Учитывая, что хель не признают сладостей, а кофе считают отравой, к предстоящей поездке требовалось подготовиться серьезнейшим образом! К тому же этот благословенный напиток освежает восприятие запахов, смывая наслоение впечатлений.
Из булочной я вышла спустя полчаса, нежно прижимая к груди объемистый пакет.
- Вот теперь можно ехать! – довольно провозгласила я, усаживаясь в автомобиль с помощью Петтера. Могу поклясться, что он спрятал улыбку...
Поколебавшись, не стала устраивать лакомства на неустойчивом заднем сиденье – надежнее держать на коленях!
Из закрытого пакета струились вкусные запахи. Печеные яблоки, корица, ваниль, шоколад и разогретый изюм пахли так восхитительно, что воздух в салоне, казалось, можно было намазывать на хлеб. Не удержавшись, я отщипнула кусочек имбирного человечка, потом еще и еще...
Петтер делал вид, что не замечает, как я втихомолку ем печенье, осыпая дорожное платье крошками и пачкая перчатки...
Автомобиль неспешно катил по дороге. В окружающем снежном безмолвии он казался слишком шумным, грязным и теплым – эдакий кашалот, в нутре которого мы укрылись. Совсем рядом лениво шевелилось хмурое море, отражающее в своих водах такое же неласковое небо. Снежный покров лег на обочины, ему вторили белизной островки льда в море. Рядом с Ингойей море не замерзало никогда – теплое течение словно обнимало южную часть острова, огибая его и устремляясь к Мидгарду.
- Остановите, пожалуйста! – слегка тронув за рукав, попросила я Петтера.
Он странно взглянул, но не стал спорить, приглушил мотор. Железный зверь послушно замер, будто радуясь возможности подремать.
Не дожидаясь помощи, я сама распахнула дверцу и выбралась наружу. Белая снежная пелена - словно кисея - не скрадывала великолепный вид, напротив, оттеняла густую темень моря. Как будто покрытого шрамами ветерана обрядили в белый фрак. А небо спускалось низко-низко, как периной укрывая гладь земли...
Душно, сыро на холодных городских улицах, даже дышится там совсем иначе. Пыль, копоть и запах множества людей сажей оседают в легких, не дают глубоко вздохнуть. Этот горький и дымный осадок столь привычен, что его почти не замечаешь, но он придает неприятный оттенок всему вокруг. Выбравшись из давящего плена города, смотришь на мир совсем иначе, пьешь воздух, как вино. Хотя ледяной хельхеймский ветер больше похож на крепкую перцовую настойку – острый, жгучий, мгновенно сбивающий с ног.
Так чудесно просто стоять, запрокинув голову, и ловить губами снежинки...
Легкая печаль шелком легла на душу, в голове сами собой собрались стайки рифм. Милосердный Один, сколько лет я уже не писала стихов! Мёд поэзии слишком давно горчил. Но вечное море и безмятежная земля будто смыли тусклый налёт, заставляя душу вновь плакать и рваться в небеса...
Не знаю, сколько прошло времени. Петтер выказал необыкновенную чуткость: он молча сидел в автомобиле, не тревожа меня и не пытаясь поторопить.
- Мне редко удается выбраться на природу, - извиняясь, сказала я, вернувшись наконец в теплый салон.
Петтер кивнул, будто понимая все, что осталось несказанным. Ревность Ингольва, его твердое убеждение, что прогуливаться за город не подобает приличным дамам, надзор свёкра...
Автомобиль снова покатил вперед. Мальчишка не смотрел на меня, сцепив руки на руле, он напряженно всматривался в снежную пелену. От него славно пахло: кофе, кардамоном и мускатным орехом, и даже примесь мокрой шерсти не портила букет.
Не сразу я сообразила, что этот аромат означал вовсе не душевное состояние. Это был верхний слой, «настоящий» запах.
- Вы пьете кофе? – не сдержавшись, воскликнула я.
Все так же не глядя на меня, он неохотно кивнул. На его скулах заалели яркие пятна, как будто он стыдился своей слабости.
- Приятно встретить родственную душу, - заметила я с улыбкой.
В Хельхейме мало кто ценил этот южный напиток, здесь отдавали предпочтение черному и ягодным чаям. А на меня все эти настои малиновых веточек и листочков смородины нагоняли тоску. Как лекарство они, безусловно, полезны, но удовольствия приносят мало. То ли дело густой горьковатый кофе со щепоткой специй! Бодрящий, проясняющий мысли, пряный...
Мальчишка повернулся, взглянул на меня исподлобья, но тут же оттаял.
- Вы тоже любите кофе?! – переспросил недоверчиво.
- А как же! – весело подтвердила я, кивая для убедительности. – Признаться, мне частенько достается от мужа и свёкра за это пристрастие!
Петтер почему-то помрачнел и вновь уставился на дорогу.
