Правда, воплотить это решение в жизнь оказалось не так-то легко, пришлось прибегнуть к искусственному оплодотворению. Два раза Ольга беременела, и два раза на ранней стадии беременности у нее случался выкидыш. Она даже проходила курс лечения в супердорогой австрийской клинике, но ничто не помогло. Беременеть в третий раз она категорически отказалась. И на предложение Леонида усыновить одного или даже сразу нескольких ребятишек тоже ответила отказом, заявив, что «такие» дети ей не нужны. А вот Леониду, как отлично знала Екатерина Станиславовна, ребенок, пусть и не родной, очень нужен.
– И вообще, с чего ты взяла, что мы должны возобновить деятельность нашего кружка? – спросила раздраженным тоном Ольга. – Двадцать пять лет назад мы были детьми, несмышленышами! Сейчас бы я ни за что не решилась отправиться на кладбище ночью. Не потому, что боюсь, а потому, что это полный кретинизм. Надо же нам было забраться в гараж Онойко, зная, что он в любой момент может вернуться и пустить нас на фарш… Но повторяю еще раз – Онойко мертв. Нам ли не знать! И Борщевский тоже.
Стекольщикова взглянула на тьму, сгустившуюся за окнами ее особняка, и произнесла:
– Борщевский невиновен. Я говорила с патологоанатомом Кацнельсоном. Борщевский наверняка был психом и мнил себя продолжателем дела дяди Крюка, но он – не убийца. Пока об этом официально не объявляли, потому что огласка приведет к всеобщей панике.
Леонид изумленно посмотрел на Катю.
– Ты хочешь сказать, что дядя Крюк все еще рыщет по городу? И что он в любой момент может совершить убийство? Но если не Борщевский, то кто?
– Вот именно, кто?! – с вызовом сказала Ольга. – Сам дядя Крюк не может убивать, потому что мы точно знаем – в ту ночь он умер! Ведь мы сами его убили!
Женщина смолкла. И несколько мгновений за столом, освещенным изящным абажуром из муранского стекла, царила тишина. Каждый думал о том, что произошло двадцать пять лет назад на берегу Волги…
– А ты, Оля, уверена, что он умер? – медленно произнесла Катя. – Ведь выжил же, несмотря на то что его облили бензином и подожгли! А потом прыгнул с обрыва в Волгу и опять же выжил! Мог выжить и после того, как мы… после того, что мы сделали с ним.
Троица переглянулась, и внезапно членам кружка «Победи дядю Крюка!» стало не по себе. Кошмар двадцатипятилетней давности снова медленно вполз в их души.
– Исключено! – заявила Ольга. – Полностью исключено! Он никогда бы не смог выбраться. Тем более что был в коматозном состоянии. А если бы и выбрался, то умер бы на берегу. И его тело просто упало в воду и было унесено течением.
– Не забывай, он был жив, когда мы похоронили его! – Леонид содрогнулся. – И кто знает, может, действительно выбрался наружу…
Екатерина Станиславовна устремила на друзей детства пристальный взгляд.
– Мы должны убедиться… убедиться в том, что дядя Крюк тогда умер. Надо найти то место, где мы его закопали, и проверить… проверить, есть ли там скелет. Если да, то, значит, дядя Крюк давно мертв. А если нет…
– Но если он все же выжил, то куда мог податься? – выкрикнула Ольга. Затем хотела закурить новую сигарету, но ее руки ходили ходуном, и у нее не получалось высечь пламя из платиновой зажигалки.
– Оля, ты слишком много куришь… – с упреком произнес Леонид, забирая у нее сигарету, но жена только фыркнула.
– Не твое дело! – огрызнулась жена и вытащила из пачки другую. – Я, слава богу, не беременна. И никогда не забеременею! А то ты достал меня своими просьбами подарить тебе ребеночка, Леня!
