, запыхавшись, берет трубку после двадцать шестого. Рейчел просит передать трубку дочери.
– Пойду позову ее, – отвечает Тэд, – но чудес не обещаю.
Слышно, как он кладет трубку на кухонную стойку. Его голос звучит то громче, то тише – Тэд бродит по дому и зовет:
– Эйприл, милая! Иди поговори с мамочкой!
Скрипит пружина доводчика на двери-москитке. Шаги Тэда становятся глуше, когда он выходит на покрытую ковролином лестницу в коридоре.
Рейчел ждет. В номере мотеля пахнет как в магазине старой одежды: заплесневелая ткань, кислый пот и сигаретный дым. Командировки у нее случаются редко – последний раз она уезжала еще до рождения Эйприл, три года назад. На экране телевизора мелькают беззвучные футбольные матчи, молчаливые музыкальные клипы…
* * *Дом, в котором они живут, – не первый. Прошлый сгорел дотла, но в суде доказали: никто не виноват. Загадочный, невероятный случай стал настоящей легендой среди домовладельцев. Вместе с домом сгорели все вещи.
Дочка родилась слепой. Эйприл не видела от рождения, однако все могло быть куда хуже. В первом доме Тэд жил еще до знакомства с Рейчел. Одна стена в столовой была сложена из стеклоблоков, и, проходя сквозь нее, свет ложился на черные лакированные стол и стулья паутинным узором. Стоило щелкнуть выключателем, и в камине в гостиной просыпались синеватые языки пламени. Ванны, унитазы, мойки – все было из черного фарфора. На окнах висели вертикальные жалюзи.
Тэд держал кошку по кличке Белинда Карлайл, позволяя ей лакать воду из биде. Это была черная кошка бирманской породы, похожая на клубок шерсти. Тэд любил кошку, хотя близко к себе не подпускал. С виду она смотрелась опрятно, но стоило погладить ее, и на руке оставалась сальная перхоть. Чтобы прибирать за Белиндой, Тэд обзавелся роботом-пылесосом – штуковиной, которая целыми днями чистит полы. Кошка частенько страдала другой напастью – поносом. Сделает где-нибудь лужу, и пылесос елозит по ней, пока не развезет по черному ковру в гостиной.
Тэд держал кошку по кличке Белинда Карлайл, позволяя ей лакать воду из биде. Это была черная кошка бирманской породы, похожая на клубок шерсти. Тэд любил кошку, хотя близко к себе не подпускал. С виду она смотрелась опрятно, но стоило погладить ее, и на руке оставалась сальная перхоть. Чтобы прибирать за Белиндой, Тэд обзавелся роботом-пылесосом – штуковиной, которая целыми днями чистит полы. Кошка частенько страдала другой напастью – поносом. Сделает где-нибудь лужу, и пылесос елозит по ней, пока не развезет по черному ковру в гостиной.
Через год после свадьбы Рейчел сказала: пора переезжать в новый дом. Она была беременна и не хотела приводить ребенка в мир загаженных ковров и открытого пламени. Она предложила продать дом, а от Белинды Карлайл избавиться. Тэд нехотя признал: да, в доме воняет, как в кошачьем лотке, сколько в нем ни меняй наполнитель, да и беременной возле кошачьих отходов не место. За обедом Рейчел рассказала про токсоплазмоз: болезнь вызывается простейшим паразитом токсоплазма гонди, живущим в кишках у кошек. Этот паразит откладывает яйца в экскрементах питомца и может убить или ослепить младенца.
Рейчел привыкла объяснять подобные вещи Тэду, потому что умом он не блистал. В этом-то и была его главная изюминка. Верный уравновешенный Тэд – если с него не слезать и говорить, что делать, – был еще и трудолюбив. Рейчел вышла за него из тех же соображений, из которых нанимают работников с перспективой на будущее.
