— Глупый… —она вздохнула глубоко. — Это же совсем другое дело…
Ну какой ты глупыйглупый… Я же сама захотела. И я у тебя первая…
— Первая, — признался Генка. — Понастоящему первая. Я не умею ничего…
— Ты меня любишь, — с непоколебимой уверенностью ответила девчонка. — Я уже не верила, что у меня такое может быть. Тут такие хорошие ребята… а мне даже если просто они прикасались, случайно или в шутку — уже тошно делалось.
— А где мы вообще? — уточнил Генка, оглядываясь…
… Вообщето Генка понимал, что может и не спешить на построение — он же инструктор, а не член отряда и вообще не житель деревни. Но спешил — и, как оказалось, не прогадал.
На центральной площади собралось всё население ОзерковНикольских. По периметру стояли женщины и дети. На трибуне перед советом находился Виктор Васильевич Обручев, ещё несколько местных «голов», Леший и человек шестьсемь мужчин в военной форме. Трое — в казачьей, её трудно с чемто перепутать, остальные — в нейтральнонепонятной; двое явно не были русскими. А на самой площади ровными рядами стояли ополченцы — около сотни мужчин в возрасте 20–50 лет, одетые в форму. Сбоку отдельной «коробкой» замер молодёжный отряд. Генка остановился в нерешительности, но потом увидел Юрза и подошёл к нему. Тот поздоровался кивком, и Генка остался стоять рядом с ним.
Виктор Васильевич поднял руку. Установилась тишина, в которой его голос — вообщето глуховатый — звучал особенно ясно:
— Поздравляю всех с прошедшим праздником и наступающими манёврами. Разрешите представить вам наших сегодняшних гостей, — он повернулся вполоборота. — Представители Донского, Кубанского и Терского казачьих войск полковники Кондрашов Антон Викторович… Злоба Максим Максимович… Ковтюх Андрей Олегович… Представитель Республики Южная Осетия майор Харжи Сергей Аркадьевич… Представитель Абхазской Республики подполковник Шамба Георгий Самвелович… Представитель Приднестровской Республики майор Лелюшенко Дмитрий Игоревич… Представитель сенатора США Пэта Бьюкенена, бригадир Гражданской Гвардии(1) Фредерик Пэтч… Вместе с господами казачьими атаманами прибыли группы казаков, готовых принять участие в предстоящих мероприятиях и сыграть роль условного противника… — глава совета на какоето время замолчал, потом поднял руку снова. — Я хочу напомнить присутствующим о том, чем мы занимаемся. В своё время в песне говорилось: "Когда страна прикажет быть героем — у нас героем становится любой!" Потом над этими словами долго хихикали. А между тем — они совершенно точно соответствуют русскому менталитету. Что такое для русского человека подвиг? Обычное дело обычного человека, который просто оказался в месте, где никто, кроме него, этого не сделает. Русский совершает подвиг и даже награды за него не требует, потому что не видит в этом ничего необычного. Вот если был, мог и не сделал — тогда презрение. В других странах большинство людей в наше время смотрят на это иначе, потому что там наступило время скотски оправдательной морали — дескать, подвиг — это для полубогов, для суперменов, а что с меня, простого человека, взять? И нас они хотят переделать так же, в таких же.
1. Полулегальная организация в США, объединяющая белых граждан, в основном проживающих в небольших городках. Они выступают против засилия "наркотиков, толерантности, извращенцев, чернокожих и евреев", за "исконно американские ценности". В подаче средств массовой информации — правые террористы. В реальности — честные и самоотверженные люди, обеспокоенные кризисом нравственности и порядка в США. В появлении представителя ГГ в России нет ничего натянутого — ГГ активно устанавливает контакты с родственными организациями и группами по всему миру.
