Я была неудачницей и дефектной в плане духовности из-за своего гнева. Все осуждения других людей накладывались поверх моего собственного недовольства собой, вгоняя меня глубже в пучину гнева и стыда, тем самым создавая порочный круг, по которому я бежала. Именно по этой причине я сейчас находилась здесь, пытаясь пройти Камино.
Чем дальше я шла, тем чаще меня охватывал гнев, усиливаясь по мощности, чтобы потом стихнуть. Спустя долгое время волны гнева начали не только стихать, но и покидать мое тело, оставляя меня с ощущением спокойствия вместо раздражения. Сначала я на это не обратила внимание. Это произошло, когда я была сосредоточена на достижении пика следующей высокой горки, а затем следующей, и еще следующей.
В то время как мои физические усилия становились интенсивнее, моя внутренняя борьба утихала. Чувство несправедливости начало улетучиваться, а затем и скрытые ощущения стыда постепенно начали утихать, пока я вдыхала и выдыхала, медленно переставляя ноги, снова и снова, полностью толкая свое тело вверх. Мышцы ног будто бы горели и, тая, превращались в невыносимую боль, перетекающую в пальцы ног. У меня не было никаких других вариантов, кроме как сосредоточиться на движении вперед, оставляя весь свой гнев позади себя, хотя бы на время.
Наконец, я начала идти вверх по очень длинному и крутому подъему, известному как Холм Всепрощения на Камино. «Как вовремя», – подумала я про себя, постепенно поднимаясь в горку. В тот момент мне это было необходимо. Энергия, исходящая от миллионов паломников, за многие века прошедших этот отрезок пути ради того, чтобы простить и быть прощенными, была ощутима. Теперь настала моя очередь оказаться в этом месте. Но что конкретно я хотела отпустить сегодня?
Я не могла ответить на этот вопрос, потому что мне не удалось сконцентрироваться на нем на необходимое для поиска ответа количество времени. Мне требовалось полное сосредоточение внимания, для того чтобы просто добраться до верха, так как это был самый крутой подъем за весь день.
Было очень ветрено: ветер будто бы пытался меня оттолкнуть назад. Я продолжала движение. Было холодно, но хотя бы светило солнце и было сухо. Шаг за мучительным шагом я добралась до вершины.
По достижении цели я оглянулась вокруг и отдышалась. Я заметила еще несколько паломников в этом месте – они фотографировались на фоне больших металлических статуй паломников. За ними другие паломники смотрели на долину, расположенную внизу.
Впечатленная своим достижением, я подошла к статуям и встала перед ними. «Я сделала это, и я намерена простить, – сказала я им, на тот момент переполненная радостью до такой степени, что не могла злиться ни на кого, включая себя. – Я не хочу больше испытывать гнев. По крайней мере, сейчас».
Я стояла на вершине, глядя на долину, и ощущала облегчение. Вид далеких холмов и заснеженных гор словно поддерживал мое решение. Движение навстречу всепрощению по такому долгому пути заживило мои душевные страдания. Я ощутила, насколько тяжелым было бремя боли и гнева, которое я все это время носила с собой.
«Пожалуйста, пожалуйста, простите меня, – молилась я. – И, пожалуйста, милостью этого места, помогите мне целиком и искренне простить других». Ветер в ответ подул мне прямо в лицо.
Вскоре мой взгляд пал на другого паломника, и я робко попросила его сфотографировать меня на фоне статуй на мой фотоаппарат. Он с радостью согласился, а по его акценту я поняла, что он из Австралии.
– Ух ты, ну и путь вы проделали из Австралии, – восхищенно воскликнула я после того, как он меня щелкнул. Я была впечатлена, что он прилетел издалека, только чтобы пройти Камино.
– Да, – ответил он со своим сильным австралийским акцентом. – Очень длинный.
– Что ж, спасибо за фотографию. Хотите, я вас тоже щелкну?
– Конечно, почему бы нет? – ответил он так, будто ему было безразлично, протягивая мне свой телефон.
Сразу после этого другой мужчина, который только добрался до вершины, подошел к нему и сказал: «Я сделал это», – пытаясь отдышаться. Они явно были друзьями. Они были смешными и дружелюбными, поддразнивали друг друга и меня, пока мы расслаблялись на ветру. Было здорово посмеяться.
Вскоре, в достаточной степени насладившись Холмом Всепрощения, мы решили, что пора идти дальше. Было очень холодно и слишком ветрено, чтобы оставаться там.
