– Некоторые из моих коллег считают сожжение императорских бумаг таким же вопиющим преступлением против человечества, как сталинские чистки, – проговорила Вера.
Босс искоса посмотрел на нее, надеясь на то, что сама она не причисляет себя к ученым, ставящим исторические источники выше живых людей. Подобного рода отношение к предмету пробуждало в Бруно аллергию к академической стороне ангелологии.
– Успокойте ваших коллег – материалы о Распутине уцелели, – недовольным тоном проговорила Надя; мысль о том, что бумаги могут оказаться важнее живых людей, явно не доставила ей удовольствия. – В восьмидесятых годах я работала в советских архивах и обнаружила их в комнате, полной заплесневелых отчетов службы внешнего наблюдения. Это случилось почти сразу после смерти Анджелы Валко. Владимир перебрался в Нью-Йорк, а я – сюда, в Санкт-Петербург, тогдашний Ленинград. После тяжелой работы в Париже мне весьма понравилась аскетичная советская жизнь. Скопировав все материалы дела, я отдала его другу, нелегально провезшему бумаги во Францию. В девяносто шестом году дело выставили во Франции на аукцион «Сотбис», где его купил русский историк. Оригинал находится теперь в его руках. Он опубликовал содержимое документов и даже хочет создать телесериал о жизни Распутина.
– Вам и в голову не пришло, насколько важными могут оказаться данные материалы для нашей работы? – укорил ее Бруно, гадая о том, насколько верной старуха осталась Обществу.
– В то время я считала, что навсегда покончила с ангелологией, – ответила Надя. – Вы должны понять меня. Я не хотела иметь ничего общего с убитым русским мистиком. И была далеко не одинока в этом отношении. После того как Сталин пришел к власти, ни в Москве, ни в Ленинграде днем с огнем нельзя было найти человека, желающего поговорить о Распутине и царе. Однако двигавшие мной причины были отнюдь не политическими. Именно Распутин и его альбом поставили в опасность Анджелу Валко. Сила этого человека, его власть даже после смерти оказались чересчур сильными – я до сих пор опасаюсь результатов действия этого альбома.
– Неужели вы считаете, что в смерти Анджелы Валко следует винить Распутина? – удивился Верлен.
– Когда умерла мать, передав мне яйца и этот альбом, я показала Владимиру страницы с цветами, обратив его внимание на имя Распутина. Он понял необычайный характер этого документа, и мы вместе отнесли его Анджеле. Она решила, что альбом являет собой самую удивительную связь между старинными и современными методами борьбы с нефилимами. В моем присутствии – более того, воспользовавшись моими услугами в качестве переводчицы писаний Распутина – она истолковала эту книгу как своего рода собрание медицинских рецептов. Она полагала, что альбом содержит самые драгоценные, самые опасные химические составляющие, пришедшие к нам из древнего мира. Они могли стать ядом или – в зависимости от точки зрения – лекарством.
– Не Анджела ли оставила отрывок о Ное среди страниц этой книги? – спросила Вера и, щурясь, вытащила листок.
– Именно так, – согласилась Надя и, взяв записку из рук Веры, прочла: «Мы наставили его во всех разновидностях медицины. Теперь злые духи не смогут повредить сыновьям Ноя».
Бруно не мог поверить своим ушам. Неужели Анджела Валко и в самом деле восприняла подобным образом книгу, полную засушенных цветов? Знаменитый отрывок из Книги Юбилеев считался одной из величайших загадок, касающихся Ноя и Великого потопа. Он указывал на то, что нефилимов можно убивать с помощью лекарств и что Ной располагал этим зельем и использовал его, но каждому первокурснику-ангелологу было известно, что нефилимы пережили Потоп. Более того, в послепотопном мире они достигли подлинного процветания.
– Неужели Анджела решила, что Распутин пытался убивать нефилимов?
– Мы втроем – Анджела, Владимир и я – пытались понять его мотивы. Впрочем, никто точно не знает, по какой причине он поступал именно так. Владимир полагал, что Распутин происходил из рода нефилимов и царица Александра доверяла ему именно поэтому. Имя Григорий, в уменьшительной форме Гриша, популярно среди россиян. Впрочем, существовало свидетельство того, что мать Распутина несла в своих жилах каплю нефилистической крови и назвала своего сына Григорием в честь великого рода Григори, в девятнадцатом веке прославившегося в Европе. При физической силе Распутина, гипнотическом обаянии его голубых глаз, как и ненасытной сексуальной власти над поклонницами, в такое предположение нетрудно было поверить, но доказать его почти невозможно, поскольку Григорий принадлежал к чисто крестьянской семье. Сама фамилия фаворита несколько неблагозвучна для русского уха. Она настолько не устраивала царя, что он официально изменил ее на Новый, то есть «из новых».
