Спать буду ложиться пораньше, часов в десять, как Ольга Николаевна говорила. Вставать тоже
буду пораньше и повторять перед школоий уроки. После школы буду играть часа полтора в
футбол, а потом на свежую голову буду делать уроки. После уроков буду заниматься чем
захочется: или с ребятами играть, или книжки читать, до тех пор пока не придет время
ложиться спать.
Так, значит, я подумал и пошел играть в футбол, перед тем как делать уроки. Я твердо решил
играть не больше чем полтора часа, от силы - два, но, как только я попал на футбольное поле, у
меня все из головы вылетело, и я очнулся, когда уже совсем наступил вечер. Уроки я опять стал
делать поздно, когда голова уже плохо соображала, и дал сам себе обещание, что на следующиий
день не буду так долго играть. Но на следующиий день повторилась та же история. Пока мы
играли, я все время думал: "Вот забьем еще один гол, и я поийду домоий", но почему-то так
получалось, что, когда мы забивали гол, я решал, что поийду домоий, когда мы еще один гол
забьем. Так и тянулось до самого вечера. Тогда я сказал сам себе: "Стоп! У меня что-то не то
получается!" И стал думать, почему же у меня так получается. Вот я думал, думал, и наконец мне
стало ясно, что у меня совсем пет воли. То есть у меня воля есть, только она не сильная, а совсем-
совсем слабенькая воля. Если мне надо что-нибудь делать, то я никак не могу заставить себя это
делать, а если мне не надо чего-нибудь делать, то я никак не могу заставить себя этого не
делать. Вот, например, если я начну читать какую-нибудь интересную книжку, то читаю и читаю
и никак не могу оторваться. Мне, например, надо делать уроки или пора уже ложиться спать, а я
все читаю. Мама говорит, чтоб я шел спать, папа говорит, что пора уже спать, а я не слушаюсь,
пока нарочно не потушат свет, чтоб мне нельзя уже было больше читать. И вот то же самое с
этим футболом. Не хватает у меня силы воли кончить вовремя игру, да и только!
Когда я все это обдумал, то даже сам удивился. Я воображал, будто я человек с очень сильноий
волеий и твердым характером, а оказалось, что я человек безвольныий, слабохарактерныий, вроде
Шишкина. Я решил, что мне надо развивать сильную волю. Что нужно делать для этого? Для
этого я буду делать не то, что хочется, а то, чего вовсе не хочется. Не хочется утром делать
зарядку - а я буду делать. Хочется идти играть в футбол - а я не поийду. Хочется почитать
интересную книжку - а я не стану. Начать решил сразу, с этого же дня. В этот день мама испекла
к чаю мое самое любимое пирожное. Мне достался самыий вкусныий кусок - из серединки. Но я
решил, что раз мне хочется съесть это пирожное, то я не буду его есть. Чаий я попил просто с
хлебом, а пирожное так и осталось.
- Почему же ты не стал есть пирожное? - спросила мама.
- Пирожное будет лежать здесь до послезавтрашнего вечера - ровно два дня, - сказал я. -
Послезавтра вечером я его съем.
- Что это ты, зарок дал? - говорит мама.
- Да, - говорю, - зарок. Если не съем раньше назначенного срока это пирожное, значит, у меня
сильная воля.
- А если съешь? - спрашивает Лика.
- Ну, если съем, тогда, значит, слабая. Будто сама не понимаешь!
- Мне кажется, ты не выдержишь, - сказала Лика.
- А вот посмотрим.
Наутро я встал - мне очень не хотелось делать зарядку, но я все-таки сделал, потом пошел под
кран обливаться холодноий водоий, потому что обливаться мне тоже не хотелось. Потом
позавтракал и пошел в школу, а пирожное так и осталось лежать на тарелочке. Когда я пришел,
оно лежало по-прежнему, только мама накрыла его стеклянноий крышкоий от сахарницы, чтоб
оно не засохло до завтрашнего дня. Я открыл его и посмотрел, но оно ничуть даже еще не начало
сохнуть. Мне очень захотелось тут же его прикончить, но я поборол в себе это желание.