Хотя по километражу отрезок дня был короче, чем предыдущие, ввиду крутого спуска, по которому я шла, он мне показался вдвойне длиннее. Требовались все усилия, чтобы только удерживаться на ногах, так как моя легкая обувь, в отличие от ботинок, не защищала от камней, попадающихся на пути. Без защиты плотной подошвы моих походных ботинок мои ноги с каждым шагом повреждались все сильнее и сильнее. Круглый гладкий гравий, которым был покрыт мой путь, выскальзывал из-под ног с каждым моим шагом, угрожая подвернуть мне лодыжку, что временами ему удавалось.
«Здорово. Это то, что мне нужно», – проскулила я, зная, что это только ухудшит состояние и без того поврежденных ног.
Как же хорошо, что я взяла с собой палки. Без них я могла бы получить более серьезные травмы. Все, что я могла делать, – это не торопиться, дышать и сосредоточиться на спуске.
Наконец, я наткнулась на кафе, где двое австралийцев сидели снаружи, попивая пиво, с таким расслабленным видом, будто они наслаждались теплым летним днем на пляже. Казалось, что они без труда промчались вниз, подобно двум горным козлам, что вызвало во мне зависть и неуверенность в себе. У них обоих были поношенные ковбойские ботинки, и у них не было треккинговых палок. Как они вообще смогли так быстро спуститься вниз? Почему у меня это заняло столько времени? У меня даже нет тяжелого рюкзака. Что со мной не так? Почему мне так больно? Я настолько ничтожна, что не могу это безболезненно пройти?
Самопорицающие мысли обрушались на меня каскадом, пока я пробиралась к их столику. Они были даже без теплых курток, хотя на улице жутко холодно.
Я покачала головой от горечи несправедливости и скинула рюкзак и палки. Я посмотрела на часы – времени было половина одиннадцатого утра. Я шла чуть больше трех часов. Я забрела в кафе, где меня встретил невысокий старик, который на ломаном английском предложил мне сэндвич.
«Да, спасибо», – ответила я на испанском, с энтузиазмом кивая, готовая принять немного белковой пищи. Я заметила, что завтраки паломников были скудны на белок. Хорошо, что у меня были энергетические батончики.
Он указал на меню, чтобы выяснить, какой именно, и, ознакомившись с перечнем, я выбрала сэндвич бокадильо и кофе с молоком. Внезапно я ощутила голод.
Он ушел в кухню и спустя некоторое время вынес мне огромный сэндвич с яйцом на огромной половинке батона хлеба и горячую кружку латте.
«Я никогда это не съем, – сказала я, принимая свой заказ. – И так дешево». Я отдала всего по евро за сэндвич и за кофе.
Я направилась к столику, где оставила свои вещи. Австралийцев уже не было, и мне осталось наслаждаться сэндвичем в одиночестве.
Первый кусок был горячим и вкусным, и он попал в точку. Я даже не заметила, как проглотила весь сэндвич и хотела еще.
Я закончила свою трапезу протеиновым батончиком и начала все запивать остатками кофе, когда внезапно услышала лай собак не так далеко. Я выпрямилась, наклонив голову, внимательно прислушиваясь.
«Черт! Я совершенно забыла захватить перцовый баллончик, – вспомнила я. – Надеюсь, он мне не понадобится».
Собаки приближались, но у меня хотя бы была возможность спрятаться в кафе при необходимости. С начала Пути я ни разу не задумалась о диких собаках.
Сделав последний глоток кофе, я затаила дыхание, прислушиваясь к приближающемуся лаю. Я разберусь с ними сейчас. У меня не было желания бежать от них.
«Спокойно, Соня, – успокаивала я себя, – ты в безопасности. Не волнуйся. Дыши и не смотри им в глаза».
Я потянулась за палками.
«Видимо, сегодня просто один из этих дней», – ухмыльнулась я, вспоминая, как проснулась с ощущением тревоги из-за кошмара.
Тут появилась эта «дикая стая». Она состояла из двух чихуа-хуа и старой облезлой дворняги, не больше восемнадцати сантиметров в высоту. Я чуть не взорвалась от смеха, когда их увидела.
Мой смех так сильно напугал одну из чихуа-хуа, что она подскочила почти на полметра и побежала обратно. Это лишь насмешило меня еще сильнее.
«Видимо, я прошла тест псами-демонами, – подумала я, – на сегодня точно».
Продолжая смеяться, я подняла рюкзак и закинула его на плечо. Я схватила свои палки и накинула солнцезащитную кепку. Ветер стих, и небо было кристально чистым. Я в уме выполнила быстрый расчет и пришла к выводу, что мне осталось идти около десяти или двенадцати километров. Я не замечу, как доберусь до цели.
Путь выровнялся, и теперь мои ноги просто ныли, вместо того чтобы гореть. Шаг за шагом.
Как это происходило в конце каждого дня, в голове появилась ясность, которой не было еще секунду назад.
