В течение двадцати лет на израильскую землю совершали частые набеги воинственные филистимляне. По сути, наступила пора рабства, а потому возникла необходимость в авторитарном предводителе. Это стало совсем очевидно, когда правящий царь Саул фактически отрешился от дел, занявшись так некстати огородничеством. Однако лишить его царского сана было делом и опасным, и весьма затруднительным.
Слава же о Самуиле, который был одним из первых пророков Израиля и последним из его судий, по стране множилась. Понимая всю трагичность сложившегося положения, Самуил стал подыскивать кандидатуру нового царя. По внушению свыше Самуил отправился в Вифлеем к некому Иессею, внуку Вооза и Руфи, у которого было к тому времени восемь сыновей. Среди них-то и следовало Самуилу отыскать потенциального царя.
Первые семь представленных Самуилу юношей не вселили в него надежды. «И сказал Самуил Иессею: все ли дети здесь? И отвечал Иессей: есть еще меньший, он пасет овец. И сказал Самуил Иессею: пошли и возьми его; ибо мы не сядем обедать, доколе не придет он сюда. И послал Иессей, и привели его. Он был белокур, с красивыми глазами и приятным лицом. И сказал Господь: встань, помажь его; ибо это он. И взял Самуил рог с елеем и помазал его среди братьев его, и почивал Дух Господень на Давиде с того дня и поселе; Самуил же встал и отошел в Раму. А от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа».
Чтобы унять это «возмущение духа», Саул приказал найти себе гусляра, дабы тот игрою своею успокоил его. Этим гусляром и оказался Давид, младший сын Иессея, помазанный Самуилом втайне от Саула на царство. Давид, как видно по всему, ни о чем не подозревавший, прекрасно справлялся со своей задачей — быть музыко-психотерапевтом при выживающем из ума Сауле.
Как раз в это время филистимляне собрали свои войска для очередного бесчинства на еврейской земле. Но наступать сразу они не стали, а расположились станом между Сокхофом и Азеком в Ефес-Даммиме. Саул же расположил свое войско напротив так, что оба стана стояли на горах, между которыми пролегала долина.
Подобно знаменитому историческому эпосу о битве на Куликовом поле, началу сражения должно было предшествовать единоборство сильнейших воинов — филистимлянина и еврея. Филистимлян представлял Голиаф — исполин из Гефа, а перепуганные насмерть евреи долгое время не могли отыскать для него соперника. Голиаф же кричал им: «Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне. Если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами и будете служить нам».
На безрыбье, как известно, и рак — рыба, а потому Давид, попавший в стан воинства израильского совершенно случайно (он занес пропитание своим братьям), вызвался победить Голиафа. «И сказал Давид: Господь, Который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого филистимлянина». Все сначала посмеялись над его словами, потом посетовали на Давида, и, наконец, Саул благословил храбреца.
Заручившись поддержкою Господа Саваофа, Давид вышел на Голиафа с палкою и пращей. Голиаф, понятное дело, возмутился, увидев своего четырнадцатилетнего соперника. Уж больно все это показалось ему глупым. Однако казалось недолго, поскольку Давид, особенно не мешкая, достал из своей походной сумки камень и запустил его из пращи прямо в лоб Голиафу. Тот и преставился… Давид выхватил из ослабевших рук Голиафа меч, отсек великану голову и поверг несчастных филистимлян в ужас. Они бежали, евреи бежали за ними и «разграбили стан их».
ОНА пишет о Самуиле и Давиде — это история юношеской влюбленности «младшего» в «старшего», это история очарования и восхищения, это история о том, как самое ужасное, что только может вообразить себе молодой человек, оказывается для него вдруг единственным счастьем и наслаждением.
Борьба сознания человека с желанием — извечная трагедия. В ней открывается то, что есть человек. Нет, он не плод воспитания, хотя зачастую так кажется. Он — желающий, а потому — живущий. Жизнь побеждает, пробираясь сквозь тернии одиночества и пустоты к радости света. Голиаф — не живущий, он имитирующий жизнь покойник. Как и всякий мужчина, который отрицает свое желание в угоду устоявшемуся порядку, Голиаф ищет собственной смерти. Он находит ее… Но победа желания над сознанием — такая же смерть. Странно ли, что гомосексуалы всегда так мучительно думают о старости и о смерти?..