Она говорила медленно, делая паузы, чтобы отправить в рот спагетти. Приглушить запах кошачьих какашек можно было, лишь добавляя во все блюда кинзу. Наконец Рейчел умолкла. Тэд сидел напротив, и свет, проходя сквозь прозрачную стену, отбрасывал ему на лицо рисунок типа контурной карты. Шипела на столе минералка. Не важно, что Тэд готовил – на фоне черного фарфора все блюда казались неаппетитными. Моргнув, Тэд спросил:
– Что ты сказала?
Рейчел, сбавив темп, ответила:
– Надо переехать.
– Да нет, – медленно произнес Тэд, словно тянул время. – Что ты сказала до этого?
Рейчел не разозлилась; следовало, конечно, говорить помедленней. Столько всего и за раз вывалить на Тэда…
– Надо продать дом.
Прикрыв глаза, Тэд мотнул головой. Нахмурился и с нажимом повторил:
– До этого.
– Ты о Белинде Карлайл? – уточнила Рейчел.
– Еще раньше.
Рейчел боялась, что Тэд на самом деле не глупый. Что на самом деле он просто не слушает ее. Мысленно отмотав свою речь назад, она сказала:
– Ты про то, что я беременна?
– А ты беременна? – спросил Тэд и поднес ко рту черную салфетку: то ли спрятать губы, то ли просто их промокнуть.
* * *В Орландо по-прежнему ночь понедельника. Рейчел так и ждет с трубкой в руке. Убрав с кровати покрывало, она вытягивается в постели и смотрит «Магазин на диване». Этот канал хорош полным отсутствием рекламы. На экране медленно вращаются бриллиантовые кольца, сверкая в лучах искусственного света, увеличенные в сотни раз. Ведущий так уютно и по-домашнему тянет слова, а потом вдруг оживляется и возбужденно торопит:
– Заказывайте скорее, народ! У нас этих рубиновых диадем всего пара тысяч осталась…
Солитёры изумрудной огранки продаются по цене банки кешью из мини-бара.
В трубке слышно, как лает соседский пес. Брехня вдруг становится тише; видно, Эйприл взяла наконец трубку. Затаив дыхание, Рейчел произносит:
– Милая? Лапушка? Как вы там с папочкой без мамы?
Она говорит и говорит. Начинает казаться самой себе идиоткой: сидит и бормочет в трубку, в пустом номере. Что на сей раз не так? Забыла чмокнуть доченьку на прощание?
Тишина – это месть, думает Рейчел. Вечером накануне отлета она глянула в зеркало и увидела, что зубы пожелтели. Все из-за кофе, галлонов кофе. После ужина Рейчел приготовила капы для отбеливания и дала Эйприл их потрогать. Объяснила, что сидят они плотно, и мамочка в них не сможет говорить, совсем. Как минимум час. Если Эйприл захочет спросить о чем-то, пусть обращается к папочке. И только она выдавила в капы дорогой гель и вставила их в рот, как Эйприл подергала ее за рукав халата, требуя сказку на ночь.
От Тэда проку не было. Эйприл легла спать вся в слезах, а зубы у Рейчел выглядели по-прежнему жутко.
Из-за стены доносятся красноречивые звуки: в соседнем номере полным ходом ебутся. Рейчел прикрывает микрофон трубки ладонью – не дай бог дочь услышит.
– Эйприл, милая моя? – зовет она, опасаясь, что связь оборвалась. – Ты меня слышишь?
Сдавшись, просит передать трубку папе.
– Не парься, – говорит Тэд. – Ну объявила она бойкот… – Голос его звучит приглушенно, он отвернулся в сторону. – Ты просто расстроилась, что мамы нет дома, да?
Наступает момент тишины, потом доносятся звуки веселой музыки – по телевизору в гостиной мультики. Рейчел замечает про себя: сама она только смотрит в экран, а дочь только слушает «ящик».
– Ты же все равно любишь мамочку, да? – спрашивает Тэд, по-прежнему мимо трубки.
Наступает очередная пауза, и Рейчел не слышит ничего, пока Тэд не принимается успокаивать дочь:
– Нет, мама тебя любит больше, чем работу. – Говорит он неубедительно. Потом и вовсе начинает сердиться. – Не говори так! Чтоб больше я от тебя такого не слышал! – Судя по тону, вот-вот залепит Эйприл пощечину. Рейчел ждет этого, хочет, но шлепка не слышно. Наконец Тэд произносит в трубку: – Ну что сказать?.. Наш ребенок умеет дуться.
