Раньше простые охотницы не могли себе этого позволить - слишком заметны такие одежды на ледяной равнине. Зато теперь, когда хель выращивают на мясо тюленей и больше не нуждаются в охотничьих вылазках, они поголовно щеголяют в зеленом. Когда жители какой-нибудь деревушки высыпают на улицу, создается впечатление, что посреди снежной пустыни вдруг вырос целый лесок...
- Госпоже что-нибудь нужно? – угодливо поинтересовался пожилой мужчина в форме, как по волшебству оказавшийся рядом.
- Конечно, - ответила я и принялась распоряжаться насчет продуктов.
Едва ли стоит рассчитывать на хель в этом вопросе. Разумеется, они охотно меня угостят, но привычное для них сырое мясо не вызывало у меня аппетита.
Наконец все было готово.
Во дворе уже ждала Альг-исса, оглаживая своего флегматичного Хельги. Белая шкура медведя была тщательно расчесана, на шее красовался роскошный изумрудный бант.
Хельги с интересом поводил носом в сторону нашего автомобиля, принюхиваясь, фыркал и морщился от миазмов смазки, железа и резины.
Я невольно вспомнила Петтера, должно быть, уже посапывающего наверху. Не годилось вот так расставаться, даже толком не попрощавшись, но возможно, это к лучшему? «Долгие проводы – лишние слезы!», - говаривал инспектор Сольбранд...
Вполне оправдывая свое имя («защищающий лед»), Альг-исса суетилась вокруг, опекая меня, как курица-наседка единственное оставшееся яйцо. Подложила мягкое сено, укутала шкурами, покрепче привязала вещи...
Спустя пять минут мы уже мчались по заснеженной равнине со скоростью зайца, улепетывающего от охотников. Сбруя Хельги весело звенела колокольчиками, а в морозной хрустящей тишине далеко разносился гулкий голос Альг-иссы, во все горло распевающей: «Мы поедем, мы помчимся на медведях утром ранним...»
Она сидела на облучке, легко удерживая вожжи, и явно от души наслаждалась скачкой. В самом деле, какая хель не любит быстрой езды?..
Снег взметывался из-под полозьев, а мчащийся медведь казался хищным вьюжным духом. Хохот Альг-иссы, мятный привкус снежинок, бьющий в лицо ветер...
Мир вокруг сошел с ума, завертел меня, как шарик в колесе рулетки.
В Хельхеймских безбрежных снегах, видимо, было нечто наркотическое. По крайней мере, здесь я ощущала себя совсем другой...
Острое, невозможно острое ощущение свободы кружило голову, заставляя смеяться и кричать в снежную пелену что-то восторженное. Мне вторила Альг-исса...
Постепенно мы приближались к побережью.
Хель селились в основном на севере острова, неподалеку от огромного ледника, километровая толща которого, видимо, вызывала у них родственные чувства. Мне же такое соседство казалось, по меньшей мере, неуютным. Холодное дыхание ледяных исполинов пронизывало до костей, не спасали даже шкуры, которыми Альг-исса укутала меня чуть ли не с головой.
Вспомнилась сказка, которую господин Бранд рассказывал Валериану. О злых снегах, которые поджидают момента, чтобы заморозить все живое, и о вечном сражении с ними красавицы-солнца[8] и вулкана по имени «очаг бога Тора» - Тораринн, который и породил остров Нордрихейм.
Соль и Тораринн вечно стремятся друг к другу, но им мешает лед, который они год за годом тщетно пытаются растопить. Злится вулкан, пышет жаром, посылает возлюбленной весточки – гейзеры. А солнечная дева гладит ледяное покрывало, под которым спит любимый...
Красивая легенда, только хель в ней выступали в роли пособников коварного льда, разлучающего возлюбленных. Надо сказать, не слишком патриотично!
Ближе к месту назначения пришлось сбросить скорость. Мы осторожно пробирались по самому краешку ледника, и вид огромных трещин в его толще заставлял ежиться. Могучая стихия льда, спокойная и безжалостная.
Неудивительно, что на севере ее почитали больше, чем землю, воздух, огонь и воду. Сложно не проникнуться величием, глядя на лед вот так, чувствуя себя крошечной снежинкой...
Руна иса знаменует сонную безмятежность снежной пустыни. Она может убить мимоходом или так же равнодушно спасти, подарить желанную передышку или выпить последнее тепло.
- Ай, ты там жива? – оборачиваясь ко мне, со смехом прокричала Альг-исса. – Уже скоро!
- Жива! - прокричала я в ответ. – Не отвлекайся, следи за дорогой!
- Ай, я вообще могу вожжи отпустить! Хочешь? Смотри! – заявила она бесшабашно, перехватывая поводья одной рукой, а пальцы второй сунула в рот и залихватски свистнула.
