– У меня к вам просьба. – Эль сглотнула, стараясь сдержать слезы запоздалого раскаяния в содеянном. – Можно произвести арест не столь… открыто… – Девушка сдержала судорожный всхлип. – Мне бы не хотелось, чтобы сестра осталась здесь одна под всеобщими взглядами, когда вы меня… уведете.
Она все же рискнула поднять голову и посмотреть на представителя королевской охраны. Каково же было ее удивление, когда вместо сурового приговора она увидела его веселую улыбку и чуть снисходительный взгляд.
Но дальше было веселее!
– Ну почему же «сестра осталась здесь одна под всеобщими взглядами», – процитировала Даника слова Эльсеи и, уверенно посмотрев на Рейтана, сообщила: – Я была в курсе, чьи волосы отдаю первому курсу на опыты. И я сознательно солгала лаборантке, сообщив, что это локоны умершего мага, так что если кого и арестовывать, так это меня!
– Дани! – испуганно воскликнула Эль.
Но Даника смотрела исключительно на представителя власти, и первая увидела, как дрогнули, пытаясь сдержать улыбку, его плотно сжатые губы. А сам Рейтан, заметив ее округлившиеся от удивления глаза, не выдержал и громко рассмеялся. Сестры Соллер недоуменно переглянулись. И переглянулись повторно, когда королевский охранник весело скомандовал Эль:
– Подвиньтесь.
Подчинившись, девушка продолжала испуганно смотреть на вольготно устроившегося рядом с ней Рейтана, который, едва сев, достал мешочек с некогда полученным золотом и протянул ей:
– Возвращаю. – Вор широко улыбнулся. – А также имею честь передать вам, леди Соллер, приглашение посетить королевский дворец, дабы пройти собеседование на соискание внезапно освободившейся должности королевского мага.
– Ой, – прошептала Дани, – только не это… Он умер?!
Громовой хохот потряс кондитерскую – Рейтан хохотал, откинув голову и не в силах остановиться. Нет, он догадывался, что будет весело, но чтобы настолько! Во дворцовых анналах навеки останется диалог двух стражников:
«– Говорят, королевского мага вышвырнули пинком под зад.
– Под какой именно?»
И Рейтан бы с удовольствием поделился шуткой с сестрами, но история была несколько неприличной и потому явно останется гулять в мужском обществе. Успокоившись, вор попытался сделать строгое лицо… не смог и с улыбкой ответил:
– Нет, Дани, лорд Ваэн жив, однако хотелось бы поинтересоваться, – он с трудом сдержал очередной приступ гомерического хохота, – как быстро у первого курса закончится опытный… материал?
Несколько недоумевающая по поводу поведения королевского охранника Даника, помедлив, ответила:
– Волосы мага вещь редкая, достать их чрезвычайно непросто, поэтому подобный материал расходуется крайне экономно. Обычно первокурсникам выдается по одному волосу на опыт.
Рейтан вдохнул, выдохнул, напомнил себе о собственной сдержанности и умении контролировать эмоции и… повалился на стол от хохота.
Сестры переглянулись в очередной раз. Тот факт, что на них смотрели абсолютно все, несколько нервировал.
– Может, воды? – предложила Эльсея.
– Или заклинание успокоения? – добавила Дани.
– Не надо заклинаний. – Рейтан, выпрямившись, сел ровнее, оглядел стол и, не спрашивая разрешения, забрал у Эль ее стакан с соком и одним махом все выпил. – Кстати, – поставил стакан на место и повернулся к старшей Соллер: – думаю, я вполне могу сообщить, что честь проводить собеседование его величество доверил мне. Так что должность ваша, леди Соллер, но соблюсти все формальности мы обязаны, следовательно, ожидаю вас во дворце в полдень.
На стол перед изумленной Эль лег свиток с королевской печатью.
– До скорой встречи, – глядя в ее удивительные глаза цвета синего льда, произнес Рейтан несколько более дружелюбно, чем принято на деловых переговорах.
