– Володя, – затормошил я его за руку. – Володя, очнись!
Он молчал, откинув назад голову.
Пришла пора действовать. Перекрыв шланги поддува, я поменял местами наши баллоны. Пустил под гидрокомбинезон напарника спасительный газ и легонько шлепнул его по щекам.
– Подъем, старлей! Не спать!..
Лицо понемногу начало розоветь, дыхание становилось глубже, и он наконец пришел в себя.
– Согрелся?
– Да. Получше. Спасибо…
Пора было выходить из воды, иначе следующие пятнадцать минут могли стать последними в его жизни, ведь спасительного аргона больше нет.
– Шевели конечностями – разгоняй кровь!.. – потянул я старлея в сторону носа.
Разгрузка не окончилась, а мы уже плыли в другой конец водоема, где предстояло найти лестницу, ведущую на каменный причал.
Да, водоемчик вместительный – в длину не меньше сотни метров. Дальний бетонный торец устроен под приличным наклоном и защищен толстым резиновым отбойником, дабы лодки не калечили форштевень. А по углам встроены металлические лесенки, на одну из которых мы и держали курс.
– Ждем здесь, – остановился я у крышки торпедного аппарата.
– Кажется, они закончили, – опять застучал зубами напарник.
– Вот и отлично. Подождем минуту для верности и чешем к лестнице…
Вот мы и на месте. Наши специальные автоматы АДС готовы к использованию в воздушной среде – регуляторы газоотводных механизмов переведены в соответствующий режим, ласты сняты и пристегнуты ремешками к скрытой под водой арматуре, из которой сварена лестница. Я осторожно поднялся по скользким перекладинам, за мной упрямо полз Маринин – еле живой от холода, но по-прежнему не желающий показаться слабым.
Разгрузка закончилась – не было слышно ни мужских голосов, ни топота ботинок по сходням и каменному полу. Однако это не повод расслабляться: поднявшись до плоскости каменного тротуара, я зорко осматривал округу…
Интересное местечко, давящее враждебной неизвестностью. Освещения маловато: над причалами по обе стороны водоема горело по четыре слабых лампы – немудрено, что в этом сумраке нас никто не заметил. Над торцевой стороной водоема – по-над отбойником – причалы соединялись пешеходной перемычкой. В обе стороны от нее в глубь скалы уходили коридоры, тот, что слева, – затемнен, в правом виднелся слабый свет. Дальше – в начале левого (пустующего) причала – возвышалось мощное подъемное устройство, обычно используемое для ремонта, а также для перезарядки субмарин торпедами.
Повисев на ржавой лесенке, дабы с комбинезонов стекла вода, мы выскочили на тротуар и побежали в обратную сторону по правому причалу – в его конце на торцевой стене (в которой пробит тоннель) виднелся небольшой щиток. Вдруг он управляет задвижкой?
Бежать в толстых комбинезонах было чертовски неудобно.
Но вот и цель нашего забега – вмурованный в стену щиток. Сверху надпись на немецком, рядом под желтым колпачком горит лампа, означающая, что пульт под напряжением. Ниже в два ряда расположены шесть больших черных кнопок, каждая из которых обозначена соответствующей цифрой.
Я попробовал нажать одну, вторую, третью… Кнопки издали своеобразный хрустящий звук, и… ничего не произошло.
– Сейчас поддену его ножом. – Пыхтя, старлей, вставил кончик лезвия в тонкую щель между камнем и сталью.
– Ты ничего не забыл? – я оттащил его от щитка.
– Нет, а что?…
– Это немцы делали, а не китайцы.
– В таком случае надо подбирать комбинацию.
– Ты мозгами-то поскрипи – сколько можно состряпать комбинаций из шести цифр?
– Да, многовато.
– Пойдем. Что-то мне подсказывает: должен быть где-то выход… – И я увлек его в сторону перемычки.
Из глубины правого коридора – вероятно, жилого, – доносились звуки джаза и пьяные голоса. Осторожно прошли мимо и рванули к темному коридору, где вряд ли повстречаем хозяев подземелья. Там и отогреемся. А затем приступим к поиску выхода из проклятой ловушки…
– Свой фонарь не включаешь. Идешь строго за мной – след в след – и прикрываешь нас сзади, – инструктировал я Маринина. – Автомат держишь наготове, но стреляешь в крайнем случае – при нападении или другой явной угрозе жизни. Усек?
– Так точно.
– Все еще мерзнешь?
– Потихоньку согреваюсь.
