– Ты смотри мне, не балуй по дороге, – задирая кофту, Каспер продемонстрировал Марату засунутый за резинку охотничий нож. – Я не татарин, но горло в один прием режу.
– Тьфу, живодеры, – ругнулся Хохол, садясь за руль. – Леон, не стой, полетели!
Марина
Кто хочет тигрят добыть, должен идти в логово тигра.
Японская пословицаПерекатившись на правый бок, Марина поняла, что лежит в постели одна. Открыла глаза, убедилась, что все так, – мужа не было. Она выбралась из-под простыни и пошла в кухню, надеясь найти Женьку за чифирем, но в кухне было пусто, а чайник даже не включали.
– Интересное кино, – протянула Марина растерянно и взялась за телефон.
Женька долго не отзывался, потом ответил, и тон его сразу не понравился Марине.
– А ты где это?
– Дела у меня.
– Какие дела на ночь глядя?! – рявкнула она, не сдержавшись.
– Тебе забыл доложить. Сделаю все, вернусь и расскажу. Все, не звони мне пока, я занят.
Сколько она ни набирала потом, телефон был отключен.
– Ах ты… – от негодования она даже не сразу смогла подобрать определение такому поведению. – Ладно, я дождусь, и тогда не жалуйся.
Ожидание затянулось. Она сидела в кухне, курила одну сигарету за другой, смотрела в темное окно, на котором от ветра парусом надувалась занавеска, и пыталась угадать, куда же все-таки рванул среди ночи Женька. Должно было случиться что-то совершенно убойное, чтобы он рискнул выйти из дома туда, где в любую минуту можно нарваться на полицейских. Но что же случилось? И узнать не у кого…
От безысходности Марина взяла с полки карточную колоду и принялась раскладывать пасьянс. Ничего, конечно, не сходилось, и в приступе гнева она разодрала все карты в мелкие клочки, так что на столе теперь красовалась горка обрывков. Закончились сигареты, пришлось брать из Женькиной пачки. Хохол курил крепкие немецкие «Каро», а она их на дух не переносила.
До ближайшего супермаркета нужно было ехать, но не вызывать же такси ради пачки сигарет! Коваль взвыла от бессилия и смирилась. Курить не придется.
Отсутствие мужа, однако, беспокоило куда сильнее. Давно уже Женька не позволял себе таких вольностей. К утру Марина была совершенно невменяемой от переживаний и бессонницы, а ровно в девять у подъезда увидела серебристую «Ауди» Вадима и вспомнила, что нужно к врачу. Ехать туда совершенно не хотелось, не было сил и настроения, но она обещала Женьке и Леону, что не будет пропускать сеансы. Пришлось идти в душ, одеваться и спускаться вниз. Нацепила очки на ненакрашенные глаза, пробурчала приветствие и забралась на заднее сиденье.
– Только сперва к супермаркету – я всю ночь без сигарет, кажется, сейчас уши отвалятся.
Вадим молча кивнул и вывел машину на трассу. За сигаретами тоже пошел сам, уточнил только марку. Вернувшись, протянул одну пачку ей, а вторую убрал в бардачок, и Марина про себя отметила, что так поступали все ее телохранители – возили с собой пачку на всякий случай, даже если сами не курили.
– Вы кофе не хотите? – спросил он, но она отказалась.
– Может, после врача? Сейчас совершенно нет настроения.
– Как скажете.
До кабинета Ивана он ее тоже проводил, смерил доктора изучающим взглядом, оглядел кабинет и вышел, бросив напоследок:
– Я в холле.
Иван картинно вытер воображаемый пот со лба и подмигнул:
– Какой серьезный мужчина. Он кто? Муж?
– Нет.