А затем, кивнув Данике, добавил:
– Дани, менее всего мне хотелось бы быть вашим врагом. Знаете, месть в вашем исполнении – это… сильно. Всего доброго, леди.
Поднявшись, Рейтан Тень покинул удивленных сестер.
* * *Выйдя из кондитерской, он с улыбкой посмотрел в безоблачно синее небо, на высокие шпили городских башен и голубей, вспорхнувших с красных черепичных крыш. Рейтан Тень, глава гильдии воров, доверенный самого короля, лорд первой ступени – в этой маленькой интриге победителем, безусловно, остался именно он.
Королевский маг никогда ему не нравился – заносчивый, недалекий, подлый, и совсем неожиданным было предложение работы от этого субъекта, переданное в гильдию воров. Но еще неожиданнее стал объект заказа – леди Эльсея Соллер, магиня с васильковыми глазами и обидой на весь мир. План мага был жесток: подсунуть волосы кронпринца жаждущей мести неслабой магичке, а после обвинить ее в покушении на жизнь наследника королевства. Самому Эр Ваэну это казалось гениальной идеей. Рейтан также счел план гениальным, при условии внесения некоторых корректив. Но даже передавая девушке волосы королевского мага и предвкушая последствия, Рейтан и предположить не мог, что все будет настолько не скучно.
А самым приятным в случившемся был факт предстоящего долгого и совместного сотрудничества с прекрасной леди Соллер.
«Определенно, я люблю свою работу», – подумал лорд и, насвистывая веселый мотив, направился к ожидающим его стражам.
Дмитрий Козлов
Дриада
– Полезайте, я придержу, – сказал папа, отогнув лист металла с надписью «СТРОЙИНВЕСТ». Пропустив маму и дедушку, Алена юркнула в прореху. Папа забрался следом и закрыл дыру в заборе.
Закрытый парк был погружен в темноту, не горело ни единого фонаря. Впрочем, тьма не была абсолютной: бледное лунное свечение просачивалось сквозь кроны деревьев и разливалось по аллеям серебристым сиянием.
– Пошли, – кивнул папа в сторону дальних уголков парка. Алена зашагала вслед за остальными, проклиная родственников, которые заставили ее тащиться сюда субботним вечером. А еще эти туфли и платье… Обычно она одевалась по-другому, так, чтобы удобней было танцевать, и ненавидела всяких расфуфыренных клуш на каблуках. Но сегодня хотела порадовать его, а он наверняка такое любит, как и все парни… Она и накрасилась немного готично – много черных тонов, стрелки, которые она рисовала подводкой добрых полчаса… Теперь все как положено: юная готесса в ночном лесу… Благо парком это место перестает быть довольно быстро, как только аллеи, аттракционы и прочие атрибуты цивилизации уступают место настоящей чаще, где живут лисы и зайцы, текут ручьи, а в черной озерной воде тонет луна. Алена вновь подумала о том, как сильно ее манит чаща, и о том, что даже сейчас, когда в душе мерзко и темно, после того как родители лишили ее удовольствия встречи с Лешей, лес все равно пьянил ее, звал идти дальше и дальше, туда, во тьму среди деревьев… Странное чувство, когда часть души рвется в лесную чащобу, а другая – назад, к ярким огням и гулу никогда не спящего города. Очень странное чувство.
– Мы не опоздали? – испуганно спросила мама. – По-моему, все уже пришли. Не видно никого…
– Время еще есть, – тихо ответил ей дед, закуривая папиросу.
– Может, кто-нибудь мне расскажет, куда и зачем мы идем? – спросила Алена. Дедушка с папой переглянулись. Папа едва заметно кивнул.
– Алена… – начал дед. – Аленочка… Ты ведь знаешь, что мы связаны с лесом. С этим лесом.