Поэтому надо запомнить: мы обречены такими не быть. Даже если трусость станет официальной идеологией Российской Федерации. В уставах рыцарских орденов XIII–XIV веков, которые были, есть и будут квинтэссенцией воинской доблести всех времёно и народов, прямо говорилось, что рыцарь обязан сражаться с любым противником в любых обстоятельствах, до победы или до смерти. От наёмникакнехта такого не требовалось, он имел право бежать или сдаться, спасая свою жизнь. Рыцарь выходил из боя без победы только мёртвым — или в случае, если падёт знамя. Наше знамя — Родина, Честь и Отвага, оно пасть не может. Значит, впереди смерть — или победа. Выбора нет. В наступающем будущем государство не сможет и не захочет защитить нас, русских. Разрозненные части, именуемые армией, настолько плохо вооружены и оснащены, а главное — дезориентированы идеологически, что реального сопротивления врагу от них ожидать не имеет смысла. Они будут просто разоружены по приказу. Мы уже не раз убеждались, что эти смелые и честные люди — а их в армии большинство — поразительно инфантильны политически. Те, кто успеет и захочет, присоединятся к отрядам, подобным нашему. Войска МВД вообще станут послушным орудием в руках оккупантов. Проще говоря, по словам Петра I: "Сия война на нас одних будет. " На решительной, организованной и вооружённой части русского народа. К этому мы и готовимся — и не в шутку, для галочки, а всерьёз, поскольку это необходимо для нашего выживания… Многие говорят, что сопротивление бессмысленно. Но здесь присутствуют люди из стран, отстоявших свою независимость в вооружённой борьбе… — жест в сторону абхаза, осетина и приднестровца. — Присутствуют представители казачества, разделяющего наши взгляды. Перед вами представитель настоящей Америки — Америки работящих и честных людей, отвергающих своё правительство, сделавшее их страну пугалом и объектом ненависти для всего мира… Мы не одиноки. Мы знаем, что сражаемся за будущее наших детей, которое отнято у сотен тысяч их сверстников. Мы знаем, что не имеем права отступать. Почти каждый из вас, стоящих здесь, не по наслышке знает, что нам грозит. И каждый из вас — я верю! — готов встать грудью на пути того беспредела, который готовит нам кремлёвская клика! — и глава, глубоко вздохнув, запел — подхваченная десятками мужских голосов песня приобретала характер грозного вызова, брошенного врагу…
— Ведем мы борьбу на просторах страны
во имя святой правоты.
Навстречу великому Богу войны
из трассеров в небо мосты.
Серебряной молнией перекрести:
готовых идти до конца.
В стальную армаду толпу обрати
и яростью выжги сердца.
Мы — дети твои. Своя кровь дорога,
идущего в битву — храни.
Гордись, если мы одолеем врага,
но падающих — подтолкни.
Сильнейший пусть выживет, волю любя,
презрев обаяние лжи.
Мы ищем победу — мы ищем тебя!
и ищущему — подскажи.
Блиндаж укрепи, небоскребы смети,
дай повоевать от души.
И мстящему правильный путь начерти
за грани и за рубежи.
Швырни в мегаполис восстаний огни,
подай безоружному нож,
и песню услышь и зарю распахни,
и сдавшегося — уничтожь! (1)…
… —Э! — Генка поймал за рукав Димана, пробегавшего мимо. — А моё место в строю где?!
Тот отреагировал моментально.
— Значит так, — торопливо зачастил он, — мы выступаем в роли разведки. Казачни приехало человек двести, не меньше, всё народ матёрый, но к лесам не очень привычный. Пацаны с ними тоже есть, скорее всего — для разведки. Мачо говорит, что это не просто пацаны, а команда «Сечь», которая в прошлом году в "Южном фронте"(2) участвовала… В общем, мы не знаем, где они. В смысле, казаки. Их задача — ворваться в село и захватить сельсовет. Виктор Васильевич приказал найти противника и сообщить о нём. Бери у Скачка снарягу — он сейчас в школе — и присоединяйся к десятку Мачо. Давай, давай, скорей, скорей, Клир, ну?!.
… Генка выбрал из многочисленного снаряжения, имевшегося в распоряжении отряда, жилет "Commando Vest", шесть стозарядных емкостейтуб, четыре гранаты F1/М2 и очки, а не маску. Наколенники, налокотники и прочее брать не стал, хотя Скачок советовал. У Генки был опыт игр в пейнтбол, и он убедился, что это снаряжение ограничивает его подвижность. На жилете разместились фляжка, сумка с продуктами (шоколад, галеты, консервы, заменитель сахара) и макет ножа. А из оружия Генка выбрал автоматический «Minimag» — и—как подстраховывающее оружие! — десятизарядный помповый пистолет PGP.
Собрав всё это, Генка отошёл к подоконнику и начал приводить себя в боевой вид, но внезапно замер, поражённый увиденным.
1. Слова М. Струковой. 2. Диман имеет в виду масштабные пеёнтбольные «манёвры» всероссийского размаха.
1. Слова М. Струковой. 2. Диман имеет в виду масштабные пеёнтбольные «манёвры» всероссийского размаха.
В коридоре три десятка ребят с шумом и спорами снаряжа жались, переругивались, спорили и смеялись. Генка свёл брови.