Поняв, что пациентка к разговорам не расположена, Иван стал серьезным и сразу принялся за терапию. Коваль, для которой любые околомедицинские манипуляции всегда были каторгой, терпела, сжав зубы. Раздражал тяжелый запах тлеющих сигар, установленных на активных точках, бесили иголки и даже горячие камни, прикасавшиеся к коже при массаже. «Зачем я согласилась?» – думала она раздраженно. Сильнее всего раздражал, конечно, сам доктор – его руки, прикасающиеся к ней, его запах, его взгляд. Она не могла себе этого объяснить, но было в ее раздражении что-то иррациональное, не поддающееся анализу. Когда процедуры закончились, Марина вздохнула с искренним облегчением, сползла со стола, оделась и быстро покинула кабинет, чтобы лишнего слова Ивану не сказать.
– В «Матросскую тишину», – велела она Вадиму, но тот напомнил:
– Вы не завтракали.
– И что? – прищурилась Коваль, снова нацепляя очки. – Я всю жизнь не завтракаю. Но, если вы не успели, могу составить компанию.
– Я успел, и компания мне не нужна, а насчет вас ваш брат дал четкие распоряжения – кормить завтраком и следить, чтобы обедать не забывали.
– Мой брат? Когда успел?
– Он звонил мне утром.
«Вот сволочь Хохол! – чуть не выругалась она вслух. – Для меня у него телефон отключен, а с телохранителем, значит, связался, инструкции выдал. Ох, вернись только, я тебе покажу инструкции!»
– Тогда едем завтракать, – изобразив смирение, кивнула Марина и потянулась за сумкой. – Если вас не смутит, я слегка накрашусь, пока едем.
– Не смутит.
Наложив на лицо немного косметики, Коваль почувствовала себя увереннее – как-то отвыкла выходить из дома без макияжа, как будто в ночной рубашке выскочила, честное слово.
Вадим привез ее в большое кафе недалеко от «Матросской тишины». Пришлось выпить кофе и даже затолкать в себя огромный сэндвич с ветчиной и сыром.
«Если так пойдет, я растолстею», – подумала она, выбираясь из-за стола.
На улице она решила, что пришло время поговорить серьезно.
– Вадим, давайте объяснимся. То, что велит делать мой брат, не всегда совпадает с моими привычками, понимаете? Это у него просто мания такая – заботу проявлять. Но вам необязательно участвовать в этом.
– Я разберусь, – сухо ответил он, открывая дверь машины.
– Нет. Вы разберетесь с этим здесь и сейчас, чтобы больше у нас не было недоразумений. – Она уперлась и не двигалась с места.
Телохранитель развернулся, окинул ее взглядом.
– Вы всегда пытаетесь настоять на своем? Даже если человек сильно превосходит вас по физическим кондициям?
– Даже больше скажу: я не пытаюсь, я, как правило, настаиваю на своем. Даже если мой оппонент ваших габаритов, Вадим. Поэтому советую прислушаться и делать впредь только то, о чем прошу я. Вас наняли охранять меня, а не моего брата.
– Тогда обсудите это с ним и скажите, что сами разрешили мне не выполнять его просьб.
– Это я гарантирую. На будущее – обедать мы будем только в «Стеклянном шаре», никакую другую кухню я не признаю.
Она села на заднее сиденье, надела очки и дала понять, что разговор окончен.
Вадиму ничего не оставалось, как кивнуть и направить машину к зданию «Матросской тишины».
Марину изрядно удивило, что на парковке у клуба не было автомобиля Леона. Обычно в это время он уже здесь. Может, на вороновской приехал? Тогда «мерин» должен быть припаркован во внутреннем дворе, Мишка общую стоянку не признает, боится. Но и в офисе Леона не оказалось. Ворон был один.
– А ты чего это без охраны? – поинтересовалась Марина, входя в кабинет.
– Много воли взяла моя охрана. Ни Леону, ни Марату не могу дозвониться, пришлось вон с водилой ехать.
– Жив? – ехидно осведомилась Коваль, усаживаясь на диван.
– Хватит, а? – поморщился Мишка. – Жив, что мне сделается. Просто странно: и телохранитель, и начальник охраны как сквозь землю провалились.
– Тогда я тебя еще удивлю. Мой тоже пропал.
