Конечно, наивно просто сидеть и надеяться на чудо. Ребенок не станет великим ценителем лучших образцов отечественной и зарубежной классики внезапно. Но я уверена, что маленький человек не сможет разминуться со своим важным и верным другом — книгой, если в семье, где он растет, любят и ценят печатное слово. Если родители уважают огромные миры, открываемые книгами, и показывают это ребенку.
Как звери
А что если взглянуть на своих домашних питомцев не как на подопечных и подчиненных, а как на учителей?
Меня всегда восхищала честность в отношениях в собачьей стае. Выгуливая собаку в компании подобных ей бойцовых и своенравных псов, я любовалась четко выраженной иерархией их компании. Вожаком стаи признавался самый сильный и отважный зверь, обладающий явными преимуществами перед прочими четырехлапыми и хвостатыми собратьями. А не тот, у кого были самые крутые хозяева или самая длинная родословная. Каждый из псов отлично осознавал свое место и не пытался занять чужого, как это частенько делают люди. В прямолинейном и откровенном до жестокости собачьем социуме не было серых кардиналов, скрытых манипуляторов, голых королей, калифов на час, дураков начальников, подхалимов подчиненных — всего того множества образов и характеров, которые так часто встречаются среди людей.
Думаю, что благодаря собачьему примеру в моих отношениях с дочкой не было лишних капризов, упрямства и прочих обязательных атрибутов проверки на прочность. Опасаясь гнева других мам, я все-таки позволю себе сказать, что опыт в дрессировке упрямой собаки, имеющей генетическую предрасположенность к гладиаторским боям и к травле быков, значительно помог мне воспитывать собственного ребенка. Заслуженный статус хозяйки страшного клыкастого зверя научил меня не кричать, отдавая приказы, не плакать и не сдаваться, наталкиваясь на неповиновение и своенравие, а спокойно и трезво разруливать ситуацию, добиваясь признания своего лидерства и старшинства.
Однажды подруга, чей сынишка был ровесником моей дочки, допрашивала меня: как я кормлю дочку так, что она не отказывается, не капризничает и не устраивает скандалы? Я совершенно искренне раскрывала ей свои простые секреты и диктовала рецепты любимых дочкиных запеканок и салатов и вдруг неожиданно даже для самой себя осознала истину. У нас в доме жила собака, чью миску наполняли едой дважды в сутки строго по расписанию и обязательно убирали после, вне зависимости от того, доело животное свой обед или решило покапризничать.
Думаю, что дочь подсознательно впитала основную мысль нашего семейного пищевого ритуала: есть ту еду, которую готовит мама, и тогда, когда наступает специально предназначенное для этого время.
А сейчас мы с дочкой котовладелицы. Я учу ребенка обращать внимание на редкий дар кошек, недоступный большинству людей, — умение соблюдать дистанцию в отношениях. Коты — удивительно деликатные, ненавязчивые и самодостаточные существа, не требующие к себе повышенного внимания. Их внешняя независимость, порой похожая на холодность, — только маска, под которой скрывается любящее сердце.
Люди зачастую обижаются, если их самих и тем более их детей сравнивают с животными. Они изначально считают себя выше четырехлапых питомцев. А по-моему, это комплимент для человека, когда что-то в нем вдруг напомнит окружающим одно из прекрасных творений природы: кошку, собаку, лошадь — то создание, которое не убивает себе подобных ради развлечения и не бросает своих детенышей на произвол судьбы.
Уроки рисования
Математика — наука необычайно, просто непередаваемо сложная, особенно в четвертом классе. Она изобилует мудреными задачами, с которыми моя отважная дочь честно пытается сражаться. Иногда ей это даже удается. Пытаясь нащупать верный ход решения, юная последовательница Софьи Ковалевской не спешит, а старается полностью прочувствовать атмосферу предложенной ситуации.
У продавца осталось 840 пачек черного чая, а зеленого — в три раза меньше. И вот карандаш ребенка уже скользит по альбомному листу, изображая традиционное чаепитие в добропорядочном семействе. Изящные чашки тонкого фарфора с классическим орнаментом. Яркое блюдо с домашним бисквитным печеньем. Маленькие серебряные ложечки, отражающие яркий солнечный свет, падающий из высоких узких окон. На заднем плане — старинный буфет красного дерева с застекленной полочкой, на которой теснятся яркие пачки с разными видами чая: черным, зеленым, белым, желтым и даже голубым.