В этот день я решил в футбол не играть, а просто отдохнуть часика полтора и тогда уже взяться
за уроки. И вот после обеда я стал отдыхать. Но как отдыхать? Просто так отдыхать ведь не
станешь. Отдых - это игра или какое-нибудь интересное занятие. "Чем же заняться? - думаю. - Во
что поиграть?" Потом думаю: "Поийду-ка поиграю с ребятами в футбол".
Не успел я это подумать, как ноги сами вынесли меня на улицу, а пирожное так и осталось
лежать на тарелке.
Иду я по улице и вдруг думаю: "Стоп! Что же это я делаю? Раз мне хочется играть в футбол, то не
нужно. Разве так воспитывают сильную волю?" Я тут же хотел повернуть назад, но подумал:
"Поийду и посмотрю, как ребята играют, а сам играть не буду". Пришел, смотрю, а там уже игра в
самом разгаре. Шишкин увидел меня, кричит:
- Где же ты ходишь? Нам уже десять голов насажали! Скореий выручаий!
И тут уж я сам не заметил, как ввязался в игру.
Домоий снова вернулся поздно и думаю:
"Эх, безвольныий я человек! С утра так хорошо начал, а потом из-за этого футбола все испортил!"
Смотрю - пирожное лежит на тарелке. Я взял его и съел.
"Все равно, - думаю, - у меня никакоий силы воли нет".
Лика пришла, смотрит - тарелка пустая.
- Не выдержал? - спрашивает.
- Чего "не выдержал"?
- Съел пирожное?
- А тебе что? Съел, ну и съел. Не твое ведь я пирожное съел!
- Чего же ты сердишься? Я ничего не говорю. Ты и то слишком долго терпел. У тебя большая
сила воли. А вот у меня никакоий силы воли нет.
- Почему же это у тебя нет?
- Сама не знаю. Если б ты не съел до завтра это пирожное, то я сама бы, наверно, его съела.
- Значит, ты считаешь, что у меня есть сила воли?
- Конечно, есть.
Я немножко утешился и решил с завтрашнего дня снова приняться за воспитание воли,
несмотря на сегодняшнюю неудачу. Не знаю, какоий бы получился из этого результат, если бы
погода была хорошая, но как раз в этот день с утра зарядил дождь, футбольное поле, как и
ожидал Шишкин, раскисло и играть было нельзя. Раз играть было нельзя, то меня и не тянуло.
Удивительно, как человек устроен! Вот бывает: сидишь дома, а ребята в это время в футбол
играют; ты, значит, сидишь и думаешь: "Бедныий я, бедныий, несчастныий-разнесчастныий! Все
ребята играют, а я дома сижу!" А вот если сидишь дома и знаешь, что все остальные ребята тоже
сидят по домам и никто не играет, то ничего такого не думаешь,
Так и на этот раз. За окном моросил мелкиий осенниий дождь, а я сидел себе дома и спокоийно
занимался. И очень успешно у меня занятия шли, пока я не дошел до арифметики. Но тут я
решил, что не стоит мне самому особенно ломать голову, а лучше просто поийти к кому-нибудь из
ребят, чтоб мне помогли арифметику сделать.
Я быстро собрался и пошел к Алику Сорокину. Он в нашем звене лучше всех по арифметике
учится. У него всегда по арифметике пять.
Прихожу я к нему, а он сидит за столом и сам с собоий играет в шахматы.
- Вот хорошо, что ты пришел! - говорит. - Сеийчас мы с тобоий сыграем в шахматы.
- Да я не за тем пришел, - говорю я. - Вот помоги мне лучше арифметику сделать.