«Искусственность происходящего показалась Давиду ужасной, они перекидываются пустыми словами, вместо того чтобы высказать что-то единственно настоящее, вечно ускользающее от них, какую-то одну фразу, какое-то одно чувство».
Саул и Самуил
Библейская история Саула и Самуила — история сложных и глубоко чувственных отношений, замешанных на надежде и вере. Этот период в истории Израиля — время смены правления Судей на правление Царей. То есть, если до Самуила, включая последнего, власть в Израиле фактически принадлежала «Церкви», то после Самуила и начиная с Саула она стала «светской». Самуил был пророком и напрямую общался с Господом. Однако же дни его истекли, а сыновья его с ролью наследников не справились. Народ захотел царя, чем вызвал сокрушенные причитания Господа. Впрочем, Господь поворчал-поворчал и наказал Самуилу помазать некого Саула на царство.
Саул, сын Киса, был родом из Колена Вениамина. Как свидетельствует Библия, был он «молодой и красивый; и не было никого из Израильтян красивее его; он от плеч своих был выше народа всего». По откровению Господа, Самуил чудесным образом повстречался с Саулом, «взял сосуд с елеем и вылил на голову его, и поцеловал его, и сказал: вот, Господь помазывает тебя в правителя наследия Своего». Впрочем, вхождение на царство не было для Саула простой задачей, предстояли бои с иноплеменниками и сопротивление «несознательной» оппозиции. Однако безусловная поддержка его Самуилом решила дело положительно.
Но и тут не обошлось без конфуза. В сложной военно-политической ситуации Саул решил, что может обойтись без Самуила. Не дождавшись последнего, Саул собственноручно принес жертву Господу перед сражением с филистимлянами. Явившийся с опозданием Самуил то ли не смог перенести нанесенного ему таким образом оскорбления, то ли действительно Господь наточил зуб на Саула. Так или иначе, Самуил разгневался и предсказал конец царствования Саула: «Господь найдет Себе мужа по сердцу Своему, и повелит ему Господь быть вождем народа Своего, так как ты не исполнил того, что было повелено тебе Господом».
Впрочем, все это не вразумило Саула, более того, он допускает еще одну «промашку». Самуил возвещает Саулу о необходимости поразить Амалика, город его и народ его. Кроме прочего, Самуил оговаривает и подробности: «Истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла». Но Саул был прагматичен и истребил только всякую мелочь, остальное же взял, как объяснял потом, для принесения в жертву Господу. Объяснения эти были проигнорированы. Повод уличить Саула в неверности был найден и пущен в дело.
Самуил лично умертвил плененного царя Амаликитского, ни много ни мало «разрубив» его, а потом отправился в Раму. «И более, — как свидетельствует Библия, — не виделся Самуил с Саулом до дня смерти своей; но печалился Самуил о Сауле, потому что Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем». Впрочем, история на этом не заканчивается. Господь, глядя на Самуила, говорит ему: «Доколе будешь ты печалиться о Сауле, которого Я отверг, чтоб он не был царем над Израилем? Наполни рог свой елеем и пойди; Я пошлю тебя к Иессею Вифлеемлянину; ибо между сыновьями его Я усмотрел Себе царя». Мы возвращаемся к Давиду…
ОНА видит эту историю так, словно бы просвечивает ее рентгеном. Двое мужчин — любящий и влюбленный, Самуил и Саул. Они разыгрывают заурядную сцену: один мучается, но любит, другой мучается, мучимый любовью любящего. Завороженный и испытывающий отвращение. Вечное «мимо», извечное «никогда». Любовь — это стремление к недостижимому, любовь — это схватка, в которой проигрывают оба. Любовь — это насилие, которое всегда обоюдно.
ОНА смотрит на этих мужчин, ОНА словно бы разглядывает их под тубусом микроскопа. Странно, они остаются мужественными, совершая отнюдь не «мужские поступки». Парадоксально, мужчина, дабы остаться мужчиной, не должен любить, но в нелюбящем мужчине так мало мужского.
Два заряда одинаковой модальности по самой природе своей вынуждены отталкиваться друг от друга, но вечная тяга к подобному не позволяет им разойтись. «И знаешь, это очень справедливо — сначала ты изгадил мою жизнь, а теперь я твою!» Удивительный в своей бессмысленности и абсурдности бой, где сходятся двое, готовые к схватке, где каждый закалывает самого себя.
«Они не то, не там и не так ищут» — ЕЕ резюме. Они ищут, вместо того чтобы иметь, они пытаются стать, вместо того чтобы быть… Глупо.