Вот как раз черный и зеленый чай был куплен у того продавца, о котором рассказывает задача. Его чайный магазинчик совсем мал, но очень удачно расположен, в тихом центре старого города. Над входной дверью в торговый зал висит крохотный колокольчик с необычайно звонким и в то же время трогательным голосом. Сам продавец чая разговаривает с покупателями сочным бархатистым басом. У него пышные черные усы и белые нарукавники, надетые поверх рубашки…
Все эти чудесные картинки, моментально придуманные и перенесенные на бумагу ребенком, я с любопытством разглядываю, тщетно надеясь разглядеть среди них решение задачи.
— На сколько больше осталось пачек черного чая, чем зеленого? — пытаюсь я помочь молодому дарованию.
— Надо мыслить масштабно и глядеть в корень, а не мелочиться с этими пачками, — поясняет мне продвинутый ребенок, успевший досконально погрузиться во все тонкости чайной церемонии. — Черный чай отчего-то покупают реже, чем зеленый…
На своем приусадебном участке семья вырастила 56 килограммов огурцов, а перца в восемь раз меньше. Вместо краткой записи условия задачи, требуемой учительницей, я держу в руках трогательные пасторали. Зеленый домик с белыми ставнями и ярко-желтым забором, широкая деревянная скамья у высокого крыльца, заросли мальвы и лилий в палисаднике. Рядом с домом две большие теплицы, баня с открытой терраской, гараж. Яблони с налившимися плодами, неистребимые кусты хрена, молодые прижившиеся деревца облепихи и терна. Девчушка в красной куртке и сапожках озорно смеется, запрокинув голову и обнажив ровные белоснежные зубы. Молодая стройная женщина с пышной короной из светло-русых волос держит в руках салатник с помидорами, огурцами и перцем. Мужчина склонился и колдует над мангалом…
— Мам, это наша усадьба! — горделиво демонстрирует дочка свою работу. — Красиво, правда?
— Правда, — искренне соглашаюсь я. — А решение задачи?
— Я сейчас все доделаю. Только дорисую осенний закат, туман над речкой, последние фиолетовые георгины и ярко-желтые ветки старой лиственницы на фоне голубого неба. И возьмусь за математику!
В очередь
Я свято чту завет профессора Преображенского не читать никакой прессы. Я предпочитаю блоги любимых писателей и журналистов. И буквально давеча из дамского любопытства я перешла по ссылке на сайт известного федерального издания. Сказать, что меня ошеломила тамошняя публикация — значит стыдливо промолчать или вообще прикинуться неграмотной.
Речь в статье шла об очередях — непременных символах минувшей советской эпохи и атавизмах эпохи современной, более прогрессивной и здравомыслящей. Автор почти социологического исследования изучал сегодняшнюю ситуацию: кто выстраивается в очередь, за каким товаром или услугой. Журнал с российским флагом на всех страницах, статья, написанная в канун президентских выборов, — все вместе рисовало высокодуховного столичного очередника. Граждане великой державы устраивали очередь в музеи, чтобы попасть на выставку всемирно известных художников, в консульские отделы иностранных посольств, дабы объехать полпланеты, в монастыри, надеясь прикоснуться к мощам святых и даже в предприятия фастфуда, чтобы скоротать время. И не было в этом парадно-официальном показушном списке ни одной ветеринарной клиники, управляющей компании, БТИ, налоговой инспекции или банального овощного магазина…
Для меня же, озадаченной провинциалки, очереди никогда не угрожали исчезнуть. Я не помню дней без очередей, разве что те счастливые моменты, когда я уезжала на отдых в усадьбу.
Очереди, в которых я регулярно стою, — унылые вереницы усталых людей, ожидающих возможности заплатить за выбранные продукты в супермаркете, подтвердить право на льготу в налоговой инспекции, пожаловаться директору управляющей компании на холодные батареи в квартире, рассчитаться за условно предоставляемые коммунальные услуги в отделении Сбербанка, получить посылку на почте, пройти ежегодное флюорографическое обследование.
Устыдясь своего почти ежедневного стояния в столь прозаических и заурядных очередях, далеких от предлагаемого центральной прессой идеала, я решила реабилитироваться в собственных глазах. Подруга предлагала мне провести время за границей — съездить в Прагу, прокатиться до Парижа… В связи с этой предполагаемой поездкой я могла бы попредставлять себя в очередях за билетами на самолет (не говоря уже о визах!).
Моя дочка-четвероклассница, ученица муниципальной средней школы, вместе со своими одноклассниками была обязана сдать анализы. К бумажному направлению была присовокуплена пустая стеклянная бутылочка в качестве тары под анализ. Я робко предложила ребенку использовать для сбора материала специальный прозрачный пластиковый контейнер с ярко-красной крышечкой и подобием лопаточки.