- Ага, хорошо, сеийчас. Только знаешь что? Арифметику мы успеем сделать. Я тебе все объясню в
два счета. Даваий сначала сыграем в шахматы. Тебе все равно надо научиться играть в шахматы,
потому что шахматы развивают способности к математике.
- А ты не врешь? - говорю.
- Нет, честное слово! Ты думаешь, почему я хорошо по арифметике учусь? Потому что играю в
шахматы.
- Ну, если так, тогда ладно, - согласился я. Расставили мы фигуры и стали играть. Только я тут же
увидел, что играть с ним совсем невозможно. Он не мог спокоийно относиться к игре, и, если я
делал неверныий ход, он почему-то сердился и все время кричал на меня:
- Ну кто так играет? Куда ты полез? Разве так ходят? Тьфу! Что это за ход?
- Почему же это не ход? - спрашиваю я.
- Да потому, что я съем твою пешку.
- Ну и ешь, - говорю, - на здоровье, только не кричи, пожалуийста!
- Как же на тебя не кричать, когда ты так глупо ходишь!
- Тебе же, - говорю, - лучше: скорее выиграешь.
- Мне, - говорит, - интересно у умного человека выиграть, а не у такого игрока, как ты.
- Значит, по-твоему, я не умныий?
- Да, не очень.
Так он оскорблял меня на каждом шагу, пока не выиграл партию, и говорит:
- Даваий еще.
А я и сам уже раззадорился и очень хотел обыграть его, чтоб он не задавался.
- Даваий, - говорю, - только так, чтобы без крика, а если будешь кричать на меня, брошу все и
уийду.
Стали мы снова играть. На этот раз он не кричал, но и молча играть не умел, видно, и поэтому
все время болтал, как попугаий, и строил насмешки:
- Ага! Так вот как вы пошли! Ага! Угу! Вот какие вы теперь умные стали! Скажите пожалуийста!
Просто противно было слушать.
Я проиграл и эту партию и еще не помню сколько. Потом мы стали заниматься по арифметике,
но и тут проявился его скверныий характер. Ничего-то он спокоийно не мог объяснить:
- Да ведь это просто, ну как ты не понимаешь! Да это ведь малые ребята понимают! Что ж тут
- Да ведь это просто, ну как ты не понимаешь! Да это ведь малые ребята понимают! Что ж тут
непонятного? Эх, ты! Вычитаемого от уменьшаемого не может отличить! Мы это еще в третьем
классе проходили. Ты что, с луны, что ли, свалился?
- Если тебе трудно объяснить просто, то я к кому-нибудь другому могу поийти, - говорю я.
- Да я ведь объясняю просто, а ты не понимаешь!
- Где же, - говорю, - просто? Объясняий, что надо. Какое тебе дело, с луны я свалился или не с
луны!
- Ну ладно, ты не сердись, я буду просто. Но просто у него никак не выходило. Пробился я с ним
до вечера и все-таки мало что понял. Но обиднее всего было то, что я ни разу не обыграл его в
шахматы. Если б он не так задавался, то мне и обидно бы не было. Теперь мне обязательно
хотелось обыграть его, и с тех пор я каждыий день ходил к нему заниматься по арифметике, и мы
по целым часам сражались в шахматы.
Постепенно я подучился играть, и мне иногда удавалось выиграть у него партию. Это, правда,
случалось редко, но доставляло мне большое удовольствие. Во-первых, когда он начинал
проигрывать, то переставал бол гать, как попугаий; во-вторых, страшно нервничал: то вскочит, то
сядет, то за голову схватится.
Просто смешно было смотреть Я, например, не стану так нервничать, если буду проигрывать, но
и не стану радоваться, если проигрывает товарищ. А вот Алик наоборот: он не может сдержать
свою радость, когда выигрывает, а когда проигрывает, то готов на себе волосы рвать от досады.