– Связаны? – спросила она. Что еще за ересь? Она знала, что ей очень хорошо среди деревьев и листвы и плохо вдали от них. В других лесах это тоже проявлялось, но здесь, в парке, зов густой зелени казался особенно сильным… Так было всегда, и это не казалось ей чем-то особенным. Хотя она замечала, что другие люди – не такие. Вот Леша, например, боялся ночного леса… Да и днем был к нему равнодушен…
При мысли о приятеле в груди вдруг стало тяжело, сердце забилось сильнее и ноги едва сами не понесли ее прочь. Интересно, где он сейчас? Ждет ее у подъезда? Названивает на мобильный, который эти изверги не дали взять с собой? Или уже на дискотеке? Может быть, даже не один – с Таней Столярчук или… Нет, нет, чушь. Он совсем не такой!
– Что вы имеете в виду, Дмитрий Егорович? – спросила она. К деду Алена обращалась исключительно на «вы»: они редко виделись, хоть и жили совсем близко. Дедушка молчал. Где-то в листве нечто, напуганное звуками шагов, зашуршало и убежало прочь. Аллея с пустыми скамейками и мертвыми фонарями растворилась в опавшей листве. Дальше был лес.
– Что, дедушка? – повторила Алена.
И тогда Дмитрий Егорович рассказал. Его голос был спокойным и мягким, как тихий шелест падающих листьев. И пока он говорил, ее охватило недоверие, затем гнев и в конце концов отчаяние. А затем пришла дрожь, и слезы удержать было уже невозможно. Когда отец подошел и обнял ее, Алена уже плакала навзрыд, и стрелки, на которые ушло столько времени и сил, черными ручейками потекли по щекам.
Казалось, они будут идти бесконечно. Парк был осколком огромного древнего леса, окружавшего когда-то город с юга, и его сердцевина оставалась нетронутой человеком, несмотря на подступавшие со всех сторон жилые массивы. Прекрасный островок первобытности, где вместо гула машин шумит листва и поют птицы… Все это было всегда…
И тогда Дмитрий Егорович рассказал. Его голос был спокойным и мягким, как тихий шелест падающих листьев. И пока он говорил, ее охватило недоверие, затем гнев и в конце концов отчаяние. А затем пришла дрожь, и слезы удержать было уже невозможно. Когда отец подошел и обнял ее, Алена уже плакала навзрыд, и стрелки, на которые ушло столько времени и сил, черными ручейками потекли по щекам.
Казалось, они будут идти бесконечно. Парк был осколком огромного древнего леса, окружавшего когда-то город с юга, и его сердцевина оставалась нетронутой человеком, несмотря на подступавшие со всех сторон жилые массивы. Прекрасный островок первобытности, где вместо гула машин шумит листва и поют птицы… Все это было всегда…
И все это закончится завтра.
Алена вспомнила, что весть о грядущей вырубке парка была для нее печальной новостью, но всего лишь новостью, не горем. Раньше.
До рассказа дедушки.
А теперь… Теперь…
Она вновь зашлась в рыданиях, но на этот раз никто не пытался ее утешить, и она быстро затихла, осознав, что у всех остальных то же горе, что и у нее.
Но, черт возьми, ей же всего шестнадцать! У нее только…
– Неужели нельзя ничего сделать?! – закричала она.
– Да, Саша, неужели совсем нет надежды? Может, все-таки можно как-то остановить вырубку или… – поддержала ее мама.
– Все решено, – отрезал папа. – Им плевать на все эти суды, протесты и так далее… Завтра парк вырубят. Ну, кроме клочка вдоль проспекта. Ничего уже не поделать.
– Господи… – шептала мама. Дедушка продолжал идти молча; иногда Алена слышала его сиплый кашель. Понимая, как мало осталось времени, она погрузилась в воспоминания. Вот они на дне рождения Вики Самойловой… Вино, группа «Кино», все как всегда… Потом сигареты на балконе, и разговор, и поцелуй… Черт, да она только и успела, что узнать, какие книги он читает… Она и не думала, что кто-то, кроме нее, их открывает… А теперь…
– Ничего… Все у него будет хорошо… – сквозь слезы шептала она. Рука сама нашла в сумочке сигареты.