— Ты что? — локтем подтолкнул его подошедший Мачо. На маске десятника было написано сакраментальное
WHITE POWER
— Да вот, — Генка смущённо улыбнулся. — Похоже на какие-нибудь сборы ополчения. Настоящие, в смысле. Типа — вот немцы уже под Ростовом…
Мачо тоже огляделся и кивнул серьёзно:
— Ну а что ж, это так и будет выглядеть…
— Вы правда готовитесь воевать… — Генка вздохнул и решительно нацепил на лоб очки: — Ну и я с вами. Гори оно всё!
— Вот это истинно русский подход, — Мачо подмигнул и, став серьёзным, сказал: — Ты никогда Проханова не читал?
— Только фамилию слышал, — признался Генка. — Он экстремист.
Это значит, хороший человек, да?
— Конечно, — согласился Мачо, — но дело сейчас не в этом. У него есть повесть «Деревенские». Там командир партизнаского отряда так говорит… — Мачо прикрыл глаза и по памяти прочитал: — "Это хуже нет, чем детям под врагом рость. Лучше б им в диком поле рость. Лучше б им полынь горькую есть и дождь пить. " Так что…
Он не договорил. Неподалёку зазвучала гитара Андрэ и послышался его голос, которому подпевали ребята, и слова песни были жестоки и суровы…
— Если завтра война, мы поплачем о милом,
перекрестим дымящийся дол..
Проведем бэтээры по отчим могилам,
чтоб могилы враг не нашел!
Подожжем златоглавый истерзанный город,
чтобы городом враг не владел. !
И зазубренный серп и заржавленный молот
зашвырнем за небесный предел!
— Пошли, — сказал Мачо. — Перррвый десятоок… становись!
— Видишь — выхода нет, поднимается ветер,
— пел Андрэ,
Русь уводит на облачный край:
впереди только битва и огненный пепел,
позади — очарованный рай.
Все вино мы допьем и пройдем по бокалам
никому нашу радость не пить!
Если завтра война, мы забудем о малом,
честь и славу — за грош не купить!
Первый десяток начал вытягиваться на улицу. Сзади пели:
— Наш распахнутый мир будет светел и страшен,
голос крови сильней, чем закон!
Заминируем каждую пядь наших пашен,
динамит — под оклады икон!(1)
1. Слова И. Панина
БОЛЬШИЕ МАНЁВРЫ
(продолжение)
— Они местность знают только по картам и наверняка соблюдают осторожность, — Мачо перевалился на бок и разгладил рукой в перчатке без пальцев затянутую в пластик карту. — То есть — дозоры во все стороны. В принципе, они могут оказаться где угодно вот по этому кругу, — он провёл по воображаемой линии вокруг села с радиусом километров в двадцать. — Вот сектор нашего десятка, — сидящие и лежащие вокруг ребята придвинулись ближе. — В свою очередь я решаю, — он сел, скрестив ноги, — что сам с первым звеном обследую участок вдоль реки. Твоё звено, Серый, — он повернулся к Колтышеву, — пойдёт вдоль оврагов. Дальше этой линии не заходить. Связи кроме вестовых по условиям игры у нас не будет. Серый, Клир пойдёт с тобой. В случае обнаружения врага в бой вступать только по необходимости. Помните, что наша главная задача — разведка… Всё, пошли, — он поднялся, убирая карту.
— Я… — Серый быстро взглянул на Генку. Тот покачал головой:
— Серый, ты звеньевой, командир, я — просто твой боец. Так и договоримся.
Что хорошо было с этими ребятами — они никогда не выламывались. Услышал — принял к сведению — кивнул. Всё.
— Бурый, Рэкс, — кивнул Серый братьям Буровым, — на ту сторону оврага. Сверре, — обратился он к Никите Свержину, — передовой дозор, пятьдесят шагов. Клир со мной. Идём вдоль оврага. Разошлись.
В лохматых «кикиморах» движущиеся совершенно бесшумно и плавно мальчишки были похожи на тени. Даже маркёры были укрыты увешанными лентами чехлами. Генка подумал, глядя, как расходятся в разные стороны Бурый с Рэксом и Сверре, что эмблема отряда — голова рыси на дубовом листе — как нельзя лучше отражает сущность подготовленности его подопечных — подопечных в стрельбе и учителей во многом другом.