– Ну и ладненько, – включил я свой фонарь, – пошли…
Передвигаться без шума помогали прорезиненные подошвы гидрокостюмов. Луч шарил по пыльному полу, по каменным стенам и потолку…
В сущности, это был обычный коридор, пробитый в скале специальным режущим инструментом. Ширина метра два с половиной, высота – около трех. Сначала он уходил метров на шестьдесят строго от водоема, затем поворачивал под девяносто градусов вправо. Сверху по стенам тянулись кабели, через каждые десять шагов под потолком висели громоздкие плафоны, однако спрятанные под ними лампы не горели. Видимо, по причине экономии электроэнергии.
Слева и справа фонарный луч постоянно натыкался на проемы с тяжелыми стальными дверьми. Некоторые были заперты, а некоторые открыты, и нам удалось осмотреть внутренности помещений…
Судя по их содержимому, мы оказались в технической зоне – эквиваленте тех сооружений, что обычно соседствуют с причалами на территории обычной базы подводных лодок. В первом довольно просторном помещении размещалась механическая мастерская, далее мы наткнулись на токарный цех и склад аккумуляторных батарей.
Сделали остановку у следующей двери. Изучив масляные пятна под ней и принюхавшись к запаху, я определил:
– Здесь топливный склад.
– А здесь хранится обмундирование, – донесся слева голос Маринина.
Ну что за пацан, ей-богу! Он уже ковырял у противоположной стены пыль у такой же запертой двери. Позабыв обо всем на свете, показал найденную пуговицу и затоптанную нашивку с германским орлом.
– Ты назад почаще поглядывай, следак по особо важным делам!
Сомнений не оставалось – это обычная техническая зона.
Дойдя до поворота, я осторожно выглянул за угол. Там тоже было темно, безлюдно и множество дверей по обе стороны коридора. Движение продолжилось…
Где-то здесь под замком хранились стрелковые боеприпасы, оружие, продукты, медикаменты – все то, без чего невозможно существование засекреченной и изолированной от всего мира организации.
– Та-ак, – присел я на корточки и стал ощупывать борозды в каменном полу, в которых когда-то были вмонтированы рельсы. Затем поднялся: – Понятно.
– Что понятно, товарищ капитан второго ранга?
– За этой дверью торпедно-минный запас. Тут были рельсы, и по ним ходила специальная тележка, перевозившая огромные боевые чушки.
– А куда же эти рельсы делись?
– Думаю, из них сварили ту многотонную задвижку, перекрывшую выход в тоннель.
– А-а-а…
– На следующий вопрос ты получишь ответ прямым в голову. Понял?
– Так точно.
– Смотри назад!
Он послушно оглянулся, и мы крадучись двинулись дальше по коридору…
В конце технической зоны луч моего фонаря выхватил из темноты тупик и две пары дверей, расположенных друг против друга.
Толкнул первую – открыто. В нос ударил устойчивый запах выхлопных газов. В центре небольшой залы на двух бетонных фундаментах стояли заглушенные дизель-генераторы, вдоль стены – рядок бочек с топливом.
Ясно. Пошли дальше…
Вторая дверь столь же легко поддалась усилию, открывая нам «прекрасную картинку» пустующего двухместного карцера. Две солдатские кровати со свернутыми в бухту матрацами, тумбочка, в углу параша – подобие каменного унитаза и бронзовый кран над ним с мерно подкапывающей водой.
Третья дверь. Маринин четко выполнил приказ: присев на колено и взяв на изготовку автомат, оглядывался назад, в темноту.
Я потянул на себя ручку, край двери выполз в коридор, обдавая нас ледяным, дурно пахнущим воздухом.
«Что за гадость?!» Я поморщился и стал шарить по внутренностям длинного помещения желтым лучом. Оно (помещение) раза в четыре больше карцера. Ни кроватей, ни тумбочек, ни параши. Зато на полу ровными рядами были уложены мешки.
– Смотри в оба! – Я перешагнул через порог и присел возле ближайшего. Расстегнул несколько пуговиц, раздвинул в стороны замерзшую мешковину и… – Здрасте, – кивнул мертвому мужчине с белым лицом, покрытым слоем матовой измороси.
Прикрыв первый мешок, подсел ко второму, к третьему…
– Ну, что там, Евгений Арнольдович? – донеслось из коридора.
– Местное кладбище, – выходя из помещения, сказал я Маринину.
Оставалась единственная дверь – последняя в темном тупичке.
Почему-то она или, точнее, то, что за ней находится, вызывало наибольшее беспокойство. Приложив ухо к холодному металлу, я как будто слышал негромкие звуки…
Молодой напарник по-прежнему сидел под стеной и целился автоматом туда, откуда мы притопали. Я положил фонарь на пол и, держа наготове оружие, сделал первый шаг к последней двери.
