– А как же сценарии? – упорствовала Харпер. – Разве не поэтому он поехал в Калифорнию?
– О боже, – простонала Карсон, закрыв лицо руками. – Ты что, правда ничего не знаешь?
Заговорила Дора:
– Я тоже ничего не знаю. Я всегда считала, что папа зарабатывает сценариями.
Карсон опустила руку и с упреком посмотрела на Мамму.
– Они ничего не знают?
Мамма поджала губы.
– Это было его личное дело.
– Так значит, миф о Паркере Мьюре, художнике, писателе, предпринимателе и любимом сыне семейства Мьюр, живет и здравствует, – с сарказмом объявила Карсон. – Молодец, Мамма.
Дора положила руки на стол.
– Это и наше дело, Мамма. Мы больше не дети. Это наш отец, как мало бы мы с ним ни общались, и, оказывается, он оставил большую дыру в семейном бюджете. Ты только что сказала, что продаешь «Си Бриз» из-за его долгов. Это касается каждой из нас. Ведь мы, в конце концов, твои наследницы. Разумеется, после наших матерей.
Мамма заерзала на месте.
– Ваших матерей? – сказала она, повысив от возмущения голос. – Мои невестки меня разочаровали. У моего сына было три жены, но виноваты-то всегда оба.
Карсон резко встала и взяла бутылку шампанского. Наполнила свой бокал и прошла по кругу, наливая сестрам.
Мамма пожалела о сказанном и уставилась в центр стола. В свете свечей розы смотрелись потусторонне. Она снова вспомнила семейные обеды прошлых лет, когда Паркер был молодым и многообещающим. Тонкие шутки, изящные манеры, стильный вид – он был ослепителен. Жаль, что дочери не видели его таким.
Харпер повернулась к ней и спокойно заговорила:
– Мамма, я не знала отца. Лишь несколько твоих историй да немногие замечания от моей матери – мне он был совершенно незнаком. От тебя я знала, что он был писателем, бедным художником. Очень романтическим персонажем. Мать говорила, что он был ужасным алкоголиком, бездарным писателем с огромным самомнением. И даже бабником.
– Боюсь, твоя мама права. – Карсон подняла бокал и насмешливо провозгласила ехидный тост: – За дорогого папочку!
– Ну хватит, Карсон, – отрезала глубоко обиженная Мамма. Она посмотрела на внучку, пытаясь понять причину ее резкого поведения.
Карсон нахмурилась и поставила бокал на стол.
– Ты не ответила на вопрос Харпер, – напомнила Дора, возвращаясь к разговору. – Как папа зарабатывал на жизнь, пока жил в Калифорнии?
Карсон медленно повернулась к Мамме, вертя пальцами ножку бокала и с вызовом ожидая ответа на вопрос. Не дождавшись ответа от Маммы, Карсон опустила бокал и уставилась на него.
– Добрая мамочка высылала своему малышу ежемесячное пособие, – сообщила всем Карсон. – Это всегда было в нашем доме большим событием. Папа очень ждал чека. – Она выпила, снова опустила взгляд на бокал и сказала изменившимся голосом: – Ты хотела ему помочь, я понимаю.
– Не только ему, но и тебе, – ответила Мамма.
Карсон снова потянулась за бутылкой и наполнила бокал.
– Сперва все было неплохо. У нас была уютная квартирка. Мамма с дедушкой дали ему немалую сумму на новый проект. Я была совсем маленькой и мало что помню.
– На фильм, – сказала Мамма.
Карсон посмотрела на нее долгим взглядом.
– Нет, не думаю.
– Я-то знаю, – возразила Мамма. – Прекрасно помню. Он написал сценарий и нашел продюсера. Название не помню, – махнула она рукой.
– Хотелось бы посмотреть, – сказала Дора, – фильм, снятый по папиному сценарию. Уже кое-что, верно? – Последнюю фразу она сказала тоном чирлидера, призывающего девочек гордиться своим отцом.