Наконец у нее получилось зажечь сигарету, Ольга жадно затянулась и, немного успокоившись, продолжила:
– Ну что же, если ты хочешь проверить, подох ли тогда дядя Крюк, то я только «за». Потому что уверена – да, мерзавец умер. У него не было ни малейшего шанса! Он был весь в ожогах, а в результате падения с обрыва в Волгу наверняка повредил себе внутренние органы. Маньяк находился на грани смерти!
– Тогда предлагаю не откладывать дело в долгий ящик, – сказала, поднимаясь, госпожа мэр. – Я уже подготовила три лопаты. И мы немедленно поедем и проверим.
– Что, прямо сейчас? – вздрогнула Ольга. – Ночью? В дождь?
По окнам действительно барабанили увесистые капли.
– Ну не днем же копать, чтобы все на нас любовались? – саркастически откликнулся Леонид. – А в такую погоду лучше всего – точно свидетелей не будет. Кстати, в ту ночь я все не мог отделаться от ощущения, будто кто-то за нами наблюдает!
– Кто? Парочка бесенят и болотная кикимора? – хихикнула Ольга.
– А что, если Андрей, сынок дяди Крюка? – задумчиво произнесла Катя. – Не забывай, что он был в курсе того, чем занимался его папаша. А потом сынок Онойко с матерью просто исчезли из города – им сделали паспорта на новую фамилию, и они переехали сначала в Воронеж, потом в Суздаль, а затем в Москву. Я пыталась их отыскать, но там их след затерялся.
– Андрей уже тогда был психом! – Леонид вспомнил лесное кладбище, где Онойко-младший хоронил убитых животных. – И если кто и решился возобновить убийства, так именно он. Да, похоже, именно сын дядя Крюка продолжает деяния своего отца.
– Значит, мы никуда не едем и ничего копать не будем? – спросила с явным облегчением Ольга.
Екатерина Станиславовна, не удержавшись, едко заметила:
– Если ты опасаешься за свой маникюр, то так и быть, можешь не ехать. Мы с Леней вдвоем управимся, ведь так?
– Ни секунды не сомневаюсь, что управитесь, Катюша! – откликнулась с вызовом Ольга. – Потому что вы всегда с ним очень хорошо управлялись, мне ли не знать! Нет, я, конечно же, поеду вместе с вами!
Да, кружок «Победи дядю Крюка!» возобновил свою деятельность, однако его члены уже были не те, что раньше.
Ольга быстро потушила сигарету, поднялась со стула и сказала:
– Ну и чего же мы ждем? Или вы передумали, милые мои?
Катя, глядя на окна, по стеклам которых стекали струи дождя, ответила:
– Конечно же, нет! Мне только интересно: что же произошло с сыном дяди Крюка? И где он сейчас?
В этот момент раздался оглушительный удар грома, а через несколько мгновений блеснула яркая молния.
Заволжск. Наши дни
– Тетя Лора, я вам так благодарен! – произнес Андрей Онойко, вонзая в котлету нож и быстрым движением разрезая ее. – Необыкновенно вкусно! Вы прекрасно готовите!
Тетя Лора, она же Лариса Бормотухина, поправив на груди очередную громадную брошь (сегодня та была в виде спрута), скромно усмехнулась. Они находились на кухне ее квартиры, расположенной на последнем этаже одной из высоток на самом берегу Волги. Из большого окна можно было видеть противоположный берег и, если присмотреться, пенящуюся реку: начавшийся вечером дождь постепенно перешел в настоящую бурю.
– Кушай, Андрюша, кушай! – воскликнула журналистка, беря с плиты большую сковороду, на которой лежало еще несколько котлет, и подкладывая еду гостю. – Тебе надо подкрепиться, а то ты совершенно отощал!
– Последний раз я ел такие котлеты у мамочки, – сказал с набитым ртом Андрей Онойко, нескладный, но мускулистый мужчина с изрытыми угрями лицом, лысеющей головой и выпирающими кроличьими зубами. – Как же здорово она умела готовить! Но вы сами знаете, тетя Лора. Вы ведь нам тогда так помогли! И потом, когда мы решили снова в Заволжск вернуться. Точнее, это я хотел вернуться, а мама очень не хотела, но я ее убедил.
