– Хотите чего-нибудь пожевать, Пибоди?
– Пирожные выглядят аппетитно… Давайте захватим несколько штук, когда будем уходить!
– Наши намерения совпадают.
– Мистер Редфорд с удовольствием примет вас прямо сейчас, лейтенант. Позвольте вас проводить.
Секретарь повел полицейских по коридору со стенами из дымчатого стекла. До ушей доносились приглушенные голоса. Двери по обеим сторонам коридора были распахнуты. Сотрудники компании сидели за письменными столами и на диванчиках, расхаживали, нажимали на кнопки и стучали по клавишам.
– …До чего стандартный сюжет! Меня уже тошнит от бесконечных мыльных опер.
– …Нам требуется свежее лицо. Что-нибудь вроде Греты Гарбо, только невиннее.
– …Зрителю не нужна глубина, мой милый! Если предоставить ему выбор между океаном и лужей, он станет плескаться в луже. Все мы – дети.
Путь преградила хромированная двойная дверь. Секретарь распахнул ее картинным жестом.
– К вам посетители, мистер Редфорд.
– Спасибо, Цезарь.
– Цезарь… – пробормотала Ева. – Кто бы мог подумать!
– Рад с вами познакомиться, лейтенант Даллас.
Пол Редфорд поднялся из-за рабочего стола. Пол кабинета был гладкий, как стекло, с цветными узорами, похожими на витражи. За спиной Редфорда, как того и следовало ожидать, открывался восхитительный вид на город. Рукопожатие его было твердым, улыбка доброжелательной.
– Благодарю за согласие поговорить у меня. Сегодня весь день одно совещание сменяется другим, поэтому мне гораздо удобнее принять вас здесь.
– Никаких проблем. Моя помощница, сержант Пибоди.
Улыбка, такая же теплая и заученная, как рукопожатие, была теперь адресована обеим.
– Прошу садиться. Что вам предложить?
– Только информацию.
Еву поразила оригинальность кресел, стульев и диванов: все они были выполнены в форме зверей – тигров, собак, даже жирафов.
– Моя первая жена была дизайнером, – объяснил Редфорд. – После развода я решил все это сохранить как память о том периоде своей жизни. – Он выбрал себе печального бассета и закинул ноги на пуфик в форме свернувшейся кошки. – Вы хотели говорить о Пандоре?
– Да.
Ева подумала, что, если верны слухи, будто они были любовниками, он как-то уж слишком быстро сумел справиться с ударом. Предстоящий допрос, судя по виду Редфорда, совершенно его не смущал. Это была сама собранность, радушный хозяин в костюме ценой не менее пяти тысяч долларов и итальянских кожаных туфлях цвета сливочного масла.
Ева сочла его не менее фотогеничным, чем лучшие актеры в его фильмах. Смуглое худое лицо с резкими чертами, аккуратные усы, черные волосы ниже плеч, зачесанные назад. Судя по всему, внешность не обманывала: владелец кабинета был преуспевающим продюсером, который по праву наслаждался своей властью и богатством.
– Я бы хотела записать нашу беседу, мистер Редфорд.
– Я всецело за, лейтенант. – Он устроился на своем печальном бассете поудобнее, сложив руки на животе. – Слышал, вы уже произвели арест подозреваемой.
– Произвели. Но следствие продолжается. Вы были знакомы с погибшей, называвшей себя Пандорой?
– Очень хорошо знаком. Предполагал снять картину с ее участием, неоднократно встречался с ней на протяжении нескольких лет по различным поводам и занимался с ней сексом, когда находил это удобным.
– Оставались ли вы и Пандора любовниками к моменту ее гибели?
– Мы никогда не были любовниками, лейтенант. Это был секс, а не любовь. Сомневаюсь, чтобы нашелся человек, который когда-либо занимался с ней именно любовью или даже предпринимал такую попытку. Если да – значит, он болван. А я себя болваном не считаю.
– Вы ее недолюбливали?
– Ее? – Редфорд усмехнулся. – Мягко сказано! Из всех, кого мне доводилось знать, она меньше всего заслуживала любви. Зато у нее был талант. Не такой большой, как она сама воображала, и далеко не ко всему, однако…
Он развел красивыми руками, сверкнув кольцом – темным камнем в золотой оправе.
– Красота – это ведь совсем несложно, лейтенант. Некоторые рождаются красивыми, другие покупают красоту за деньги. Привлекательная внешняя скорлупа – это сейчас до смешного доступный товар. Но по-прежнему желанный. Смазливая внешность никогда не выходит из моды, но для того, чтобы зарабатывать внешностью, требуется талант.
– Какой талант был у Пандоры?
– О, от нее исходила некая аура! Она обладала какой-то первобытной, даже животной способностью излучать сексуальность. А секс всегда шел и будет идти на ура.