– Кто? – не сразу понял Мишка, а догадавшись, чуть слышно охнул: – Фигасе… А Хохол-то где?
– Подозреваю, что там же, где и твои. Но вот Марат почему? – Марина закурила и уставилась на Мишку. – Ты ничего интересного мне не хочешь рассказать?
– А ты?
– Я бы и рада, но пока нечего.
– Вот и у меня та же тема. Чувствуешь, как все поменялось? Мы зависим от охраны, черт. – Мишка потер затылок и сел на диван рядом с ней.
– Меня это бесит, конечно, но, увы, лично у меня нет никакой возможности изменить ситуацию, я ж почти нелегально здесь. Волнуюсь только за Хохла – не влип бы.
– Знали бы уже.
– Не очень я хочу это узнать, Миша. Ты можешь что угодно думать о нем, но мне он муж, и ближе человека в моей жизни нет и уже не будет. Я не переживу, если с ним что-то случится.
Ворон неловко обнял ее за плечи и притянул к себе.
– Ты раньше времени-то не того…
Коваль подавила всхлип и закусила губу. В дверь постучали, и Марина чуть пихнула Мишку в бок:
– Прими-ка пристойную позу, нечего на разврат намекать. Ты все же босс.
Ворон недовольно поморщился:
– Кто там?
– Михаил Георгиевич, – раздался из-за двери голос секретарши, – к вам Дмитрий Викторович. Можно?
– Принесла нелегкая, – пробормотал Ворон. – Пусть заходит.
Марина переместилась в угол дивана и села так, чтобы видеть весь кабинет. Интересно, зачем приехал Дмитрий?
Генерал вошел в кабинет уверенной походкой, придерживая руку в повязке, сухо кивнул Марине и сразу обратился к Ворону:
– Михаил Георгиевич, вчера на шинном все прошло отлично. Думаю, там нам голоса обеспечены.
– Я счастлив! – скрыть сарказм у Ворона не получилось, да он не очень и старался. – Да вы присаживайтесь.
Дмитрий отодвинул стул и сел, стараясь не задевать гипсом край стола.
– Народ настроен доброжелательно, принимали хорошо, много вопросов задали – и по программе, и вообще.
– Теперь главное – ошибок не налепить, которые не исправишь. Выборы в воскресенье, для агитации остались сутки, суббота – не мой день, ничего нельзя, – напомнил Ворон.
– Сейчас уже ничего нельзя испортить. Мы все сделали, что могли.
«Выборы в воскресенье, – подумала Марина, – а я так и не знаю, какого черта ты сюда полез, Дима. И, похоже, не узнаю до тех пор, пока результаты не огласят. Вот засада, получается, что зря приехала. И где Женька? Не дай бог, сейчас заявится, вот будет номер». Она с опаской покосилась на дверь, но ничего не произошло, никто не вошел.
Коваль почти на вкус ощущала поражение. Она летела сюда вовсе не для того, чтобы помочь Ворону. Ее интересовали только мотивы Дмитрия – и вот никаких результатов. Бездарно потраченное время, нервы…
– Сейчас бы неплохо какой-то компромат на моего соперника в прессу запустить, – услышала она вдруг, не заметив, что отвлеклась от разговора мужчин. – Жаль, конечно, что журналист мой прикормленный был вынужден уехать, но, думаю, он и по Интернету нам помог бы.
«Ах ты ж падла, – почти с нежностью посмотрела Коваль на брата. – Журналист прикормленный – это ты об отце родном, значит? Поганая ваша ветвь, что ты, что сын твой. Интересно, как бы отец отреагировал, услышь он такое?»
– А вот это не ко мне, – развел руками Ворон. – Я мало что знаю о вашем сопернике, никакой «чернухой» помочь не смогу. А он, как думаете, на вас случайно ничего накопать не мог?
Коваль даже привстала, чтобы лучше видеть выражение лица Дмитрия. Не зря старалась – генерал слегка порозовел, но быстро взял себя в руки:
– В моем прошлом никаких тайн нет.