Квартира у журналистки была большая, однако замусоренная. Лариса Бормотухина, она же Звездинская, трепетно относилась к своему внешнему виду, в особенности к своим зубам, однако в быту была женщиной крайне неряшливой. В мойке громоздилась грязная посуда, на кухонном столе лежали старые газеты и журналы вперемежку с пустыми сигаретными пачками, засохшими яблочными огрызками и пожелтевшими внутри, не промытыми чашками. Комнаты выглядели не лучше – постельное белье Лариса меняла редко, а полы практически никогда не мыла, считая это излишеством. Он бы могла нанять уборщицу, однако не желала, чтобы какая-нибудь любопытная особа копошилась в ее вещах. Ведь у Ларисы Бормотухиной было много тайн.
Андрей Онойко – не так давно он был Григорьевым, но тетя Лора помогла ему получить паспорт на фамилию Смирнов – с чавканьем поглощал очередную котлету. Лариса задумчиво взглянула на сидевшего перед ней серийного убийцу. Да, Андрей лишил жизни четырех человек – и это в течение нескольких последних дней. А скольких он убил раньше? Точного числа женщина не знала, но предполагала, что многих, очень многих. И в том была и ее вина. Она думала, что сможет перевоспитать сына дяди Крюка, но ошиблась. И свою ошибку Лариса была готова исправить – прямо сейчас!
– Тетя Лора, так эти придурки правда уверены, что мужик-препод и является убийцей? – спросил со смехом Андрей, хватая кусок ржаного хлеба. – Вот ведь идиоты!
– Конечно, идиоты! – согласилась Лариса, ставя сковородку, на которой осталась одна-единственная котлета, обратно на плиту. – Но чего еще ты ожидал от нашей любимой милиции? Они твоего отца годами не могли поймать, а теперь и на твой след не могут напасть.
– И не нападут! – заявил, оглушительно рыгая, Андрей. – Потому что теперь я не Андрей Онойко и не Андрей Григорьев, а Андрей Смирнов. Даже отчество у меня не Романович, а Владимирович. И дату рождения вы мне тоже другую сделали. Спасибо вам большое за это!
– Не мне, а моей хорошей знакомой в паспортном столе, – пробормотала Лариса, глядя в окно. Погода была подходящей. Да, никто ничего не увидит. И все пройдет, как тогда, двадцать пять лет назад. Сынка ожидает та же участь, что и папашу.
Превратно истолковав взгляд Ларисы, Андрей вздохнул:
– Да, погода собачья, придется сегодня сделать паузу. А то на кладбище мне не повезло, я ведь рассказывал… Клянусь, девчонка была как две капли воды похожа на Настю Панченко, последнюю жертву папы! Наверняка ее сеструха или племянница. Вот ведь прикольно было бы все же найти ее и тоже ей башку отрезать! И я это сделаю! Обязательно!
Лариса рассеянно улыбнулась. Андрей не изменился, несмотря на то что она приложила столько усилий! А значит, настало время привести в исполнение давнишний план. Сделать это следовало бы еще много лет назад, но она все надеялась. Гены! Что ж, яблоко от яблони недалеко падает.
– А потом я еще хочу бабку навестить. Ну, ту, что в психушке мне когда-то угрожала, – продолжал Андрей, размешивая сахар в чашке с чаем. – Я узнал: она живет теперь на другой стороне реки, на даче. Вот там ее и навещу, пощекочу ей крюком брюхо. Ведь именно из-за нее нам с мамой пришлось покинуть Заволжск во второй раз! Вот же стерва!
– Стерва, да еще какая, – произнесла Лариса с улыбкой на лице.
Итак, решение принято…
– Андрюша, я давно хотела тебе кое-что сказать, но не решалась… – произнесла Бормотухина. – Это связано с твоим папой. Кстати, хочешь еще котлетку? Последняя осталась.