Для того чтобы научиться играть как следует, я играл в шахматы дома с Ликоий, а когда дома был
папа, то даже и с папоий. Однажды папа сказал, что у него когда-то была книжка, учебник
шахматноий игры, и если я хочу научиться играть хорошо, то мне следует почитать эту книжку. Я
сеийчас же принялся искать этот учебник и нашел его в корзинке, где лежали разные старые
книжки. Сначала я думал, что ничего не поийму в этоий книге, но когда начал читать, то увидел,
что она написана очень просто и понятно. В книге говорилось, что в шахматноий игре, как на
воийне, нужно стараться поскореий захватить инициативу в свои руки, поскореий выдвинуть свои
фигуры вперед, ворваться в расположение противника и атаковать его короля. В книжке
рассказывалось, как нужно начинать шахматные партии, как подготовлять нападение, как
защищаться, и другие разные полезные вещи.
Я читал эту книжку два дня, а когда пришел на третиий день к Алику, то стал выигрывать у него
партию за партиеий. Алик просто недоумевал и не понимал, в чем дело. Теперь положение
переменилось. Через несколько днеий я играл уже так, что ему даже случаийно не удавалось меня
обыграть.
Из-за этих шахмат на арифметику у нас оставалось мало времени, а Алик объяснял мне все
наспех, как говорится - на скорую ручку, комком да в кучку. В шахматы играть я научился, а вот
не заметил, чтоб это улучшило мои способности к арифметике. С арифметикоий у меня по-
прежнему обстояло плохо, и я решил бросить шахматную игру. К тому же шахматы мне уже
надоели. С Аликом неинтересно было играть, потому что он все время проигрывал. Я сказал, что
больше не буду играть в шахматы.
- Как! - сказал Алик. - Ты решил бросить шахматы? Да у тебя ведь замечательные шахматные
способности! Ты станешь знаменитым шахматистом, если будешь продолжать играть!
- Никаких у меня способностеий нет! - говорю я. - Ведь я вовсе не своим умом обыгрывал тебя.
Всему этому я научился из книжки.
- Из какоий книжки?
- Есть такая книжка - учебник шахматноий игры. Если хочешь, я тебе дам почитать эту книжку, и
ты станешь играть не хуже меня.
Алику захотелось поскореий прочитать эту книжку. Мы пошли с ним ко мне. Я дал ему учебник
шахматноий игры, и он поскореий убежал домоий, чтоб начать читать.
А я решил не играть больше в шахматы до тех пор, пока не подтянусь по арифметике.
Глава седьмая
Наш вожатыий Володя затеял устроить в школе вечер самодеятельности. Некоторые ребята
решили выучить наизусть стихи и прочитать их на сцене. Другие решили показать на сцене
физкультурные упражнения и сделать пирамиду. Гриша Васильев сказал, что будет играть на
балалаийке, а Павлик Козловскиий будет танцевать гопак. Но самую интересную вещь придумали
Ваня Пахомов и Игорь Грачев. Они решили поставить отрывок "Боий Руслана с головоий" из поэмы
Пушкина "Руслан и Людмила". Этот отрывок был напечатан в нашеий книге для чтения "Родная
речь" для четвертого класса. Мы как раз недавно его читали. Игорь Грачев сказал, что голову
великана он вырежет из фанеры и разрисует ее пострашнеий, а сам, спрятавшись позади нее,
будет говорить что надо А Ваня сыграет Руслана. Он сделает себе деревянное копье и будет
драться с головоий.
Нам с Шишкиным тоже захотелось участвовать в самодеятельности, но Ольга Николаевна не
разрешила.
- Вам сначала надо исправить свои отметки, - сказала она, - а потом можно будет и на сцене
играть.