- Нет! Не надо! Я тебе верю!
С трудом удалось успокоить пьяную от скачки и вьюги Альг-иссу.
Мы были уже совсем рядом с поселком.
За поворотом взгляду открылось невозможно синее озеро, словно сапфир в оправе белого золота...
По безмятежной поверхности плавали изящные лебеди, которые казались воздушными, словно «верхняя» нота духов или дуновение ветра.
В Хельхейме верили, что лебеди - это валькирии, воинственные девы из свиты бога Одина, которые спустились искупаться. И, глядя на грациозных птиц, так легко в это поверить!
Взгляд невозможно оторвать от нездешней, нереальной красоты теплого озера посреди царства холода. Говорят, это чудо тоже создал Тораринн в подарок своей возлюбленной...
Неподалеку, между озером и морским берегом, располагалось поселение хель, въезд в которое украшали каменные вехи. На них высечены руны иса и хагалаз - символы миров Хела и Нифльхейма, которые впоследствии слились в единое целое, образовав Хельхейм.
Вид Свёль воскрешал в памяти сказки о чертогах Снежных королев: дома, вырубленные изо льда или сложенные из ледяных «кирпичей», неприступные скалы вокруг, сияние окрестных снегов, похожих на целые россыпи бриллиантов...
Впрочем, на этот раз селение я увидела только издали, поскольку медведь свернул куда-то влево, прочь от морского берега.
- Куда мы едем? – крикнула я.
- На хутор! – не оборачиваясь, громко ответила Альг-исса. – Больные там.
По счастью, в этих неприветливых краях хель чувствовали себя превосходно. Надо думать, они могли бы выжить здесь безо всяких построек, но своеобразные представления о домашнем уюте имелись и у них. К тому же в сильные морозы под открытым небом не по себе даже выносливым северным жителям.
Под прикрытием скалы устроился дом - причудливое нагромождение камня и льда. Вокруг загона для животных - костяной частокол, чуть в отдалении сверкало небольшое озерцо. Все это чем-то напоминало избушку бабы-яги, недоставало только черепов с горящими глазами...
Альг-исса резко натянула вожжи, отчего медведь обиженно всхрапнул и эффектно затормозил.
Подозреваю, что лишь милостью богов я не выпала из саней.
«Жаль, здесь нет Валериана!» - подумала я, намертво вцепившись в какой-то выступ и пытаясь унять колотящееся сердце. Помнится, сын был в восторге, когда «тетя Альг-исса» покатала его верхом на своем любимом Хельги...
Альг-исса довольно бесцеремонно извлекла меня из горы мехов, словно младенца, которому нужно сменить пеленки. Ноги подгибались, замерзшие пальцы не слушались...
- Сюда! – велела она, откидывая полог из шкур над входом.
Изнутри доносились гортанные вопли, стуки, странно немелодичные напевы.
Кивнув, я нырнула в удивительно теплый (точнее, кажущийся таковым с мороза) дом.
С порога меня атаковали запахи: жира, пота, каких-то горящих травок... Плотные куски кожи, которыми были завешены стены, не пропускали ни малейшего дуновения ветерка, так что эффект получался поразительный.
Зловоние легло на плечи тяжелой медвежьей шкурой, придавило к земле, вытеснило из головы сумасшедший восторг поездки.
Рядом ледяным истуканом замерла Альг-исса. Во второй комнате – должно быть, спальне – исступленно плясала у низкого ложа женщина-хель. Она была облачена в странные одежды, на голове красовалась шапка из оскаленной головы медведя, на груди подпрыгивало ожерелье из волчьих хвостов, а руки сцеплены на костяном посохе... Зрелище было незаурядное.
Танец, точнее, импровизированное сражение с неким невидимым врагом, продолжался еще довольно долго. Альг-исса, видимо, опасаясь помешать хоть словом, схватила меня за руку, едва увидев пляшущую шаманку, и удерживала, знаками умоляя молчать.
Наверное, это действо продолжалось минут пятнадцать. Откровенно говоря, мое тело умоляло о еде, отдыхе и некоторых других естественных надобностях, но даже заговаривать об этом казалось кощунством...
Наконец шаманка обмякла в изножье постели, на которой покоились двое хель: мужчина и женщина. Именно покоились, иного слова не подберешь: сложенные на груди руки, подоткнутые одеяла, какие-то странно-одухотворенные, просветлевшие лица.
Сообразив, что танец окончен, Альг-исса наконец меня отпустила. (Наверняка останутся синяки, надо бы найти мазь с арникой!)
Пока подруга хлопотала вокруг шаманки, я быстро осмотрела больных.
Бледные лица, частое поверхностное дыхание, сухая кожа... И странный запах – сквозь душные миазмы болезни и противную тяжесть дегтя пробивались нежные-нежные нотки весенних цветов.