Ева кивнула.
– Только теперь на это нужно иметь лицензию.
Редфорд улыбнулся в знак согласия.
– Правительству нужны средства. Но я имел в виду не торговлю сексом, а использование его для того, чтобы лучше расходился другой товар. Так и получается: с помощью секса мы продаем безалкогольные напитки, кухонное оборудование. И модную одежду. Это – вечное сочетание.
– Специальность Пандоры именно в этом и состояла?
– Да. Ее можно было обмотать в кухонную занавеску – и вполне разумные люди были готовы платить, чтобы на нее глазеть. В рекламе она была незаменима. Не существовало такого товара, который Пандора не сумела бы сбыть. Но ей хотелось играть, вот в чем беда! А она могла быть только самой собой – Пандорой.
– Тем не менее вы собирались снять с ней картину?
– Предполагалось, что она сыграет саму себя – ни больше ни меньше. Из этого мог выйти толк. Потом мы стригли бы купоны… Но дело не пошло дальше планов.
– Вы были у нее дома в ночь ее гибели?
– Да, ей не хотелось быть одной. Кроме того, подозреваю, она мечтала утереть нос Джерри: как же, сняться у меня – это победа!
– Как отнеслась к этому мисс Фитцджеральд?
– Удивилась и, наверное, разозлилась. Я, признаться, тоже был зол: мы ведь еще не были готовы обнародовать свои планы. Назревал любопытный разговор, но нам помешали: на пороге появилась молодая особа – восхитительная молодая особа! Та, которую вы арестовали. – Он хитро усмехнулся. – Кстати, пресса утверждает, что вы с ней близкие подруги.
Ева нахмурилась.
– Лучше расскажите, что произошло, когда пришла мисс Фристоун.
– Мелодрама, скандал, насилие! Вы только представьте… – Он нарисовал в воздухе прямоугольник, подразумевая экран. – Молодая отважная красотка готова принести себя в жертву. Она вся в слезах, бледная, как бумага, отчаяние во взоре. Уверяет, что готова уйти в тень, отказаться от мужчины, который нужен им обеим, – все ради того, чтобы защитить его, не разрушить его карьеру.
Теперь – Пандора крупным планом. На ее лице – гримаса ярости, презрения, она излучает маниакальную энергию. Боже, что за красота! Она – воплощение зла: отказывается довольствоваться предложенной жертвой, жаждет уничтожить соперницу, причинить ей боль. Сначала это душевная боль от грязных ругательств, потом – физическая. Начинается классическая драка: две женщины подрались из-за мужчины. Ту, которая помоложе, окрыляет любовь, однако этого недостаточно, чтобы побороть Пандору, вдохновляемую чувством мести. Да и ногти у Пандоры опасные. Шерсть, что называется, летит клочьями. Наконец двое мужчин – большая часть очарованной аудитории – вмешиваются в конфликт. Одному из них при этом здорово достается.
Редфорд подмигнул и помассировал себе правое плечо.
– Пока я тащил Пандору в сторону, она изо всей силы впилась мне своими клыками в плечо. Признаться, меня самого подмывало ей наподдать. Ваша подружка сбежала, бросив стандартное: «Ты поплатишься!» Но вид у нее был не столько мстительный, сколько жалкий.
– А у Пандоры?
– О, эта кипела энергией! – Сам рассказчик тоже воодушевился. – Она весь вечер была в опасном настроении, а тут сделалась совершенно невыносимой. Джерри и Джастин поспешили откланяться, не слишком заботясь о приличиях, а мне пришлось остаться, чтобы привести Пандору в чувство.
– Вам это удалось?
– Ничуть. Она совершенно озверела, выкрикивала какие-то безумные угрозы. Главным ее желанием было догнать ненавистную стерву и выцарапать ей глаза. Да, еще кастрировать Леонардо. Она вопила, что доберется до него и накажет так, как ему и не снилось. Он не сможет даже торговать пуговицами на углу! Тряпки его изготовления откажутся носить даже бродяги! И так далее в том же духе. Минут через двадцать мне все это надоело, и я навлек на себя ее гнев нежеланием продолжать развлечение. Как она меня только не обзывала! Плевать она на меня хотела! У нее есть проекты получше моего!
– Вы показали, что ушли от нее примерно в половине первого.
– Примерно.
– Она осталась одна?
– Да, слуг она не держала. Ей не нравилось, когда рядом есть люди. Если ей кто-то требовался, она всегда могла его вызвать. Насколько я знаю, в доме не осталось больше ни души.
– Куда вы пошли потом?
– Сюда, заняться своим плечом. Укус был довольно болезненным. Заодно хотел поработать, сделать несколько звонков. Потом я поехал в свой клуб. Потратил пару часиков на сауну и на бассейн.
– Куда вы пошли потом?
