Картину несколько оживляли четыре разномастных автомобиля, три конных экипажа и столпившиеся у самой скалы люди.
Первым делом в глаза мне бросилась лысоватая макушка Ингольва, который, несмотря на моросящий дождь, был без шляпы. Рядом с Ингольвом, взяв его под руку, стояла милая дама, чьи тщательно завитые светлые волосы украшала кокетливая голубая шляпка.
Я стиснула зубы: что бы ни стряслось, Ингрид приложила к этому руку. Видеть ее и Ингольва вместе оказалось неожиданно больно.
- Пойдемте! – заставил меня очнуться настойчивый голос Петтера.
- Да, конечно! – спохватилась я и, не заботясь о том, что на юбку при каждом шаге брызгала грязь, устремилась к мужу.
Он увлеченно спорил с каким-то благообразным стариком, который бережно держал металлический ларец. Ингольв не замечал моего появления, пока Ингрид не дернула его за рукав.
- Доброе утро, дорогой, - непринужденно улыбнулась я, останавливаясь напротив них.
На лице моего мужа проступила краска то ли смущения, то ли гнева.
Петтер, кажется, попытался спрятаться за мою спину. По крайней мере, исходящий от него опасливый аромат – так пахнут некоторые жуки, если их испугать - выдавал, что распоряжения привезти сюда меня Ингольв ему не давал.
- Что ты здесь делаешь? – хрипло спросил муж.
Его веки покраснели и опухли, выдавая бессонную ночь.
- Прогуливаюсь, - усмехнулась я нелепости вопроса. – Ты ведь не против моего присутствия?
- Нет, - теперь уже точно смутившись и отводя взгляд, пробормотал Ингольв. – Конечно, нет.
Я почувствовала, как заныло сердце.
- Господин полковник, мы можем продолжать? – нетерпеливо обратился к нему осанистый старик.
- А? Да, конечно, продолжайте! – сглотнув, согласился Ингольв.
Он вел себя, как кот, уличенный в воровстве сливок, и это казалось таким нелепым, таким нереальным. Что могло заставить Ингольва держаться так?
Ингрид растерянно улыбнулась мне. Я, сделав вид, что этого не заметила, принялась разглядывать окружающих, борясь с неловкостью и злостью на Петтера. Зачем он притащил меня сюда и поставил в неудобное положение? Впрочем, он наверняка действовал из лучших побуждений. Только мне от этого не легче.
Вокруг толпились знакомые: инспектор Сольбранд, доктор Торольв, мэр Фритрик...
Они вразнобой меня приветствовали, заверяя в почтении и желая долгих лет жизни. Только приветствия эти походили на мелодию, исполняемую на вконец расстроенном инструменте. И запах с тяжелой, сладкой до тошноты нотой солодки - притворство.
Меня будто пытались оттеснить от Ингольва и заслонить происходящее.
От непонимания хотелось закричать, устроить истерику или потребовать нюхательную соль. Однако за моей спиной скалой возвышался Петтер, и исходящий от него аромат спелых зеленых яблок меня отрезвил. Так или иначе, я во всем разберусь.
- Господа, надеюсь, вы простите меня, но я должна быть рядом с мужем! – прервала я занимательную (а на деле сумбурную) историю, которую рассказывал мне господин мэр.
Лучшая защита – нападение, не так ли?
- Конечно, - мелко закивал мэр, растерянно переглянувшись с доктором Торольвом.
Остальным ничего не оставалось, кроме как расступиться, открывая арену событий.
У меня перехватило дыхание. Захотелось надавать себе пощечин: как же я сразу не догадалась! Еще когда мы остановились на развилке трех дорог, следовало понять, что происходит. Но из-за чего?!
Тем временем Ингольв отцепил от себя Ингрид, что-то негромко ей сказал и скинул пальто на руки своего давнишнего приятеля.
Потом он натянул перчатки и шагнул к старику. Остановившись, выпрямил спину и вздернул подбородок:
- Я готов!
- Я готов! – эхом откликнулся смутно знакомый господин в сером твидовом костюме, встав напротив Ингольва.
- Господа, извольте выбрать... – старик распахнул перед ними ларец, украшенный рунами.
Сзади восторженно присвистнул Петтер. Я оглянулась: мальчишка, вытянув шею, пытался получше рассмотреть содержимое ларца. Мужчины так любят подобные игрушки!
- Госпожа Ингрид, позвольте вас спросить? – подойдя, я коснулась ее плеча, и она дернулась, как от удара током. Сквозь нежный аромат белых цветов кактусом пробивался колючий запах беспокойства.
- Да, - согласилась она, не отводя напряженного взгляда от Ингольва. Моего Ингольва! Пусть у нас уже давно сложные отношения, но...
- Повод? – коротко поинтересовалась я, сдерживая желание вцепиться в ее безупречную, несмотря на непогоду, прическу.