— Нет, нельзя, меня заругают! — испуганно засопротивлялась малышка. — Нам всем велели принести анализы в поликлинику обязательно в выданных бутылочках.
В бутылочках — так в бутылочках. Утром следующего дня я с бутылочкой в руке стояла в дверях районной поликлиники. Причем стояла в дверях не в фигуральном, а в буквальном смысле, поскольку именно там клубился хвост очереди, состоящей из желающих сдать анализы и дополнительно предоставить своего ребенка живьем в качестве источника материала для лабораторных исследований. Над родителями и детьми самых разных возрастов, от грудничков до подростков, витали самые разнообразные, но одинаково стойкие ароматы: от использованных памперсов до сигаретного дыма.
И я, как истинная российская мама, с честью отстояла и эту очередь.
А вы говорите: очередь на экспозицию в музей, очередь на экскурсию в Кремль, очередь на курсы вышивки золотым шелком по зеленому бархату…
Наше дело — это очередь сдать кал ребенка на анализ на яйцеглист!
Велели принести анализы обязательно в выданных бутылочках!
Как пули у виска
В последние дни развлекаюсь тем, что объясняю дочке тонкости использования единиц времени в непростой науке математике. Подобно многоопытным педагогам не ограничиваюсь сухими теоретическими выкладками и щедро сыплю практическими примерами.
— Сто лет складываются в столетие, или век. Сейчас на дворе бушует и резвится двадцать первый век. Вот ты родилась в двадцать первом веке, а я в двадцатом, ушедшем. И замечательно не только это: ты родилась в третьем тысячелетии, а я во втором.
— Ты родилась в прошлом тысячелетии? — ужаснулась дочка так, что я почувствовала себя ровесницей египетских мумий.
— Ну да. Ведь время — это просто условность. Отношение к нему и восприятие его сильно меняются с возрастом. Это в десять лет тебе кажется, что год или даже тысячелетие — это безумно много. На самом деле — это до обидного мало.
Детское время тянется лениво и неторопливо, сколько ни подгоняй. Я помню, что обещание родителей купить мне собаку через год восприняла как завуалированный вежливый безопасный отказ. Потому что девчоночий год — это бескрайние нагромождения бесконечно длинных и бессрочных вечных тысячелетий.
А еще я помню, как, будучи исключительно политически грамотной и морально устойчивой детсадовкой, приставала к родителям с наивными вопросами о том, видели ли они живьем дедушку Ленина. И мамин смех очень меня обидел.
Моя дочка — дитя своей эпохи — не терзала меня расспросами о личном возможном знакомстве с вождями мирового пролетариата, зато, проштудировав все тома энциклопедии Брэма о жизни животных, спрашивала, встречала ли я в дикой природе жирафов, гиппопотамов и мамонтов, причем последние интересовали ее больше остальных.
А у меня, как у каждой приличной дамы, переступившей возрастной порог, за которым жизнь только начинается, свои счеты со временем. Я смирилась с тем, что оно, когда-то текущее неторопливой раздумистой рекой, несется обезумевшим болидом. Я понимаю: чтобы выполнить все намеченное и закончить все начатое — вырастить дочь, достроить дом, посадить сад, отредактировать и скомпоновать в сборник лучшие эссе и рассказы, — я должна держать сумасшедший темп, ни на шаг не отставая от своего спутника.
Соперника?
Союзника?
И в то же время я физически ощущаю, что чем больше я работаю, чем больше успеваю сделать и написать, тем сильнее ускоряется время, и мне становится сложнее удержаться в его стремительно вертящемся колесе.
Тем меньше остается минуток для самых простых и прозаичных дел и безделиц, и тем важнее становятся простые мелочи. Поправить непослушную прядку, выбившуюся из дочкиной косы, перецеловать на ночь каждый детский пальчик, заглянуть в усталое лицо мужа, обнять маму… И я, торопясь изо всех сил, бережно нанизываю на суровую нитку бытия эти яркие бусины прекрасных мгновений моей жизни, собираю их в драгоценное памятное ожерелье, которое буду носить за порогом этого сложного, безумного и щедрого мира.
Там, где я буду одинокой, невидимой и свободной.
Школа на дому
В жизни ребенка будет много учителей: от школьных преподавателей-предметников и педагогов студий дополнительного образования до университетских профессоров. Они научат подрастающее чадо многим важным и полезным вещам: правописанию шипящих согласных на конце слова, неправильным английским глаголам, способам нахождения обратной матрицы и законам экономического развития. Но все же родители будут самыми главными учителями ребенка, преподающими ему сложнейшую науку — искусство жить.
