Ракитин отодвинул стул и сел рядом с Каратаевым. Таким образом, Юлия Николаевна оказалась в поле его зрения.
Она протянула руку через стол и сказала, не спуская глаз с Ракитина:
— Да полно вам, Александр Иваныч… До докторской далеко — пока еще я кандидат. — Ракитин пожал ее руку. — Я — нейропсихолог. Меня зовут Юлия. Неужели это вы?… Не ожидала, честное слово.
Наступила очередь Каратаева — он повернулся к Ракитину и привстал со своего стула. Протянул руку.
— Тоже не ожидал… Меня можно просто Антон. Если будем работать вместе, то звания ни к чему. Но сразу о самом главном. Нам хотелось бы поговорить с вами откровенно. Ведь вы были не только свидетелем, но и участником, ведь так? Вы ответите нам на несколько вопросов?
— Глеб, — Ракитин пожал протянутую ему руку. — Вы сказали, несколько вопросов? По поводу чего?
— Товарищи прибыли специально по делу о перестрелке на посту ГИБДД, — вставил Скоробогатов. — Ты тоже был там. Вот они и хотят кое-что выяснить лично у тебя.
— По-моему, все и так яснее ясного, — ответил Ракитин. — Один преступник погиб в перестрелке. Второй задержан.
Каратаев пристально посмотрел на Ракитина.
— Нас интересуют совсем не они.
Он машинально достал из кармана свой покрытый тончайшей гравировкой серебряный футляр с сигарой и гильотину. Ракитин бросил на них недоуменный быстрый взгляд. Каратаев перехватил его и вдруг сообразил, что предметы эти в захолустном райцентре были бы не слишком уместны. Вздохнув, он убрал футляр и гильотину обратно в карман.
— А кто же тогда вас интересует? — спросил Ракитин.
— Лейтенант Лунин, — ответил Каратаев, смотря капитану в глаза.
Все это время Юлия Николаевна не спускала с Ракитина глаз — она внимательно наблюдала за его лицом. Перекрестный осмотр приезжих капитана совсем не смутил. Ракитин поднес к своему лицу большой палец. Внимание его привлек небольшой заусенец у ногтя. Капитан поскреб его указательным пальцем, затем, вздохнув, сказал:
— Да, жалко парня… Нелепо как-то. Впрочем, именно так все оно и бывает.
— Вы видели его раны собственными глазами? — цепко спросил он. — Вы уверены, что лейтенант был мертв?
— Он умер у меня на руках. — ответил он. — В буквальном смысле. Когда я подбежал к нему, то встретился с ним взглядом, и он был еще жив. А через секунду — уже нет. Знаете, я только что с его похорон. Лунина кремировали полтора часа назад. Но у меня тоже есть к вам вопрос, Антон. Отчего именно лейтенант Лунин вызывает у вас такой интерес?
Каратаев усмехнулся, однако усмешка вышла холодной и напряженной.
— А вот этого я, к сожалению, вам сказать не могу. Не имею права.
Ракитин поднялся со стула.
— К сожалению, и я вам больше помочь ничем не смогу. Я рассказал все, что знал. — Он посмотрел на Скоробогатова, — Разрешите идти, товарищ полковник?
Вместо ответа полковник вопросительно глянул на Каратаева. Тот едва заметно кивнул головой.
— Разрешаю, — вздохнул Скоробогатов. — Ну что ж, Ракитин, иди.
Капитан развернулся и четким шагом, ни на кого больше так и не взглянув, вышел из кабинета.
Глава 9
В центральном сквере города, расположенном на пересечении Карла Маркса и Богоявленской, и разбитом еще до войны, в честь победы на Халкин-Голе, работали несколько мальчишек, которым было по десять-двенадцать лет. Одни из них счищали стальными щетками грязь с чугунной ограды, другие следовали за ними с кисточками в руках — красили чугунные кружева черным битумным лаком. Мальчишки были детдомовскими, и делали они свою работу под присмотром педагога-воспитателя Степановой. Она была костлява и прокурена насквозь, как старая пепельница, носила широкие мужские брюки, водолазку и полосатый пиджак. Волосы ее, вместе с коричневой кожей, были так сильно стянуты пучком на затылке, что морщин на землистом щучьем лице практически не оставалось. В одной руке Степановой была дымящаяся папироса, в другой — покрытая черной краской кисть. Она водила ею по ажурным завиткам ограды, подавая своим питомцам трудовой пример.
— Вы должны заботиться о городе, в котором живете. — говорила она хорошо поставленным, педагогическим голосом. — О своем доме, о родной улице. А главное — прилагать усилия, чтобы поддерживать их в чистоте и порядке. Ведь только общественно полезный труд может сделать каждого из вас человеком.
