– Как знать. К предателям тоже кто-то приходит.
Ворон снова внутренне вскипел: она тоже говорила загадками, как будто знала больше, чем он. Совсем как Леон.
– Ты, Мишка, не обращай внимания, это я о своем. – Марина поигрывала вытянутым из стакана карандашом. – Как только узнаю больше, сразу поделюсь. Но пока, извини, и нечем особо.
«Тогда какого хрена ты мне здесь тень на плетень наводишь?» – чуть не ляпнул он, но сдержался. Понимал, что говорить подобные вещи Марине просто опасно – реакцию не предскажешь.
– Что Хохол? – перевел Ворон разговор на менее щекотливую тему, и Коваль пожала плечами:
– А что Хохол?
– Может, говорит чего?
– Не до разговоров ему. На улицу теперь выйти не сможет, пока не найдется тот, кто Мирзу убрал. – Она снова заговорила загадками, и у Ворона мелькнула шальная мыслишка: уж не ее ли безголовый супруг приговорил старого татарина?
Правда, уже в следующую минуту Ворон рассудил, что резона убивать Мирзу у Хохла не было, если, конечно, не случилось чего-то, о чем он, Ворон, не знал. Наковальня могла и темнить, дойди разборки до каких-то ее личных дел.
– У меня встреча сегодня, – как мог спокойнее сказал Ворон, и Марина понимающе кивнула:
– Я не буду мешать. Могу куда-нибудь пообедать отлучиться.
– С кем? Одна не поедешь, – отрезал Мишка, понимая, что Хохол не обрадуется, если узнает, что он отпустил ее одну.
– Леон обещал телохранителя. Пойду узнаю, может, решилось уже что. – Она спрыгнула со стола и охнула, неловко приземлившись на правую ногу. – Черт возьми, все время забываю… Как только хромота проходит, так сразу начинаю думать, что здоровая. – Она присела на диван, растирая занывшее колено.
– Может, лед?
– Не надо, это не поможет. Будем надеяться, боль не станет такой сильной, что снова придется хромать. Не могу тебя подвести. – Тут она издала какой-то смешок, больше похожий на попытку скрыть боль и досаду, и Ворон решительно нажал кнопку интеркома.
– Леон там? Пусть зайдет.
Леон возник на пороге почти мгновенно:
– Звали, Михаил Георгиевич?
Ворон кивнул в сторону Коваль:
– Вот тебе работа подвалила. Свози-ка ее к нашему тибетскому специалисту.
– А что случилось? – Леон перевел взгляд на лицо Марины, и та скривилась.
– Ничего. Просто прыжки со стола – это больше не мое, а я все никак не смирюсь.
– Так, я понял. Мы сейчас поедем к Ивану, а он разберется. Вы идти можете?
Вместо ответа Марина встала с дивана, выпрямила спину и пошла к двери, практически не хромая, но по напряженной позе и Леон, и Ворон поняли, что нога болит, но упрямая Наковальня ни за что этого не скажет.
– Ты с ней не церемонься особенно, – Ворон решил вполголоса проинструктировать Леона. – Она тебе сейчас картину прогонит, но ты не ведись, вези ее к Ваньке, пусть посмотрит.
– Понял. Но вы как же? В смысле как я вас одного оставлю?
– Охрана здесь, а я никуда не собираюсь. Через час ко мне коммерс один подъедет, но там без вариантов. А потом, глядишь, и вы уже вернетесь. Только смотри, Леон, непременно к Ваньке. Мне не с руки, чтобы она слегла или, того хуже, начала хромать. Возникнет много вопросов.
– Понял, все сделаю. – Леон кивнул и вышел следом за Коваль из приемной.
Марина
Женщина начинает влюбляться, как только идет в школу.
Хироси СакагамиОна не притворялась. Колено действительно болело, в нем что-то хрустнуло и теперь отзывалось болью при каждом шаге.