— Пошли, — скомандовал Серый…
… Встречный поиск — это игра в жмурки. Кто кого раньше заметит. Кто окажется терпеливей, внимательней, осторожней, хитрей. Это не только в военной игре так — такова же и настоящая война. Держи уши, глаза и рот открытыми (да, и рот — когда он открыт, то человек лучше слышит, ротовая полость играет роль звукоприёмника). Помни, что враг не меньше твоего хочет жить. На чём "горят" армейцы, почему они стабильно, раз за разом, попадают в ловушки боевиков? Потому что для военных война — профессия, и не всегда любимая, и не всегда хорошо освоенная. А боевики — любители, люди, которые своему любимому делу отдают всех себя и постоянно добровольно совершенствуются. Это парадоксально, но это так. Настоящий, крепкий любитель всегда переиграет профессионала — если тот только профессионал. Ни один из мальчишек села не сделал бы, например, ошибки, которую раз за разом повторяют многие офицеры — спешат на помощь атакованному соседу без оглядки, забывая, что на кратчайшем пути обязательно будет выставлена засада. Именно для таких «помощников». Или, как иронично говорил Леший на своих лекциях: "Головой при жизни надо думать, а не Героев посмертно получать!"
Но подобное очень утомляет. Такое нервное напряжение — видеть врага за каждым кустом, за каждым деревом — выматывает нервы, а вскоре и глаз «замыливается», устаёт. Конечно, и у противника та же проблема, но это не оправдание. Поэтому часа через два движения Серый остановил звено и объявил отдых. Отдых был, конечно, относительным — лежали в глубине кустов на пригорке и жевали шоколад, запивая водой из стекавшего в овраг ручейка, да по очереди осматривали в бинокль местность вокруг.
— А если они тут не пойдут? — спросил Генка тихонько. Серый неожиданно согласился:
— Скорей всего не пойдут. Один шанс из шести, по числу звеньев. Самая простая дорога — от трассы, поэтому и там они не пойдут точно. Вообщето на месте их командира, — Колтышев потянулся, — я бы пошёл тремя группами: демонстрационная, поддержки и основная. По по двум направлениям. Сначала демонстрационная, с шумом, а основная потихому и в самом неудобном месте. Ну а поддержка её со спины подпирает на случай неудачи или активного сопротивления… Сверре, как там?
Питомец Генки в стрельбе, как раз вёдший наблюдение, повёл плечами:
— В пределах видимости чисто… Но тени много, да ещё и ветерок. Может, они там толпами ползают.
— А птицы? — показал свои знания Генка. Никитка хмыкнул, а Серый стесняться не стал:
— Клир… Ген, птицам по фигу, кто перед ними — человек или кто.
Они взлетают и орут при любой опасности. Чаще всего — когда близко хищник… Так. Встали. Пошли. В чащу они вряд ли полезут, так что если и пойдёт кто в нашем секторе — то вдоль оврага…
… Но до вечера они так никого и не встретили, хотя дошли до границы зоны. Серого это ничуть не смутило — звено так же осторожно двинулось в обратный путь "другой дорогой", как сказал звеньевой, а около девяти остановилось на ночлег. В лесу уже почти совсем стемнело. Генка в походах привык, что на ночлег надо останавливаться за дватри часа до темноты. Тут было подругому просто потому, что лагеря никто разбивать не стал. Мальчишки быстро перекусили галетами с колбасным фаршем — по полбанки на брата, запили это кипятком с сахарозаменителем (воду вскипятили в неглубокой ямке на нескольких таблетках сухого горючего) и завалились спать в небольшом овражке, над которым переплетались ветки кустов, подстелив аккуратно нарубленный лапник — в положении, известном как «валет». Юрз учил Генку, как надо спать поволчьи — дветри минуты, потом проснуться на десяток секунд, прислушаться, оглядеться и снова спать дветри минуты. Но за день Генка сильно устал, если честно и так у него не получалось, хотя раз десять за ночь он просыпался от лесных звуков, какогото близкого топота, пыхтения, чьегото визга. И каждый раз чувствовал, что кто-то из ребят не спит.
Под утро стало холодно, в овражек пополз обычный здешний туман. Генка проснулся почти совсем, ему захотелось в туалет и, встав, он прошёл в конец овражка, к густющим кустам. Но даже штаны расстегнуть не успел…
… Метрах в пяти от него, за кустами, спали трое пацанов в маскхалатах — не «кикиморах», а зелёных с жёлтыми пятнами балахонистых комбинезонах, штанины которых были выпущены не на высокие берцы, а на мягкие сапоги. Еще один стоял подальше — кажется, делал то, зачем встал Генка. Двое на корточках сидели над картой, ели бутерброды и негромко переговаривались.