Двое мальчиков неподалеку от нее красили ограду плечом к плечу. Делали это они из рук вон плохо, — краска срывалась и падала на землю, смешиваясь вместе с пылью в черно-бурую грязь. Флейцы брызгали веером, покрывая маляров черными пятнышками. Обоим мальчикам было лет по десять. Один был стрижен наголо, и на голову его было налеплено несколько татушек из жевательных резинок. Звали его Жигунов.
Второй был Кешей, он был рыж и вихраст. Лица обоих детей покрывали черные веснушки. Лицо Кеши, помимо этого, еще и рыжие, но их было значительно меньше.
— Человеком, блин… Вот, курва… — говорил себе под нос Жигунов. — А сейчас мы для нее не люди. Падла она, вот кто. Курить хочется, аж слюни текут.
— А мне — жрать… — тоскливо добавил Кеша. — Тоже слюни текут…
В этот момент рядом со входом в сквер остановилась красная спортивная машина. За рулем ее сидела незнакомка. Голова ее была туго повязана платком, а глаза скрывались за темными очками. Эта маскировка не скрывала ни молодости женщины, ни ее отчаянной красоты.
Жигунов и Кеша оказались к машине ближе всех. На перемазанных краской мальчишек она не обратила никакого внимания. Девушка сидела внутри, барабаня по рулю пальцами с длинными накрашенными ногтями.
Жигунов толкнул Кешу локтем в бок. Мальчишки переглянулись.
— Видал?.. — спросил Жигунов.
Кеша усмехнулся.
— Видал… — ответил он ему в тон.
* * *Незнакомка опустила водительское стекло и задумчиво посмотрела через улицу. На другой ее стороне, прямо напротив сквера, в кирпичной стене стояли крашенные металлические ворота с калиткой. Рядом с воротами к кирпичам была прикручена табличка:
«Управление народного образования. Детский специнтернат № 1».
Незнакомка раскрыла тонкую пачку и достала из нее сигарету. Щелкнула зажигалкой и наклонилась над ней, чтобы прикурить. Когда она подняла от пламени глаза, то увидела в проеме окна Кешу. Мальчик положил руку на дверь и печально вздохнул.
— Тетенька… — сказал он.
Незнакомка посмотрела на него безо всякого интереса.
— Чего тебе, малыш?
— Сукой не будь. На пару затяжек оставишь?
Незнакомка затянулась.
— Пошел вон, — ответила она, выпуская дым. — Не оставлю.
Кеша совету не внял. Мальчик отчего-то медлил, и руки своей с двери не снимал. Он смотрел куда-то за спину незнакомке, и в глазах его читалось плохо скрываемое веселье.
— Не слышишь? — повторила она. — Пошел вон отсюда, я тебе говорю.
Девушка нажала кнопку, и стекло начало подниматься из двери. Кеша усмехнулся и убрал руку.
В этот момент до незнакомки дошло, что что-то происходит у нее за спиной. Она резко обернулась. В следующий момент за стеклом пассажирской двери поднялась лысая голова Жигунова. На его лбу, расставив ноги, куда-то летел в прыжке наклеенный человек-паук. Мальчишка оскалился. Во рту его хищно сверкнули два верхних клыка, передних же зубов не было вовсе. Жигунов скорчил незнакомке рожу, подмигнул и дико захохотал. Затем развернулся и быстрыми скачками побежал куда-то по улице.
Незнакомка распахнула дверь, едва не отбросив ею Кешу. Цокая каблуками, она обошла машину спереди и остановилась перед пассажирской дверью.
На тротуарном бордюре стояла банка с черной краской, из которой торчала ручка кисти. По пассажирской двери шла жирная кривая надпись с подтеками:
«СУКА»
От неожиданности тлеющая сигарета вывалилась из пальцев девушки. Однако, долететь до земли она так и не успела — Кеша тут же подхватил ее и засунул фильтром себе в рот.
— Я же говорил, — сказал он, делая затяжку и выпуская дым, — сукой у нас быть не надо. Здесь тебе не Сочи…
Незнакомка не смогла ответить на это ни слова. Она стояла перед машиной, и губы ее тряслись.
Из сквера вдруг выскочила воспитатель Степанова. Она окинула фотографическим взглядом испорченную машину, Кешу с сигаретой и улепетывающего во весь дух Жигунова. Как человек опытный, она мгновенно оценила ситуацию и пришла к выводу, что мальчишку ей уже не догнать. Скорее для порядка, чем ради практической пользы, она крикнула ему вслед:
— Жигунов! Стой, мерзавец!.. Стой!..
Тот, как и следовало ожидать, не остановился.
Тогда Степанова ринулась к машине, на ходу вытаскивая из кармана брюк несвежий носовой платок. Нагнувшись над дверью, она попыталась стереть надпись, однако ни к чему хорошему эта попытка не привела — буквы потеряли контуры, но остались на своих местах, а площадь загрязнения увеличилась вдвое.
