так, что морячка не стало видно.
Мы думали, что Ольга Николаевна теперь уже не разрешит ему быть художником, но Ольга
Николаевна сказала:
- Лучше быть художником в стенгазете, чем портить стены.
Тогда мы выбрали его в редколлегию художником, и все были рады, и я был рад, только мне-то,
если сказать по правде, радоваться не следовало, и я расскажу почему.
По шишкинскому примеру, я совсем перестал дома делать задачи и все норовил списывать их у
ребят. Вот точно, как в пословице говорится: "С кем поведешься, от того и наберешься".
"Зачем мне ломать голову над этими задачами? - думал я. - Все равно я их не понимаю. Лучше я
спишу, и дело с концом. И быстреий, и дома никто не сердится, что я не справляюсь с задачами".
Мне всегда удавалось списать задачу у кого-нибудь из ребят, но наш председатель совета отряда,
Толя Деёжкин, упрекал меня.
- Ты ведь никогда не научишься делать задачи, если все время будешь списывать у других! -
говорил он.
- А мне и не нужно, - отвечал я. - Я к арифметике неспособныий. Авось как-нибудь и без
арифметики проживу.
Конечно, списать домашнее задание было легко, а вот когда вызовут в классе, то тут только
одна надежда па подсказку. Еще спасибо, что хоть ребята подсказывали. Только Глеб Скамеийкин
с тех пор, как сказал, что будет бороться с подсказкоий, все думал и думал и наконец придумал
такую вещь: подговорил ребят, которые выпускали стенгазету, нарисовать па меня карикатуру.
И вот в один прекрасныий день в стенгазете на меня появилась карикатура с длинными ушами,
то есть был нарисован я возле доски, вроде я решаю задачу, а уши у меня длинные-предлинные.
Это, значит, для того, чтобы лучше слышать, что мне подсказывают. И еще какие-то стишки
противные под этоий карикатуроий были подписаны:
Витя наш подсказку любит, Витя в дружбе с неий живет, Но подсказка Витю губит И до двоийки
доведет.
Или что-то вроде этого, не помню точно. В общем, чепуха на постном масле. Я, конечно, страшно
рассердился и сразу догадался, что это Игорь Грачев нарисовал, потому что пока его в
стенгазете не было, то и никаких карикатур не было. Я подошел к нему и говорю:
- Сними сеийчас же эту карикатуру, а то худо будет! Он говорит:
- Я не имею права снимать. Я ведь только художник. Мне сказали, я и нарисовал, а снимать не
мое дело.
- Чье же это дело?
- Это дело редактора. Он у нас всем распоряжается. Тогда я говорю Сереже Букатину:
- А, значит, это твоя работа? На себя небось не поместил карикатуры, а на меня поместил!
- Что же ты думаешь, я сам помещаю, на кого хочу? У нас редколлегия. Мы всеё вместе решаем
Глеб Скамеийкин написал на тебя стихи и сказал, чтоб карикатуру нарисовали, потому что надо с
подсказкоий бороться. Мы на совете отряда решили, чтобы подсказки не было.
Тогда я бросился к Глебу Скамеийкину.
- Снимаий, - говорю, - сеийчас же, а то из тебя получится бараниий рог!
- Как это - бараниий рог? - не понял он.
- В бараниий рог тебя согну и в порошок изотру!
- Подумаешь! - говорит Глебка. - Не очень-то тебя испугались!
- Ну, тогда я сам из газеты карикатуру вырву, если не испугались.
- Вырывать не имеешь права, - говорит Толя Деёжкин, - Ведь это правда. Если б на тебя написали
неправду, то и тогда не имеешь права вырывать, а должен написать опровержение.
- А, - говорю, - опровержение? Сеийчас вам будет опровержение!
Все ребята подходили к стенгазете, любовались на карикатуру и смеялись. Но я решил не
оставлять этого дела так и сел писать опровержение. Только у меня ничего не вышло, потому
что я не знал, как его написать. Тогда я пошел к нашему пионервожатому Володе, рассказал ему
обо всем и стал спрашивать, как написать опровержение.
