Боль отвлекла его от этих мыслей, он охнул, и тащивший его мальчишка подбодрил:
— Пришли почти… Тут это — осторожней…
Генка увидел широкий спуск, что-то вроде карьера, в дальнем конце — решетчатую громадину то ли недостроенного, то ли полуразрушенного здания.
— Что это? — спросил он, против воли наваливаясь на беспризорного. Тот ответил с одышкой:
— Силикатный… завод… заброшенный…
Они прохромали через карьер к воротам, вошли на территорию мимо большого коллекторного люка. Было темно и тихо, но мальчишка упрямо и уверенно волок Генку на себе. Тот молчал, каждый шаг отдавался рвущей связки болью. "Неужели искалечили?"
— Сюда, — мальчишка повернул за угол коридора. — Ребята, это я!
Посреди большой комнаты без одной стены горел костёр. Возле него стояли и сидели в напряжённых позах с полдюжины человек.
— Привет, — сказал Генка…
… —Спасибо, — сказал Генка, принимая коробочку с горячей "одноразовой лапшой", как назвала это блюдо длинноволосая девчонка лет 14 с хмурым лицом — опять Надежда, сезон Надежд… Мальчишку, приведшёго Генку, звал Макс, его ровесника, бывшего тут за главного — Вован. Ещё тут были двое пацанов лет по 12 — Белый и Гриня — и три экземпляра мелочи, пацаны и девчонка, которых не представили, но которые смотрели на Генку во все глаза.
Эта компания жила тут с начала лета. Вернее, жила не тут, а в тот самом коллекторе — хоть и тесном, но относительно удобном. Днём старшие по очереди отправлялись в город на промысел. Вот, Максу сегодня не повезло — спёр товар при разгрузке изпод ментовской "крыши"…
— Мы с Максом иногда аликов трясём, — рассказывал Вован рав
нодушным тоном. Один из младших пацанов уже спал у него под боком, второй сидел возле девчонки и смотрел на Генку большими глазами. — Если сильно датый и при деньгах… Надька проститутка, без сутенёра, так, по воле — тоже опасно, могут убить запросто…
— Хрен им, — девчонка показала, ловко выдернув из кармана, опасную бритву, взятую умелым хватом. — Пробовали уже…
— Белый с Гриней тоже по этому делу, на любителя, не каждый день, — продолжал Вован. Генка подавился лапшой, посмотрел на двенадцатилетних пацанов — совершенно обычных, они сидели рядом, Белый смотрел в огонь, Гриня хрипловато сказал:
— Правда… За это платят хорошо, а у нас вон, трое мелких. Мы сами из Эстонии, там около границы есть такой детский дом, на самом деле публичный, для европейцев и штатовцев. Туда русских пацанов, девчонок собирают. Мы оттуда сбежали год назад, через границу. А тут то же самое. Ну… полегче, конечно, тут ты сам решаешь, сколько, с кем… а там как скажут…
— А где ваши все?! — почти крикнул Генка. — Родители где?!
— У него, — Гриня кивнул на Белого, — в автокатастрофе погибли. Они это — ну, типа против эстонцев были, им подстроили катастрофу, а его сразу в детдом в этот. А у меня они бухают, я им зачем? Там то же самое, отец меня за бутылёк первый раз сдал…
— И вы… — Генка невольно оскалился, словно ему было очень больно. — Но как же вы…
— За это платят хорошо, — сказал Гриня. — Мы бы сами перебились, а вон у Надьки сестра и брат, и у Вована братишка, они же сами пока ничего не могут… ни воровать, ничего…
На какой-то миг Генка представил себе — а если бы у него было вот так… ну, мать, например, лежала больная, и нужны были бы деньги, позарез нужны, и предожили бы много и сразу за… он бы… Он ведь тоже согласился бы. Ведь это же — мама… И от возникшего в душе чувства гадливого осуждения не осталось и следа. Его дотла выжгла вспыхнувшая ненависть к тем, кто допускает всё это… и тут же хвастается с экрана телевизора "ростом","достижениями", "успехами",копит деньги, чтобы отдавать какието долги тем, у кого и так — миллиарды… Генка огляделся.
