Джокер для Паука - Гозалишвили Василий Тамазович 19 стр.

Самир, «безучастно» сидящий за столом, еле удержался от удивленного возгласа: с такой маскировкой монах мог бы спокойно пройти даже во дворец!

— Выйдешь из таверны, пройдешься до лавки старого Юнуса и обратно, а я посмотрю. Если не замечу за тобой слежки, выпущу мальчишку… Если нет… то немного поплачу в подушку… Знаешь, мне тебя будет не хватать… — буркнула Магана, и, увидев, как вытянулось лицо Эйлора, расхохоталась: — Шутка… Не дергайся — все будет нормально… Ну, что встал? Делла ждет…

— Эй, Ната, ты готова? — отвернувшись от окна, женским голосом спросил у Самира брат Юган.

— Да, сестра… — принц заставил себя улыбнуться: «забыв» про семью, он должен был вести себя вполне естественно и непринужденно. Так, как требовала новая программа поведения.

— Вот и отлично. Тогда я пошел…

— Иди… — Самир встал на ноги, расправил пышные юбки, путающиеся под ногами, и, добравшись до окна, встал рядом с Маганой.

Брат Юган показался на улице через пару минут — легко поигрывая корзинкой с «купленными» на рынке подарками, он, покачивая бедрами и шокируя встречных мужчин необъятной грудью, добрался до ожидающей его неподалеку женщины, и, взяв ее под локоток, двинулся вверх по улице.

— Хорошо двигается, красавица… — хохотнула хозяйка, и, нахмурив брови, рявкнула: — Хорсс, эти, из двенадцатой, уже уперлись?

— Да, госпожа. Уже давно! — громила, видимо, ожидавший Магану в коридоре, засунул голову в комнату и влюблено захлопал ресницами. Потом, заметив удивленный взгляд Самира, нахмурился и заскрипел зубами. — Эти были последними. В таверне пусто!

— Отлично. Тогда позови ко мне Пироса и Косту, и поживее…

— Будет сделано, госпожа… — здоровяк сорвался с места и бросился выполнять приказание своей хозяйки.

— Вот отправлю вас и пойду спать… — зевнув, пробормотала Магана. — Юган утомил… Эх, хорошо, но мало…

Вызванные ею мужчины тоже выглядели воинами. Осанка, пластика движений, взгляды, которыми они осмотрели комнату, говорили сами за себя.

— Орден… — оценив их фигуры, подумал Коррин-младший. — Мышцы развиты под работу топором. Странно, неужели никто из Гвардии их не видел? Или они там все ослепли? Однако додумать свою мысль до конца ему не удалось: Магана, начавшая было объяснять монахам, что и куда убрать после ухода Самира и Югана, бросила взгляд в окно, и, прервавшись на полуслове, пробормотала:

— Ну, я же сказала, что все нормально? Ладно, сестричка Ната! Можешь бежать к Югану! Он ждет… И… прощай — думаю, мы с тобой больше никогда не увидимся…

— Да. Жаль, что у меня так мало времени… — кивнул Самир, и, уйдя в джуше, проломил ей горло.

А то бы ты еще помучилась… — подумал он, разворачиваясь к начинающим наклоняться вперед воинам и выхватывая из прически все еще стоящей на ногах женщины металлическую шпильку. — И не ты одна…

Глава 32. Маша

Минут за сорок до возвращения Эола препараты, введенные в мою кровь медблоком регенератора, закончили свое действие, и приглушенные ими воспоминания стали такими яркими, что я заметалась по Логову, как львица в клетке зоопарка. Практически сразу начало жечь поясницу — автомед, выполняя заложенную в него программу, попытался привести меня в норму, но я, пребывая в диком бешенстве, сорвала его со спины и изо всех сил метнула в ближайшую стену. Чертов приборчик, мигнув огоньками, отскочил от твердой поверхности без каких-нибудь видимых повреждений. Что разозлило меня еще больше. Однако всласть попрыгать на ни чем не повинной штуковине мне не удалось — стоило мне сорваться с места, как зазвонил телефон.

— Да?! — даже не посмотрев, кто на связи, зарычала я в трубку.

— Что с тобой творится? — обеспокоенный голос Эола действовал на нервы не хуже проклятого автомеда.

— Угадай с пяти раз!

— Хватит беситься! Самир не виноват. Его запрограммировали. Какой-то чертовский талантливый гипнотизер… — перебив меня, заявил Хранитель. — Это совершенно точно. А сейчас твой сын в полном порядке. Сеанс психокоррекции завершен… Кстати, я поставил ему блок, и теперь повторить с ним что-то подобное будет невозможно…

— Что? Какой, нафиг, гипнотизер? — у меня вдруг подогнулись ноги, и я с размаху ударилась копчиком о край саркофага регенератора. Взвыв от боли, я вскочила на ноги и грязно выругалась.