Давид и Ионафан
Одна из самых печальных повестей, обогативших мировую литературу, изложена на нескольких библейских страницах, это история любви и дружбы Давида и Ионафана. Два разбитных героя, оба мужественны и сильны, оба совершали отчаянные подвиги, оба одержали удивительные военные победы — имели одну душу, одну на двоих.
Ионафан — старший сын царя Саула, а потому законный наследник Израиля. Давид — сын пастуха, помазанный Самуилом на царство. Между ними должна была разгореться война, но нет. Впервые увидев Давида, юного мальчика, стоящего пред Саулом с головой поверженного Голиафа в руках, Ионафан полюбил Давида и никогда не предавал ни его, ни свое чувство.
«Когда кончил Давид разговор с Саулом, душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу. И взял его Саул в тот день, и не позволил ему возвратиться в дом отца его. Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу. И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нем, и отдал ее Давиду, также прочие одежды свои, и меч свой, и лук свой, и пояс свой».
Но между Давидом и Ионафаном до последнего дня своего стоял Саул. Ревнуя к Давиду, к его подвигам и славе, к его молодости и благородству, он десятки раз порывался убить народного героя. И немудрено! Трудно даже представить себе, что испытывал тщеславный Саул, когда его народ пел на улицах города: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!» Козни вокруг Давида устраивались Саулом неустанно. Он женил его на своей дочери Мелхоле, сначала ожидая, что Давид погибнет, совершая ратный подвиг в качестве «вена». Когда же этого не произошло, Саул надеялся, что Мелхола поможет ему убить Давида, но она влюбилась в своего мужа и, напротив, помогла ему бежать.
Давид, уже помазанный на царство, не решался занять положенного ему места. Давид скитался, скрывался, дважды Ионафан спасал его от верной гибели, узнавая и предвосхищая планы своего обезумевшего отца. И говорил Ионафан Давиду: «Не бойся; ибо не найдет тебя рука отца моего Саула, и ты будешь царствовать над Израилем, а я буду вторым по тебе; и Саул, отец мой, знает это».
Саул ненавидел своего сына за его любовь к Давиду и в сердцах даже хотел убить его. Под конец он окончательно лишился рассудка, а потому Давиду и Ионафану пришлось расстаться. Книга Царств так повествует об их расставании: «Давид поднялся с южной стороны, и пал лицом своим на землю, и трижды поклонился; и целовали они друг друга, и плакали оба вместе, но Давид плакал более. И сказал Ионафан Давиду: иди с миром; а в чем клялись мы оба именем Господа, говоря: „Господь да будет между мною и между тобою и между семенем моим и семенем твоим“, то да будет навеки».
Не желая убивать Саула, Давид поселился у врагов израильских — у филистимлян и служил царю Гефскому Анхусу, от руки которого и пал Израиль. В последней, роковой битве все сыновья Саула были убиты, сам он покончил жизнь самоубийством.
Когда Давид узнал о смерти Ионафана, он «схватил одежды свои и разодрал их», «рыдал и плакал». Давид был безутешен, и песнь его лилась над Израилем: «Как пали сильные на поле брани! Сражен Ионафан на высотах твоих. Скорблю о тебе, брат мой Ионафан: ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской. Как пали сильные, погибло оружие бранное!»
«Любовь, если она любовь, — пишет ОНА, — входит мгновенно, она проста и понятна, чужда уговоров и ухаживаний, она — сама нежность, идущая навстречу, она то, что вспыхивает сразу и с двух сторон, это взаимопроникновение — или есть, или нет». Футуристические краски ЕЕ сюжета оттеняют сказание о невозможном, о запретном — о счастье…
Кажется, это тот единственный случай, когда счастье было действительно возможно, оно уже стояло на пороге, оно даже вошло в распростертую дверь. Но жизнь… эта ужасная жизнь, чья хроническая мистерия не может не обернуться трагедией. Жизнь — это некие неписаные правила, табуирующие счастье. Как странно, что счастье, кажущееся вершиной жизни и ее основанием, с нею несовместимо. Жизнь уравновешивает бесконечную возможность сухим перечнем ограничений — пол, возраст, национальная принадлежность, социальное положение, роль, место, функция…
Даже на самое главное, на единственное и вечное у жизни всегда найдется несчетное множество второстепенных и суетных банальностей, складывающихся в единую, неподъемную массу. Счастье, рвущееся в небо, недостижимо, но иногда трение жизни останавливает его взлет не в начале, не на ходу, а в миг его мистического свечения. Две души, успевшие объединиться, растворяются в вечности, беглецы — они сами становятся жизнью, жизнь более не нужна им…
«Долгий поцелуй таял на губах Давида, Ионафан ускользал и, наконец, рассыпался звездным небом, оставив теплый след на постели…»
ЕЕ печальная песнь льется над жизнью… Тише, молчите! Слышите, ОНА плачет…
Фамарь
Давиду не везло с детьми. Много жен, много дел, не до детей. Амнон и Авессалом — сыновья Давида от разных матерей. У Авессалома была родная сестра — красавица Фамарь. Амнон, которому Фамарь, соответственно, приходилась сводной сестрой, возжелал с ней близости. Он домогался ее множеством способов, но все тщетно, а потом пошел на хитрость: сказался больным и попросил Фамарь, чтобы она ухаживала за ним во время болезни.
