– Вот именно. И сейчас именно это здесь и происходит. Мы пытаемся доказать, что женщина не убивала Ридов.
Мендоза изобразила недоумение.
– Разве мы это еще не доказали? Ведь все имеющиеся факты указывают на то, что убийца – Нельсон Прайс. Мне казалось, это решенный вопрос.
– В том-то и дело. То, что Нельсон Прайс убил Ридов, не означает, что их не могла убить эта женщина.
– Хорошо, – сказала Мендоза, ударяя каждый слог. И покачала головой. – Я не понимаю тебя. Совсем не понимаю. Если убийца – Нельсон, то их убил Нельсон. Точка.
Гриффин облокотилась о стол.
– Ваш коллега пытается сказать, что это логическое несоответствие.
– Что?
– Вот послушай. Если я тебе скажу, что некоторые мужчины работают докторами и что некоторые доктора – высокие, твой вывод будет, что некоторые мужчины высокие. Правильно?
– Да, это логично.
– Нет, не логично. Другой пример. Если одни доктора – мужчины, а другие доктора – женщины, получается, что некоторые мужчины – женщины.
– Что за бред!
– Невидимый розовый единорог.
– Не поняла.
– Невидимые розовые единороги обладают сверхъестественными способностями. Какие другие создания могут быть одновременно невидимыми и розовыми?
Мендоза бросила на него выразительный взгляд, и он добавил:
– Существование невидимых розовых единорогов часто приводится в пример для опровержения негативного утверждения. Как ты можешь доказать, что единорог не розовый, если ты его не видишь? Или другими словами: только то, что Нельсон Прайс убил Ридов, не означает, что та женщина невинна. Ведь в убийстве могут быть замешаны и двое, не так ли?
– Ты не мог сразу так сказать, а не заставлять меня выслушивать весь этот бред про розовых единорогов и трансгендерных врачей?
Уинтер посмотрел на Гриффин.
– Нет ли информации, указывающей на то, что к убийству может быть причастен кто-то еще?
– Ничего такого не помню, – медленно покачала головой Гриффин. – Но об этом лучше спрашивать не у меня. Я только отвечаю за трупы. Если память мне не изменяет, расследование проводил Джеремайя Лоу.
– Он нам не поможет, он уже мертв.
Гриффин рассмеялась, чем очень удивила Уинтера.
– Он не мертв.
– Вы уверены? – спросила Мендоза.
– На сто процентов. Он ушел на пенсию пару лет назад, но я вижу его время от времени. В последний раз мы встречались летом на каком-то полицейском мероприятии. Так что заверяю вас, что он очень даже жив. А с чего вы решили, что он умер?
– Нам сказали об этом в шерифском управлении вчера вечером. Правда, я не удивлена этой ошибке. После ночной смены я иногда сама про себя не могу понять, жива я или нет.
– Ей нужен сон красоты, иначе она звереет, – вставил Уинтер.
Мендоза с ненавистью посмотрела на него.
– Видите, – добавил он. – Еще как звереет. А ведь ты хотя бы три часа поспала, в отличие от меня. Я спал на три часа меньше.
– Ну, я рада, что помогла исправить эту ошибку, – вступила Гриффин. – Спросите у Анджелы, и я уверена, что она найдет для вас номер Джеремайи.
– Это было бы здорово.
Гриффин подтолкнула через стол папку.
– Вот, это вам. Я попросила Анджелу сделать для вас копию. Не знаю, правда, насколько она окажется полезной. У вас есть еще вопросы?
Уинтер и Мендоза покачали головами.
– В таком случае желаю вам хорошего дня, – сказала она, посмотрев на часы. – Черт возьми, мне надо бежать, иначе опоздаю на встречу. Зло не дремлет.
22
Джеремайя жил в Вебстере, маленьком городке на северо-востоке округа Монро. Расположение было идеально – и Рочестер недалеко, и воздух свежий. Его дом стоял на широкой и зеленой улице, Даннинг-авеню, среди других похожих домов, обитых белой вагонкой. Дорожки были покрыты опавшими листьями. Район был хороший, здесь жили уважаемые представители среднего класса, и их покой мало что нарушало.
Мендоза припарковала машину у его небольшого дома в начале улицы. Уинтер предположил, что в доме три спальни – достаточно, чтобы вырастить детей, но слишком много, когда дети вырастают и уезжают из дома. Трава была пострижена совсем недавно, сорняков в цветочных клумбах не было, более того – они были подготовлены к грядущей зиме. Опавшие листья были собраны в аккуратную кучку около гаража. На ветру развевался национальный флаг.