– Вот дура, – ругала себя Коваль, опираясь на руку Леона и прихрамывая в сторону лестницы. – Нашла чем развлечься! Все думаю, что молодая, а уже и годы не те, и сноровка…
Леон фыркнул: Марине едва можно было дать лет тридцать пять. Но по ее лицу он тоже видел, что ей действительно больно.
Остановились перед лестницей. Коваль посмотрела вниз:
– А этаж-то третий, да?
– Это не проблема. Извините. – Леон легко поднял ее на руки и стал спускаться.
– Хорошо, сегодня мы решили проблему, – сказала она, когда он опустил ее на землю рядом с машиной. – А дальше? Насколько я понимаю, ходить без палки я не смогу, а с палкой у меня такая специфическая походка, что любой, кто знал меня раньше, мгновенно вспомнит.
– Садитесь в машину, – велел Леон, открывая дверку. – И не спорьте со мной, хорошо? Я вас сейчас к потрясающему доктору отвезу, все будет в порядке.
– Если твой волшебный доктор умеет показывать такие фокусы, я после лечения, так и быть, станцую для тебя что-нибудь латиноамериканское.
– Латиноамериканское? С чего вдруг?
– А ты не знал? Я в детстве занималась танцами, а потом владела клубом, где работал очень хороший танцор и тренер. С этим Карлосом я частенько позволяла себе…
– Погодите, Карлос… Карлос Нуева? – Леон уже выворачивал с парковки.
– Да, а что?
– У него теперь своя школа танцев, сейчас даже рекламу покажу, как раз у Ванькиной клиники висит.
– Ого, – протянула Марина потрясенно. – Я даже не знала, что он до сих пор здесь, думала, уехал в Москву или еще куда.
– Нет, как видите. Так что у меня появился личный интерес в вашем выздоровлении, – рассмеялся Леон. – Теперь я просто обязан увидеть, как вы танцуете.
– Внуши это своему волшебному доктору.
– Непременно.
Они приехали на южную окраину города, остановились у белого одноэтажного дома старой постройки. Леон ткнул пальцем в окошко:
– Вот плакат.
Марина увидела на противоположной стороне огромный красочный баннер «Школа танцев Карлоса Нуевы». Владелец школы был изображен в окружении темноволосых красоток и улыбался той самой широкой улыбкой, которую Коваль отлично помнила.
– С ума сойти. Конечно, это он. Ладно, будем считать это хорошим знаком. Идем к доктору, – решительно заявила она, открывая дверцу.
– Смотрите, вы мне обещали.
– Знаешь, была хорошая поговорка: «Наковальня слово держит». Так вот, с тех пор ничего не изменилось. Можешь рассчитывать.
В здании клиники было прохладно и очень тихо. Пахло какими-то травами. Марина огляделась – место ей понравилось. Здесь была та умиротворяющая атмосфера восточных лечебниц, которая внушает доверие и располагает к выздоровлению. Леон усадил ее в кресло, а сам отправился куда-то по длинному коридору. Марина закрыла глаза, откинулась на спинку и погрузилась в медитативное состояние. Из маленьких динамиков в стенах лилась негромкая тибетская музыка. Нечто подобное, но, кажется, японское, она однажды слышала у Машки. Подруга любила работать под такую музыку, говорила, что странные звуки сямисэна[1] помогают иногда сосредоточиться и подобрать нужные слова. Музыка завораживала, расслабляла, уносила далеко от земных забот, и даже нога, казалось, стала болеть меньше.
Из состояния блаженного покоя ее вывел Леон:
– Мария Андреевна, знакомьтесь. Это Иван.
Коваль про себя в очередной раз удивилась, насколько легко Леон называет ее чужим именем и не сбивается, и не спеша открыла глаза. Перед ней стоял высокий широкоплечий мужчина в хирургическом костюме. Рубашка, казалось, вот-вот лопнет, натянутая на хорошо прокачанных бицепсах. Коваль вздрогнула: внешне он напоминал ей кого-то, но кого, она вспомнить сразу не смогла.