- Господин Ингольв... – она замялась, комкая кружевной платок.
Ветер развевал ленты и перья на ее шляпке, и я вдруг поняла, насколько неопрятно, должно быть, выгляжу по сравнению с ней. Бурные события сегодняшнего утра, несомненно, оставили след на моей внешности. Как тут не вспомнить бабушкины наставления, что женщина должна быть ухоженной и аккуратной в любой ситуации?
- Ингольв, - повторила Ингрид, забыв назвать его «господином», - на приеме у мэра поспорил с господином Ормом из-за... Из-за политики!
Кажется, Петтер выдохнул приглушенное ругательство.
- Надо думать, серьезный спор? – задумчиво произнесла я.
Заминка перед последними словами была слишком заметной. Не из-за прекрасных ли глаз Ингрид случилась размолвка? Ингольв собственник и никогда не согласится делиться тем, что считает своим. Или все же политические разногласия? Муж всегда активно интересовался этой темой, хотя до сих пор дискуссии не заканчивались столь радикально.
Однако реакция Петтера на это сообщение настораживала.
Решив больше не обращать внимания на Ингрид, я, прищурившись, посмотрела на господина Орма. Терпеть не могу прилизанные волосы, мелкие черты лица, да и имя неприятное – «Змеиный», и я точно его где-то слышала...
Мужчины наконец выбрали, и старик, захлопнув ларец, сделал три шага назад и изрёк:
- Мороз укрепит лед в руках правого и растопит оружие виноватого. Приступайте!
И скрестилось с тихим звоном оружие дуэлянтов...
Признаюсь, я только рассмеялась, когда впервые услышала о таких дуэлях. Драки на пистолетах, рапирах, в крайнем случае, мечах – это можно хоть как-то понять. Но сражаться на ледышках?!
В Хельхейме же иные дуэли считались дикостью. Мол, даже если дело дошло до драки, зачем превращать ее в смертоубийство? Оставались кулаки или, для приличного общества, сосульки. Смертельные случаи на таких дуэлях нечасты, зато увечья не так уж редки... Это заставляло свидетелей с особым напряжением всматриваться в происходящее.
Здесь говорят: «Много сосулек поломали», подразумевая долгие препирательства и соперничество.
Правила дуэли предельно просты: у кого первым сломается «оружие», тот и проиграл.
Надо сказать, во всех этих финтах, обманных выпадах и блоках я ровным счетом ничего не понимаю. Поэтому, закусив губу, наблюдала не за движениями соперников, а за искрящимися сосульками в их руках, защищенных тонкими перчатками.
Ингольв только выругался, когда ледяное острие прошло впритык с его горлом.
Мы с Ингрид синхронно вскрикнули, и она, как маленькая, взволнованно схватила меня за руку. Признаться, я думала, что во вторую мою руку вцепится Петтер, но он только втянул воздух сквозь зубы.
Ингольв, разозленный промахом, яростно контратаковал.
Старик с ларцом зорко следил за каждым движением противников, готовый вмешаться в любой момент. Профессия мастера по сосулькам всегда была весьма доходна и уважаема, поскольку природе в столь важном и деликатном вопросе не доверяли. Заодно мастера выполняли функции судей.
Тем временем Ингольв наседал на своего противника, а тот змеей ускользал из его рук.
Признаюсь, даже меня разобрал азарт, Петтер же вообще тихо комментировал каждый выпад (впрочем, его комментарии мне мало что поясняли).
Рядом, приподнявшись на цыпочки, взволнованно дышала Ингрид. Я неприязненно покосилась на нее и едва не пропустила решающий момент.
Обманный финт, рывок, Ингольв, поскользнувшись, полетел в грязь... И в последний миг отчаянно, слепо рубанул по противнику...
- Ах! – слитно отозвалась толпа.
Петтер за моей спиной выругался, однако я предпочла сделать вид, что ничего не слышала.
Секундант Ингольва бросился к нему, следом спешил доктор Торольв. Однако их помощь не потребовалась: Ингольв, весь перемазанный, поднялся сам, а при виде жалкого обломка «рапиры» в руках господина Орма широко улыбнулся и поднял вверх собственную невредимую сосульку.
В этот момент он походил на древнего воина, стоящего на залитой кровью палубе драккара. Сверкали голубые глаза, распрямились плечи, даже грязь и запах пота придавали Ингольву какой-то странный диковатый шарм.
На глаза мои навернулись слезы. Боги, милосердные мои боги, как же я когда-то его любила!
- Госпожа Мирра? – тут же встревожился Петтер.
- Нет, ничего, все в порядке! – поспешила заверить я, смаргивая предательскую влагу.
На глаза мои навернулись слезы. Боги, милосердные мои боги, как же я когда-то его любила!