– Хорошо, если так. Нам скандал не нужен, замять уже не успеем.
– Я гарантирую, – твердо произнес Дмитрий, и Ворон удовлетворенно кивнул:
– Вот и славно. А сейчас ехали бы вы отдыхать. Завтра последний эфир на местном канале, вам лучше выглядеть свежим и готовым к бою, так сказать.
– Да, я, пожалуй, поеду, только… – генерал бросил нерешительный взгляд в сторону Марины. – Мария Андреевна, как там Виола?
– Все в порядке, Дмитрий Викторович, думаю, она вам сама позвонила, а меня проверять не нужно, – отрезала она, не сумев совладать с охватившим ее отвращением к брату.
– Нет-нет, я не проверял, что вы! Хотел услышать ваше мнение. Ей не хуже?
– С чего ей должно быть хуже? Отдельная палата, сиделка, врачи – лежи и поправляйся.
– Я навещу ее сразу после выборов, – решительно сказал Дмитрий и поднялся. – Там уже будет все равно.
«Какой же ты все-таки писающийся мальчик, Димка. – Она с сожалением проводила его глазами. – Даже с женщиной, которую вроде как любишь… Заранее штаны намочил, даже не съездив еще никуда. Ты не заслуживаешь Ветку, это точно. Надеюсь, она поймет это раньше, чем успеет привязаться к тебе, как к Бесу».
– Ты чего его глазами сверлишь, а? В который раз уже замечаю, – вдруг спросил Ворон. – Как будто он тебе дорогу где-то перешел.
– Глупости не говори, – поморщилась Коваль. – Я его впервые в этом кабинетике увидела.
Ворон только усмехнулся, но развивать тему не стал.
– Тебе не кажется, что пора бы уже объявиться нашим зайцам-побегайцам? – Он бросил взгляд на большие настенные часы.
Это было как раз то, о чем Марина старалась не думать. Она в который раз попробовала набрать номер Хохла, но тщетно: абонент был по-прежнему недоступен, и она расстроилась еще сильнее. Выглядеть встрепанной наседкой перед Вороном не хотелось, но тревога росла с каждой минутой и с каждым неотвеченным звонком. Удивляясь себе, она начала читать какую-то молитву. Точно так же она ждала их с Леоном из той поездки на север, когда их привезли полуживыми, обожженными и израненными осколками гранаты. От воспоминаний стало совсем дурно, Марина закрыла глаза и попыталась отвлечься от жуткой картины.
– Ты чего это? – Ворон коснулся ее плеча, и она вздрогнула.
– Я? Н-нет, ничего, голова закружилась… пройдет.
– Ничего, потерпи, синоптики обещали, что погода уже с завтрашнего дня испортится. Погрелись, и хватит. Вообще лето в этом году жаркое было. И что-то мне подсказывает, что и осень будет та еще…
– Ты же не погоду имеешь в виду? – Марина приказала себе не раскисать и сохранять спокойствие.
– Не ее, – кивнул Мишка. – А поехали, Наковальня, в ресторан? – вдруг предложил он и серьезно глянул ей в лицо. – Поехали, посидим вдвоем, поедим, пару капель пропустим. А то ты взорвешься вот-вот, я-то вижу. Никуда Хохол твой не денется, позвонит, приедет – всегда так было.
Марина засомневалась. Есть хотелось, а в ресторан с Вороном – нет, он же непременно начнет свои разговоры о чувствах, на лице у него написано. Но, с другой стороны, их можно просто не слушать. Как всегда.
– А поехали, – согласилась она. – Только на моей машине. В смысле с моим охранником. И не забывай: он думает, что мы любовники.
– Это запросто, – ухмыльнулся Мишка.
– Не переиграй, – серьезно предупредила Марина, вставая с дивана и беря сумочку. – А то огорчу.
Виола
Мать и ребенка связывает привычка. Но в этой привычке есть особое содержание.