Замурзанные, типично русские лица сидящих вокруг мальчишек и девчонок… Генке стало страшно. Он раньше редко задумывался, сколько же таких на свете. И если верно, что дети — будущее страны, то будущее России — пустыри, коллекторы, свалки и помойки. Генка не видел ни одного азиата, кавказца или (ну где там!) еврея.
Брошены были только русские дети.
— Ребята, — сказал Генка. — Ну я не понимаю… Вокруг до хрена брошенных деревень. Вообще брошенных. Неужели вам нравится жить на помойках, в коллекторах вот в этих, постоянно бояться, терпеть разных гадов?.. Да переселяйтесь в любую такую деревню! На земле всегда прокормитесь без попрошайничества, вы выносливые, к трудностям привычные, живёте командой… Ну чего вы тут пропадаете, ведь всё равно пропадёте, вообще пропадёте, с концами…
— Мы понимаем, — вздохнул Вован и почесал нос. — Мы тоже про это думали… Знаешь, как страшно бывает? — вдруг совсем подетски признался он. — Вот, за последний месяц больше десяти человек наших сожгли заживо, даже неизвестно, кто… Но мы не деревенские, понимаешь? Просто не знаем, как за это браться, да и привычней в городе, если честно… Хоть как-то, а живёшь.
— "Живёшь"! — сердито передразнил Генка и охнул — неловко шевельнулся и колено вспыхнуло болью. — На поживу ментам, педульникам и маньякам?! Самто слышишь, что говоришь? Вон, о младших подумайте, у нихто какое будущее?! Вы же русские ребята, вам не тошно так существовать, не тошно видеть, как в вашей же стране на вас, как на грязь смотрят?!
— Да в какой нашей стране… — начал Вован — Она наша, что ли?
— Да, ваша! — сказал Генка зло. — И моя. А чья же — этих сволочей наверху, что ли, черноты разной да политиков?!
— Если бы мне оружие дали, — вдруг сказал Белый, — я бы пошёл обратно в Эстонию и убивал. Всех. Констеблей, военных, просто их людей… А если бы мне сказали, кто маму и папу… я бы живой бомбой стал. Мне бы только взрывчатку и показать, где эти, кто убивал. Мне уже всё равно, я не человек. А так хоть отомстил бы. Я пробовал узнать, даже специально подстилался несколько раз под разных там… Без пользы…
И он глянул на Генку такими глазами, что тот обмер. Это были страшные глаза.
— Пошли спать, — встал Вован. — Костёр тушите… Надь, дай ему, он кивнул на Генку, — бинт эластичный, там был у нас… И забинтуй ему колено…
… Генка проснулся от холода. Он долго смотрел на низкое чёрное небо. Нога тупо мозжила. Ребята спали вокруг. Когда Генка сел, Вован тоже открыл глаза.
— Уходишь? — спросил он.
Генка молча достал из кармана пакет, разорвал обёртку. Там были пятисотенные. Не его. Он достал шесть и положил на холодную трубу, проходящую под потолком. И увидел, что проснулся и тот мелкий, который вчера весь вечер смотрел на него.
— Не уходи, — попросил он. — Без тебя страшно.
— А со мной нет? — удивлённо спросил Генка. Мелки покачал головой. — Ты же меня не знаешь совсем.
— Знаю, — серьёзно сказал мелкий. — Ты супермен. Как в кино.
— Спи ложись, — шикнул Вован, и мелкий послушно лёг, но не сводил с Генки глаз. — Проводить?
— Да не надо, — Генка встал, попробовал — нога держала.
— Поднимешься на склон за дорогой, за кустами — лесополоса, сказал Вован. — А там трасса… Спасибо тебе, слышь?..