Взгляду открывалась бесконечная змея шоссе, соединяющего столицу острова, Ингойю, и Свёль, крупнейшее поселение хель, расположенное далеко на севере.
Придорожные столбы изукрашены человеческими рунами и хельскими знаками, которые позволяли поддерживать шоссе в идеальном состоянии, его никогда не заносило снегом, даже если вокруг лежали сугробы выше человеческого роста.
- А какой кофе вы любите больше всего? – принялась допытываться я.
Признаюсь, я твердо уверена, что о человеке многое можно сказать, зная его кофейно-чайные пристрастия.
Сначала казалось, что Петтер промолчит, уклонится от беседы.
- Черный, - наконец признался он неохотно.
- Черный?! – переспросила я удивленно. – С сахаром, сливками, специями? Может быть, немного имбиря или мускатного ореха?
- Нет, - бросив на меня короткий взгляд, покачал головой мальчишка. – Просто черный, очень крепкий. Можно щепотку соли.
- Необычно... для юноши. - И тут же спохватилась: право, это звучало невежливо, снисходительно! - Я хотела сказать, что обычно молодые люди ищут новых впечатлений, поэтому любят экзотические напитки...
А горечь, ничем не подслащенную и не облагороженную, предпочитают люди постарше, которые уже научились ценить истинный вкус жизни.
Кажется, он чуть улыбнулся.
- А я люблю с медом и кардамоном, - произнесла я мечтательно. – Или с мускатным орехом.
- Необычно... - с легкой насмешкой повторил он мои слова. – Но вам подходит. Сладковатая горечь, тягучий мёд, пряные зернышки кардамона...
- Да вы поэт!
Надо же, какие таланты кроются в этом нескладном юноше!
- Нет, - не согласился Петтер, - я предпочитаю точные науки. Просто... я много читал...
- Поэзию? – с подозрением спросила я.
- Каюсь, - развел руками он, - грешен.
Кажется, он совершенно освоился в моем обществе...
Следующие несколько часов мы болтали без умолку. От рецептов кофе перешли к поэзии, потом к обсуждению технического прогресса.
О последнем Петтер говорил с горящими глазами, твердо уверенный, что развитие науки непременно принесет людям счастье. По правде говоря, я вовсе не была в этом убеждена, но пламенная вера мальчишки завораживала...
Как-то незаметно я задремала, провалилась в топкую почву полусна...
В зыбком мареве вокруг роем вьются комары, болотистая местность тянет вглубь, режет взгляд осока...
Мгновение головокружения, и уже совсем иной пейзаж: зеленая лужайка, вместо подушки под щекой почему-то твердый пень, кругом вьются бабочки, нежный ветерок играет волосами. В небесах ликует теплое майское солнце, а дурманящее разнотравье пахнет удивительно ласково...
Проснулась рывком, будто вынырнула из глубокого омута, и обнаружила, что доверчиво прикорнула на плече Петтера, а его дыхание шевелило выбившиеся из прически пряди.
- Простите, - пробормотала я смущенно, возвращаясь на свое место и торопливо поправляя рыжие локоны. Вьющиеся волосы – сущее наказание в дороге!
- Ничего, - сухо ответил он, не глядя на меня.
Губы мальчишки были крепко сжаты, он напряженно глядел вперед, на окутанную снежной вуалью дорогу.
- Я не хотела вас отвлекать, - снова покаянно сказала я. – Давайте остановимся и немного отдохнем!
- Вы устали? – спросил он, бросив на меня короткий взгляд. Покрасневшие веки выдавали изнеможение, к тому же держался он с видимым напряжением.
- Очень! – соврала я и «призналась»: - Ужасно хочу кофе! С пирожными... Хотите? У меня есть с собой!
Вот за что уважаю хель, так за практичное отношение к теплу и холоду. Они умудряются создавать посуду, содержимое которой многие часы сохраняет неизменную температуру. В дороге такая утварь незаменима!
Петтер дрогнул: после тяжелого дня и бессонной ночи он явно безумно устал. Он остановил автомобиль и охотно принял мою заботу.
Это было странное кофе питие: вдвоем, в тесном салоне, на горной дороге. Обжигающе горячий напиток, перечные и коричные нотки горького благоухания, ароматные нежнейшие слойки с яблоками и шоколадные кексы...
Я беззаботно болтала, стараясь развеять неловкость.
Выпив две чашки кофе, мальчишка оттаял, снова стал улыбаться и даже шутить в ответ.
- Пора ехать дальше! – наконец с видимым сожалением сказал он.
И снова дорога, бесконечные метры, лентами накручивающиеся на колеса...
Ехать приходилось очень медленно и осторожно, но к полуночи мы были на месте.
Ехать приходилось очень медленно и осторожно, но к полуночи мы были на месте.