Пока подруга хлопотала вокруг шаманки, я быстро осмотрела больных.
Бледные лица, частое поверхностное дыхание, сухая кожа... И странный запах – сквозь душные миазмы болезни и противную тяжесть дегтя пробивались нежные-нежные нотки весенних цветов.
Коснувшись щеки женщины-хель, я отдернула руку, настолько обжигающе горячей была плоть. Но ведь для них нормальная температура – около нуля!
Судя по всему, дело в какой-то инфекции, только пока, не зная причину болезни, можно лишь облегчить симптомы.
Медицины у них не существовало, шаманка от всех хворей пользовала медвежьим жиром, клюквой и крепчайшей водкой, а в особых случаях камлала, вызывая на подмогу духов.
Интересно, Альг-исса позвала меня на свой страх и риск или все же заручилась поддержкой Матери? Надо будет спросить...
Но размышлять об этом некогда.
Шаманка все еще лежала без сил, Альг-исса пока перетащила ее на лежак в углу. Там же обнаружилась худая скрюченная карга, которую я не сразу заметила, настолько тихо она притаилась.
Первым делом капнуть масла эвкалипта прямо на шкуры, потом обтереть больных иссоповой водой с уксусом, чтобы побыстрее охладить. Хорошенько проветрить дом, невзирая на громкие протесты старухи, затем накапать в аромолампу масел...
Перед запахом лимона капитулирует душный смрад болезни, а мята с иланг-илангом должны справиться с затрудненным дыханием.
Предприняв неотложные меры, я попыталась выяснить возможные причины болезни. Откровенно говоря, до сих пор мне не доводилось сталкиваться здесь ни с чем подобным, и это сильно меня беспокоило. Железное, точнее, ледяное здоровье хель обычно таяло с трудом. Какая-то редкая болезнь? А может быть, отравление? Дай-то боги, чтобы последнее предположение оказалось верным!
Отмахнувшись от вопросов, Альг-исса куда-то увела шаманку, с трудом передвигающую ноги, оставив меня наедине с больными и сиделкой.
Пришлось расспрашивать старуху, назвавшуюся Бьорн-иссой - помощницу шаманки.
«Добрая» сиделка рассказала о больных немало гадостей. По ее авторитетному мнению, недуг был достойной карой за грехи и вольнодумство.
Говорливая Бьорн-исса намекнула на некую неприглядную подоплеку их свадьбы, вроде бы невеста попросту умыкнула жениха, не слишком интересуясь его мнением. Новоиспеченные молодожены вынуждены были искать пристанища где-нибудь подальше от ортодоксальных сородичей, поэтому и поселились на отшибе. Мужчина считался невинной жертвой инакомыслия супруги (у хель строжайший матриархат!), но и ему не были рады среди сородичей...
Впрочем, меня куда больше интересовало развитие болезни, чем отношения этой супружеской пары. По словам Бьорн-иссы, сначала больным было душно, их тошнило, резко поднялась температура и донимали головная и сердечная боли. Потом они впали в нынешнее состояние и все попытки привести их в чувство оказались безуспешны.
Болезнь на первый взгляд напоминала инфлюэнцу, но вообразить, что потомков ледяных великанов может сразить банальный грипп!
- Я ничего о таком не слыхала! – сбивчиво шептала Бьорн-исса. – И шаманка не слыхала! Не было у нас такого! Разве что недавно у Рауд-иссы медведь издох непонятно, от чего. И вроде как она что-то там несла о том, что в Аслаке беда, потому она оттуда и уехала!
Интересное имя – Рауд-исса – рыжий лед. Как будто отдает ржавой водой.
Разумеется, под «бедой» могло подразумеваться что угодно...
- Мне нужно с ней поговорить. Вы можете привести ее?
- Сюда? – охотно поинтересовалась Бьорн-исса.
- Нет, - покачала головой я. – Если это неизвестная болезнь...
Собиралась договорить «лучше поменьше народу сюда приводить», но осеклась. От одного словосочетания «неизвестная болезнь» по спине побежали мурашки. Нет ничего ужаснее, чем невидимая смерть, косящая живых десятками и сотнями. И никто не знает, как от нее защититься...
И опасна ли она не только для хель, но и для людей? Ведь Альг-исса приезжала на почту! А Петтер вернулся оттуда в Ингойю... Что, если он унес с собой зерна неведомой чумы?
Вот теперь мне стало по-настоящему зябко. Не снег и лед, а страх холодил сердце...
Первобытный животный ужас, как горсть льдинок шиворот. Он оставляет на языке мерзкий привкус масла чайного дерева – чрезвычайно полезного и на редкость гадостного.