Женщина взяла сковородку за ручку.
Андрей, побелев, выпустил из рук вилку и промямлил:
– Тетя Лора, что вы хотите мне о папе сказать? Что-то важное?
– Очень важное! – промурлыкала журналистка, поднося к лицу Андрея чугунную сковородку. – Очень и очень важное! Так хочешь котлетку или нет?
– Да забодали вы меня, тетя Лора, своей котлеткой! – заорал вдруг Андрей, вскакивая с табуретки. В его глазах загорелся огонь безумия. – Что вы знаете о моем папе? Говорите же, иначе… иначе я за себя не ручаюсь!
Он оглянулся по сторонам, а Лариса сказала:
– Крюк свой ищешь? Тот, который ты у папки украл и которым теперь в Заволжске людей убиваешь? Я его припрятала, Андрюша. Он тебе больше не понадобится! А что касается твоего папани… Да, я знаю такое, отчего ты закачаешься! Ты ведь очень хочешь увидеться с ним? Для этого тебе вовсе не придется отправляться в ад! Я устрою вам встречу здесь, в Заволжске. Этой ночью.
Андрей, чье лицо исказилось, став похожим на маску монстра, проревел:
– Тетя Лора, ты на что намекаешь? А ну, живо говори! Иначе мне придется применить к тебе силу!
Он схватил со стола нож, а Лариса, размахнувшись чугунной сковородкой, со всей силы ударила ею Андрея по лицу. Тот, крякнув и покачнувшись, мешком осел на грязный пол.
Убедившись, что мужчина находится без сознания, Бормотухина-Звездинская подняла с пола котлету.
– Ну, если ты, Андрюша, не хочешь, то я сама съем. Кстати, сама я готовить не могу и не хочу, а покупаю все в кулинарии или супермаркете. Но ты этого не просек! Как и многое другое!
Лариса выдвинула один из ящиков кухонного стола, извлекла моток бечевки и скотч и принялась связывать Андрея. А потом залепила ему рот клейкой лентой. Затем, достав из другого ящика большой черный пластиковый мешок, стала заталкивать в него сына дяди Крюка.
Когда все было готово, журналистка вытерла со лба пот и произнесла:
– А теперь на тележку и в грузовой лифт! Вниз, в гараж, в багажник – и на встречу с папочкой, Андрюша!
Мешок начал извиваться, что означало: маньяк пришел в себя. Лариса пнула его ногой и сказала:
– Затихни, мразь! Не то отвезу тебя на мост и сброшу в Волгу! А так у тебя имеется уникальная возможность – после двадцатипятилетней разлуки встретиться со своим родителем, дядей Крюком. Потому что он все еще жив!
И, подхватив мешок, Лариса с пыхтением поволокла его из кухни в коридор.
Кружок «Победи дядю Крюка!». Лето 1985 года
– Ну и откуда именно он вылез? – спросила Оля, укоризненно смотря на Леню. – Ты уверен, что он здесь вообще был?
– Конечно, уверен! – горячился Леонид. – Сынок дяди Крюка, он самый! Я что, не узнаю его разве? Нам надо только хорошенько поискать!
– Жаль, что из Андрея нельзя правду выбить, – вздохнула Оля. – Потому что теперь и он, и его мамаша исчезли. Из города бежали. Боятся, что разъяренные горожане их на части разорвут.
Ситуация в Заволжске после ареста дяди Крюка не только не урегулировалась, а, наоборот, еще больше накалилась. Так как Романа Андреевича Онойко взяли на месте преступления, он практически сразу стал давать признательные показания. Сознался во всех двадцати семи убийствах, имевших место в Заволжске, и еще в куче других, которые совершил в разное время в других уголках Советского Союза.