… Генка почти поднялся на склон и повернул за кусты, когда сзади послышался ровный гул мотора. Оглянувшись, он увидел, как по дороге юзом спускается машины — большущий серозеркальный джип «пэтфайндер», остановившийся возле коллекторного люка.
Генка застыл, чуть пригнувшись, поражённый чувством опасности, внезапно охватившим его. Он увидел, как из машины вылезли трое хорошо одетых мужчин средних лет — двое атлетически сложенных, третий толстый, чемто похожий на того типа, который по телику рекламирует пивной алкоголизм с выпадением памяти. Судя по их поведению, взрывам смеха и громкому разговору, все трое были сильно пьяны, хотя на их движениях это никак не сказывалось. Один из них, встав над люком, начал туда мочиться под хохот своих приятелей, потом крикнул:
— А ну, крысята, молитесь! Счас начнём зачистку…
— Чё, тащить, что ли? — толстый нагнулся к машине, одну за другой достал три канистры. Третий спросил:
— А это чё, типа правда в кайф, такая веселуха?
— А вот услышишь, как они запищат, — пообещал толстый. — Мы уж пару раз так делали — ёма, это что-то, лучше любого бухла!
Из коллектора послышался чей-то отчаянный голос. Генка, пробиравшийся за кустами ближе, не расслышал, но тот, который мочился в люк, со смехом перевёл:
— Слышь, они просят, чтобы мелких отпустили, а?!
— Не-не, — замотал головой толстый, — с мелкими ещё интересней… Во если бы у них там девки были… Э, девки есть?!. —крикнул он в коллектор.
Все трое засмеялись, толстый стал откручивать крышки канистр. Обострённым чутьём Генка ощутил запах бензина и только теперь до конца понял, какое развлечение придумали себе эти три скота, бесящихся с долларового жира. Милиция даже если и найдёт трупы, спишет всё на то, что "беспризорные нюхали бензин и погибли в результате самовозгорания от неосторожного обращения… "
Двум подонкам Клир прострелил головы двумя выстрелами, успев подобраться на пять метров. Толстый, обалдело посмотрев на рухнувшие в брызгах мозга и крови трупы товарищей, вскинул глаза — и увидел Генку, стоящего возле кустов с наведённым на него пистолетом.
— Пук, — отчётливо сказал толстый животом, отвешивая челюсть.
Глаза у него сделались масляными и нездешними. Генка нажал спуск… и пистолет коротко щёлкнул.
Осечка.
Толстый неуверенно полез за пазуху, всё ещё не сводя взгляда с мальчишки, непонятно откуда взявшегося и застрелившего двух его приятелей. Наглая уверенность возвращалась к нему.
— Ну я тебя… — начал он и отшатнулся — Генка швырнул в него "макар". Выпрямившись и достав наконец дорогую «беретту», толстый не увидел мальчишки — тот как сквозь землю провалился.
— Сбежал, что ли? — пробормотал бандит… и ощутил, как в затылок упёрся холодный ствол. Этого не могло быть — за какуюто секунду пацан сумел проскочить за его спину, ухитрившись пропасть из поля зрения, достать из джипа обрез «помпы» и…
— Ошибка, — сказал мальчишка за спиной. — Я не сбежал.
— Не надо, — успел попросить толстый. Это были последние в его жизни слова. Выпущенный в упор сноп картечи снёс ему голову.
Обезглавленная стокилограммовая туша подлетела в воздух и тяжело грохнулась в песок.
Генка прислушался. Было тихо, только по шоссе редко шуршали машины, да в коллекторе всхлипывал одинокий голос, твердивший время от времени: "Не надо… дяденьки, пожалуйста, не жгите… я не хочу, пожалуйста… не жгите, дяденьки… "
— Вылезайте, — сказал Генка. — Скорее, ну?!.
… Две «беретты» и обрез Генка бросил к ногам Вована и Макса. Остальные стояли поодаль.