— Жигунов! Стой, мерзавец!.. Стой!..
Тот, как и следовало ожидать, не остановился.
Тогда Степанова ринулась к машине, на ходу вытаскивая из кармана брюк несвежий носовой платок. Нагнувшись над дверью, она попыталась стереть надпись, однако ни к чему хорошему эта попытка не привела — буквы потеряли контуры, но остались на своих местах, а площадь загрязнения увеличилась вдвое.
Незнакомка взяла воспитателя за плечо и потянула ее от машины.
— Ради бога, только не троньте…
Тут и Степанова и сама, наконец, поняла тщетность своих усилий. Она зачем-то скомкала платок, испачканный краской, и поспешно засунула его обратно в карман брюк. Грудь ее вздымалась.
Наконец, глаза ее остановились на Кеше. Тот, ухмыляясь, торопливо курил, и огонек сигареты тлел уже где-то у самого фильтра.
Одной рукой Степанова молниеносно вырвала недокуренную сигарету из его рта, другой, одновременно, жгутом скрутила ему ухо. Кеша застонал и сморщился от боли.
— За него теперь ты ответишь, негодяй! — крикнула Степанова, наливаясь кровью.
— Да ладно вам… — отозвался Кеша, пригнув голову. — Ухо же оборвете… Все можно исправить… Прямо сейчас.
На помощь Кеше неожиданно пришла именно незнакомка. Она схватилась за руку Степановой и попыталась разжать ее стальные пальцы.
— Да пустите же вы его!.. — проговорила она. — Исправить можно, говоришь?
Пальцы Степановой разжались. Кеша запрыгал, тряся головой и массируя пунцовое ухо.
— Во, блин, чуть не оборвала… Да конечно можно! Если не смыть сейчас, то ацетон разъест лак. Тогда краска встанет и всю дверь придется перекрашивать. Но минут пять еще есть. А у меня бутылка растворителя заначена. В палате. Только где — не скажу.
Степанова возмущенно скрипнула зубами.
— На ночь нюхают, негодяи!.. А ну, марш за ней! Живо!..
Кеша не ответил, даже не повернул в ее сторону головы. В этот момент раздается гул пролетавшего вертолета. Кеша поднял голову и принялся с интересом смотреть на небо, однако вертолет летал где-то за домами, и Кеша его так и не увидел.
Степанова угрожающе двинулась к нему.
— Да что ж ты стоишь, а?…
Смысл паузы, которую держал Кеша вдруг дошел до незнакомки. Она вдруг посмотрела на Кешу с искренним и неожиданным интересом. Взяла Степанову за локоть, останавливая ее. Затем раскрыла сумочку.
— Сколько? — спросила по-деловому она у мальчика.
Кеша перевел на нее взгляд.
— Сто баксов, — зевнув, ответил он.
Незнакомка усмехнулась и, не проронив ни слова, достала из сумочки купюру. Глаза Степановой сверкнули. Она посмотрела на деньги с тоской и плохо скрываемой брезгливостью.
* * *Степанова нервно вышагивала по своему кабинету. Оставляя шлейф, в зубах воспитателя дымилась папироса с мятым гармошкой мундштуком. Сумрачно смотрел из-под потолка, сверху вниз, педагог Макаренко. Незнакомка, все в тех же очках, сидела на стуле, приставленном к столу Степановой. Нога ее была закинута на ногу, а пальцы руки барабанили по столешнице.
— Только три дня, — сказала девушка. — С ним ничего не случится. Мальчику нужна медицинская помощь, а уколы я делать умею.
— Как вы смеете предлагать мне такое! — нервно реагировала Степанова. — Я педагог! Заслуженный учитель Российской Федерации!
Незнакомка вздохнула. Она достала из сумочки паспорт, пачку американских долларов и выложила все это в центр стола.
Степанова закашлялась дымом, сверкнула взглядом и остановилась как вкопанная.
Она подошла к столу вплотную.
— Что это?.. — с ненавистью спросила она. — Это… Это деньги?..
— Деньги, — невозмутимо согласилась незнакомка и ногтем, покрытым лаком, подтолкнула пачку воспитателю.
— Уберите немедленно! — почти визжа, прокричала Степанова.
Девушка вздохнула и накрыла пачку ладонью.
— Вы не совершаете никакого преступления. Я просто хочу провести с ним выходные. Паспорт и деньги останутся у вас как залог. Через три дня я верну мальчика и заберу только свой паспорт. А деньги останутся у вас. Они превратятся в пожертвование детскому дому.
* * *Незнакомка была теперь в кабинете Степановой одна. Она встала со стула и подошла к окну. Внизу, на асфальте, лежали нарисованные мелом клетки. Несколько девочек в одинаковых платьях прыгали в них, играя в классики.