– Даже если Распутину удалось соорудить вышеупомянутое зелье, удача его оставила, – проговорил Бруно. – Нефилимы живы.
– Ты прав, – согласилась Надя. – Какими бы ни были его намерения и способности, успеха он не добился. Как и Анджела. Однако, располагая альбомом, вы можете продолжить его дело.
Поднявшись на ноги, Вера взяла в руки альбом и произнесла:
– В первые годы работы в Обществе я пыталась сотрудничать с российскими ангелологами. Но столкнулась с непониманием. Они такие провинциальные, так опасаются новых идей и исследований, не согласующихся с их взглядами… Поэтому я обратилась за поддержкой к единственному человеку, способному мне помочь, – старому приятелю нашей семьи доктору Христо Азову, болгарскому ангелологу, живущему на берегу Черного моря. Когда я была девочкой, нам позволяли ездить на юг, и мои родители проводили там отпуск. Азов поддерживал мои исследования на начальном этапе. Он является блестящим ученым и достиг удивительных результатов.
– Вы считаете, что его заинтересует такой материал? – проговорил Бруно, осознавая при этом, что Вера на два шага опережает его.
– Конечно, – сказала женщина. – Невзирая на разделяющее нас расстояние, последние несколько лет Азов находился в тесном контакте со мной, помогал в исследованиях. Скоро я увижусь с ним.
Она посмотрела на часы.
– Время обеда, но если отправлюсь сейчас, то смогу оказаться у него в доме к вечеру.
– Немедленно сообщите нам, если выясните что-то полезное, – попросил Бруно.
– Конечно, – проговорила Вера, поцеловавшись со всеми на прощание.
Бруно восхитился ее предприимчивостью. Куда ему до нее…
Взяв в руки альбом, ученая дама посмотрела на Надю.
– Конечно, вы не хотите расставаться с ним, однако, не увидев всего этого, Азов не сможет помочь нам.
– Тогда берите, – нерешительно проговорила Надя. – Только вам придется проявить крайнюю осторожность. Альбом много лет скрывался от чужих глаз. Если Григори узнают, что он находится у вас, то захотят получить его. Насколько я понимаю, вы представляете себе, какими методами действуют они, добывая то, чего хотят.
Вера на мгновение чуть смутилась, но, заметив в уголке пакет, уложила в него альбом. Кивнув всем, она углубилась в недра лабиринта, который представлял собой дом Нади. Через считаные секунды Бруно увидел ее за пыльным стеклом. Она быстро шла по улице, сверкая светлыми волосами под полуденным солнцем.
Угол Моховой, Санкт-Петербург, Россия
Удар поразил Верлена еще до того, как он вышел на улицу. Мир заколыхался и дрогнул; он упал на мостовую и покатился, ожидая второго удара. Охотник подобрался, готовясь ответить пинком острого носка кожаного ботинка. Теплая влажная струйка потекла по лбу прямо в глаза. Он заморгал, пытаясь прогнать слепившую его кровь.
Несколько мгновений валяясь на мостовой, мужчина сумел свести воедино факты, предшествовавшие нападению. Замеченный возле Невы автомобиль увязался за ними. Возле антикварного магазина ангелы дожидались того момента, когда они с Бруно выйдут из дверей. Заранее продуманное нападение было проведено безукоризненно.
Отерев глаза рукавом, Верлен заметил двоих нефилимов. Переводя взгляд с одного на другого, он понял, что они во всем идентичны, начиная от пышных светлых кудрей и кончая итальянскими кожаными ботинками. Близнецы странным образом казались ему знакомыми. Он узнавал их сложение, черты лица, даже манеру одеваться. И тем не менее он просто не мог видеть их в Париже. Однако они пребывали совершенно не на своем месте. Нефилимы редко занимались грязной работой. За все годы, какие Верлен посвятил охоте, он сталкивался с подобными ситуациями считаные разы. Вскочив на ноги, ангелолог ударил ближайшего к нему близнеца, стараясь попасть в солнечное сплетение. При всех различиях в силе и сложении ангельских существ, у них имелась общая черта: самым слабым местом их были легкие. Он ощутил, что носок ботинка угодил в тело, однако эффекта не последовало. Объект его удара – Верлен осознал, что это кто-то из Григори; члены других семейств не были похожи на них – только улыбнулся, словно Верлен был не более опасен, чем какая-то мошка. Тот продолжил сопротивление, напав на второго нефилима, но монстр пригвоздил его к земле. Верлен прикоснулся к карману, нащупывая яйцо. Пока оно оставалось на месте.