Однако тела убитой в подземелье под часовней девушки так и не нашли – Онойко успел его спрятать. Правда, ребята, члены кружка «Победи дядю Крюка!», полагали, что сделал это не сам маньяк, а его сынок. В отличие от кровожадного папаши, Андрея не арестовали – просто, допросив, отпустили. Тот разыграл спектакль: изобразил из себя плаксивого, напуганного ребенка и заявил, что отец привел его кладбище, намереваясь убить. Парню поверили, сочли потенциальной жертвой кошмарного папани.
Дали показания и ребята, хотя многое утаили, например, не стали докладывать следствию о своем кружке и его действиях. Не рассказал об этом и Михаил Федорович, который в одночасье стал героем. Еще бы, ведь именно он вышел на след дяди Крюка и избавил город от монстра!
Однако кружок «Победи дядю Крюка!» не прекратил свое существование. Леня вызвался следить за Андреем и узнал, что тот тайно побывал на заброшенном кладбище.
– Надо и этого психа на чистую воду вывести! – заявил подросток. – Что он делал здесь? Правильно, прятал улики! Потому что его папашу, который прикинулся жутко больным, отправили в психушку, на освидетельствование…
Леня кивнул на здание психиатрической больницы, возвышавшееся на холме и светившееся во тьме окнами.
– Да. Я лично думаю, что сынок и перепрятал тело последней жертвы. А также черепа предыдущих жертв. Ведь их так и не нашли! Милиционеры, конечно, кладбище прочесали, но ведь здесь столько старых склепов, а под кладбищем целая система подземных ходов! – Катя вздохнула. – Хорошо бы все-таки найти черепа, тогда у следствия будут дополнительные улики.
Леня, указав на расколотую, поросшую мохом могильную плиту, сказал:
– Вот здесь он и исчез! Причем так быстро, что я даже не понял, как это произошло! Я вел его от дома до кладбища. Уверен: он меня не видел. А потом раз – и все, нету его.
Ребята осмотрели массивную плиту и даже попытались приподнять ее. Безрезультатно. В тот момент издалека донеслись крики и гудки автомобилей. Присмотревшись, ребята увидели толпу людей, быстро поднимавшихся по холму к психиатрической больнице. Некоторые из горожан держали в руках факелы, у других же имелись ружья или просто массивные дубины. А вслед за ними, гудя, следовала вереница машин. И слышался визгливый, усиленный мегафоном женский голос:
– Я, Лариса Бормотухина, чью сестру убил нелюдь-маньяк, призываю вас покарать его здесь и сейчас! Мы сами устроим ему суд и приведем в исполнение смертный приговор!
– Похоже, начинается заварушка, – усмехнулась Оля. – Причем знатная! Еще бы, ведь в городе только и говорят, что дядю Крюка отправят в Москву и судить будут там. А мои мамка с отчимом хотят, чтобы его здесь судили. И прямо на площади Ленина публично расстреляли. Или еще лучше – повесили.
Со стороны психушки донеслись выстрелы: разъяренные жители взяли ворота больницы штурмом и ввалились на территорию закрытого учреждения.
– Ну, сейчас дяде Крюку зададут жару! – сказала Оля.
Девочка облокотилась на гранитную фигуру ангела, стоявшую в непосредственной близости от надгробной плиты, и вдруг куда-то провалилась. Катя и Леня бросились к образовавшемуся в земле отверстию, которое вдруг снова закрылось: плита, только что отошедшая в сторону, опять встала на свое место.
– Тут темно! И страшно! Вызволите меня отсюда! – раздался из-под земли жалобный голос Оли.
– Ты случайно привела в действие механизм, открывающий подземный ход! – Леня принялся колотить по ангелу. Однако плита с места не двигалась.
– Прямо как в рассказе Эдгара Аллана По «Падение дома Ашеров»! – воскликнула Катя. – Погребенная заживо…
– Эй, вы, выпустите меня! – голосила Оля.
– Привести механизм в действие не получается! – ответил ей Леня. – Может, его заело? Ведь ему наверняка сто, а то и больше лет. На что ты нажала, Оль?