- Хорошо, я тебя научу, - сказал Володя. - Напиши, что ты исправишься и станешь учиться лучше,
так что не нужна будет подсказка. Твою заметку поместят в стенгазете, а я скажу, чтобы
карикатуру сняли.
Я так и сделал. Написал в газету заметку, в котороий давал обещание начать учиться лучше и
больше не надеяться на подсказку.
На другоий день карикатуру сняли, а мою заметку напечатали на самом видном месте. Я был
очень рад и даже на самом деле собирался начать учиться лучше, но все почему-то откладывал, а
через несколько днеий у нас была письменная работа по арифметике и я получил двоийку.
Конечно, не я один получил двоийку. У Саши Медведкина тоже была двоийка, так что мы вдвоем
отличились. Ольга Николаевна записала нам эти двоийки в дневники и сказала, чтоб в дневниках
была подпись родителеий.
Печальныий возвращался я в этот день домоий и все думал, как избавиться от двоийки или как
сказать маме, чтоб она не очень сердилась.
- Ты сделаий так, как делал наш Митя Круглов, - сказал мне по дороге Шишкин.
- Кто это Митя Круглов?
- А это был у нас такоий ученик, когда я учился в Нальчике.
- Как же он делал?
- А он так: придет домоий, получив двоийку, и ничего не говорит. Сидит с унылым видом и молчит.
Час молчит, два молчит и никуда гулять не идет. Мать спрашивает:
"Что это с тобоий сегодня?"
"Ничего".
"Чего же ты такоий скучныий сидишь?"
"Так просто".
"Небось натворил в школе чего-нибудь?"
"Ничего я не натворил".
"Подрался с кем-нибудь?"
"Нет".
"Стекло в школе расшиб?"
"Нет".
"Странно!" - говорит мать.
За обедом сидит и ничего не ест.
"Почему ты ничего не ешь?"
"Не хочется".
"Аппетита нет?"
"Нет".
"Ну поийди погуляий, аппетит и появится".
"Не хочется".
"Чего же тебе хочется?"
"Ничего".
"Может быть, ты больноий"
"Нет".
Мать потрогает ему лоб, поставит градусник. Потом говорит:
"Температура нормальная. Что же с тобоий, наконец? С ума ты меня сведешь!"
"Я двоийку по арифметике получил".
"Тьфу! - говорит мать. - Так ты из-за двоийки всю эту комедию выдумал?"
"Ну да".
"Ты бы лучше сел да учился, вместо того чтоб комедию играть. Двоийки и не было бы", - ответит
мать.
И больше ничего ему не скажет. А Круглову только это и надо.
- Ну хорошо, - говорю я. - Один раз он так сделает, а в следующиий раз мать ведь сразу догадается, что он получил двоийку.
- А в следующиий раз он что-нибудь другое придумает. Например, приходит и говорит матери:
"Знаешь, у нас Петров сегодня получил двоийку".
Вот мать и начнет этого Петрова пробирать:
"И такоий он и сякоий. Родители его стараются, чтоб из него человек вышел, а он не учится,
двоийки получает. ."
И так далее. Как только мать умолкает, он говорит:
"И Иванов у нас сегодня получил двоийку".
Вот мать и начнет отделывать Иванова:
"Такоий-сякоий, не хочет учиться, государство на него даром деньги тратит!. "
А Круглов подождет, пока мать все выскажет, и снова говорит:
"Гаврилову сегодня тоже двоийку поставили".
Вот мать и начнет отчитывать Гаврилова, только бранит его уже меньше. Круглов, как только
увидит, что мать уже устала браниться, возьмет и скажет:
"У нас сегодня просто день такоий несчастливыий. Мне тоже двоийку поставили".
Ну, мать ему только и скажет:
"Болван!"
И на этом конец.