Мамма придержала язык. Эдвард сразу с подозрением отнесся к проекту, но она настояла на финансовой поддержке, поверив заверениям Паркера, что за одним фильмом последуют другие. Она молилась, чтобы это солидное вложение помогло ему наконец сделать карьеру. Когда фильм был закончен, они с Эдвардом полетели в Атланту его смотреть. Она надела по этому случаю новое платье и хотела устроить вечеринку, но сын почему-то был против любых торжеств и не хотел, чтобы они смотрели фильм. Его показывали в обшарпанном кинотеатре в неблагополучной части города, что уже должно было вызвать у них подозрения. Мамма была так шокирована, а Эдвард разгневан фильмом, что они ушли через пятнадцать минут после начала сеанса. По дороге домой в Чарльстон Эдварду пришлось объяснить Мамме, что такое мягкая порнография.
– А где фильм? Хочу его посмотреть, – сказала Харпер.
– Не знаю, – отрешенно ответила Мамма. – Наверное, пропал. Утерян.
Карсон повернулась и пояснила:
– Фильм не сохранился. Сухим остатком: он никогда не был успешен, и других не последовало. Конец истории.
Она повернулась к Мамме, глазами говоря, что пора остановиться. Мамма сразу поняла, что Карсон была в курсе всех подробностей, но не хотела их обсуждать. Она смутилась, а еще хотела защитить репутацию своего отца и, наверное, Маммы.
– Потом становилось все хуже и хуже, – продолжила Карсон. – Нас постоянно выселяли, и мы переезжали во все более обшарпанные квартиры. В одном папа был мастер, – со смешком сказала она. – Убегать от коллекторов. Хотя подождите. – Она подняла вверх палец. – Он хорошо умел кое-что еще, – признала Карсон. – Папа был чертовски хорошим рассказчиком. Ужасно жаль, что он не записывал свои истории. Его единственными слушателями были собутыльники. – Она опустошила стакан. – Он умер в одиночестве, в баре. Вы знали? – Она переводила взгляд с одной сестры на другую, потом наконец посмотрела на Мамму. – Мне позвонили из полиции, попросили опознать тело. – Она умолкла, теребя ножку бокала. – Не самое счастливое воспоминание.
Мамма поднесла руку к горлу, ей стало нехорошо. Она никогда этого не знала. Когда Карсон ей позвонила, тело уже отправили в морг. Эдвард сразу полетел в Лос-Анджелес, чтобы забрать тело и привезти его и Карсон домой, в Южную Каролину. Мамма всегда считала, что тело опознал Эдвард, и он никогда этого не опровергал, очевидно, пытаясь ее защитить. Это было так на него похоже.
– Я думала, – начала Дора, но остановилась и глубоко вздохнула, смутившись. – Боже, я думала, все было совсем иначе, – медленно сказала она. Потом посмотрела на Карсон. – Все те годы, что ты жила в Калифорнии, я всегда представляла, что вы живете в роскошной квартире с видом на океан. Наслаждаетесь жизнью со знаменитостями. Я тебе завидовала, Карсон. Думала, тебе повезло.
– Роскошная жизнь? – горько усмехнулась Карсон. – Не совсем.
– Ты хотя бы знала, что он любил тебя, – твердо сказала Дора. – Я знала, что он меня не любил. Моя мама достаточно часто об этом напоминала. Говорила, что я лишь досадная помеха, кому он только отправлял подарки на день рождения и Рождество, если вспоминал. А вспоминал он нечасто. – Дора сложила руки на груди и посмотрела в сторону.
– Ах, Дора, – пробормотала Мамма, готовая задушить Уинни за бессердечие. Ужасная женщина. Как мать могла говорить такое маленькой дочери?
Дора повернулась и посмотрела на Карсон.
– И знаешь, что самое безумное? Я не ненавидела его. Я ненавидела тебя, потому что тебя папа любил больше всех. Он забрал тебя к себе, бросив нас с Харпер.
– Любил меня? Да он таскал меня за собой, чтобы я за ним ухаживала.
– Карсон, – резко прервала ее Мамма. – Это неправда. Он хотел, чтобы ты была с ним. У тебя, в отличие от остальных, не было матери.