- Госпожа Мирра? – тут же встревожился Петтер.
- Нет, ничего, все в порядке! – поспешила заверить я, смаргивая предательскую влагу.
- Господин Ингольв победил! – провозгласил старик с ларцом.
Муж бережно поднес к губам сосульку и передал ему. Ликующий запах имбиря, коньяка и лавра витал над местом дуэли.
А вокруг смеялись, хлопали в ладоши, громко обсуждали детали схватки.
Ингольва обступили друзья, каждый из которых считал своим долгом поздравить победителя. Только господин Орм морщился и потирал ушибленное запястье.
- Поздравляю, голубушка! – инспектор, протолкавшись ко мне, лукаво подмигнул и расплылся в улыбке.
- Благодарю, - только и отозвалась я, недоумевая.
Собственно, причем тут я?!
- Мирра! – повелительно позвал муж.
Вопросы пришлось отложить.
- Да, иду, дорогой! – подавив вздох, откликнулась я, направляясь к Ингольву.
- Видела, как я его? – хвастливо спросил он, всем своим коньячно-кофейным запахом умоляя о похвале.
- Замечательно! – отозвалась я с улыбкой.
Петтер истуканом застыл за моей спиной.
Если отбросить в сторону то, что Ингольв защищал честь моей «подруги», то он и вправду держался великолепно.
Я заметила заинтересованные взгляды и разливающийся вокруг легкий флер сладкого фенхеля. Так пахнет, когда у людей нестерпимо чешутся языки. Кажется, за нашим трио (Петтер не в счет) внимательно наблюдали, и это внимание ощущалось липкой паутинкой.
- Дорогой, может быть, поедем домой? – зябко поежившись, предложила я. И добавила вполголоса: - Здесь прохладно... И слишком многолюдно.
Прежде, чем Ингольв успел ответить, вмешалась Ингрид:
- Разве вам холодно? – притворно удивилась она. – По-моему, прекрасная погода!
- Действительно? – только и спросила я. Погода на загляденье: сыро, грязно, хмуро и ветрено.
- Вам нужно чаще бывать на свежем воздухе. – Продолжила Ингрид, по-дружески подхватывая меня под локоть и доверительно склоняясь ближе. - Это я вам говорю как медсестра. Рекомендую прогулки по берегу. Они очень полезны для закаливания и укрепления нервов.
Прозвучало это как едва прикрытый намек.
- Благодарю, - пытаясь сдержать ярость, я принялась поправлять выбившиеся из-под шляпки волосы. – Однако в вопросах лечения я сама достаточно компетентна. В конце концов, я – аромаг!..
И усмехнулась ей со значением. Окончание фразы «... а вы – всего лишь медсестра!» будто повисло в воздухе, словно неприятный запах – невидимый, зато вполне ощутимый.
Ингрид потупилась и прикусила розовую губку. В яблочный джем ее аромата щедро добавили недовольства – кислого молока.
- Мирра! – Ингольв, наконец, обрел голос, и в тоне его звучали досада и предостережение.
- Да, дорогой? – лучезарно улыбнулась я.
- Госпожа Ингрид желает тебе только добра, - нахмурился он. – И тебе стоит ее послушать, а не спорить!
- Я слушаю, - я пожала плечами, мягко высвобождаясь из хватки медсестры. – Но полагаю, что могу сама распоряжаться своим временем. Раз уж у меня так мало домашних обязанностей.
Последний намек узурпацию свекром власти в доме моментально вывел Ингольва из себя. Вокруг него словно полыхнул раздраженный коричный аромат.
- Мирра... – громко начал Ингольв, но, наткнувшись на мой предостерегающий взгляд, продолжил уже значительно тише: - Обсудим это в машине.
- Конечно, дорогой! – безмятежно согласилась я, кладя ладонь на его локоть.
Ингрид ничего не оставалось, кроме как следовать за нами в фарватере. И, признаюсь честно, эта маленькая победа грела мне сердце.
Впрочем, торжество мое продолжалось недолго. Остановившись рядом с автомобилем, Ингольв украдкой огляделся и, убедившись в отсутствии лишних ушей, проговорил негромко, но безапелляционно:
- С этого дня ты будешь проводить на берегу не меньше часа ежедневно!
При иных обстоятельствах подобное распоряжение я приняла бы с восторгом. Однако я не могла отделаться от мысли, что Ингрид зачем-то нужно было мое отсутствие в городе, и, надо признать, она весьма ловко добилась желаемого.
- Ингольв... – начала я, но он не слушал.
- С тобой будет ездить Петтер. Поезжайте прямо сейчас.
- Дорогой, но как же ты вернешься в Ингойю, если мы заберем автомобиль? – сделала я последнюю попытку. Резкий порыв ветра заставил меня, поежившись, поднять меховой воротник.