Такие уроки одновременно просты и неимоверно сложны, ведь самые верные и справедливые слова мгновенно обесцениваются в глазах ребенка, когда он видит, что родители поступают по-другому.
Я учу дочку трудолюбию и уважению к любому занятию и ремеслу. Не позволяя прорасти сорнякам снобизма и высокомерия, я обращаю ее внимание на важность и тяжесть работы дворника, который чистит ступеньки возле подъезда, почтальона, который приносит газеты и письма, кондуктора, который продает билеты и следит за порядком в салоне автобуса. Конечно это не означает, что я жажду для дочки одну из указанных профессий, но я хочу, чтобы в будущем она не боялась неквалифицированного физического труда и не считала себя лучше людей, занимающихся им.
Я учу дочку не бояться экспериментировать, пробовать, ошибаться и разочаровываться, ведь только так можно приобрести ценный опыт. Читать новые книги, содержание которых может огорчить или не оправдать надежд; сближаться с новыми людьми, которые могут обмануть или поднять на смех; пробовать новый способ растушевки, который может испортить отличную, почти готовую работу — так люди взрослеют, так они познают мир.
Я учу дочку помогать тем, кто нуждается в поддержке и защите: собрать немного денег на собачий приют, сделать кормушку для птиц, отвезти подарки в детский дом и продукты — в центр социальной помощи малоимущим, — такие поступки помогают ребенку открыть свое сердце для ближнего.
Я учу дочку здоровому образу жизни. Не отказываться от радостей бытия, а наслаждаться прекрасным вкусом достойных блюд и уметь вовремя остановиться. Мы вместе выбираем продукты в супермаркете, детально изучаем надписи на упаковках, смотрим на срок годности, содержание жиров и пищевых добавок. Мы вместе готовим салаты, содержащие, по заверениям Интернета, минимум калорий и массу пользы.
Я учу дочку обращению с финансами: предлагаю сравнивать цены в магазинах на один и тот же товар, озвучиваю размеры ежемесячных коммунальных и налоговых платежей, сопоставляя их с общим семейным доходом, рекомендую самостоятельно распоряжаться карманными деньгами. Мы дружно участвуем во всевозможных маркетинговых мероприятиях: акциях, скидках и распродажах, радуясь возможности сэкономить и гордясь собственной домовитостью и бережливостью…
Уайльд писал, что образование — вещь хорошая, но надо помнить: ничему из того, что следует знать, научить нельзя. Но я все-таки смею надеяться, что на своем примере смогу научить дочку многим добрым и важным вещам.
Почти по Чехову
Настроение последних дней у меня почти чеховское, как у героев рассказа «Дама с собачкой»: кажется, еще чуть-чуть — и начнется новая прекрасная жизнь, но вместе с тем прекрасно понимаешь, что до настоящей легкости еще далеко и что самое сложное и тяжелое еще только начинается.
Я думаю, это от того, что на следующей неделе начнутся осенние каникулы. Целую неделю — всего неделю — не нужно будет просыпаться затемно, мучаться над задачами, лихорадочно искать по всему дому «природный материал» — шишки, ракушки и сухие листья, собранные еще летом.
Вчера я готовила соленое тесто, из которого сегодня в школе будут лепить птиц и зверей. Запись «принести соленое тесто» я увидела в дочкином дневнике в десятом часу вечера, и понеслась в магазин за мукой и солью (заодно на всякий случай купила спичек и восковых хозяйственных свечей). Я вымешивала соленое тесто в глубокой миске, услаждая свой слух дочкиным рассказом про флору и фауну тундры (задание к уроку по окружающему миру). А потом проверила, как Полина собрала рюкзак, есть ли у нее сменка, а заодно отутюжила белую блузку.
В голове столько разных мыслей и планов новых статей и рассказов! Я не успеваю их записывать, и они покидают меня, обидевшись на невнимание. Иногда они не уходят совсем, а остаются висеть в воздухе, заполняя пространство и делая его беспокойным и напряженным. Или наводняют мои сны, превращая их в остросюжетные фильмы, квинтэссенции латиноамериканских сериалов или в засахаренные полупрозрачные психоделические картинки потайных сторон каких-то явлений или событий. А самые упрямые из них так и остаются бродить по дому, шаркают воображаемыми ногами, хлопают реальными дверями, напоминают о брошенных мною недописанных деталях, невоплощенных идеях и непродуманных сюжетах.