— Что ты там творишь? — обеспокоено спросил Эол.

— Ударилась! Об угол!!! Больно-то как!!! Откуда тут гипнотизеры?

— Судя по его воспоминаниям, они не тут, а в Империи… Ох… Подожди минуточку… — в голосе Хранителя появилось странное напряжение, а через мгновение связь прервалась.

Ошарашено встряхнув трубку, я ткнула в сенсор вызова. Безуспешно — Эол снова не ответил!

Минуты три я терзала телефон, пока, наконец, в нем снова не раздался голос Хранителя:

— Извини, Маша… Пророчество записывал… До сих пор руки трясутся…

— Что там?!!! Прочти, а? — попросила я. И замерла, превратившись в слух.

— Пока не понял… — буркнул Эол, и, помолчав несколько секунд, продекламировал:

— Скинь текст на мою трубку… — попросила я: мне вдруг показалось, что это Пророчество напрямую касается моего Самира.

— Сейчас, отсканирую… — буркнул Хранитель и замолчал.

Файл со стихотворением возник на экране трубки через минуту. И тут же распаковался в удобный для чтения формат. Пробежав взглядом первые же строки, я почувствовала, что холодею: перед моим внутренним взором вдруг возник недавний взгляд сына сквозь стекло регенератора. Он был и страшен, и угрюм!!!

На мгновение представив себе, что должно твориться в его душе, я заорала, как ненормальная:

— Где он сейчас? Эол!!!

— Самир? — зачем-то уточнил он.

— Нет, блин, генеральный секретарь ЦК КПСС!!!

— Полчаса назад был во дворце…

— А сейчас? — взвыла я, заметавшись по медблоку.

— Сейчас гляну… Та-а-ак… Почему-то в городе… Улица Покосившихся Ворот… А там у нас… Доходный дом «Три веселые вдовы»?! Что он в нем потерял?

У меня задрожали поджилки:

— Ты далеко? Мне надо туда! Срочно!!

— Через пару минут буду… — затараторил Хранитель. — Маша, ты, главное, не волнуйся, ладно? Может, связаться с Шарлем? Пусть берет человек пять бойцов и дует туда немедленно!

— Я сама позвоню… Ты, главное, лети поскорее, ладно?

Толпа зевак, окруживших «Три веселые вдовы», была такого размера, что у меня екнуло сердце. Сдвинув в сторону дверь флаера, я с трудом дождалась, пока он снизится метров до трех, и, начисто забыв про режим конспирации, спрыгнула на скат покрытой черепицей крыши.

С приземлением мне повезло — прямо под моими ногами оказалась несущая балка, поэтому, вместо того, чтобы провалиться этажа на два вниз, я с грохотом покатилась по скату. Если бы не состояние джуше, остановиться на краю мне бы вряд ли удалось. А так, разодрав в кровь ладони, локти и колени, я кое-как остановила свой полет, и, пробежав по самому краю ската, спрыгнула на крышу конюшни, а с нее — на землю.

Заметив, что ко мне навстречу медленно бежит один из наших гвардейцев, я замедлилась, и, два прыжка оказавшись рядом с ним, заорала:

— Что с моим сыном?

— С кем? — удивился солдат. — Тут его нет! По крайней мере, я об этом не слышал…

— А где Шарль? — еле сдерживая нервную дрожь, рявкнула я.

— На третьем этаже. Давайте я вас провожу, госпожа!

— Найду сама… — сорвавшись с места, я ввинтилась в толпу снующих по двору солдат, и, растолкав самых медлительных, рванула на себя ближайшую створку. И замерла на пороге: поверить в то, что Самир мог добровольно завалиться в публичный дом, мог только полный идиот: каждый предмет обстановки, на который падал взгляд, просто кричал о творящемся тут по вечерам разврате. Приглушенный свет, темно-красные шторы и обивка диванов и кресел, увитые полупрозрачными тканями «уютные» перегородки между столами, помост, на котором, наверное, строились местные жрицы любви, столы, покрытые потеками вина и режущий обоняние запах кислого вина, перегара и благовоний. Увернувшись от солдат, волокущих к выходу укрытое каким-то тряпьем окровавленное тело, я взлетела по покрытым потеками крови ступенькам лестницы на третий этаж и, двигаясь по темно-коричневым в свете пары тусклых светильников пятнам, повернула направо.

— Маша, ты? — нотки неуверенности, прозвучавшие в голосе стоящего ко мне спиной Шарля, заставили меня напрячься.

— Я. Самира нашли?

— Его тут нет… Уже нет… Но на то, что он тут натворил, посмотреть стоит.