– Сюда, заняться своим плечом. Укус был довольно болезненным. Заодно хотел поработать, сделать несколько звонков. Потом я поехал в свой клуб. Потратил пару часиков на сауну и на бассейн.
– Когда вы попали в клуб?
– Часа в два ночи. Точно знаю, что дома был в начале пятого.
– Вы с кем-нибудь встречались, говорили с кем-нибудь между двумя ночи и пятью утра?
– Кажется, нет. Я часто посещаю клуб в ночные часы, так как люблю уединение. В другое время суток там всегда народ.
– Как называется клуб?
– «Олимпус», на Мэдисон-авеню. – Редфорд нахмурился. – Понимаю, у меня проблемы с алиби. Впрочем, при входе в клуб и при выходе я отметил свою карточку. Таково правило.
– Понимаю. – Ева подумала, что надо будет первым делом проверить эту часть его показаний. – Вы знаете кого-нибудь, кто желал бы Пандоре зла?
– Ах, лейтенант, список получился бы длиной в целую жизнь. – Он снова улыбнулся, показав великолепные зубы. Его глаза смотрели почти весело, но Еве показалось, что где-то на самом дне в них притаилась угроза. – Правда, сам я в нем не фигурировал бы – просто потому, что она не была для меня настолько важна.
– Вы употребляли наркотик, который выбрала себе Пандора?
Редфорд на мгновение напрягся, потом облегченно улыбнулся.
– Хотели меня подловить? Внезапная смена темы часто застигает врасплох. Заявляю под запись: никогда не прикасаюсь к запрещенным препаратам, как и вообще ко всему недозволенному. – Его широкая, подкупающая улыбка являлась лучшим свидетельством неискренности. – Я знал, что Пандора балуется такими вещами, но не хотел вмешиваться. Подтверждаю: да, она напала на что-то новенькое и злоупотребляла своей находкой. Когда я тем вечером, еще до скандала, заглянул к ней в спальню, я увидел…
Он помедлил, словно припоминая сцену в подробностях.
– Пандора взяла какую-то таблетку из маленькой деревянной шкатулки, очень красивой – кажется, китайской. – Редфорд чему-то улыбнулся. – Она не ждала меня так рано, поэтому поспешила убрать шкатулку в ящик туалетного столика и запереть замок. Я спросил, что она прячет, и Пандора… – Он сделал короткую паузу, сузил глаза. – Как она это назвала? Своим сокровищем? Богатством? Нет, кажется – наградой. Да, именно так и сказала. Потом положила таблетку в рот и проглотила, запив шампанским. После этого мы занялись сексом. Сначала она была какой-то рассеянной, но потом в ней проснулась дикая ненасытность. Кажется, у нас с ней никогда не было таких вспышек страсти. Позже мы оделись и спустились вниз встретить Джерри и Джастина. Я не спросил ее, что это было за вещество, – как-то не пришло в голову…
– Ваши впечатления, Пибоди?
– Хитер!
– Очень скользкий субъект. – Пока лифт ехал вниз, Ева сосредоточенно смотрела прямо перед собой. – Он презирал ее – но в то же время спал с ней и собирался использовать…
– Наверное, считал жалким, хотя и потенциально опасным созданием, на котором тем не менее можно заработать.
– Как вы думаете, в случае падения рыночной стоимости создания или возрастания опасности мог бы он ее убить?
– Запросто. – Пибоди первой вышла из лифта и зашагала к машине. – Судя по всему, он не отягощен совестью, – продолжила она, оглянувшись. – При неудаче совместного проекта или возникновении каких-то помех он бы стер ее, как ненужный файл. Внутри у таких самодовольных, выдержанных типов часто клокочет жестокая злоба. Да и алиби у него хромает.
– Это уж точно. – Вариантов было не счесть, и Ева усмехнулась. – Прямо сейчас займемся проверкой, вот только заскочим на квартиру, где жила Пандора, и заберем ее шкатулку. Свяжитесь с диспетчерской! – приказала она. – Нам нужно разрешение на взлом замков.
– Как будто запрет вас остановил бы! – пробормотала Пибоди и бросилась исполнять приказание.
Шкатулку они не обнаружили. Это было так неожиданно, что Ева застыла посреди шикарной спальни, не сводя взгляда с выдвинутого ящика. Прошло долгих десять секунд, прежде чем до нее дошло, что ящик пуст.
– Может, я не там ищу?
– Нет, он говорил именно об этом туалетном столике. Вы только взгляните на все эти пузырьки и баночки! Кремы на все случаи жизни. Как она себя холила! – Не в силах справиться с соблазном, Пибоди потянулась за баночкой размером с четверть ее пальца. – Крем «Вечная молодость»… Знаете, сколько стоит такая баночка в «Саксе», Даллас? Пятьсот долларов. Пять сотен за жалкие пол-унции! Вот что значит любить себя.