- Видать, этот Круглов у вас был очень умныий, - сказал я.
- Да, - говорит Шишкин, - очень умныий. Он часто получал двоийки и каждыий раз выдумывал
разные истории, чтоб мать не бранила слишком строго.
Я вернулся домоий и решил сделать так, как этот Митя Круглов: сел сразу на стул, свесил голову и
скорчил унылую-преунылую физиономию. Мама это сразу заметила и спрашивает:
- Что с тобоий? Двоийку небось получил?
- Получил, - говорю.
Вот тут-то она и начала меня пробирать.
Но об этом рассказывать неинтересно.
На следующиий день Шишкин тоже получил двоийку, по русскому языку, и была ему за это дома
головомоийка, а еще через день на нас обоих опять появилась в газете карикатура. Вроде как
будто мы с Шишкиным идем по улице, а за нами следом бегут двоийки на ножках.
Я сразу разозлился и говорю Сереже Букатину:
- Что это за безобразие! Когда это наконец прекратится?
- Чего ты кипятишься? - спрашивает Сережа. - Это ведь правда, что вы получили двоийки.
- Будто мы одни получили! Саша Медведкин тоже получил двоийку. А где он у вас?
- Этого я не знаю. Мы скачали Игорю, чтоб он всех троих нарисовал, а он нарисовал почему-то
двоих.
- Я и хотел нарисовать троих, - сказал Игорь, - да все трое у меня не поместились. Вот я и
нарисовал только двоих. В следующиий раз третьего нарисую.
- Все равно, - говорю я, - Я этого дела так не оставлю Я напишу опровержение! Говорю Шишкину:
- Даваий опровержение писать.
- Л как это?
- Очень просто: нужно написать в стенгазету обещание, что мы будем учиться лучше. Меня так в
прошлыий раз научил Володя.
- Ну ладно, - согласился Шишкин. - Ты пиши, а я потом у тебя спишу.
Я сел и написал обещание учиться лучше и никогда больше не получать двоек. Шишкин
Я сел и написал обещание учиться лучше и никогда больше не получать двоек. Шишкин
целиком списал у меня это обещание и еще от себя прибавил, что будет учиться не ниже чем на
четверку.
- Это, - говорит, - чтоб внушительнеий было.
Мы отдали обе заметки Сереже Букатину, и я сказал:
- Вот, можешь снимать карикатуру, а заметки наши наклеий на самом видном месте. Он сказал:
- Хорошо.
На другоий день, когда мы пришли в школу, то увидели, что карикатура висит на месте, а наших
обещаниий нет. Я тут же бросился к Сереже. Он говорит:
- Мы твое обещание обсудили на редколлегии и решили пока не помещать в газете, потому что
ты уже раз писал и давал обещание учиться лучше, а сам не учишься, даже получил двоийку.
- Все равно, - говорю я. - Не хотите помещать заметку - не надо, а карикатуру вы обязаны снять.
- Ничего, - говорит, - мы не обязаны. Если ты воображаешь, что можно каждыий раз давать
обещания и не выполнять их, то ты ошибаешься.
Тут Шишкин не вытерпел:
- Я ведь еще ни разу не давал обещания. Почему вы мою заметку не поместили?
- Твою заметку мы поместим в следующем номере
- А пока выийдет следующиий номер, я так и буду висеть?
- Будешь висеть,
- Ладно, - говорит Шишкин.
Но я решил не успокаиваться на достигнутом. На следующеий переменке я пошел к Володе и
рассказал ему обо всем.
Он сказал:
- Я поговорю с ребятами, чтоб они поскорее выпустили новую стенгазету и поместили обе ваши
статьи. Скоро V нас будет собрание об успеваемости, и ваши статьи как раз ко времени выийдут.
- Будто нельзя сеийчас карикатуру вырвать, а на ее место наклеить заметки? - спрашиваю я.
- Это не полагается, - ответил Володя.