Путь выровнялся, и теперь мои ноги просто ныли, вместо того чтобы гореть. Шаг за шагом.
Как это происходило в конце каждого дня, в голове появилась ясность, которой не было еще секунду назад.
Пока я шла, я поняла, что больше не хотела злиться, но если я выбирала злость или же это было необходимо, то у меня было полное право испытывать и проявлять данное чувство, при этом не позволяя никому меня отчитывать и винить за это. Наложение запрета на это чувство было равноценно удушению. Гнев сигнализировал о том, что мой предел достигнут, а мои границы пересечены. Лишение гнева было равнозначно потере собственной личности.
Я больше никогда не буду стыдиться того, что испытываю гнев. Вместо этого я внезапно ощутила покровительство и сострадание по отношению к себе и своему чувству гнева. Гневная «Я» была раненой «Я». Под всей этой злостью на самом деле скрывалось чувство обиды. Я использовала гнев в качестве защиты от разрушения под тяжестью боли. Он отвлекал меня, чтобы я могла продолжать движение. Я носила свой гнев, подобно доспехам, защищая самые уязвимые, самые слабые части себя. Части, которые мне совершенно не нравились.
Я даже испытывала сострадание к уязвимой себе под всем этим гневом. Я начала целиком осознавать ее присутствие, осознавать настолько сильно, что мне захотелось зарыдать. И я это сделала.
Вместе с тем я почувствовала такое спокойствие и умиротворение, какое я не испытывала никогда прежде.
Я посмотрела вверх. Я смогла разглядеть указатель на Пуэнте-ла-Рейна. Я добралась.
День 5
Из Пуэнте-ла-Рейна в Эстеллу
21 километр
Мой отель должен был иметь название «НеприятнОтель», подумала я, когда собиралась освобождать номер. Начиная с того момента, как я зашла в него вчера днем, персонал вел себя недружелюбно.
Когда я только прибыла, я подошла к стойке, прихрамывая, только чтобы меня встретили десятиминутным ожиданием две женщины за стойкой, которые болтали друг с другом. Наконец одна из них повернулась и грубо спросила «Да?» на испанском, будто я ее отвлекала.
Когда мне удалось донести до нее, что я бронировала номер, она заглянула в свою книжку, нашла мое имя, потянулась, схватила ключ и дала его мне, не говоря ни слова и даже не посмотрев на меня. Затем она сразу вернулась к оживленной беседе со второй женщиной. Оглянувшись вокруг, я нигде не заметила свою сумку.
Я подождала, пока в разговоре наступит пауза, и спросила о сумке. В ответ она лишь пожала плечами. Я подождала еще несколько минут, надеясь на то, что их разговор закончится. Поняв, что он не закончится, я спросила еще раз. На этот раз она закатила глаза и пальцем показала на лестницу, ведущую вниз, по-прежнему не говоря ни слова.
Предполагая, что она имела в виду «Посмотри внизу», я проволокла ноги до ступенек и потихоньку начала спускаться, внезапно поняв, что колено у меня невыносимо болело. Достигнув того, что напоминало пещеру, я в темноте увидела свою сумку, стоящую среди многих других вещей. Я подняла ее и потащила вверх по лестнице к фойе, призвав последние имеющиеся силы в себе. Затем я посмотрела на ключ. Опять третий этаж. Ах!
Я вновь направилась к лестнице, когда женщина за стойкой остановила меня.
«Нет!» – сказала она и кивнула в другом направлении.
Лифт. Ура!
Широко улыбаясь в то время, как я пыталась затолкать сумку, рюкзак, палки и себя в то узкое пространство, которое называется европейским лифтом, я спешно нажала на кнопку третьего этажа, чтобы поскорее от них сбежать.
Скинув вещи в номере, я вышла обратно и перекусила замечательной испанской паэльей – первой, которую я увидела за все время с начала пути, и запила все бокалом вкуснейшей испанской риохи. Сочетание усталости, еды и вина меня обессилило. Было пять часов вечера. Я вновь отказалась от ужина и к шести часам уже спала.
Проснулась я в замечательном настроении. Я была счастлива, потому что впереди был сравнительно короткий день – всего двадцать один километр до следующего пункта назначения – города Эстелла. Несмотря на боль в теле, в особенности в ногах, я тем не менее с радостью ждала нового приключения. Путь звал меня, и я не могла дождаться, когда снова на него встану.
Завтрак снова был шведским, на этот раз скудным. Сухие куски хлеба, кофе быстрого приготовления, апельсиновый сок в банках. Какое жуткое место, подумала я. Я решила, что не буду есть больше, чем мне было необходимо, так как у этого места и у еды здесь была такая энергетика, впитывать которую я не хотела. Я лучше зайду куда-нибудь по пути и заплачу за приличный завтрак, чем накажу свой бедный организм этими низкосортными продуктами.