– У меня была ты, – сорвавшимся голосом сказала Карсон. – Я хотела остаться с тобой. Я умоляла тебя, но тщетно.
Мамма вздохнула, услышав в словах Карсон горечь.
– Мне очень хотелось тебя оставить. Но что я могла сделать? – воскликнула она. – Ты была его дочерью!
– Нет! – воскликнула Карсон. – Ты отпустила меня не поэтому. Ты просто никогда не могла ему отказать. – У нее потекли слезы. – Даже ради меня.
Мамма приложила ладони к щекам.
– Ты не веришь! Паркер… Любил тебя, – запинаясь, сказала она. – Любил каждую из вас.
– Правда? – всхлипывая и утирая слезы, пожала плечами Карсон. – Возможно. Не знаю. Он пытался. Но знаешь что? Даже если так, мне плевать. Он был ужасным отцом. Бездельником и лентяем.
– Карсон, прекрати! – выкрикнула Дора. – Папа таким не был.
– Откуда ты знаешь? – ощетинилась Карсон. – Ты видела его, только когда он прилетел домой, чтобы провести тебя по церкви. – Она подалась вперед, буравя взглядом Дору. – Ты не помнишь, как сказала, что не хочешь, чтобы он вел тебя к алтарю, потому что боялась, что он будет настолько пьян, что не сможет устоять на ногах? К твоему сведению, он знал об этом. И ему было обидно.
Дора побледнела.
Мамма почувствовала, как у нее внутри все сжалось. Она не могла вздохнуть.
Заговорила Харпер:
– Я видела его всего один раз, на свадьбе у Доры. Мне было четырнадцать. Я очень волновалась и была очень счастлива, что увижу его. Но, когда он зашел в церковь, даже я поняла, что он пьян. Как и говорила моя мать. Я помню, дедушка на него ужасно разозлился. Уже потом, на приеме, мне пришлось с ним поговорить. Он ведь был моим отцом. Я искала его. И нашла у стены в коридоре. Он заметил меня и улыбнулся. Мой желудок сжался, я так мечтала, что он обнимет меня и скажет, как меня любит. Но когда он приблизился, то просто остановился и уставился на меня, немного пошатываясь, а я просто улыбалась до боли в щеках. А он усмехнулся и сказал: «Ты очень похожа на мать».
Лицо Харпер исказилось от боли.
– Я никогда не забуду яд в его словах. Они прозвучали, словно самое страшное обвинение. Словно он проклял меня, и мой вид был ему отвратителен. Больше я его никогда не видела. – Она дрожащими пальцами вытерла слезы. – Молодая девушка ожидает услышать от своего отца совсем не это.
Пока внучки ссорились и делились горькими воспоминаниями, Мамма приложила руку к груди. Она почувствовала тяжесть прошедших лет. Ей было больно слышать, что девочки грубо и с такой злобой вспоминают грехи Паркера. Она смотрела на мерцающие свечи, пытаясь восстановить дыхание. Воск стекал на хрусталь и лен. Она не знала, сможет ли убрать этот беспорядок. Мамма схватилась за ручки кресла и неуверенно встала на ноги.
– Мне нужно подышать воздухом, – слабо сказала она.
Разговоры немедленно умолкли, а Карсон и Дора вскочили, поддерживая ее под руки. Мамма не могла на них смотреть, ей было слишком больно.
– Мне нужно выбраться из этого платья.
Глава 10
Мамма устроилась на мягких подушках черного плетеного кресла на веранде. Подняв взгляд, она увидела умиротворяющую картину – фирменный полумесяц Южной Каролины рядом с удивительно яркой Венерой. Вокруг, словно светлячки, сверкали звезды, создавая задумчивое ночное сияние. Люсиль помогла Мамме выбраться из глупого тесного платья. Она с изумлением обнаружила на теле красные отметины от корсета, которые со временем станут синяками.