— Берите, — Генка швырнул «макар» в огонь. «Пэтфайндер» чадно горел, воняя пластмассой и мясом. — Пользуйтесь, если что. Но с умом, поняли? Иначе крышка вам. Отсюда уходите как можно быстрее и как можно дальше… И мне пора.
Второй раз за полчаса он повернулся и пошёл к откосу, полез на него, морщась от боли в ноге. «Беретта» оттягивала карман куртки, было тошно и хотелось лечь.
— Слушай! — крикнул вслед Макс — А кто же ты всё-таки?!
Генка остановился и повернулся, расставив ноги. Он добрался до верха откоса…
— Клирик, — ответил он, нарочито металлизируя голос. Беспризорники разинули рты, глядя на него снизу вверх. — Воин Русского Центра. Защитник…
… Он уходил, и ему было хорошо. Да, нет никакого Русского Центра. Он выдумал его за секунду, когда увидел в глазах этих ребяи надежду и веру в чудо. Но эти ребята теперь будут верить, что он — есть. И… кто скажет, какие всходы даёт одноединственное слово, сказанное вовремя? Может быть, когданибудь пустыри прорастут стальной щетиной штыков — на горе и смерть тем, кто засеял их брошенными судьбами…
И поделом.
ХОРОШИЙ ГЛУПЫЙ ЧЕЛОВЕК
То, что идти самому не получится, Генка понял после первого километра. Нога подламывалась и, казалось, колено при каждом шаге лопается болью, как стеклянная бомба с кипятком — именно такой образ преследовал мальчишку. У всего есть предел, заставлять себя бесконечно нельзя, а с определённого момента перестаёт помогать любой аутотренинг. Кроме того, Генка понимал, что в грязной драной одежде он выглядит немногим лучше бомжат, с которыми только что расстался. И что, хотя менты и не запомнили его лица, никто не помешает первому же патрулю прихватить хромающего мальчишку" для выяснения"… а дальше дело плохо. Стрелять? Иногда это не лучший выход. Как сейчас.
Генка несколько раз вяло помахал редким машинам, но ни одна не остановилась. "Я — человек вне общества, — почти весело подумал мальчишка и понял, что особого упадка морального духа не ощущает. — "… жажда не особенно мучила стрелка — всё это доставляло ему смутную радость, ибо было романтично," — вспомнил Генка строки из стивенкинговской "Тёмной Башни" — книги, которую он почитал наравне с «Эквилибриумом», черкасовским сериалом повестей про Влада Рокотова и фильмом «Брат2». — Но делото плохо… "
Дело было настолько плохо, что он дохромал до знака, ограничивающего скорость до 60 км/ч и сел около, привалившись к железному стояку. Надо было закатать штанину и посмотреть ногу, но Генка понимал, что ничего хорошего там не увидит и просто сидел, думая, как же ему быть дальше. Он проводил глазами «двенадцатые» "жигули" тёмновишнёвого цвета — и удивился, увидев, что они остановились, коротко взвизгнув тормозами. Генка сунул руку за пазуху и напряжённо уставился на машину, но из неё тяжеловато выбрался немолодой рослый мужчина с солидным пузом и добрым лицом — именно добрым, а не наиграннодобрым. Грузно ступая, мужчина подошёл к Генке. Мальчишка не сводил с него глаз; Клиру вдруг показалось, что он раньше видел этого человека, и даже не раз. Но, покопавшись в памяти, Генка понял, что среди его даже шапочных знакомых такого нет.
— Ты что сидишьто? — спросил мужчина басисто. — Отдыхаешь?
— Да вроде того, — Генка усмехнулся. — Погода хорошая.
— И я так подумал, — согласился мужчина, неожиданно цепко рассматривая Генку. — Еду мимо, вижу — сидит парень у столба. Не иначе, думаю, как погода ему нравится… Ну ладно. А то, может, подвезти?