Почтовая станция - форпост людей в этом суровом краю, эдакий каменный бастион в бескрайнем море льда. Ярко-алый стяг трепетал на шпиле, ветер забавлялся с ним, то аккуратно поглаживая, то почти разрывая в клочья. Единственное яркое пятно среди царства серого и белого...
Автомобиль вкатился во двор, нырнул под навес и замер. Казалось, он тоже чувствовал облегчение, что долгий путь закончился.
Выйдя из машины, я в первый момент даже покачнулась от плеснувшей в лицо волны ароматов. Горячий фасолевый суп и черничный сбитень, смородиновое варенье и горящий уголь, конюшни и керосиновые лампы. Люди и хель, медведи и пингвины, лошади и овцы. Чья-то боль, чья-то усталость, чей-то восторг...
Посреди ледяной равнины эта мешанина запахов воспринималась слишком остро. Перед глазами – словно яркий калейдоскоп...
- Что с вами? – голос Петтера от волнения дал петуха.
Он неожиданно крепко ухватил меня за локоть, помогая удержаться на ногах.
- Сейчас...
Я смежила веки и стала дышать ртом.
Спустя несколько минут кусочки мира встали на свои места, ароматы потеряли остроту и лишь витали где-то на краю восприятия.
Можно наконец открыть глаза.
Мальчишка наклонился ко мне, вглядываясь в лицо, его темные глаза были полны тревоги, а подрагивающие губы сжаты так, что походили на побелевший от времени шрам.
- Со мной уже все в порядке, - я слегка улыбнулась, выставила перед собой руку, инстинктивно желая отодвинуться. – Не стоило так переживать.
Только сейчас он, кажется, заметил, что стоит слишком близко. Отпрянув, отпустил мой локоть и отвернулся, пряча лицо. Плеснуло горько-острым коктейлем: обида, злость, непонимание – текила с лимоном и солью...
А на языке почему-то привкус взбитых сливок с ванилью...
Хм. Нужно быть с мальчишкой осторожнее, не хватало только, чтобы он в меня влюбился!
- Солнце! – раздался где-то неподалеку вопль. Захлопали двери, послышался громкий топот шагов...
- Альг-исса, - выдохнула я со смесью радости и обреченности, уже зная, что последует дальше.
Громко бабахнув дверью, хель выскочила, словно ядро из пушки. Спустя мгновение она подхватила меня на руки и принялась со смехом подбрасывать вверх, как отцы обычно подкидывают малышей.
Почтенной замужней даме не подобает визжать, но я была очень к этому близка.
- Поставь меня на место!
Слова вырывались изо рта облачками пара.
- Солнце, я так рад! Наконец-то!
- Ох! Поставь меня! - повторила я, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие.
На последнем слово все же сорвалась в позорный визг.
- Ай, прости. Я забыл!
Она так резко меня отпустила, что мои зубы клацнули, зато заботливо поправила на мне покосившуюся шляпку.
- Сколько раз я просила тебя не говорить так? – спросила я, поморщившись.
- Ай, не понимаю, что тебе не нравится? – пожала широкими плечами она. – Мы похожи на ваших мужчин, а не на женщин – слабых и глупых. Потому и говорим так.
- Это ты меня имеешь в виду?
Надо думать, усмешка вышла горькой.
- Ай, нет, - спохватилась Альг-исса, взмахом руки отметая эту нелепую мысль. – Ты другая. Но остальные...
- Спасибо за лестное мнение, - отозвалась я, торопливо приводя себя в порядок. – Но все же говорить о себе в мужском роде – это как-то неправильно...
- Ай, глупости! Ты как добралась, солнце? – спросила она, неуклюже переводя разговор на другую тему.
- Давай сначала пройдем внутрь, - предложила я, украдкой потирая замерзшие ладони. И это за какие-то пять минут на холоде! Север Нордрихейма куда суровее юго-западного побережья, где обосновались люди.
Бросив взгляд на Петтера, убедилась, что он тоже замерз, вон как покраснел кончик носа.
Люди уже суетились вокруг, накрывая автомобиль брезентом, извлекая чемоданы, указывая путь. Альг-исса уверено увлекла меня за собой, похожая на линкор среди рыбачьих лодок.
Наконец оказавшись в благословенном тепле, я вздохнула с облегчением, впрочем, не торопясь снимать шубку. Только перчатки стянула и развязала ленты шляпы.
В камине уютно полыхало пламя, руки мои согревало уютное тепло чашки с чаем.
- Рассказывай, солнце, как у тебя дела? – жадно спросила Альг-исса, устроившись подальше от очага и с неприязнью посматривая на него.
Хель созданы изо льда, поэтому не признают огня, зато неплохо приживаются в суровых северных широтах. Старые легенды высокопарно и многозначительно говорили, что их прародительница, богиня смерти Хель, питалась голодом и спала на одре болезни, но ее потомки оказались послабее.