Впрочем, страх – всего лишь чувство, предупреждение об опасности. Нельзя позволять ему туманить мысли. Потому что если разум отступит перед натиском инстинкта, останется лишь желание бежать, спасаться, мчаться прочь от нависшей тучей опасности...
А это означает гибель.
«Отставить слезы и сопли!» - как с грубоватой прямотой говорил Ингольв. В этот момент я впервые почувствовала к нему искреннюю благодарность за то, что он отослал Валериана из Ингойи. По крайней мере, там наш сын в большей безопасности...
Что станет с островом, если его полностью охватит эпидемия, лучше даже не представлять.
Лицо Бьорн-иссы, выжидательно смотрящей на меня, походило на кусок дерева: изъеденный жучками-морщинками, тронутый гнилью времени, обезображенный наростами злобы... Должно быть, такой и должна быть обитательница избушки на курьих ножках.
Пахло от нее любопытством, острым, как лимонный перец, и злорадством, сладковато-пряным, с нотой жженого дерева.
Из-за крайне скупых мимики и жестов лица хель кажутся вырубленными изо льда. Однако, несмотря на невозмутимую внешность, пахнут они совсем как люди, и чувствуют ничуть не меньше. Просто у них не принято это демонстрировать.
Первое время случались неловкие ситуации, когда я реагировала на невысказанные чувства хель, но потом они попривыкли и уже не вскидывались, случись мне «угадать» их настроение и нездоровье.
- Скажите, а куда Альг-исса повела шаманку? – отстраненно поинтересовалась я, зябко кутаясь в мех.
Окружающая обстановка меня нисколько не грела, притом как в переносном, так и в прямом смысле. Утварь в доме изготовлена изо льда или кости, даже постель сложена из ледяных блоков, накрытых мехами.
Надо думать, через несколько часов я стану походить на хель: посинею от холода и замерзну до температуры льда. Разумеется, если не свалюсь следом за пациентами. Только об этом лучше не думать, потому что тогда Нордрихейм ждут не самые лучшие дни...
- А вам зачем? – ответила Бьорн-исса неожиданно враждебно, сверля меня взглядом.
Как уже упоминалось, среди северных жителей не принято открыто таращиться на собеседника, так что это был откровенный вызов.
- Послушайте, - произнесла я, холодно глядя на своевольную сиделку, - я – аромаг. Надеюсь, вы понимаете, что шаманка и Мать прислушиваются к моим словам, и им не понравится, что мне чинили препятствия.
- Шаманка... отдыхает... – неуверенно произнесла Бьорн-исса, отводя глаза – капитулируя.
- Вот именно. И я ее заменяю!
От хель повеяло сомнением – стаккато запахов от прозрачного обжигающего холода розмарина до жаркой горечи полыни.
- Так куда направилась Альг-исса?
Главное, произнести уверенно и чуть устало, будто гувернантка, в сотый раз обучающая хозяйских детей таблице умножения.
- На хутор Фаст-иссы, это близко.
- Хорошо, - позволить одобрительной улыбке легко, как пуховка с пудрой, скользнуть по губам. – Будьте добры, пришлите ко мне Альг-иссу. А вам, полагаю, лучше побыть с шаманкой.
Она молча склонила голову и направилась к выходу.
- Пожалуйста, передайте достопочтенной шаманке, что я буду очень благодарна, если она уделит мне немного времени. И спасибо вам за ценнейшую информацию!
Напряженная фигура Бьорн-иссы, похожая на жирный восклицательный знак, при этом явном признании заслуг сразу расслабилась. От похвалы даже самые холодные сердца тают, словно масло на печи.
Хель буркнула что-то в знак согласия и вышла.
На мгновение я явственно «услышала» запах топленого масла, свежеиспеченного хлеба с хрустящей корочкой, ломтика сыра...
Должно быть, пора завтракать!
Немудреная еда моя состояла из куска печеной курицы, ломтя лепешки и нескольких глотков горького чая – остывших, а потому невкусных. Мне понадобятся силы понадобятся, поэтому не время капризничать.
Надо думать, долго я так не выдержу, и это беспокоило меня все больше. Нежная человеческая плоть, словно капризная орхидея, требует тепла и заботы...
Больные все так же преспокойно возлежали на постели. Жар чуть спал, они дышали легче и глубже, но в себя не приходили. Легкое улучшение – вот все, чего я смогла добиться.
С этими невеселыми мыслями я добавила в аромалампу несколько капель эвкалипта и чайного дерева – лучших снадобий для обеззараживания воздуха - и отправилась на улицу.
Морозный воздух пах морем и прохладной мятой, ароматным дымком и тяжелым березовым дегтем... Бескрайняя снежная равнина в рассеянном свете переливалась десятками оттенков от алебастрового до изумрудного.