— А куда вы едете? — Генка огляделся.
— В Ладигин, — охотно ответил мужчина. — Был в Остроге, церкви смотрел, а в Ладигине я в гостинице. Вообще я турист, — он снова улыбнулся, — из Сибири… Ну так поедем?
Ладигин для Генки был неплохим вариантом. В конце концов, это больше ста километров, там его никто и в глаза не видел, а добраться оттуда до места — не так уж и сложно, можно просто позвонить, наконец, ведь явный форсмажор, как говорится… Но Генка, соврав, предупредил:
— У меня денег нет.
— Я про деньги ничего не говорил, — покачал головой мужчина.
Скучно одному ехать…
— Спасибо, я поеду, — Генка начал подниматься и коротко охнул.
— Погоди, — мужчина неожиданно быстро, словно живот и не мешал, опустился на колено и коснулся ноги Генки. Тот сам не ожидал от себя этого — вскрикнул и сел с мокрыми глазами. — Тебя не из машины выкинули? — мужчина глянул потемневшими глазами.
— Нет, честно, — покачал головой Генка. — Я вижу, что вы думаете, но я не беспризорник, правда. Я подрался просто. Так получилось. Я дойду, погодите.
— Ну-ну, — кивнул мужчина.
Генка в самом деле сумел подняться и дохромать до машины, но внутрь «жигулей» почти упал. Салон был таким же новеньким, как и вся машина в целом, он не нёс на себе никаких отпечатков индивидуальности владельца. Мужчина сел рядом, покосился на любопытно оглядывающегося Генку и пояснил:
— Недавно купил… Водитель я ещё тот.
— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, — весело ответил Генка.
— Ты правда так считаешь? — мужчина тронул с места. — А вот я любил ходить, пока это не отрастил, — он смешно колыхнул животом.
— Не, я в принципе тоже ходить люблю, — поправился Генка. — Но не в такой ситуации… А вы учитель?
— Почему ты так решил? — удивился мужчина.
— Ну… — Генка пожал плечами. — Я не знаю. Просто подумал, что вы учитель. Разве нет?
— Нет, — мужчина, весело поглядывая на мальчишку, покачал головой.
— Ну, значит, тренер или воспитатель, — настаивал Генка.
— Вообщето правильно, — кивнул мужчина. — А у тебя глаз намётанный… Ну теперь я угадаю. Раз ты не беспризорный, значит… живёшь в деревне на каникулах. У бабушки. Поехал в город вспомнить о культурной жизни. Подрался. Домато теперь все на ушах стоят?
— Не стоят, — помотал головой Генка и поймал себя на том, что тоже улыбается. — Я предупредил, что задержусь… Но не думал, что из-за этого, — он кивнул на колено.
— Болит? — уточнил мужчина. Генка пожал плечами:
— Да нет… Да там вообще ерунда была бы, если бы сразу заняться. Но времени не было… — он хотел добавить ещё что-то, но сам забыл, что, потому что впереди — далеко впереди, но отчётливо — увидел милицейский пост. — Вы простите, — сухо сказал Генка. — Но вам лучше меня сейчас высадить. Спасибо вам, но…
Мужчина посмотрел на него с откровенным интересом и кивнул:
— Пристегнись.
— Вы не понимаете… — начал Генка, но мужчина прервал его:
— Я понимаю, что нас оштрафуют, если увидят, что ты без ремня.
Генка накинул ремень и расслабился. Ремень не мешал ему стрелять в случае чего. А просить остановиться не хотелось больше. Просто потому, что не хотелось никуда идти пешком. Да и возможности такой не было, если честно.
Повинуясь взмаху жезла,"жигули" свернули к обочине. Генка заметил, что мужчина не стал выходить, а опустил стекло и невозмутимо дождался, когда подошедший лейтенант, нагнувшись, козырнул и неразборчиво представился, после чего вполне разборчиво потребовал права.