Теперь, в свободном халате, стало легче дышать. С ее стороны было глупо пытаться влезть в платье, которое она носила, когда у нее еще была талия. Тщеславие всегда было ее тяжелым бременем. Мамма смотрела в темноту и размышляла, как вечерняя беседа могла обернуться таким кошмаром. Эмоции взыграли куда сильнее, чем она ожидала. Огонь вышел из-под контроля…
Заскрипели доски, и она поняла, что кто-то идет. Обернувшись через плечо, она увидела приближающийся женский силуэт с бутылкой и двумя бокалами.
– Еще вина? – спросила, подойдя, Карсон.
– Боже, детка, нет, – ответила Мамма, по-прежнему чувствуя легкое головокружение. – Больше ни капли. Два дня ночных пьянок – для меня слишком.
Карсон поставила бутылку и бокалы на стол, села на стул рядом с Маммой и взяла ее за руку.
– Мамма, прости, что вышла из себя. Это было невежливо и грубо.
– Не извиняйся. Это я должна просить у тебя прощения. Мне нужно было быть более чуткой, более внимательной. Когда я думаю, что тебе пришлось пережить в ночь, когда умер твой отец…
Карсон закрыла глаза.
– Ты старалась, как могла.
– Должна сказать, все мы, – ответила Мамма.
На лице Карсон появилась признательность за понимание.
– Но столько злости! Я не знала, что тебя тяготит такое бремя.
– Я просто сорвалась. Я не хотела. Не хотела испортить твой праздник.
Мамма махнула рукой.
– Праздник… Мы семья. Не бери в голову.
– Не могу. Я не могла остановиться. Не знаю, в чем дело: в моем нынешнем плачевном положении или в желании рассказать сестрам правду о том, каково было с ним жить в Калифорнии. Дора, оказывается, думала, что мы жили жизнью богатых и знаменитых. Мне нужно было рассеять эти иллюзии и поведать им печальную истину.
– Жаль, что ты не рассказала мне о своих бедах раньше. Я бы привезла тебя домой. Сюда.
– Уже поздно что-то менять, – обреченно сказала Карсон. – Я здесь больше не живу, Мамма. Мой дом в Калифорнии.
– Правда? – спросила Мамма.
– Я там работаю.
– Правда? – снова спросила Мамма.
Карсон только покачала головой.
– Я любила его, – прошептала она. – Действительно любила, несмотря ни на что.
Сердце Маммы едва не разбилось.
– Я знаю, – дрожащим голосом проговорила она. – Я тоже.
Хлопнула дверь, и на веранду вышли еще двое. Мамма откинулась на спинку кресла, стараясь взять себя в руки, а Карсон быстро вытерла слезы и подошла к столу, чтобы налить себе вина. Доверху.
Харпер протянула Мамме бокал.
– Я больше не буду вино, – отказалась Мамма.
– Я тоже, – отозвалась Харпер. – Это вода.
– Вот спасибо, – сказала Мамма и сделала большой глоток. Подождала, пока Дора и Харпер займут два огромных черных плетеных кресла и подвинутся, чтобы сузить круг. Мамма улыбнулась, увидев, что девочки уже переоделись ко сну, но так и не сняли ожерелья. Даже пижамы были разные, как они сами. Харпер в ночнушке из серого шелка и тройном ожерелье смотрелась ухоженно и элегантно. Длинные жемчуга Доры опускались на длинную, лиловую старушечью ночнушку. В слабом свете было плохо видно, но, похоже, черный жемчуг Карсон висел над лосинами и ночной рубашкой.
Дора зажгла большую свечу в центре стола.
– Мы как ведьмы на шабаше, – пошутила она.
– Три ведьмы, – усмехнулась Карсон.
Мамма с облегчением почувствовала, что все трое пытаются разрядить обстановку после недавнего взрыва эмоций, но легкое напряжение по-прежнему висело в воздухе.
– Мамма, – мягко сказала Карсон, подавшись вперед и дотянувшись до ее руки. – Как ты себя чувствуешь? Хочешь спать?
– Нет, – ответила она, почувствовав, что это второе собрание стало для нее вторым шансом. – Я немного устала, но это нормально, ведь я стара. Сегодня слишком много всего произошло. И, пожалуй, я слишком много выпила.