Она поставила баночку на место, стыдясь секундного побуждения ее прикарманить.
– Если все подсчитать, тут одной косметики на десять-пятнадцать тысяч.
– Возьмите себя в руки, Пибоди!
– Слушаюсь, лейтенант. Виновата.
– Мы ищем шкатулку. Среди вещественных доказательств она не значится, а здесь уже полазили специалисты-чистильщики, не пропускающие ни одного квадратного миллиметра. Мини-кассеты из ее телефона конфискованы. Нам известно, что той ночью она никому не звонила и не принимала звонков – по крайней мере, здесь. Включите свое воображение, Пибоди. Она донельзя разозлена. Как она себя ведет?
Рассуждая вслух, Ева выдвигала и задвигала ящики.
– Продолжает пить, носиться по дому, строя планы жестокой мести всем своим недругам. Мерзавцы, суки! Вздумали ей перечить? Да она проучит кого угодно, стоит ей только захотеть! Возможно, она поднимается сюда и проглатывает для настроения еще одну таблетку…
А это что такое? Неужели удача? Вряд ли: всего лишь шкатулка, украшенная цветной эмалью. Откинув крышку, Ева зажмурилась от мерцания золотых и серебряных колец и слоновой кости.
– Странное место для драгоценностей, – заметила Пибоди. – Для тряпок у нее есть огромный стеклянный гардероб, для настоящих ценностей – сейф.
Ева подняла глаза, поняла, что ее помощница не шутит, и расхохоталась.
– Это не драгоценности, Пибоди, а кольца для мужского члена! Унизываете член кольцами, а потом…
– Понятно. – Пибоди отвернулась. – Знаю. Но место все равно странное.
– Что тут странного? Где еще держать игрушки для секса, если не рядом с кроватью? Так о чем мы говорили? Она запивает наркотическое средство шампанским. Ей испортили вечер – что ж, ее месть будет страшной. Этот червяк Леонардо приползет к ней на брюхе, будет молить о пощаде! Но она заставит его пожалеть, что связался у нее за спиной с дешевой потаскухой да еще позволил ей врываться в ее дом – ее дом! – и разевать здесь пасть!
Ева задвинула один ящик и выдвинула другой.
– Камера зафиксировала ее уход в два ночи с минутами. Дверь запирается автоматически. Машину она не вызывала, а свою не брала. До Леонардо шестьдесят кварталов, на ней высокие тонкие каблуки, но она не берет такси: ни одна из компаний не зафиксировала, чтобы ее подвозили. Я знаю, что у нее был сотовый телефон с автоответчиком и еще какими-то хитрыми приспособлениями. Но мы его не нашли. Если она брала его с собой и звонила, то потом куда-то подевала. Или это сделал кто-то другой.
– Если она звонила убийце, то он – или она – догадался избавиться от улики. – Пибоди приступила к поискам в огромном стенном шкафу, стараясь не слишком переживать из-за шикарных нарядов, на многих из которых еще остались ценники. – Возможно, после своего наркотика она могла бы взлететь, но тащиться в такую даль пешком? Половина ее туфель в идеальном состоянии. Она явно не была любительницей пеших прогулок.
– Это уж точно. Знаете, я подумала, что Пандора ни за что не села бы в вонючее такси. Ей достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы появилась дюжина ретивых рабов, готовых везти ее хоть за тысячу миль. Итак, она щелкает пальцами, и кто-то везет ее к Леонардо. Зачем?
Восхищаясь способностью Евы влезать в шкуру другого человека, не переставая при этом оставаться самой собой, Пибоди перестала рыться на полках и уставилась на нее.
– Она, наверное, не утруждала себя объяснениями. Она настаивала, требовала, угрожала…
– Кому она звонила – Леонардо, кому-то еще? Охранная система в его доме испорчена. Может, ее разбила сама Пандора?
– Или убийца. – Пибоди зарылась в гору дорогого шелка. – Если он уже решил ее прикончить.
– Но зачем тогда везти ее к Леонардо? Убийца ведь не мог знать, что хозяина не окажется дома, – возразила Ева. – А если это был сам Леонардо, зачем ему проливать кровь в собственной квартире? Не уверена, что в тот момент убийство уже было предрешено. Итак, они поднимаются к Леонардо, но там – если верить ему – нет ни души: Леонардо напивается и ищет Мэвис, которая тем временем тоже напивается. А Пандоре подавай Леонардо: она желает предать его казни. Она начинает громить его жилище; возможно, заодно достается и ее спутнику. Завязывается драка, он хватает палку – то ли для самозащиты, то ли для нападения. Пандора поражена, напугана. Никто не смеет поднять на нее руку! Что за чертовщина? Но он не может остановиться – или не хочет? И вот она валяется на полу, вся в крови.