Я оставила сумку у входа со всеми остальными сумками, аккуратно написав название следующего пункта назначения на бумаге и прикрепив ее пластырем наверняка, на случай если равнодушная женщина за стойкой не захочет разбираться, и двинулась в путь. Все еще страдая от мучительных болей во всех мышцах из-за изнурительных нагрузок, мне пришлось идти медленно. У меня не было другого выбора.
Спустя всего несколько мгновений после выхода из «НеприятнОтеля», я заметила веселое кафе ниже по улице, наполненное до предела другими радостными пилигримами, и я в него зашла, чтобы позавтракать чем-то более питательным, чем то, от чего я отказалась в отеле.
Принимаясь за горячий испанский омлет, свежевыжатый апельсиновый сок и свежезаваренный горячий кофе с молоком, я начала замечать, что все, что происходило у меня внутри, незамедлительно отражалось на моем внешнем восприятии.
Вчера, когда я была наполнена гневом и раздражением, меня встретили с таким же отношением у стойки регистрации в отеле. Я также узнала, каково быть окутанной энергией гнева. Ощущения далеко не из приятных. Сегодня я потеряла к этому интерес.
Допивая остатки сока, я глянула на часы. Было почти девять тридцать. Я еще никогда не выдвигалась настолько поздно, но внезапно я поняла, что не было никакого правила, которое бы говорило о том, что мне нужно было выходить рано. В отличие от других паломников, которые спешили занять спальное место в общежитии для паломников, прежде чем их все займут, в следующем городе, я поняла, что мне торопиться было незачем.
Более того, поздний выход позволял мне избежать «часа пик» на Пути. Ранним утром потоки паломников соединялись воедино, выливаясь из различных хостелов, общежитий и отелей, чтобы начать день полным ходом. Временами рядом со мной шли двадцать, а то и более паломников в течение первого часа ходьбы. Я была рада, что сегодня пропущу весь этот поток.
Мне не нравилось ощущение столпотворения каждое утро, а Путь местами был настолько узким, что толпы было не избежать. Было очень тяжело сосредоточиться на собственных мыслях, когда какой-нибудь паломник шел настолько близко, что я слышала его дыхание. Так как я хотела всего этого избежать, я заказала еще чашку кофе и расслабилась еще на какое-то время.
Было приятно не спешить, учитывая, что мои ноги болели. По правде говоря, я не двигалась слишком быстро, но у меня была тенденция как-то торопить себя изнутри. Я уже некоторое время осознавала это.
У Патрика был темп более высокий, чем у меня, и с первого дня знакомства с ним мне приходилось спешить, чтобы не отставать от него. Он часто говорил: «Пошли! Пошли!» – требуя, чтобы я двигалась быстрее, когда я уже была на пределе. Прожив в таком темпе на протяжении тридцати лет, будто находясь в режиме постоянной аварийной готовности, я начала думать, что это мое обычное состояние, хотя для меня это было неестественным.
Такое внутреннее давление держало меня в состоянии взволнованности и тревожности. Я решила после такого осознания посвятить день своему естественному, спокойному ритму: не давить на себя, не двигаться быстрее и вовсе не торопиться – что-то отличное от того, к чему я привыкла.
Я неспешно оплатила счет, собрала все свои вещи и двинулась в путь. Высматривая желтые указатели, я начала напевать «Следуй желтой кирпичной дороге». (Песня из фильма «Волшебник страны Оз» с Джуди Гарленд в главной роли. Выражение стало нарицательным обозначением пути, ведущего к счастью. – Прим. пер.).
Покидая город, у меня был последний шанс полюбоваться красивой архитектурой. Пуэнте-ла-Рейна являлся крупным пересечением дорог, по которым паломники направлялись в Сантьяго. Величественный мост с шестью крупными арками в романском стиле был специально построен для того, чтобы паломники могли безопасно переходить через бурную реку в этом месте. Кроме того, сам город появился в этом месте с целью приютить поток паломников, которые направлялись в Сантьяго. На энергетическом уровне я вошла в поток уже прошедших паломников и ощутила прилив сил от их количества. Как только я вышла из города, я остановилась и прочла свою молитву.
«Святая Богородица, помоги мне пройти этот путь сегодня в комфортном мне темпе и избавь от страха, который заставляет меня давить на себя и идти быстрее, чем мне удобно. Помоги мне быть открытой для даров Пути и, пожалуйста, помоги мне игнорировать боль в пальцах ног, потому что она меня пугает. Аминь, и спасибо».