– Иван, а отчество? – спросила она, протягивая руку.
– Я по отчеству не люблю, – улыбнулся доктор, чуть сжимая ее пальцы. – Но Денисович, если это важно. Только зовите меня просто по имени, хорошо? Я так привык.
– Хорошо.
Напряжение, возникшее сразу после того, как она открыла глаза, все не проходило.
– Какие проблемы? – спросил врач, присаживаясь на корточки.
– У меня старая травма колена, периодически его удается подлечить. Сейчас была длительная ремиссия, но сегодня я неловко наступила на ногу, и в суставе что-то щелкнуло. Теперь болит и мешает ходить.
– Понятно. Идемте в кабинет, я посмотрю и решу, чем вам помочь.
– А сможете? – недоверчиво спросила Коваль, вставая с кресла с помощью Леона.
Иван смерил ее ехидным взглядом и тоже поднялся:
– Я ставил на ноги людей после спинальной травмы. Знаете, что это такое?
– Я врач. Знаю, это как раз был мой профиль.
– О, так мы еще и коллеги?
– Бывшие. Я давно не работаю.
– А по специальности, значит, нейрохирург? – продолжал расспросы Иван уже на пути в кабинет.
Марина, опираясь на руку Леона, следовала за ним и попутно беглым взглядом окидывала помещение.
– Да.
– Тогда мы с вами не сразу поладим. – Иван открыл дверь и впустил их к себе. – На стол, пожалуйста.
Коваль увидела высокий белый стол с жестким матрасом и жалобно посмотрела на Леона:
– Не осилю.
Тот без слов усадил ее и повернулся к Ивану, мывшему руки в дальнем углу кабинета.
– Я тебе не нужен?
– Нет. Посиди в холле, тебе Жанна чаю сделает. Кстати, раз уж здесь, зайди к Васе, пусть он посмотрит.
– Хорошо. – На лице Леона не отразилась радость, и Иван с нажимом повторил:
– К Васе зайди.
Когда Леон вышел, доктор повернулся к Марине:
– Никак не могу убедить его пройти курс у нашего невролога. Тот совсем недавно вернулся из Китая, привез новую методику лечения постконтузионных мигреней. Но Леон упрям как бык. Может, хоть вы его уговорите?
– Я попробую.
– Снимите джинсы.
– Что? – опешила Коваль, но тут же до нее дошел смысл просьбы, и она улыбнулась. – Извините. Конечно.
Справившись с джинсами, она почувствовала себя неловко. Надо же, никогда прежде ее не смущала даже полная нагота, а тут джинсы… Доктор подал ей простыню, видимо, уловив неловкость.
– Мне нужно осмотреть колено, а сделать это через плотную ткань я не смогу, как вы понимаете.
– Да, конечно.
«Какое странное ощущение, – думала Марина, пока он тщательно обследовал ее ногу. – Как будто я его знаю. Но этого не может быть, он слишком молод. Но глаза, взгляд… И почему-то могильным холодом тянет. Бред, что может угрожать мне здесь, в больнице, которую и не найдешь с наскока? Совсем нервы разболтались, привыкла, что рядом Женька, а теперь вот не могу одна».
Молодой доктор тем временем закончил осмотр, оттолкнулся от стола и подкатился в кресле к шкафу, в котором стояли какие-то склянки.
– Мне все ясно. Лечить это можно, но вылечить до конца, увы, не получится. Одно могу гарантировать: при четком соблюдении моих рекомендаций и непрерывном лечении вы забудете о хромоте. Если не станете очень нагружать ногу, хромота возвращаться не будет.
– Значит, придется все-таки танцевать. – Она усмехнулась.
– Вы танцовщица?
– А что, не похоже?
– Похоже. Я, признаться, так и подумал, очень уж спина у вас прямая и ровная, после тридцати такая бывает редко.
– А после сорока?
– До этого вам еще далеко.
– Ошибаетесь, молодой человек. – Марина взялась за джинсы. – Мне уже давно за сорок.