Рейчел взволнована. Меньше всего она хочет, чтобы дочь выросла такой же тряпкой, как папа. Однако не говорит этого, держит рот на замке. Звонок окончен.
* * *Белинду Карлайл Тэд взял котенком. Когда она состарилась, ее попытались сбагрить через Интернет. Она состарилась, и ее мучили газы. Такая кошка интересна лишь живодерам, и когда над ней нависла угроза эвтаназии, Тэд отвел Рейчел на кухню и показал пакет с кошачьей едой – наполовину полный.
Сказал:
– Давай подождем, пока еда не закончится? Может, еще удастся пристроить Белинду?
Предложение казалось идеальным компромиссом: каждый день кошке давали две порции, и пакет стал для Белинды Карлайл песочными часами, отсчитывающими ее последние дни. Через две недели Рейчел заподозрила неладное: мешок оставался наполовину полон. Вроде бы даже стал тяжелее. Тэд, наверное, тайком подсыпа́л корм из другого пакета – припрятанного в машине или в гараже. Дабы проверить догадку, Рейчел стала накладывать в миску двойную порцию. Себе она говорила, что радует животное – не торопит приход ее смерти, а напоследок утешает питомца.
Усиленный рацион едва помещался в миске, однако Белинда съедала все без остатка. Она жирела, но к смерти не приближалась; большой пакет оставался наполовину полон, как в какой-нибудь библейской притче.
* * *Звонок во вторник проходит не лучше. Каждый вечер Тэд и Рейчел отчитываются друг перед другом: он убрал опавшие листья во дворе, она создала локальные катализаторы для спутниковых микроволновых коммуникаций; он нашел магазин, в котором продают ее любимый сыр, она пересеквенировала протокол матрицы перезарядки предсистем.
Пауза тянется долго. Тэд, наверное, занят чем-то другим. Пока Рейчел говорила, он стучал по клавишам. Наконец он произносит:
– Что там творится?
Он имеет в виду звуки из соседнего номера: там снова ебутся. То есть ебаться не переставали, просто Рейчел больше не слышит постоянных стонов и визгов. В самом деле, это, наверное, порноактеры – сосед фильм смотрит. Никто так сильно не любит друг друга. Рейчел приходит в ярость от мысли, что Тэд слушал не ее доклад о рабочем прогрессе, а то, как пилятся посторонние.
На экране ящика сапфир. Тэд говорит:
– Эйприл, возьми трубку. Пожелай мамочке спокойно ночи.
Чтобы лучше слышать, что происходит дома, Рейчел мысленно приглушает звуки с автострады, выключает гудение мини-бара и ласковые слова из соседней комнаты. Последний раз она пила на Рождество три года назад, хмельной гоголь-моголь, но вот она подходит к бару и рассматривает ряды чекушек, каждая из которых стоит дороже, чем алмазная подвеска по телеку. На экране идет обратный отсчет: подвесок осталось меньше пяти тысяч. Рейчел му́тит себе джин-тоник по цене жемчужных сережек и залпом его выпивает.
В трубке едва слышно, как Тэд ноет, умоляет дочь:
– Ну скажи мамочке, как тебе понравились черепашки в зоопарке.
В ответ – тишина. Рейчел чувствует к дочери уважение, не то что к супругу. На ужин она берет в мини-баре пакетик простых «M&Ms», которые стоят больше, чем обручальные кольца. Сколько бы она ни съела пакетиков чипсов или шоколадок, на их месте появятся новые, словно по волшебству.
* * *Кстати, о пакетиках – Рейчел выговорила Тэду за корм для Белинды, но тот не признался, что пополняет запасы на кухне. Рейчел и сама умолчала, как перекармливает кошку, зато напомнила: прошло пять недель, а Белинда Карлайл выглядит как арбуз в меховой шубе. Она и сама, к слову, перестала быть худышкой.