Кстати, первые люди были созданы из дерева: женщина – из ивы, мужчина – из ясеня, поэтому в человеческих землях эти растения почитают. Легенда гласит, что мир жив, пока хоть один ясень и хоть одна ива растут в его пределах... Зато в снегах нам неуютно.
- А почему «солнце»? – не выдержал Петтер, стоящий за моим креслом.
Я невольно вздрогнула, вспомнив недавно почуянный от него аромат. И привкус сливок с ванилью на языке...
Кажется, мальчишка был в том самом возрасте, когда тянет взобраться на луну и потерять голову от любви. Только Ингольв не простит своему ординарцу вольностей, так что следует держаться с Петтером так, чтобы не давать мужу повода для ревности. Не нужно ломать мальчишке жизнь.
- Потому что я рыжая. И к тому же мое имя означает не только смолу мирры, но и по-хельски «мир солнца».
Пояснила спокойно, но с холодком. Добавить мятной прохлады, остудить теплую нежность ванили.
К слову, в Хельхейме у всех имена «говорящие». К примеру, у драконов имена обязательно начинаются на «ис» или «иса» - то есть «лед», а у хель то же слово красуется в конце имени через дефис. «Исс» - приставка к мужскому имени, а «исса», соответственно, к женскому.
- Понятно. Благодарю за пояснения, госпожа! – откликнулся Петтер с безупречной почтительностью. От него повеяло лимонной травой - колким морозом.
- Вы свободны и можете отдыхать, - не оборачиваясь, велела я.
- Слушаюсь, госпожа! – отчеканил он и пошел прочь, печатая шаг.
Неплохое самообладание! На мгновение подумалось даже, что все это мне померещилось от усталости и со сна. Только «госпожа» прозвучало слишком уж горько...
Жалко мальчишку, но прочь неловкость и сожаление. Лучше сразу пресечь неподобающие чувства, пусть даже и мне, и ему это будет неприятно.
Я и так слишком распустилась и расслабилась, на плече у него спала, ободряла дружескими беседами...
К йотуну! Это всего лишь юношеская блажь, ему не следует даже думать о подобном. В Ингойе множество хорошеньких девушек, и Петтеру скоро наскучит вздыхать о командирской жене.
Завьюжит время, затянет прошлое снежной пеленой...
- Прости, что? – переспросила я, не сразу осознав, что Альг-исса что-то сказала.
- Ай, хороший мальчик, - повторила она, задумчиво глядя вслед уже скрывшемуся с глаз Петтеру. – Только норовистый, неприрученный...
С губ моих сорвался смешок: какое точное определение!
- Не бойся, со временем и его приручат. А теперь расскажи, наконец, что у вас стряслось?
- Ай, может, я просто хотел тебя видеть? – пожала плечами Альг-исса, коротко взглянув на меня.
Из раскосых глаз хель будто выглянула голодная тьма. Звучит пафосно, но лишь для тех, кто никогда не заглядывал в эти живые осколки полярной ночи. Должно быть, именно поэтому у хель не принято смотреть в глаза собеседнику, взгляд должен быть устремлен куда-то через плечо.
Если учесть внушительный рост – два с половиной - три метра, синюшно-багровые лица, весьма похожие на куски мороженого мяса, и экзотическую манеру одеваться, то неудивительно, что моя горничная боялась хель до колик.
Я тоже поначалу боялась! А потом привыкла...
- Разумеется, поэтому ты примчалась сюда и срочно вызвала меня. Да еще в таких выражениях!
- Ай, что такого? Может, я пошутил? – Альг-исса приподняла бровь, потом сдалась: - Ладно. У нас правда беда. Двое заболели, и шаманка не знает, что с ними такое...
- Симптомы? – коротко осведомилась я.
Ее лицо выразило забавное недоумение, пришлось объяснить:
- Как выглядит болезнь?
Толком ничего выяснить не удалось: жар, затрудненное дыхание, слабость бывают при множестве различных хворей.
- Ай, я пойду седлать своего Хельги! – решительно прервала перечень вероятных болячек Альг-исса, подхватываясь с места. – А ты собирайся!
- Седлать? – переспросила я. – Я тебя сколько раз просила не садить меня верхом на медведя?! Можно ведь запрячь возок.
- Какой возок?! – возмутилась она. – Это же ледник.
- Тогда сани. Иначе не поеду!
Брр, я до смерти буду помнить свою единственную поездку верхом на медведе!
- Ай, ладно! – легко согласилась Альг-исса. – Ничего, скоро и верхом привыкнешь!
Она протопала к выходу, похожая в своей шубе на перевернутую вверх ногами ёлочку. У хель всегда ценились малахитовые, изумрудные, бирюзовые оттенки, поэтому белоснежный мех окрашивали в ярко-зеленый цвет.