– Прекрати… – устало прошептала мама, услышав щелчок зажигалки.
– Оставь ее в покое, пусть дымит, – тихо сказал дед и, будто из солидарности, тоже закурил папиросу.
– Почти пришли, – сказал папа. Заросли граба сменились дубравой; огромные древние дубы напоминали колонны, поддерживающие небосвод. Луна покрывала рощу серебристой патиной. Переступив через поваленный ствол, они оказались на небольшой прогалине.
– Давайте. Нужно успеть до полуночи… – сказал дед, бросив взгляд на часы.
Они сели на укрытую листвой землю. У Алены мелькнула мысль подложить что-нибудь, чтобы не запачкать платье… Она прогнала ее, горько усмехнувшись.
Папа достал из рюкзака деревянные миски. Дедушка положил в них листья и горсти земли. Мама вытащила из сумки бутылку с водой. Все взяли миски в руки. Алена смотрела на черную, жирную землю с листьями и думала, какие они на вкус. Раньше она никогда не ела столько сразу.
– Мы взываем к тебе, Мать. Прими нас, как принимала всегда, и даруй новое рождение.
Все принялись есть землю и листья. Алена не испытывала отвращения: мама с детства приучала ее к Истинной Пище, но смешивала ее с другой, обычной, подсыпая как приправу. Вкус оказался странным – горьковатым и каким-то пьянящим. Выпив холодной родниковой воды из бутылки, она быстро покончила с трапезой, отложила миску и…
– Черт! – донесся вскрик, а за ним – хруст. Кто-то упал, пытаясь тихо переступить через ствол. Все вскочили и направились к незваному гостю.
– Леша? – удивленно воскликнула Алена.
– Я шел за вами… – потирая колено, процедил парень в потертой кожаной куртке и поднялся, стряхнув с себя листья. – Что ты здесь делаешь? Я пришел к тебе во двор, как договаривались, и как раз успел увидеть, как вы в парк ныряете… Почему не берешь трубку?
– Ох, Леша… – только и смогла сказать девушка, а затем слезы вновь хлынули из глаз неудержимым потоком.
– Алена… Алена, что случилось? Что… Что все это значит?
Леша переводил взгляд с одного темного силуэта на другой, потом подошел к Алене и обнял ее, дрожащую и поникшую.
– Он должен уйти, – сказал отец.
– Да. Сейчас здесь не место никому из них! – поддержала его мама.
– Довольно! – громыхнул голос деда. Он сразу захлебнулся в приступе кашля, но мама с папой притихли и молчали. – Пусть останется. Им нужно попрощаться.
– Пап, это же Таинство… – начала мама, но дед резко вскинул руку, заставив ее замолчать.
– Она имеет право.
– Алена, о чем он? Что тут… – бормотал Леша, когда Алена поцеловала его и прошептала:
– Пожалуйста, Лешенька, молчи. Подожди чуть-чуть… Подожди…
– У нее мало времени… До полуночи осталось полчаса… – робко сказал папа.
– Времени у нее столько, сколько она пожелает. Ей известно, что случится, если опоздать. Верно, внучка?
Алена отбросила с лица намокшие от слез волосы и кивнула.
– Что ж, тогда вперед.
– Доченька, пожалуйста, догоняй скорее! – сказала мама.
– Да, мама… Нам только… Только сказать кое-что друг другу…
– Алена, я знаю, ты не станешь делать глупостей, правда? – серьезно сказал папа. – Ты ведь уже взрослая.
– Идите. Я догоню.
Посмотрев ей в глаза, папа кивнул, и они направились к деревьям. Дед – к исполинскому дубу с раздвоенным стволом, а мама с папой – к деревьям поменьше.
А затем случилось то, от чего у Алены и Леши перехватило дыхание и, казалось, перестали биться сердца. Остолбенев от удивления, они смотрели, как ее семья – каждый по очереди – касается ладонью коры.