И вдруг что-то заставило меня остановиться.
Указательный палец невольно прижался к спусковому крючку, когда я понял, что стальная дверь, не дожидаясь моих усилий, сама подается навстречу. После секундного замешательства я снова прижался к дальней стене и сделал знак Маринину: «Замри!»
Дверь медленно поворачивалась без малейшего скрипа.
Наши нервы были напряжены до предела. Мы в упор смотрели на расширяющуюся темную щель…
Лично я ожидал увидеть кого угодно: толпу вооруженных престарелых фрицев с перекошенными от злости рожами, заспанного часового и даже уродливого монстра, похожего на гигантскую землеройку. Но то, что открывалось нашему взору, – буквально повергло в легкий шок.
Из темного помещения в коридор вышел высокий седобородый старец. Обрамленное белыми волосами лицо было неестественно приподнято, словно его обладатель вслушивался в каждый шорох. На худом теле запачканное брезентовое рубище, в левой руке пара солдатских котелков, доверху наполненных какой-то дрянью, в правой – палка. Но более всего поражали глаза. Точнее, их отсутствие – пустые глазницы, чернеющие под кустистыми белыми бровями.
Выйдя и затворив за собой дверь, старик безошибочно определил нужное направление и, постукивая своим посохом, зашаркал по каменному полу в сторону искусственного водоема.
Мы безмолвно проводили тощую и слегка сутулую фигуру…
Не сдержав эмоций, Маринин вскочил и, вытянув руку, собрался поделиться впечатлением, но я зажал его рот и кивнул на старика.
Отойдя шагов на тридцать, он остановился посреди коридора, седая голова повернулась вбок…
– Запомни, – шепнул я в самое ухо старлея, – у слепых людей великолепно развит слух. Усек?
Тот трижды кивнул. А пространство коридора вновь наполнилось звуками тяжелых шаркающих шагов и однообразным постукиванием палки…
Глава седьмая
Архипелаг Земля Франца-Иосифа,остров Земля АлександрыБаренцево мореНесколько дней назадСразу после завтрака состоялось назначенное построение моряков, трех врачей и парочки оставшихся в живых инженеров. Ради торжественного момента над правым причалом горели все лампы, а тротуар блестел после тщательной уборки.
Мор встал перед строем. Окинув взглядом пожилых, старых, а подчас и совсем дряхлых мужчин, он на мгновение задумался…
В начале сороковых Гитлер обмолвился: «У меня есть реакционная армия, национал-социалистические военно-воздушные силы и христианский флот». Тогда он удивительно точно подметил настрой и черты основных родов войск. А сейчас в этих людях – оборванных, полуголодных, обросших и дурно пахнущих – не осталось ничего христианского. Более того, вот уже много лет их существование в подскальной базе было подчинено простым животным инстинктам: хорошо и вкусно питаться, чтобы выжить и проснуться через шесть лет, а проснуться для того, чтобы снова искать вкусную пищу.
Мор начал говорить о нехватке продуктов, о необходимости пополнить складские запасы, о готовности экипажа и подлодки к очередному походу…
Толпа была счастлива услышать от легендарного командира, пустившего на дно не один десяток судов, известие о скором выходе в море. Отовсюду неслись одобрительные выкрики.
– Итак, ровно через полчаса подлодка U-3519 покинет базу и отправится на свободную охоту, – громко говорил Мор. – Сколько она продлится, мне неизвестно. Но я абсолютно уверен в одном: мы будем охотиться до тех пор, пока не улыбнется удача. И мы обязательно вернемся сюда с хорошей добычей!..
Последние слова потонули в овациях.
Стоявший на правом фланге Нойманн улыбнулся: кажется, у людей появилась надежда сытно прожить последние дни перед очередным шестилетним небытием. Да, будущее здесь оценивалось не годами, а короткими промежутками в несколько недель. Максимум – в два-три месяца.
Закончив пламенную речь, Мор скомандовал экипажу забрать личные вещи и занять места в подлодке согласно штатному расписанию. Матросы и унтер-офицеры потянулись к сходням, офицеры поднимались на борт последними.
Профессор пожал Хайнцу ладонь, пожелал удачи.
Инженеры подняли многотонную задвижку, освободив путь в тоннель. Лишь после этого над рубкой исчезла белая командирская фуражка.
Внутри корпуса загудели электромоторы, зашипел воздух, выпускаемый из балластных цистерн. Субмарина качнула рубкой, опустила нос, следом корму и быстро превратилась в длинную тень в хорошо освещенном водоеме.