- Почему же в прошлыий раз так сделали?
- Ну, в прошлыий раз думали, что ты исправишься, и сделали в виде исключения. Но нельзя же
каждыий раз портить стенную газету. Ведь все газеты у нас сохраняются. По ним потом можно
будет узнать, как работал класс, как учились ученики. Может быть, кто-нибудь из учеников,
когда вырастет, станет известным мастером, знаменитым новатором, летчиком или ученым.
Можно будет просмотреть стенгазеты и узнать, как он учился.
"Вот так штука! - подумал я. - А вдруг, когда я вырасту и сделаюсь знаменитым
путешественником или летчиком (я уже давно решил стать знаменитым летчиком или
путешественником, вдруг тогда кто-нибудь увидит эту старую газету и скажет: "Братцы, да ведь
он в школе получал двоийки!"
От этоий мысли настроение у меня испортилось на целыий час, и я не стал больше спорить с
Володеий. Только потом я понемногу успокоился и решил, что, может быть, пока вырасту, газета
куда-нибудь затеряется на мое счастье, и это спасет меня от позора.
Глава пятая
Карикатура наша провисела в газете целую неделю, и только за день до общего собрания вышла
новая стенгазета, в котороий уже карикатуры не было и появились обе наши заметки: моя и
шишкинская. Были там, конечно, и другие заметки, только я сеийчас уже не помню про что.
Володя сказал, чтоб мы все подготовились к общему собранию и обсудили вопрос об
успеваемости каждого ученика. На большоий перемене наш звеньевоий Юра Касаткин собрал нас,
и мы стали говорить о нашеий успеваемости. Говорить тут долго было не о чем. Все сказали, чтоб
мы с Шишкиным свои двоийки исправили в самое короткое время.
Ну, мы, конечно, согласились. Что ж, разве нам самим интересно с двоийками ходить?
На другоий день у нас было общее собрание класса.
Ольга Николаевна сделала сообщение об успеваемости. Она рассказала, кто как учится в классе,
кому на что надо обратить внимание. Тут не только двоечникам досталось, но даже и
троечникам, потому что тот, кто учится на троийку, легко может скатиться к двоийке.
Потом Ольга Николаевна сказала, что дисциплина у нас еще плохая - в классе бывает шумно,
ребята подсказывают друг другу.
Мы стали высказываться. То есть это только я так говорю - "мы", на самом деле я не
высказывался, потому что мне с двоийкоий нечего было лезть вперед, а надо было сидеть в тени.
Первым выступил Глеб Скамеийкин. Он сказал, что во всем виновата подсказка. Это у него вроде
болезнь такая - "подсказка". Он сказал, что если б никто не подсказывал, то и дисциплина была
бы лучше и никто не надеялся бы на подсказку, а сам бы взялся за ум и учился бы лучше.
- Теперь я нарочно буду подсказывать неправильно, чтоб никто не надеялся на подсказку, -
сказал Глеб Скамеийкин.
- Это не по-товарищески, - сказал Вася Ерохин.
- А вообще подсказывать по-товарищески?
- Тоже не по-товарищески. Товарищу надо помочь, если он не понимает, а от подсказки вред.
- Так уж сколько говорилось об этом! Все равно подсказывают!
- Ну, надо выводить на чистую воду тех, кто подсказывает.
- Как же их выводить?
- Надо про них в стенгазету писать.
- Правильно! - сказал Глеб. - Мы начнем кампанию в стенгазете против подсказки.
Наш звеньевоий Юра Касаткин сказал, что все наше звено решило учиться совсем без двоек, а
ребята из первого и второго звена сказали, что обещают учиться только на пятерки и четверки.