Иван пристально вгляделся в ее лицо, и Коваль стало немного не по себе. «Вот идиотка, нашла что сказать. Он же сейчас увидит следы подтяжки, начнет вопросы задавать…» Но он оказался тактичнее, чем она представляла.
– Я бы ни за что не подумал. Вы в отличной форме. Спорт, диета?
– Активный образ жизни, – с облегчением пошутила Коваль, пытаясь слезть со стола.
– Аккуратнее! – предостерег доктор и подошел, чтобы помочь.
Оказавшись так близко к нему, Марина вдохнула аромат туалетной воды и снова почувствовала волнение: «Почему мне все время что-то мерещится? Определенно этот город под завязку набит воспоминаниями, это очень мешает».
– Пригласить Леона? – почему-то севшим голосом спросил Иван, и Марина кивнула, понимая, что надо спасаться бегством. Еще пара минут – и она не сможет устоять. А ведь только сегодня утром обещала Хохлу…
Леон появился сразу, стоило Ивану открыть дверь кабинета.
– Вы тут, смотрю, вполне поладили?
– Более чем, – внезапно зло отрезала Марина. – Иван, вы распишите, пожалуйста, Леону все, что нужно, я обещаю слушаться и делать все точно так, как вы скажете.
От двусмысленности этих слов она разозлилась на себя еще сильнее и вышла из кабинета, едва не задев Леона плечом.
Нужно было перевести дыхание и успокоиться. «Ты что, совсем идиотка? Зачем тебе этот допризывник? Он же в сыновья тебе годится! – бушевала она, стараясь отогнать призрак едва не случившегося греха. – Не девочка уже! Муж есть, именно такой, как тебе нужен, полностью устраивающий по всем параметрам! Какого черта…»
Внезапно захотелось поговорить с Машкой. Та, хоть и была моложе, умела выслушать и иной раз что-то такое сказать, от чего можно было оттолкнуться и вырулить на правильную дорогу. Нужно хотя бы выйти из клиники, не распространяться же о вспыхнувшей вдруг страсти к доктору прямо здесь.
Снова пошел дождь, но какой-то мелкий, прямо сквозь палящее солнце. Марина укрылась в небольшой беседке, вынула из сумки мобильный. Машка долго не отвечала, и Коваль вдруг испугалась, что с подругой что-то случилось, недаром в их последнюю встречу в Москве она выглядела больной и уставшей. Но вот раздался ее голос, и у Марины немного отлегло.
– Уф, Маня, нельзя же так пугать.
– Прости, я работала, не сразу сообразила, что телефон звонит. Как твои дела?
– Раз звоню тебе, сама понимаешь, не особенно. У меня сейчас такое случилось… – И она вкратце рассказала о боли в колене и визите к доктору.
– Дай угадаю, – Машка слишком хорошо ее знала, чтобы не сообразить, что к чему. – Доктор оказался в твоем вкусе? Бедный Женька!..
– Маш, не надо, а? Я позорно сбежала, оставила Леона выслушивать рекомендации. И как раз потому, что не хочу больше слышать это твое «бедный Женька».
– Прогресс, – усмехнулась Машка.
– Только вот, знаешь, у меня какое-то странное чувство, как будто я уже видела его раньше. Но этого просто не может быть, этот доктор слишком молод, чтобы я его знала в прошлом.
– Наверное, похож на кого-то, так бывает.
– Похож, похож, – Коваль задумалась. – Конечно, ты права. Но почему тогда это меня так взволновало?
– Мариш, ты бы прекратила копаться в прошлом, а? Тебе лечиться нужно, а ты забиваешь голову какой-то романтической ерундой. Сосредоточься на том, что тебе нужно ногу в порядок привести, а потом уже с остальным разберешься.
– Да, ты права, дорогая. Как у тебя-то дела?
– Работаю вот. В октябре домой поеду, не могу здесь больше.
– И правильно. Это не твой город, он тебя жрет.