Мендоза заглушила двигатель и взяла с заднего сиденья папку с протоколом вскрытия Ридов. Уинтер уже прочитал ее дважды. Как и сказала доктор Гриффин, в ней не было никаких доказательств его гипотез. И ничто не говорило о причастности к убийствам таинственной незнакомки. Его окружали одни логические ошибки.
На странице, которую изучала сейчас Мендоза, были два схематичных изображения человеческого тела. На лице одного из них были две точки и черточка, чтобы было понятно, что это передняя часть тела. Гриффин аккуратным почерком обозначила на ней повреждения Мелани Рид.
Уинтер вышел на улицу и прислонился к машине. Озеро Онтарио было всего в нескольких километрах отсюда, а за ним уже начиналась Канада. Торонто был на северо-западе, примерно в ста двадцати километрах по прямой. Он закурил и стал ждать, когда Мендоза изучит документы. Когда она вышла из машины, он делал последнюю затяжку. Выбросить затушенный окурок оказалось некуда, поэтому он открыл машину и бросил его в дверной карман. Мендоза выразительно посмотрела на него.
– Я выброшу его, когда найду урну, – с улыбкой заметил Уинтер.
– Попробуй только забыть.
– Ну как тебе документы?
– Убийца Нельсон Прайс, он работал один.
– Да, убийца он, но ничего не указывает на то, что он работал один. Не забывай про розового единорога. Как все было, по твоему мнению?
– Нельсон Рид убил сначала Лестера, потому что ему нужно было обеспечить себе преимущество, ведь сначала он был один против двух. Ему нужно было вывести из игры Лестера, причем быстро, потому что он был и крупнее, и сильнее Рида. Следовательно, он представлял собой явную угрозу. Рид перерезал ему горло, тот упал, и Нельсон принялся за Мелани. Вот так все случилось.
– Я согласен с тобой, но не совсем.
– Не совсем? – недоуменно спросила Мендоза.
– Их телесные повреждения сходятся с твоей версией событий. У Лестера перерезана сонная артерия и трахея. От этого он и умер. Повреждения черепа вызваны падением на пол. И у него нет никаких увечий, свидетельствующих о том, что он пытался оказывать сопротивление. На том этапе Лестер явно умолял Нельсона не трогать Мелани. Он больше переживал за жизнь жены, чем за свою.
– А в чем состоит «не совсем»? – напомнила Мендоза.
– Удар, лишивший жизни Лестера, был внезапный. Он его не ожидал. Это тоже причина, почему Лестер совсем не защищался. Все случилось слишком быстро, он не понял, что происходит. Его мозг не успевал за развитием событий, что совершенно естественно. Маньяк, размахивающий ножом, врывается к тебе домой, и совершенно очевидно, что ты не сразу в это поверишь. Все это будет казаться сном.
– «Не совсем»! – в третий раз повторила Мендоза, и на лице ее отразилось все ее нетерпение. – Уинтер, ты понимаешь, что в твоих словах ничего нового нет?
– С другой стороны, у Мелани есть повреждения, свидетельствующие о том, что она боролась за свою жизнь, – продолжал Уинтер. – Она видела, что случилось с Лестером, и защищала как свою жизнь, так и жизнь нерожденного ребенка. Не будем об этом забывать. Судя по серьезности ее увечий, она боролась изо всех сил. И пролила кровь Нельсона. Когда он убивал Лестера, он контролировал ситуацию, но с Мелани все было иначе. Борьба была нешуточная. Нельсон колол ее ножом до тех пор, пока она не перестала подавать признаки жизни. По мнению Гриффин, она умерла от ножевого удара в сердце. Это очень логично. Но и остальных травм было бы достаточно, чтобы причинить смерть.
– Ну да, это все очевидно. Нельсон убил Ридов в одиночку. Конец фильма.
– Невидимые розовые единороги.
– Нет, Уинтер, нет тут этих чертовых единорогов. Или что? Ты считаешь, что таинственная незнакомка стояла рядом и смотрела на то, как Нельсон творил всю эту бойню?
– Именно так я и считаю.
– Но это же бред. И я готова доказать тебе, что это бред.
– Хорошо, если ты так уверена, предлагаю тебе спор. Если я выигрываю, в Нью-Йорк за рулем еду я.
Мендоза приложила к губе сложенный в виде знака вопроса палец и замотала головой.
– Это невозможно. За рулем могу быть только я.
– Ты в курсе, что ты помешана на контроле? Тебе же все и вся нужно контролировать.
– Контроль здесь вообще ни при чем. Просто я не играю в эти игры.
– Все играют, причем ежедневно. Просыпаясь, ты бросаешь кубик и не знаешь, что произойдет днем. Может, ты выйдешь из дома и тебя собьет грузовик. А может, выиграешь в лотерею.
– За рулем ты не поедешь.
– Не понимаю тебя, Мендоза. Две секунды назад ты была так уверена в своей правоте. Что же изменилось?