Сетаро ЯсуокаКроме сломанных ребер и противно ноющей ноги, ее больше ничего не беспокоило. Неожиданно образовалось много свободного времени, а голова, к несчастью, соображала довольно хорошо, и это раздражало Виолу сильнее остального. Любую боль можно перетерпеть или заглушить лекарствами, а вот мысли ничем не задавишь. И отвлечься не на что.
Она все время пыталась представить дальнейшее развитие событий, и чем дальше, тем мрачнее оно выглядело. Ночью приснился Гришка в длинной белой рубахе, похожей на те, что носили когда-то старообрядцы. Рубаха начала темнеть, заливаться какой-то краской, и, только когда цвет дошел до горловины, Ветка поняла, что это кровь. Открыв глаза, она от ужаса не могла пошевелиться, только открывала рот в немом крике. Отпустило не скоро. Что значило это видение, она не поняла, но предчувствие беды не покидало.
Пару раз она смотрела на телефон, но звонить не рискнула, боясь услышать какие-то страшные новости. Мысли о Дмитрии тоже были нерадужными. Да, крепко подсевший на крючок генерал будет виться вокруг нее ужом, но что толку? Ей придется постоянно держать под контролем его сознание, чтобы не одумался и не понял, что им просто-напросто манипулируют. Что это будет за жизнь? Да и Алешка… Ей ни за что не увидеть больше сына, если она в открытую сойдется с Дмитрием. Гришка не шутил, когда выставил свои условия: Алешу он упрячет так далеко, что Ветке его не найти. А она любила мальчика и хотела быть с ним, потому и терпела все Гришкины выходки. Нет, здесь надо как-то тоньше, надо сперва Алешку забрать, а потом уж… Но никакого четкого плана у нее пока не было.
Теперь Марина. В который раз она вынуждена противостоять Гришке, и кто знает, не решит ли она вдруг, что хватит мучиться данным себе много лет назад обещанием? Не разрешит ли себе перешагнуть через кровь? Гришка пока нужен был Виоле живым, а дальше будет видно. Но кто угадает, что в голове у Коваль?
Еще было странно, что муж ни разу за эти несколько дней не позвонил и не прислал Бармалея. Они ведь даже не знают, что ее перевели в отделение. Хорош супруг Гришенька… Не то чтобы Ветка ждала от Беса какого-то участия и заботы, но позвонить хотя бы он ведь мог? По телефону его никто не пристрелит.
Едва она закончила завтрак, как раздался звонок, и на дисплее высветился номер, которым пользовался здесь Бес. Это удивило и испугало одновременно – видно, что-то случилось.
– Да, – осторожно ответила она и услышала возбужденный шепот мужа:
– Ветка, милая, прости, я вынужден уехать.
– Что?!
– Некогда объяснять. Просто пойми, так сейчас надо. Я тебя обязательно заберу, но не сейчас. Мне бы ноги унести, пока не завертелось. Не звони больше, я сам буду звонить. И поправляйся.
Она ничего больше не успела сказать – телефон умолк. Глядя на трубку, Ветка заплакала. Вот так всегда – у него что-то случилось, и он спокойно бросил ее, прикованную к постели, и куда-то сбежал. А что, если он все это просто инсценировал, чтобы избавиться от нее? Уедет сейчас, и ищи его – мир большой. Вполне может быть… Рыдания усилились, началась истерика. Сиделка, заглянувшая на странные звуки, испугалась и привела врача. Ветке сделали укол, но она никак не успокаивалась, рыдала, прижав к лицу подушку. Ей казалось, что мир рухнул: сына она теперь ни за что не увидит.
Внезапно Ветка перестала рыдать и отбросила подушку. Еще есть выход. Есть, как же она сразу не подумала об этом! Лихорадочно схватила телефон и, не обращая внимания на боль в ребрах, принялась листать записную книжку. Там, она точно это помнила, был нужный номер. Найдя то, что искала, Ветка нажала клавишу вызова и перестала даже дышать.