И тут, уголком глаза, он заметил Эно. Быстрая, словно молния, она выступила из тени, блеснув полупрозрачной на дневном свете кожей. Крылья были скрыты под черным плащом; впрочем, он знал, что если имим раскроет их, то они покроют собой узкую улочку во всю ее ширину.
Время, казалось, остановилось… Эно неторопливо подошла к Верлену и ударила его ногой в живот. Он попытался встать, однако она снова бросила его на землю, ощупав карманы, достала пистолет, презрительно посмотрела на него и отшвырнула в сторону. После чего опять принялась шарить по карманам и вскоре вытащила артефакт. Верлен попытался отобрать сокровище, но двое других ангелов удержали его на месте.
Выскочивший из двери Бруно навел пистолет на Эно и выстрелил, та развернулась и бросилась наутек. Близнецы забрались в машину и отъехали, исчезнув с той же скоростью, с какой напали.
– Пошли, – проговорил Бруно, отряхиваясь. – Нельзя упускать их.
– Не выгоднее ли нам разделиться? – произнес Верлен, бросив взгляд на удалявшуюся Эно.
Босс с недоверием посмотрел на него.
– Считаешь, что сможешь справиться с нею?
– Скоро узнаем. – На Верлена накатило сомнение.
Еще прошлой ночью Бруно говорил, что иметь дело с Эно в одиночку подобно самоубийству. Тем не менее она принадлежала к такой разновидности ангельских созданий, об охоте на которых мог мечтать любой ангелолог. Она либо станет самой важной добычей в жизни, либо убьет его.
– Ладно, действуй, – проговорил Бруно. – Держись за имимом. Она, конечно, будет знать о том, что за ней идет погоня, но важно другое. Необходимо оказать давление. Я буду преследовать машину. В каком-то месте пути двух нефилимов и Эно пересекутся.
Подобрав оружие и сунув его в карман, Верлен побежал, понимая, что должен догнать ее, загнать в угол, ошеломить и обезвредить, пользуясь всем, чему год за годом учил его Бруно. Верлен проделывал это неоднократно – сперва на голобимах, после, получив повышение, на гибборимах и, наконец, на нефилимах. Он научился преследовать ангелов, в точности выбирать удобный момент для обнаружения своего присутствия, а потом хватать затравленную тварь. Тем не менее ему до сих пор не приходилось вкушать сладость победы над столь сильным имимом.
Эно свернула на широкий Невский проспект. По обеим сторонам дороги выстроились бутики и галереи. Ангелица нырнула в один из магазинов; за полированным стеклом витрины виднелись кожаные чемоданы, сумки и шарфы. Остановившись перед дверью, Верлен задумался, входить или нет. Оба варианта, с его точки зрения, были далеко не оптимальными. Твари было известно, что за нею следят. Если он войдет, она убежит. Если останется снаружи, существо может уйти через другой выход. Охотник припал к стеклу лицом и прищурился. В магазине было много красивых, хорошо одетых женщин. Эно остановилась перед стеклянной витриной, полной кошельков и прочих изделий из кожи. Набрав номер, она поднесла телефон к уху, ощупывая тем временем шелковый шарф – белый фуляр с черными пятнышками, вполне подходивший к ее белому берету и черному плащу. Через несколько минут закрыла телефон, сунула в сумочку, заплатила за шарф, повязала его на шею и вышла на улицу. Вжавшийся в стену Верлен проводил ее взглядом.
Если Эно и заметила мужчину, это никак не отразилось на ее поведении. Она свернула с Невского в сторону Невы, ускорила шаг. Прибавил движения и Верлен; решительное желание поймать имима крепло в его груди с каждым шагом. Острые, как стилет, шпильки превращали Эно в великаншу среди обыкновенных людей. Ангелолог шагал все быстрей и наконец перешел на бег, холодный ветерок развевал его волосы. Он не думал над тем, способен ли поймать Эно, – он был готов сделать это любой ценой. Скорее, вопрос состоял в том, насколько далеко она зайдет в попытке ускользнуть. Согласно всему, что охотник знал об имимах, Эно продолжит бегство.
Однако, следуя за ней, он все-таки на миг испытал желание прекратить погоню. Ангелолог увидел себя как бы со стороны: человек в окровавленном желтом спортивном пиджаке проталкивается сквозь толпу на мосту и бежит между машин на пути к Эрмитажу…
Величественное здание Зимнего дворца вновь возникло перед Верленом. Теперь, под лучами дневного солнца, здание показалось ему более массивным, чем несколько часов назад, перед рассветом. С того момента, когда он расцеловал Веру в обе щеки и протянул ей яйцо, совершенно не осознавая еще, что держит в руках не изысканную безделушку, а нечто большее, прошла будто целая жизнь. Хотелось знать, доберется ли Вера вместе с альбомом до Азова. И еще – не приведет ли их этот след к Эванджелине.