– Ничего. Ты по-прежнему неправ.
– Значит, тебе не о чем беспокоиться.
Мендоза молчала. Уинтер сложил большой и указательный пальцы правой руки в форме пистолета и приложил ко лбу, изображая неудачника. Еще немного помолчав, Мендоза протянула руку для пожатия:
– Говорю тебе: в Нью-Йорк ты машину не поведешь.
– Тебе остается уповать на свою правоту.
23
Джеремайя Лоу открыл перед ними дверь еще до того, как они успели к ней подойти. Он жал гостям руки, хлопал по плечу и звал «побыстрее заходить с мороза в дом». На вид ему было около семидесяти, но, по расчетам Уинтера, он был намного моложе. В отличие от Розалии Гриффин, которой возраст очень шел, Лоу справлялся с годами гораздо хуже. Все его лицо было в глубоких морщинах, под уставшими глазами лежали большие темные круги.
Он старался держаться молодцом и прятался за театральными жестами и красивыми словами, но получалось у него не очень хорошо. При ходьбе он немного сутулился, как будто вес этого мира слишком сильно и слишком долго давил на него. Уинтер видел подобное у бывших полицейских, особенно тех, кому приходилось расследовать убийства. Как будто каждый увиденный ими труп шел с ними по жизни нежеланным спутником.
Уинтер научился разделять работу и жизнь на раннем этапе своей карьеры. В большинстве случаев ему удавалось, завершив расследование, оставлять его в прошлом. И лишь изредка бывали исключения, которые он продолжал носить с собой. Чаще всего в них фигурировали дети. Ему и так-то было сложно смириться с тем, что можно намеренно причинять боль живому человеку. А как можно мучить ребенка, совершенно не поддавалось пониманию.
Войдя в дверь, они попали в большую комнату, которая была одновременно кухней, столовой и гостиной. В каждой из зон было по одному характерному для нее предмету: большая рабочая поверхность в центре кухни, стол на десять персон в столовой, полутораметровый телевизор в гостиной. Перемещение с улицы внутрь сказалось и на запахе: только что Уинтер вдыхал запах озера Онтарио, а теперь все заполнил аромат кофе и подогретой пиццы. Лоу предложил кофе, от которого Мендоза отказалась. Уинтер согласился. В такие дни кофеина всегда не хватало.
Они расположились за столом – Лоу во главе, а Мендоза и Уинтер по его правую руку. Повсюду висели и стояли фотографии – на стенах, на полках и вообще на любой поверхности, где только было место. Уинтер разглядел жену, двоих сыновей, двух дочерей и бессчетное количество внуков. Лоу проследил за направлением его взгляда.
– Ну что я могу сказать? Для Норин семья очень важна.
По тону голоса было очевидно, что не только для нее.
– Итак, вы приехали разузнать про убийство семьи Рид в Хартвуде?
– Так точно, – подтвердила Мендоза.
Она резюмировала все, что им удалось выяснить с утра. С учетом опыта работы Лоу Мендозе было достаточно сообщить ему лишь самое основное. Это здорово упрощало дело – можно было обойтись без долгих объяснений и лирики. Когда Мендоза закончила, Лоу покачал головой, и морщины на лице проступили еще глубже.
– Нет, эта женщина никак не могла быть замешана. Работал Нельсон Прайс, и он был один.
– Так нам везде говорят, – сказал Уинтер.
– Но вы не верите, это ясно. Я проработал в шерифском управлении Монро тридцать лет. Расследовал столько убийств, что уже и не упомню. Но это убийство было самым простым из всех. Мне жаль, но вы роете не в том направлении.
Уинтер ничего не сказал, решив добавить в диалог немного аналитической тишины. Лоу выдержал почти десять секунд.
– Был свидетель, видевший, как Нельсон Прайс вошел в дом Ридов, и он же видел, как тот выходил. Риды были живы на момент его прихода, мертвы после его ухода. И все это достаточно однозначно, с моей точки зрения. На орудии убийства, на поверхностях в доме – везде его множественные отпечатки. Убийцей мог быть только Нельсон Прайс. На этот счет двух мнений быть не может.
Уинтер почти физически ощущал, как Мендоза сверлит глазами его затылок, и слышал, как она говорит: «Ну я же тебе говорила».
– Вы наверняка слышали про когнитивное интервью. Если вы не против, я хотел бы провести его с вами.
Лоу с подозрением посмотрел на Мендозу, а затем снова на Уинтера.
– Вы не полицейский?
– Нет, я около десяти лет проработал в отделе поведенческого анализа ФБР.
– Все ясно.