Внезапно за ее спиной послышался звук открываемой двери. Незнакомка задвинула шторы и быстро обернулась.
В комнату вошел Кеша. Теперь он был серьезен, почти сердит. На нем был надет пиджак, рукава которого едва прикрывали кисти. Обеими руками он прижимал к себе полупустой, заклеенный скотчем пластиковый пакет с какими-то вещами. Кеша остановился у порога и поднял на девушку глаза.
Незнакомка вдруг порывистым шагом пересекла комнату и остановилась перед мальчиком. Она нагнулась, сняла очки и внимательно посмотрела ему в лицо. Потом поправила воротник его рубашки. Глаза ее вдруг блеснули.
— Не надо. Ничего не говори. Ты меня не помнишь, Кеша, но… Но все-таки я твоя мать. Вот так…
Она прижала его к груди.
Кеша встретился взглядом со строгим Макаренко и хмуро ответил:
— Посмотрим еще, какая ты мне мать…
Глава 10
Ракитин купил в киоске свежую газету, потом сел в свою машину, хлопнул дверью и пустил мотор. Несколько секунд он сидел неподвижно, прислушиваясь к холостым оборотам. Двигатель был прогрет, но все равно обороты плавали.
Капитан пообещал себе, что в ближайший выходной он займется машиной всерьез. Снимет карбюратор, разберет его и промоет бензином каждую деталь. Поставит новый ремкомплект.
Поскольку у Ракитина не было ни семьи, ни детей, он привык относиться к своей «шестерке» как к живому существу, которое предано ему и которое всегда где-то рядом. Ни расход масла, ни неумеренный бензиновый аппетит, ни многочисленные и почти ежедневные поломки не доставляли капитану существенных неудобств — он был старшим по званию и по возрасту, и относился к машине по-товарищески. Он снисходительно терпел ее самые фантастические капризы.
Наконец, Ракитин включил первую скорость и тронулся с места.
Он свернул за угол и поехал по Пролетарской. Сразу же за перекрестком, между собесом и книжным, была арка с лепниной, которая вела в подворотню. В глубине ее стояла машина с тонированными стеклами.
«Жигули» проехали мимо. Машина из подворотни почти бесшумно завелась, медленно выехала и остановилась, не включая поворотный сигнал. Ракитин проехал перекресток. Когда расстояние до его «жигулей» увеличилось метров до ста пятидесяти, машина с тонированными стеклами вывернула на проезжую часть и двинулась следом.
* * *За рулем этого автомобиля сидел Антон Каратаев. Рядом, на пассажирском сиденье, расположилась Дементьева. На коленях ее был раскрытый ноутбук. Юлия Николаевна смотрела на монитор, не поднимая на дорогу глаз.
Каратаев двигался медленно — потому что не гнал и объект, за которым они вели охоту. Каратаев посмотрел на заднее стекло «шестерки», на которое был налеплен треугольный знак с чайником, испускающим облачко пара.
Подполковник усмехнулся.
— Ну и тип. Как ты его оцениваешь? — спросил он.
Глаз своих от монитора Юлия Николаевна не подняла. Она ответила:
— Знаешь, Антон… Двойственно. В кабинете у прокурора я наблюдала за ним и попыталась сделать анализ. Когда он отвечал на вопросы, все было вроде бы как нужно. Рефлекторные движения мышц, жесты. Однако… Мне показалось, что он почувствовал, что я веду над ним наблюдение. И за ответами его будто бы что-то стоит еще. Не исключаю, что он просто играл с нами.
Машина Ракитина остановилась на светофоре. Каратаев не стал подъезжать ближе и пристраиваться ей вслед. Он взял к обочине и остановился у тротуара, сохранив дистанцию.
— Думаешь, он так непрост? — спросил Каратаев.
Дементьева подняла на секунду глаза на объект слежки. Потом вновь опустила взгляд на монитор.
— Пока еще ничего не знаю, Антон… — сказала она. — Ты к нему близко не подходи. Пусть он не видит нас. С маяком все равно далеко не уйдет.
На мониторе ноутбука был спутниковая карта, увеличенная до такой степени, что на крышах различались решетки телевизионных антенн. В ее геометрическом лабиринте двигалось пульсирующее световое пятно. Это была машина Ракитина с установленным на ней маяком.
На перекрестке включился зеленый. «Шестерка» поехала. Каратаев подождал, пока она не скроется за поворотом.
— Теперь давай, — сказала Дементьева. Каратаев тронулся с места. — Тут направо… и немного прибавь. Метров через двести левый поворот, он пошел туда. Послушай, Антон…
Каратаев бросил на нее удивленный взгляд.
— Может, — спросила Юлия Николаевна. — Стоило ему рассказать все, как есть?