— Маша, ты? — нотки неуверенности, прозвучавшие в голосе стоящего ко мне спиной Шарля, заставили меня напрячься.

— Я. Самира нашли?

— Его тут нет… Уже нет… Но на то, что он тут натворил, посмотреть стоит.

— Не поняла?

— Ну, если коротко, то он положил трех монахов Черной сотни. Один. Отнятым вот у этого… — а, его уже унесли… в общем, тут лежало тело, — ножом. И шпилькой для волос. Судя по положению тел, они даже не поняли, что их убивают — твой сын двигался слишком быстро. Но лично меня удивило не это — на что вы способны в этом самом джуше, я уже насмотрелся. Удивительно другое. Посмотри на эту несчастную! На ее горло! Где он этому научился?

— Н-не поняла? — осмотрев валяющуюся на спине женщину, я ошалело икнула: ее руки и ноги оказались прибиты к полу ножами. А из окровавленного разреза на ее горле торчала какая-то трубка, из которой раздавались хрипы и довольно неприятное бульканье.

— Что с ней? — вырвалось у меня.

— Он сломал ей трахею. А потом почему-то решил, что она должна остаться в живых. И сделал ей трахеотомию. Ну, надрезал горло ниже пролома и вставил туда трубку! В итоге она жива, кое-как дышит и боится пошевелиться! Кстати, для того, чтобы она не сдохла от болевого шока, он закрепил на ее животе свой автомед!

— Зачем! Кто она такая?!

— Предположительно, она тоже из Черной сотни. Проверять я пока не стал — жду, пока сюда доберется Евгения. Боюсь трогать.

— Проверять? Как?!

— У каждого из трупов на спине есть татуировка. Твой сын оставил нам подсказку на спине одной из жертв. Я про эти наколки даже не слышал…

— А куда он девался сам?

— Не знаю… — Шарль отвел глаза и тяжело вздохнул. — Здесь его нет. Совершенно точно. Но ты не волнуйся — я практически уверен, что эта тварь нам все расскажет…

— Расскажет? — снова посмотрев на трясущуюся, словно в лихорадке, женщину, хмыкнула я. — А что, она сможет говорить? Хотя кивать, или шевелить конечностями — безусловно… Шарль, я хочу посмотреть на трупы… — внезапно вырвалось у меня.

— Зачем? — как-то слишком нервно воскликнул мой собеседник. — Не очень приятное зрелище. Я бы тебе не советовал…

— Я ХОЧУ ПОСМОТРЕТЬ!!! — зарычала я, и, не дожидаясь его реакции, сдернула тряпку с единственного оставшегося в комнате тела. — О, ч-черт!!!

— Ну, да… Даже меня чуть не вывернуло наизнанку… — стараясь не смотреть мне в глаза, буркнул Шарль. — Судя по всему, твой сын в диком бешенстве…

— Родная кровь стечет с клинка: взгляд ПАЛАЧА угрюм и страшен,

Не дрогнет более рука,

и Путь тропой под ноги ляжет… — продекламировала я и… расплакалась…

Глава 33. Гойден Игел

Невзрачная калитка слева от Дровяных Ворот распахнулась за час до полуночи. И в проеме, чернеющем на фоне крепостной стены, нарисовалось бесформенное покачивающееся пятно, в котором сотник Игел с трудом узнал человека.

Сделав шаг по направлению к подворотне, в которой дожидались своего часа монахи Черной сотни, силуэт покачнулся, упал на одно колено, а потом завалился навзничь. В этот момент брат Гойден сообразил, что именно в этой фигуре показалось ему странным — у человека, открывшего проход во дворец, не было правой руки и плеча!

Брат Нигс! Наверняка… — с ужасом подумал сотник, и тяжело вздохнул: десятник, ценой собственной жизни открывший проход во дворец, был одним из лучших его бойцов.

Тем временем первые два десятка его воинов, скинув с себя темно-серые балахоны, под прикрытием которых им удалось подползти к крепостной стене практически вплотную, уже забегали на территорию дворца.

Вытерев вспотевшие ладони об рясу, Гойден поудобнее перехватил рукоять любимого топора, и, оглянувшись на стоящего рядом брата Сава, еле слышно прошептал:

— Пошли…

Монах, флегматично выплюнув кусок недожеванного вяленого мяса под ноги стоящему перед ним сотнику, встал, лениво потянулся и так же лениво посмотрел в сторону еле видимой в темноте калитки:

— Странно… Тихо, как в могиле… Думаешь, он вырезал всех часовых?

— Уверен!!! — с трудом сдержавшись, чтобы не заорать от бешенства, прошипел брат Игел. — И теперь умирает от ран!!!

— Зато он на шаг приблизил тебя к трону… — усмехнулся старик. — Ладно, пора и нам пошевелить костями. Командуй! Или прикажешь заняться этим мне?