Лоу даже не пытался скрыть враждебность. Полицейские серьезно недолюбливали ФБР, но ровно до тех пор, пока им не нужна была помощь агентов. Старые обиды, как оказалось, не теряли силы вплоть до пенсионного возраста.
– Это недолго. И очень нам поможет.
Лицо Лоу расплылось в чем-то похожем на улыбку. Он выдавил из себя смешок:
– А почему бы и нет? Удивите меня.
24
Сидя во главе стола, Джеремайя Лоу закрыл глаза и положил руки на стол. Морщины на его лице разгладились, и он помолодел сразу лет на десять. Уинтер почти целую минуту следил за тем, как опускается и поднимается грудная клетка Лоу, и ждал, пока его дыхание не замедлится до сонного. Когда он начал говорить, тон его голоса был мягким и тихим.
– Вы в машине. Вы только что подъехали к дому Ридов. Вы паркуетесь как можно ближе к крыльцу, выключаете двигатель, выходите. Постойте какое-то время на улице, присмотритесь, побудьте в том моменте. Осознайте, что вы видите и слышите.
Лоу медленно и еле заметно кивал. Прежде чем продолжить, Уинтер дождался, пока тот не придет в состояние полного покоя.
– Какое сейчас время суток?
– Примерно полдень. Не помню точное время, но помню, что мне пришлось обедать на ходу.
– Какая погода?
– Дождь, даже, скорее, снег с дождем. В новостях прогнозировали метель, но она еще не началась тогда. Позже, ночью, случился самый сильный снегопад на моей памяти. И он создал много препятствий тогда, – вспоминал Лоу, качая головой. – И это я еще преуменьшаю. Нам очень повезло, что расследование шло так гладко. Небывалая удача.
– Итак, вы идете к входу как можно скорее, потому что на улице холодно. Ледяной дождь щиплет лицо?
Лоу кивнул.
– Что вы видите?
– Огораживающую место преступления желтую ленту. И людей. Очень много людей – соседи, полицейские, журналисты. Рождественский венок на двери с красными ягодами. Это же начало января, и украшения еще висят.
Его голос звучал столь же расслабленно, как и голос Уинтера, что было хорошим знаком. И он перестал говорить в прошедшем времени и переключился на настоящее, что тоже было хорошо. Лоу погрузился в воспоминания, заново их переживая. Уинтер удивился, как хорошо Лоу помнил произошедшее. Все-таки шесть лет – это срок. И вместе с тем это было неудивительно. Часто трудно вспомнить, что ел на ужин на днях, но отлично помнишь все детали преступления, случившегося десять лет назад.
– Есть ли на двери следы взлома?
– Нет, – покачал головой Лоу.
– Хорошо, входим внутрь. Идите по коридору в гостиную. Что вы видите? Что слышите? Какой запах ощущаете?
– Тело Лестера лежит рядом с обеденным столом. Мелани – у камина. Запах – как в комнате для казни. На месте убийства.
– Что-нибудь бросается в глаза?
Уинтер очень старался говорить мягко, чтобы не выдернуть Лоу из воспоминаний. Это давалось тяжело. Они были так близко к чему-то очень важному, и был большой соблазн ускориться.
– Стол накрыт очень празднично – бокалы для вина, свечи. Скатерть. Накрыт на четверых, по одному человеку с каждой стороны.
– Расскажите о свечах. Они зажжены?
– Нет, они потушены, – покачал головой Лоу.
– Какого они цвета?
Брови дрогнули и вернулись в расслабленное положение.
– Красные. По крайней мере, так мне кажется. Точно не помню, слишком давно это было.
Уинтер почувствовал, что Лоу удаляется из момента.
– Хорошо, сделайте несколько глубоких вдохов и представьте, что свечи горят. Пламя сверкает и танцует.
Он снова сфокусировался на грудной клетке Лоу и подождал, пока дыхание не успокоится. Мендоза подалась вперед, облокотившись на стол и подперев голову ладонями. Уинтер старался не обращать на нее внимания.
– Подойдите к Лестеру и скажите, что видите.
– Он лежит на животе, руки в таком положении, будто он пытался ползти. Он потерял очень много крови. Вокруг него – целая лужа, и струйка крови утекла на противоположную сторону стола. Кровь размазана в том месте, где он полз через эту лужу.
– Теперь расскажите о Мелани.
– Она лежит, свернувшись калачиком, руки на животе. Не знаю, сколько ударов ножом было, но очень много.
Согласно отчету Розалии, ударов было сорок семь. Это даже больше, чем очень много. У бедной девушки не было никаких шансов выжить.
– В чем она?
– К сожалению, не помню, – покачав головой, сказал он.
– Ничего. Пока ничего не говорите. Посмотрите на камин. В нем горит огонь или погас?
– Погас.
– Тогда представьте, что огонь горит. Кивните, когда представите.