- Не волнуйся, - раздраженно дернул плечом муж. – У меня еще дела, а Ингрид может поехать на извозчике.
Радовало хотя бы, что он не намеревался уехать отсюда с любовницей под ручку! Впрочем, причиной тому наверняка были соображения престижа и приличий, а вовсе не мои оскорбленные чувства.
Петтер с легким поклоном распахнул передо мной дверцу.
От мальчишки веяло пачули – чуть затхлым, болотистым ароматом смолы, дыма и земли – предвкушением чего-то долгожданного. Я с трудом спрятала досаду: кажется, Петтер доволен таким поворотом событий. Все довольны – кроме меня.
- Я вам так завидую! – мечтательно прощебетала Ингрид, прижимая руки к груди. – Прогулка по берегу – это так романтично!
Надо думать, я – особа совершенно неромантического склада характера. Однако мое скептическое хмыканье нисколько ее не обескуражило.
- Заодно вы можете, например, собирать ракушки и камушки, - с брызжущим энтузиазмом, похожим на сладко-кисло-горький вкус грейпфрута, предложила Ингрид. – Можно делать из них прекрасные цветы или флакончики для духов!
- Благодарю! – ответила я с холодной вежливостью. – Непременно обдумаю ваше предложение! До свидания, госпожа Ингрид, дорогой.
И, уже отворачиваясь, заметила, как Ингольв улыбается Ингрид. Пахло от него в этот момент цветочно и сладко – липой – как в ту июльскую ночь, когда он умолял меня сбежать с ним...
Надо думать, все время, которое мне следует проводить с Петтером, мой муж будет проводить с Ингрид. Забавно, нас с Ингольвом уже давным-давно нельзя было назвать любящей парой, однако меня больно ранила его неприкрытая нежность к другой женщине. До сих пор его измены были простыми интрижками. Принять серьезное увлечение мужа оказалось значительно сложнее. Только гордость и молчаливая поддержка Петтера позволили мне сохранить лицо и не устроить скандал.
- Да, Петтер, я забыл сказать, – спохватился Ингольв, когда ординарец помог мне усесться.
- Слушаю, господин полковник! – тут же вытянувшись по стойке «смирно», отрапортовал мальчишка. Каменное лицо, но запах – колкая перечная мята и холодно-лиственный петитгрейн – выдавал его недовольство.
Подойдя к нему, Ингольв как-то неожиданно по-доброму улыбнулся и заговорщицки сообщил:
- Я направил в столицу представление на производство тебя в чин лейтенанта.
Темные глаза Петтера расширились от удивления.
- Это большая честь для меня, господин полковник! – только и сказал он.
- Не прибедняйся, мой мальчик! – покровительственно похлопав его по плечу, смягчившимся голосом произнес Ингольв. – Такие, как ты, всегда в цене.
Я ожидала, что Петтер ответит что-то вроде: «Рад вам служить, господин полковник!», но он только почтительно склонил голову. Исходящий от него аромат, против ожиданий, вовсе не искрился радостью. Напротив, остро ограненный черный перец колол нос.
- Такие, как он? – заинтересовавшись, повторила я. – Что ты имеешь в виду?
- Неважно! – отмахнулся Ингольв. И велел: - А теперь поезжайте!
Нам ничего не оставалось, кроме как послушаться...
- Куда ехать? – спросил Петтер, устроившись на водительском месте.
Его кисти – крупные, грубоватые для такого мальчишки – уверенно покоились на руле.
Я взглянула на свои мелко дрожащие руки и попыталась успокоиться.
- На берег, - отозвалась я, сама поразившись терпкой горечи, которая звучала в моих словах.
Зажмурилась, несколько раз глубоко вздохнула.
Петтер молча вел автомобиль, временами на меня поглядывая. Даже с закрытыми глазами я ощущала его взгляд: встревоженный, полный заботы и тихой нежности. Пахло от мальчишки тягучей смолой и ванилью - бензоином. И как бензоин, по хельским поверьям, отгоняет злых духов, так и этот аромат словно рассеивал мои печали.
Только я никак не могла отделаться от чувства вины. Я постоянно твержу, что стараюсь оттолкнуть Петтера, ради его же блага, а сама исподтишка наслаждаюсь благоуханием его чувств.
Запахи – это целый океан, пугающий тех, кто не умеет плавать. Можно всю жизнь плестись по его берегу, шарахаясь даже от брызг. А можно, как дети, с визгом прыгнуть в набегающую волну и насладиться ее бурлящими прикосновениями...
Но я не имею права поступать так с Петтером, даже если он мечтает именно об этом.
Когда автомобиль, в последний раз чихнув мотором, остановился, я еще некоторое время сидела неподвижно.
- Госпожа Мирра? – тихий голос Петтера, его осторожное прикосновение к локтю заставили меня нехотя открыть глаза.