Когда Эно свернула на обсаженную деревьями боковую улицу, Верлен подумал, что пришло время действовать. Хотя путаный старинный квартал позади Зимнего дворца не был настолько укромным, как хотелось бы – ни темного проулка, ни замкнутого двора или пустынного перехода к станции метро, – сойдет и такой. Ему было отпущено немного времени на ход. Если он намеревается поймать Эно, попытку следует предпринять именно сейчас.
Словно разгадав его намерение, ангелица прибавила шагу. Верлен догонял, чувствуя сладкое предвкушение. После всех лет, отданных преследованию ангелов, охота по-прежнему вселяла в него смесь восторга с ужасом. Эно пробуждала в мужчине ту же волнующую смесь страха и неуверенности, какую он впервые ощутил очень давно, впервые ловя ангела. Он все более и более приближался к ней, пока не оказался в опасной, опрометчивой близости… Так близко, что смог почуять густой мускусный запах, характерный для имимов. Данный запах описывали как полный соблазна – Верлен читал это в самых ранних, дошедших до нас описаниях этих существ. Однако для его ноздрей он казался гнильем, скверной разлагающегося трупа, отличавшей низшие разновидности ангелов от более утонченного запаха нефилимов. Уже сам воздух между ними похолодел, и охотник напрягся, ошеломленный близостью. Бледная кожа дамы светилась. Мелькнуло лицо с орлиным профилем. Когда она посмотрела на него через плечо, Верлен отметил цвет глаз. Они были янтарные, золотые в куда большей степени, чем что-либо другое на свете. На лице ангелицы присутствовали все отличительные черты, какими художники со времен Ренессанса наделяли ангелов: широко и симметрично посаженные глаза, высокий лоб и скулы – неотъемлемые признаки ангельской красоты. Неудивительно, что ее жертва поры Belle Époque[16] сразу влюбился в тварь. Эно была восхитительна.
Когда они обогнули угол, дама остановилась и повернулась лицом к Верлену. Взгляд золотых глаз вызывал, требовал, чтобы он подошел ближе. Тонкая бледная мембрана прикрыла ее зрачки молочной пленкой, придавая им подобие глаз рептилии. Существо моргнуло, убирая пелену. Внезапно Верлен с ужасом ощутил, что она вот-вот поцелует его. Он с содроганием понял: Эно была одним из самых жутких и соблазнительных созданий, каких ему приходилось встречать.
Нужно было покрепче ударить ее, чтобы, обездвижив, получить возможность надеть на шею обруч. Охотник коснулся заднего кармана, дабы удостовериться в том, что ошейник находится на месте – тонкий, гибкий, скатанный до размера монеты, – после чего схватил врага за руку и, сделав подножку, развернул назад. Эно упала на тротуар, сумочка вылетела из рук. Откинув ее подальше, Верлен надавил коленом на грудь монстра, прижав к асфальту. Он сбил дыхание твари – слышно было, как она пыталась набрать воздуха в грудь. В такой позе ангелица не могла раскрыть свои крылья и атаковать. Одной рукой удерживая запястья имима, Верлен попытался достать ошейник из заднего кармана. Однако, едва он прикоснулся металлом к шее, она оттолкнула его руку с такой легкостью, что падение оставалось признать хорошо исполненным трюком.
Вывернувшись из-под охотника, Эно вскочила на ноги, и улыбка преобразила ее ледяные черты в чарующую красу Боттичелли.
– Ты меня недооценил.
Верлен вновь бросился на нее, нацелив удар в живот. В ответ она рванула ногтями его лицо и подсекла ноги. Ангелолог полетел на тротуар. И через долю секунды услышал стук каблуков по мостовой.
Вскочив на ноги, он ринулся в погоню. Тварь была быстра, однако Верлен держался вровень с ней до тех пор, пока она не расправила крылья. Полные энергии, они заблистали вокруг ее тела. Оторвавшись от земли, существо полетело над улицей, с каждой секундой набирая скорость.
Мужчина огляделся по сторонам в поисках какого-то средства, способного помочь ему догнать Эно. Поблизости оказался ржавый мотоцикл «ЗиД»[17], из него торчали отсоединенные провода. Двигатель во многом отличался от его «Дукати», но за какие-то секунды Верлен сумел завести его, перебросил ногу через кожаное сиденье и помчался следом за Эно. Сжимая руль, он мчался по улицам. Наконец свернул на широкий бульвар. Попытавшись представить, где находится, ангелолог понял, что едет на запад в сторону Невы. Впереди на фоне сиреневого неба показался минарет.