Деревья начинали бледно светиться. Зеленоватое свечение походило на блуждающие огоньки, какие Алена порой видела на местном болоте…
И они исчезли.
Все трое.
Просто вошли в деревья, слились с мерцающей корой, и все закончилось. Деревья вновь утонули во тьме.
На поляне остались Алена и Леша.
Леша принялся что-то ошарашенно лепетать, и Алена вновь поцеловала его, но он оттолкнул ее.
– Что это? Что тут творится? Кто ты?.. Кто вы?..
Едва сдержав очередной приступ плача, Алена тихо сказала:
– Мы другие.
– Что значит другие?
Девушку вновь затрясло, и Леша, поколебавшись лишь мгновение, прижал ее к себе.
– Прости. Прости, если я видел что-то, чего не должен был… Я просто… просто боюсь за тебя.
Алена слабо улыбнулась и медленно отстранилась.
– Думаю, ты поймешь, если я буду говорить о греческих мифах. Я видела, как ты за историчкой на уроке записывал… Аж рот открыл, так тебя все эти Зевсы и Гераклы затянули.
– Это я на тебя посмотрел и тоже ими заинтересовался, – ответил Леша, улыбаясь, и она улыбнулась.
– Ты помнишь о дриадах?
– Духи деревьев, или что-то вроде того?
– Да, что-то вроде того. Они неразрывно связаны с деревьями и умирают вместе с ними. Есть много имен, названий…
– Ты хочешь сказать, что вы… – Он указал рукой на деревья. Алена смотрела на него, не говоря ни слова. Казалось, он напряженно думает. Наконец он тихо прошептал:
– Завтра парк вырубят…
– Так ты мне веришь? – удивилась она, ожидая смеха, издевок, недоверия – чего угодно, кроме веры в то, что и для нее самой было тайной каких-то полчаса назад.
– Я поверю каждому слову, которое ты скажешь… – тихо ответил он и подошел ближе. – Почему ты не говорила раньше?
– Я не знала. Вернее, знала, что мы чем-то отличаемся от остальных… Понимала иногда, что мама с папой говорят о вещах, которые были очень давно, как будто живут долго-долго… Странно чувствовала себя в лесах, парках… Как будто попала домой. Особенно в этом лесу…
Помолчав, она добавила:
– Ну, и землю, конечно, вокруг мало кто в макароны подсыпает.
Они засмеялись, но вымученный смех быстро растворился в звоне лесной ночи.
– Если я сейчас не уйду… Если не вернусь туда, откуда пришла, до полуночи… Я исчезну навеки. Так сказал дедушка. А вернувшись к Матери, смогу возродиться вновь, где-нибудь и когда-нибудь…
– Стоп. Погоди. Неужели нет какого-нибудь способа…
Алена отвернулась, лицо исказила гримаса почти физической боли.
– Сам знаешь – завтра начнется вырубка…
– Но можно ведь… О господи… Можно перенести твое дерево, или….
– Дерево – лишь часть целого, – сказала Алена, проводя рукой по гладкой коре молодого, тоненького дуба, который тотчас заиграл зеленоватым светом. – Забрать дерево с того места, где оно растет, и перенести в другое – значит, дать дом иной… Иной сущности…
– Нет… – зашептал Леша. – Нет, должно же быть что-то… Давай подумаем…
Алена безнадежно покачала головой и, наконец, заплакала:
– Не волнуйся… У тебя все будет в порядке. Ты найдешь другую и… Ты же знаешь, мы просто дети, и все это не всерьез….
– Перестань. Перестань нести эту чушь… – ответил он зло, но она понимала: это злость от бессилия. Леша прижал ее к себе так крепко, будто надеялся удержать. – Нет, прошу тебя… Все это бред… Завтра парк срубят, а ты проснешься, как всегда, в своей комнате, и увидишь старый плакат с Куртом Кобейном, который тебе Ксюша Неформалка подарила, и…