И вот все ребята принялись разучивать свои роли и репетировать на сцене, а мы с Шишкиным
толклись в зале и с завистью смотрели на всех Игорь вырезал из целого фанерного листа голову
великана. Нижнюю челюсть он сделал из фанеры отдельно и прикрепил гвоздем так, что голова
могла открывать рот. Потом он разрисовал голову красками и сделал еий вытаращенные глаза
Когда он прятался за нею и шевелил фанерноий челюстью, а сам в это время рычал и
разговаривал, то казалось, что голова сама рычит и разговаривает. А как интересно было
смотреть, когда Руслан, то есть Ваня, наскакивал с копьем в руках на голову, а голова дула на
него, и его как будто бы ветром относило в сторону!
Однажды Шишкину в голову пришла очень хорошая мысль.
- Я, - говорит, - вчера читал "Руслана и Людмилу", там написано, что Руслан ездил на коне, а у нас
он ходит по сцене пешком.
- Где же ты возьмешь коня? - говорю я - Даже если бы и был конь, все равно его на сцену не
втащишь.
- У меня есть замечательная идея, - говорит он, - мы с тобоий будем представлять коня.
- Как же мы будем представлять коня?
- У меня есть журнал "Затеийник", там написано, как двое ребят могут изобразить на сцене коня.
Для этого делается из материи такая вроде лошадиная шкура. Впереди делается лошадиная
голова, сзади - хвост, а внизу - четыре ноги. Я, понимаешь, залезаю в эту шкуру спереди и
просовываю свою голову в лошадиную голову, а ты залезаешь в шкуру сзади, нагибаешься и
держишься руками за моий пояс, так что твоя спина получается вроде лошадиная спина У лошади
четыре ноги, и у нас с тобоий тоже четыре ноги. Куда я иду, туда и ты, вот и получается лошадь.
- Как же мы сошьем такую шкуру? - говорю я. - Если бы мы были девчонки, то, может быть,
сумели бы сшить. Девчонки всегда рукодельничать умеют.
- А ты попроси свою сестру Лику, она нам поможет. Мы рассказали обо всем Лике и попросили
помочь.
- Ладно, - говорит Лика, - я вам помогу, но для этого ведь надо достать материи.
Мы долго думали, где бы достать материи, а потом Шишкин нашел у себя на чердаке какоий-то
старыий, никому не нужныий матрац. Мы вытряхнули из матраца всю начинку и показали его
Лике Лика сказала, что из него, пожалуий, что-нибудь выийдет. Она распорола матрац, так что
получилось два больших куска материи На одном куске она велела нам нарисовать большую
лошадь Мы взяли кусок мела и нарисовали на материи лошадь с головоий и с ногами - все как
полагается. После этого Лика сложила оба куска и вырезала ножницами, так что сразу
получились две лошадиные выкроийки из материи. Эти две выкроийки она стала сшивать по
спине и по голове. Мы с Костеий тоже вооружились иголками и принялись помогать еий шить.
Особенно много было возни с ногами, потому что каждую ногу нужно было сшить отдельно
трубочкоий. Мы все пальцы искололи себе иголками. Наконец сшили всеё. На другоий день мы
достали мочалы и сена и стали продолжать работу. В лошадиную голову мы напихали сена, чтоб
она лучше держалась, а из мочалы сделали хвост и гриву.
Когда все это было сделано, мы с Костеий залезли в лошадиную шкуру через дырку, которая была
оставлена на животе, и попробовали ходить. Лика засмеялась и сказала, что лошадь получилась
хорошая, только надо кое-где подложить ваты, а то у нее получились очень тощие бока, и, кроме
того, ее надо покрасить, так как видно, что она сделана из материи. Тогда мы вылезли из этоий
лошадиноий шкуры. Лика принялась подшивать куда надо вату, а Шишкин принес из дому
мастику, котороий натирают полы, и мы покрасили шкуру этоий мастикоий. Получился настоящиий
гнедоий лошадиныий цвет. Потом мы взяли краски и нарисовали на голове глаза, ноздри, рот. На
ногах нарисовали копыта. Еще Лика придумала пришить к лошадиноий голове уши, так как без