Фамарь, ничего не подозревая, изготовила лепешки и пришла к Амнону. Тот же сказал, что хочет есть из рук ее, и когда Фамарь оказалась у постели Амнона, он доходчиво пояснил ей свои планы. Фамарь отказывалась, просила ее не бесчестить, «но он не хотел слушать слов ее, и изнасиловал ее, и лежал с нею».
Дальше ситуация изменилась диаметрально противоположным образом: «Потом возненавидел ее Амнон величайшею ненавистью, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какую имел к ней; и сказал ей Амнон: встань, уйди». Фамарь же стала просить, чтобы он не гнал ее: «Нет, прогнать меня — это зло больше первого, которое ты сделал со мною». Но Амнон не хотел ее слушать, позвал служителя своего и велел выставить Фамарь вон.
«И посыпала Фамарь пеплом голову свою, и разодрала разноцветную одежду свою, которую имела на себе, и положила руки свои на голову свою, и так шла и вопила».
ОНА написала о девочке, девочке, в которой пробуждается женщина, в которой пробуждается то, что есть в женщине, если она — женщина. Этот текст столь же драматичен, сколь и наивен. Это странное, загадочное, чудовищное сочетание — ОНА написала о трагедии пробуждения женственности, для которой нет почвы, нет места и нет возможности быть.
Мужчина возбуждается, когда ему интересно, и только, но вдобавок к этому он еще и пуглив. Мужчина не возбуждается, когда любит, он возбуждается, когда холоден. Мужчина не чувственен, он чувствителен, он чувствителен к собственной боли. Мужчина слаб и умудряется при этом оберегать собственное достоинство, которого не может у него быть. И что теперь женщина? Как быть ей женщиной с таким мужчиною? Нельзя одновременно манить и наказывать за то, что несчастные клюют на приманку. Но это именно то, чего она ищет… Не потому ли женщина — чудовище, не потому ли она дьяволица? Не от того ли, что нет ей мужчины?..
Вирсавия
Давид грешил много, он истреблял людей городами, уничтожая женщин и малолетних детей, но то были «враги». Библия прощает подобные прегрешения. Одного только не смог Бог библейский простить Давиду — это дело его с Вирсавией.
По всей видимости, жен и сожительниц у Давида были десятки, он всех их любил, но это слово должно пониматься здесь как можно проще — любил, и все тут. Однажды, прогуливаясь по крыше своего дворца, он заприметил девицу, которая купалась в бассейне, расположенном на крыше ее дома. Эта девица оказалась женой одного из его военачальников — Урии. Долго не раздумывая, Давид послал за Вирсавией и «любил» ее. Потом, желая, видимо, любить ее и дальше, отослал Урию в военный поход, из которого тот не должен был вернуться. Урия исполнил приказ и не вернулся, пал, как говорят, смертью храбрых.
Этот поступок Давида подвергся огласке, возмущение было ужасным. Вирсавия же была безутешна и беременна одновременно. Ребенок умер в расплату за грехи своих родителей, что, впрочем, и было предсказано пророком. Жестокие муки раскаяния, которые терзали Давида, длились недолго, по завершении их он устроил веселый пир, а пораженным столь быстрой в себе перемене придворным отвечал так: «Доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло; зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне. И утешил Давид Вирсавию, жену свою, и вошел к ней и спал с нею; и она зачала, и родила сына, и нарекла ему имя: Соломон».