– Странно, что только ты это понимаешь, – грустно усмехнулась Марья. – Никому больше не могу объяснить, все удивляются: как это Москва может не нравиться? А мне не нравится, не люблю я ее, она мне чужая.
– А договор у тебя когда заканчивается?
– Тридцатого сентября. Не поверишь, я уже билет на первое октября купила.
– Прекрасно. Вот и не жалей ни о чем. Сядешь в самолет и забудешь свою работу как страшный сон. Зато попробовала, жалеть не о чем.
– Это точно. А вы с Женькой домой скоро?
– Пока не знаю. Но, если до октября управимся, обязательно к тебе завернем, я же и в прошлый раз с таким расчетом билеты заказывала, чтобы увидеться. Мы стали редко встречаться, Машка, мне это тяжело. Ты меня понимаешь, как никто.
– Как и ты меня, подруга. Ненавижу тех, кто судит и осуждает.
– Это точно не мое, какой из меня судья.
– Наверное, нам потому и легко вместе, что мы не осуждаем друг друга ни за что.
– Машуль, мне пора, – виновато выдохнула Коваль, увидев, как по ступенькам спускается Леон и напряженно озирается, разыскивает ее.
– Да, конечно. Я была рада тебя слышать.
– Я тебя очень люблю, Машка. Держись там, родная.
– И ты.
Распрощавшись с подругой, Коваль сунула телефон в сумку и помахала Леону.
– Я здесь!
Он уже увидел ее, вошел и сел рядом, обмахиваясь несколькими листками, исписанными мелким неровным почерком.
– Иван расписал лечение. Но процедуры нужны ежедневные: иглоукалывания, массаж камнями, прижигания еще какие-то.
– А кожу сдирать он не планирует? Живодер твой Иван.
– Это вы зря. Ваня после мединститута уехал в Тибет, там учился, потом у китайцев. Он хороший специалист, в прошлом году, кстати, Михаилу Георгиевичу позвоночник лечил – боли как рукой сняло, не возвращались с тех пор.
– Слушай, а как его фамилия? – Коваль задала вопрос скорее инстинктивно, не совсем понимая, зачем ей эта информация.
– Хомченков.
«Нет, вообще ни о чем. Просто показалось. Машка права, он на кого-то похож, но это бывает довольно часто. Можно выдохнуть».
– Ездить придется каждый день, – продолжал Леон. – Но мы это решим. Телохранитель потенциальный сегодня приедет в офис к Воронцову в пять часов.
– Хорошо. – Марина уже переключилась на другое. – О Мирзе ничего нового?
– Я ж у врача был, – развел руками Леон.
– Надо Женьке позвонить, вдруг ему кто что сказал.
Но у Хохла тоже никакой информации не было.
– Сижу, как в клетке, – пожаловался он. – Тебя нет, на улицу нельзя. Как нашкодивший пионер.
– Потерпи, родной, все образуется. Я скоро вернусь. У меня в пять встреча с телохранителем, думаю, мы с ним и вернемся.
– Я закажу суши из «Шара», хочешь?
– Конечно.
– Тогда до вечера? И будь осторожна, я тебя очень прошу, – в голосе мужа слышалось беспокойство, и Марина пообещала, что сделает все, как он просит.
Телохранитель оказался широкоплечим, крепким и высоким мужчиной лет сорока. Грубое квадратное лицо, массивная челюсть, глубоко посаженные глаза, взгляд мрачный – все, что требуется, чтобы чувствовать себя рядом с ним в безопасности.
– Даже странно, – прошептала Марина Леону, – такая морда недружелюбная, а я чувствую себя так уверенно и спокойно.
– Он хороший человек и профессионал отличный. Я буду уверен, что с вами ничего не случится, пока Вадим рядом.
– Думаю, у Женьки тоже не возникнет вопросов. – Она еще раз глянула на замершего у дверей бойца.
– Будем надеяться, – улыбнулся Леон. – Вадим, ты пока в машине подожди, мы сейчас.