Когда-нибудь я его удавлю… — пообещал себе сотник, и, жестами приказав прячущимся неподалеку монахам двигаться к дворцу, первым вышел из подворотни…

…За Дровяными воротами было тихо и спокойно. Замерев возле навеса для караульных, брат Игел осмотрел место недавней схватки и уважительно покачал головой: последний бой десятник Нигс вел не с двумя полусонными часовыми, предусмотренными планом, а с четырьмя хорошо обученными, и, главное, бодрствовавшими в момент нападения, воинами. Причем, по крайней мере, двое из них были второй, а то и первой степени посвящения: и вовремя среагировали на внезапную атаку «товарища» по караулу, и оказали ему достойное сопротивление. Судя по следам крови и положению тел, Нигсу пришлось туго: уполовинив число противников в первые же секунды схватки, он слишком понадеялся на свой опыт, силу и скорость, и в результате нарвался на скользящий удар вдоль топорища. Потеряв четыре пальца на правой руке, он вынужден был перехватить топор здоровой левой.

Обрадованные серьезным ранением противника, солдаты разделились: один остался сдерживать теряющего кровь и силы «предателя», а другой, сорвавшись с места, рванул в сторону караульного помещения — видимо, чтобы поднять тревогу. И слишком рано повернулся спиной к наверняка изобразившему растерянность и страх Нигсу. В результате брошенный десятником топор попал ему между лопаток и перерубил позвоночник — тело все еще бьющегося в конвульсиях часового валялось шагах в десяти от калитки, всем своим видом напоминая монахам Черной сотни о недопустимости пребывания без кольчуги во время несения службы.

Оставшийся без оружия десятник не стал пытаться уворачиваться от атак единственного оставшегося на ногах часового: во-первых, уровень владения топором у адепта первого посвящения был очень и очень высок, а, во-вторых, сообрази тот крикнуть о помощи, и весь план захвата дворца мог бы рухнуть в коровью лепешку. Поэтому, метнув топор, брат Нигс выхватил засапожный нож, и, сорвавшись с места, прыгнул на врага. Встречный удар снес ему плечо вместе с рукой, но на долю секунды позже, чем было надо — самый кончик зажатого в левой руке клинка дотянулся до шеи часового и зацепил артерию…

— Сколько же надо силы воли, чтобы с таким ранением дойти отсюда до калитки и открыть дверь… — на миг сняв маску невозмутимости, шепотом восхитился брат Сав: — Или это результат грамотно проведенного Просвещения?

— Не знаю… — мрачно буркнул Гойден, и, сплюнув себе под ноги, первым зашагал в сторону темнеющих неподалеку конюшен…

…Десятнику Шендеру, ныне рядовому Внутренней стражи, удалось достать всего семнадцать комплектов форменных сутан, поэтому к ближайшему входу во дворец, построившись в колонну по три, быстрым шагом двинулось восемнадцать человек. Включая его самого, брата Игела и брата Сава. Еще двадцать три монаха Черной сотни, облачившись в балахоны истопников, постельничих, поваров и другой обслуги, спрятав топоры в вязанки поленьев, в баки для грязного белья и тому подобную дребедень, получили приказ добираться до Северного крыла дворца самостоятельно. Впрочем, волноваться за них не стоило: при прошлом императоре большинству из людей Гойдена приходилось нести службу во дворце. Поэтому проблема с ориентацией в хитросплетении коридоров перед ними не стояла. А знание пароля давало очень хорошие шансы добраться куда надо вовремя — как правило, на мотающееся по своим делам быдло никто из братьев внимания не обращал…

Остальные четыре десятка бойцов, оставшись в полном вооружении, бесшумно растворились в темноте, чтобы до появления разводящих офицеров нейтрализовать основную массу часовых, в данный момент несущих службу по периметру крепостной стены, а уже потом, добравшись до казармы Белой сотни, по возможности вырезать остальных.

…Шагая за братом Шендером, сотник Игел удивленно поглядывал по сторонам: за время его изгнания дворец здорово изменился. Первым делом в глаза бросалось почти полное отсутствие освещения — то ли новый император вообще не считал нужным тратить деньги на безумное количество свечей, некогда освещавших самые заброшенные закутки дворцового комплекса, то ли ввел режим экономии на время войны. В принципе, определенная логика в этом была — заливать светом те части дворца, в которых не проживало ни одного человека, Гойден не стал бы и сам. Одной свечи на коридор, по его мнению, было предостаточно. А вот оставлять без света Северное и Восточное крыло было несусветной глупостью: свет факелов редких патрулей давал слишком много возможностей для совершения покушения, и это было чрезвычайно опасно. А надеяться только на Белую Сотню — слишком глупо.