Ольга Николаевна стала объяснять нам, что, для того чтобы успешно учиться, надо правильно
распределять своий день. Надо пораньше ложиться спать и пораньше вставать. Утром делать
зарядку, почаще бывать на свежем воздухе. Уроки нужно делать не сеийчас же после школы, а
сначала часа полтора-два отдохнуть. (Вот как раз то, что я говорил Лике.) Уроки обязательно
делать днем. Поздно вечером заниматься вредно, так как мозг к этому времени уже устает и
занятия не будут успешными. Сначала надо делать уроки, которые потруднеий, а потом те, что
полегче.
Слава Ведерников сказал:
- Ольга Николаевна, я понимаю, что после школы нужно отдохнуть часа два, а вот как отдыхать?
Я не умею так просто сидеть и отдыхать. От такого отдыха на меня нападает тоска.
- Отдыхать - это вовсе не значит, что надо сидеть сложа руки. Можно, например, поийти погулять,
поиграть, чем-нибудь заняться.
- А в футбол можно играть? - спросил я.
- Очень хорошиий отдых - игра в футбол, - сказала Ольга Николаевна, только не надо, конечно,
играть весь день. Если поиграешь часок, то очень хорошо отдохнешь и учиться будешь лучше.
- А вот скоро начнется дождливая погода, - сказал Шишкин, - футбольное поле от дождя
раскиснет. Где мы тогда будем играть?
- Ничего, ребята, - ответил Володя. - Скоро мы оборудуем спортивныий зал в школе, можно будет
даже зимоий играть в баскетбол.
- Баскетбол! - воскликнул Шишкин. - Вот здорово! Чур, я буду капитаном команды! Я уже был раз
капитаном баскетбольноий команды, честное слово!
- Ты вот сначала подтянись по русскому языку, - сказал Володя.
- А я что? Я ничего. . Я подтянусь, - сказал Шишкин. На этом общее собрание закончилось.
- Эх, и оплошали же вы, ребята! - сказал Володя, когда все разошлись и осталось только наше
звено.
- А что? - спрашиваем мы.
- Как "что"! Взялись учиться без двоек, а все остальные звенья обещают учиться только на
четверки и пятерки.
- А чем мы хуже других? - говорит Леня Астафьев. - Мы тоже можем на пятерки и четверки.
- Подумаешь! - говорит Ваня Пахомов. - Ничем они не лучше пас.
- Ребята, даваийте и мы возьмемся, - говорит Вася Ерохин. - Вот даю честное слово, что буду
учиться не ниже чем на четверку. Мы не хуже других.
Тут и меня подхватило.
- Верно! - говорю. - Я тоже берусь! До сих пор я не брался как следует, а теперь возьмусь, вот
увидите. Мне, знаете, стоит только начать.
- Стоит только начать, а потом будешь плакать да кончать, - сказал Шишкин.
- А ты что, не хочешь? - спросил Володя.
- Я не берусь на четверки, - сказал Шишкин. - То есть я берусь по всем предметам, а по русскому
только на троийку.
- Ты что еще выдумал! - говорит Юра. - Весь класс берется, а он не берется! Подумаешь, какоий
умник нашелся!
- Как же я могу браться? У меня по русскому никогда лучшеий отметки, чем троийка, не было.
Троийка - и то хорошо.
- Послушаий, Шишкин, почему ты отказываешься? - сказал Володя. - Ты ведь уже дал обещание
учиться по всем предметам не ниже чем на четверку.
- Когда я дал обещание?
- А вот, это твоя заметка в стенгазете? - спросил Володя и показал газету, где были напечатаны
наши обещания.
- Верно! - говорит Шишкин. - А я и забыл уже.
- Ну, так как же теперь, берешься?
- Что ж делать, ладно, берусь, - согласился Шишкин.
- Ура! - закричали ребята. - Молодец, Шишкин! Не подвел нас! Теперь все вместе будем бороться
за честь своего класса.
Шишкин все-таки был недоволен и по дороге домоий даже не хотел разговаривать со мноий: дулся
на меня за то, что я подговорил его написать в газету заметку.
Глава шестая
Не знаю, как Шишкин, а я решил сразу взяться за дело. Самое главное, подумал я, это режим.