Гребные винты ожили, подняв со дна муть, и тень медленно двинулась в сторону тоннеля…
Всеобщую радость от стартовавшего боевого похода омрачила маленькая неприятность – ближе к выходу из тоннеля лодка прочертила легким корпусом по каменным обводам.
– Черт! – выругался Мор, услышав неприятный скрежет.
– Считаешь, мы опять обрушили стену? – отозвался старший помощник Кляйн.
Командир хотело было ответить, да голос потонул в беспорядочном грохоте – по корпусу стучали падающие каменные глыбы.
– Придется по возвращении ложиться на дно и расчищать тоннель, – сломал он в сердцах карандаш.
Да, работа предстояла нелегкая. Впервые экипаж столкнулся с подобной проблемой восемнадцать лет назад, когда лодка, также на выходе, приложилась рубкой о край грота. Тогда обрушилось несколько тонн скальной породы, и подводникам пришлось заниматься расчисткой несколько дней. И вот снова неудача.
– Ладно, расчистим, – криво улыбнулся Рудольф Кляйн. – Лишь бы вернуться с хорошим уловом…
Шесть лет назад после долгой и безуспешной охоты экипажу U-3519 посчастливилось подкараулить роскошное круизное судно недалеко от Шпицбергена. Офицеры Кляйн и Ланге пытались отговорить командира от рискованной затеи атаковать огромный корабль, но тот оставался непреклонен – запасы продуктов к тому моменту закончились. Хорошенько прицелившись, он пустил торпеду точно в балластный бак, лишив лайнер хода и посадив его на отмель. Расчет оказался верен: никому из находящихся на борту и в голову не пришла мысль о торпедной атаке, пассажиров и экипаж оперативно эвакуировали, а корабль оставили на ночь без присмотра в притопленном положении. Этим «серые волки» и воспользовались, основательно опустошив кладовые и топливные танки.
Часто вспоминая о той удаче, Хайнц решил начать охоту с осмотра окрестностей Шпицбергена. Была еще одна причина: восточные острова данного архипелага были ближе любой другой суши…
Целую неделю субмарина курсировала вдоль южных границ архипелага в надежде перехватить судно, идущее с материка с запасами провианта. Пару раз на горизонте появлялись крохотные рыбацкие траулеры. Рассматривая их в окуляр перископа, Мор крепко ругался и приказывал не менять курса.
– Я не буду тратить торпеды на подобную мелочь, – отвечал он на вопросительные взгляды подчиненных.
– Хайнц, хорошее питание почти закончилось; я приказал коку урезать норму, – подошел вплотную старший помощник Кляйн. – С завтрашнего дня на гарнир у нас опять маринованные водоросли.
– Знаю! – отрезал Мор. – Будем искать приличную цель!..
На десятый день корветтен-капитан приказал повернуть на юг. Но и здесь – у берегов Норвегии – их ждало разочарование: те же мелкие рыболовные катера вперемежку с кораблями береговой охраны.
– Уходим отсюда! – рявкнул Мор, в очередной раз приметив в перископ военное судно.
– Куда рассчитать курс, герр капитан? – спросил штурман.
– На восточное побережье Новой Земли.
Семнадцать дней патрулирования Баренцева моря и его архипелагов ничего не дали.
«Чертова Россия! Что у них там происходит? – часами вертелся Мор вокруг командного перископа. – В былые годы хотя бы изредка встречались старые калоши, а теперь словно все вымерло. Кто же из нас выиграл войну?…»
А следующий, восемнадцатый, день ознаменовался чрезвычайным происшествием. Качественной пищи, выдаваемой команде в нормальном количестве, хватило ровно на неделю боевого похода. Еще четверо суток кок растягивал остатки роскоши, сдабривая их отварными или маринованными водорослями, прихваченными с базы. А всю последнюю неделю люди питались исключительно морской растительностью.
Накануне, находясь у северной оконечности Новой Земли, Мор осматривал в перископ горизонт и заметил большой военный корабль. На всякий случай сыграли тревогу, легли на дно и заглушили электромоторы.
Но их все-таки заметили – гидроакустик определял шумы рыскающего противолодочного корабля на протяжении целых двенадцати часов. Все сидели как мыши, разговаривали шепотом и старались не двигаться.
И вдруг в центральном посту прогремела автоматная очередь, буквально разорвавшая гробовую тишину. Кто-то вскрикнул от боли, одна из пуль щелкнула по перископу над головой Мора. Падая в сторону, он выхватывал пистолет, ища того, кто стрелял…