– Еще воды? – спросила Дора, готовая подняться.
– Нет, нет, сиди. Мне ничего не нужно. На самом деле, дорогие, мне достаточно было просто освободиться от того платья. Но вы все должны пить много воды, пока вы здесь. Поддерживать водный баланс. Иначе могут появиться ужасные морщины.
Девочки начали смеяться, но Мамма на них не обиделась.
– Не смейтесь! Однажды вы посмотритесь в зеркало, увидите все эти морщины и борозды и пожалеете, что не послушали совета дорогой бабушки.
– Мы слушаем! – по-прежнему хихикая, сказала Карсон.
Мамма наклонилась вперед и театральным шепотом сказала:
– Если кому-то из вас удастся выведать секретный рецепт Люсиль, как ей удается сохранять кожу такой гладкой, я щедро вознагражу!
– Договорились, – ответила Карсон.
– Даже не знаю, – нерешительно сказала Дора. – Рецепты из нее вытянуть невозможно. Я уже много лет пытаюсь узнать рецепт ее гамбо.
– Вот старая карга, – сказала Мамма, откинувшись на спинку кресла.
Все снова засмеялись, но потом Харпер заговорила серьезнее:
– Мамма, не хочу лезть в твои дела, но мы говорили на кухне, и возник вопрос – у тебя все нормально с деньгами? Может, нужна наша помощь?
– Ах, дорогие девочки, какие же вы хорошие. У вас что, своих забот мало? Это очень трогательно, но не нужно. Моя главная радость – не быть вам обузой. Я не очень хорошо разбираюсь в цифрах, но у меня есть советчики, они помогли все спланировать. И Эдвард, конечно, был очень сознательным в финансовых вопросах. Я устроила дела так, что смогу переехать в пенсионное поселение, – засмеялась она, – я останусь там, пока Господь не призовет меня к себе.
– Мы будем молиться, чтобы этого не произошло еще очень долго, – сказала Дора.
– Молитесь, – ответила Мамма. – Я не хотела вас пугать. Просто пытаюсь объяснить и, боюсь, не слишком удачно, почему я продаю «Си Бриз».
Она замолчала. Пришло время обсудить то, что она собиралась.
– Я бы хотела оставить его вам, но… – Мамма оглядела внучек. – На самом деле, если кто-то из вас хочет купить «Си Бриз», я сделаю все возможное, чтобы это осуществить.
Ответов не последовало, впрочем, она их и не ждала. Ни у кого из девочек не было финансовых возможностей купить дом, даже куда дешевле огромной суммы, которую стоил «Си Бриз».
– После вас я свяжусь с дальними родственниками. С растущими налогами, заоблачными ценами на страхование… – Она вздохнула. – Не знаю, сможет ли, да и захочет ли кто-нибудь его купить. Конечно, мне бы хотелось оставить дом в семье. Но, если никто не заинтересуется, придется обратиться к агенту по недвижимости и отдать дом в чужие руки. – Она вздохнула и опустила руки на колени. – Ничего не поделаешь.
– Когда? – обескураженно спросила Карсон.
– Думаю, осенью.
Все умолкли, и Мамма продолжила:
– А потому перейдем к следующей теме. Поскольку дом продается, я хочу сохранить кое-какие семейные ценности. И вот что я предлагаю. – Она оглядела девочек. Их глаза светились любопытством. – Пусть каждая из вас назовет предмет, который хочет забрать больше всего. Один, который привлекает вас больше других. Я должна быть уверена, что вы заберете отсюда то, что любите.
– Здесь столько всего чудесного, – живо отозвалась Дора. – Даже не знаю, с чего начать.
– Так ты ведь уже начала! – поддразнила Карсон. – Я уже видела, как ты ходишь по дому и разглядываешь предметы.
Щеки Доры покраснели.
– Неправда! Это не так, Мамма! – пробормотала она.
– Ой, да брось, Дора, – поддразнила Харпер. – Даже я видела, как ты поднимала фарфор, чтобы увидеть клеймо.
– В любознательности нет ничего плохого, – заявила Дора. – А как насчет тебя?