– Им через Междулесье уходить надо, – вставил Умнейший.
Последняя часть послания была размыта и не читалась.
– В следующий раз не реви над историческими документами.
– Много погибших? – спросил Леон.
Мальчишка только всхлипнул.
– Твои-то родные целы? – спросил Умнейший.
– Целы.
– Тогда тем более не реви.
Выходкам Умнейшего давно перестали удивляться.
– А ты почему вернулся?
– Так велели, – объяснил, шмыгая носом, морочник и показал на размытую часть послания. – Аконтий сказал, мол, своими руками в землю вобью того, кто еще скажет слово против Леона и Умнейшего. Вот новая Хранительница и велела мне: останешься сколько надо, и поможешь…
– А… прежняя Хранительница? – каменея, спросил Умнейший.
– Сгорела вместе с Хранилищем.
Старик молча отошел в сторону и долго был неразговорчив. Приблизившись к нему на следующем привале, Леон увидел: Умнейший плачет.
Нбонг не спит – сегодня наши периоды бодрствования совпали. Не могу сказать, что мне это очень по душе. В такие моменты брат принимает решения сам и лишь изредка советуется со мной.
Я наверстаю свое потом.
Вчера коммодор Ульв-ди-Улан позволил лидер-корвету вильнуть на более высокую орбиту, где тот сумел подхватить на периферии роя довольно крупный каменный обломок и переработать его в активную массу. Отсеков в корабле прибавилось – впрочем, большей частью массы обломка лидер-корвет укрепил собственную броню.
Последнее время у него новое развлечение: выращивает пыль в самых труднодоступных местах и заставляет ограниченно ценного ее вытирать.
Если корабль достаточно долго находится без дела, он дичает. Витков двадцать назад он, например, выкинул такую штуку: понаплодил в каждом отсеке по нескольку сотен безобразных на вид штуковин, которые назвал почему-то «реле», и до того увлекся щелканьем, что впервые за время полета не подчинился прямому приказу коммодора – пришлось поднимать со дна бассейна Хтиана, чтобы тот гаркнул.
У него это хорошо получается.
А сейчас корабль не весьма расположен делиться активной массой с кем бы то ни было, и менее всего с ограниченно ценным. Распустился и своевольничает.
«Вторая степень защиты ему подойдет?»
«Нет. Сделай хотя бы пятую». – Это отвечает брат.
«Может быть, третью?»
«Пятую, и без халтуры. Й-Фрон должен благополучно достичь поверхности и вернуться».
«Тогда сокращу ему рацион по прибытии», – бурчит корабль как бы про себя, но мы, конечно, слышим.
Для «Основы Основ» нести в себе ограниченно ценного – само по себе оскорбление. А уж растить ему скафандр и вживлять Пароль…
Потерпит.
«Отставить! – вмешиваюсь я. – Й-Фрон еще пригодится. Вопросы есть? Делай».
Пыхтит от обиды, но делает.
Теперь снова ехали верхом, что одобрил даже Парис, успокоивший на пеших переходах растрясенные в Междулесье внутренности, зато сбивший ноги. Скальные стены вроде бы сделались ниже. Дорога петляла вместе с изгибами ущелья, попадались покосившиеся полосатые столбики, и теперь уже каждому было ясно, что это, как ни странно, дорога, не что-нибудь. И вдруг – кончилось.
Когда-то дорога уходила здесь вовнутрь горы. Но то было когда-то.
– Завал, – констатировал Леон.
– И очень давний, – удрученно заметил Умнейший. – Что ж, этого следовало ожидать. Эх, драконов бы сюда пригнать, – помечтал он. – Настоящих, тягловых, с хорошими морочниками…
Он долго ходил вокруг нагромождения валунов, чертыхался и даже пробовал расшатать некоторые глыбы без всякого, впрочем, толку. Потом сказал:
– Будем искать другой путь.
– Где? – спросил Леон.
Умнейший показал пальцем вверх.
За завалом Леон скоро понял, чем отличается дорога от русла бывшей реки. Дракончиков пришлось вести в поводу. Стены ущелья все чаще сменялись ненадежными осыпями, того и ждущими, чтобы обрушиться от случайного чиха. Пока нашли подходящий для подъема длинный склон, стало вечереть.
– Заночуем здесь? – спросил Леон.
– Заночуем в Столице! – рявкнул Умнейший.
Леон замолчал, а Тирсис с товарищами стали переглядываться. Если старик еще не выжил из ума, то вряд ли был далек от этого. Подняться на этакий склон – ногам работы до утра.
Дракончики, как всеми и ожидалось, оказались бесполезными. На подъеме они плохо держали равновесие, немилосердно скребли ступнями седоков по камням и продвигались еле-еле. Понятно: если бы совиные страусы умели жить в горах, они бы здесь и жили. Один дракончик перекувырнулся через спину, чуть не сломав шею себе и Фаону.
– Вперед! – хрипло и зло понукал Умнейший, когда попытка одолеть склон верхами окончилась там же, где началась. – Пешком! Найдем где-нибудь площадку и заночуем. У нас нет лишнего времени, поймете ли вы это наконец!..
– А я? – спросил морочник.
– А тебе спасибо, и иди разыскивай своих.
– Я не о том, – сказал мальчишка и покраснел от волнения. – Есть один способ… Зачем же внушать дракончикам, что они непременно совиные страусы?
– А кто? Эскалаторы? Какой здешний зверь может бегать по горам, а летать они не…
Краснея пуще прежнего, морочник под строжайшим секретом рассказал, что научился от деда морочить дракончиков до того, что они запросто воображают себя несуществующими зверями, о которых только в былях и поется, и даже тварями совсем небывалыми, как, например, откровенно сказочный страшноногий зверь пферд, он же хорс, он же кобыл, – все это имена тайные и ложные, а подлинного не существует. Дракончик с внутренней сущностью пферда-кобыла бегает по равнине не столь быстро, как совиный страус, но зато может брать подъемы и по вине коротких передних лап бесполезен лишь на спусках.
– Ну-ка, ну-ка, – поощрил Умнейший.
Мальчишка весь взмок, наводя новую мороку на своих подопечных, но, по-видимому, навел. Подняв зады, дракончики встали на четыре лапы, дружно замахали хвостами и потянулись за пучками травы, а один, вскинув голову, издал прерывистый, неприятный для слуха крик.
– А почему он страшноногий? – спросил Кирейн, беспечно подходя к зверю сзади.
Дракончик, легко поднявшись на передние лапы, отмахнул задними… Онемевшего от неожиданности сказителя пришлось выкорчевывать из расщелины скалы, где его защемило после короткого полета.
– Предупреждали ведь, – развел руками морочник. Умнейший отчего-то хихикнул.
– Спереди тоже лучше не подходить, особенно без угощения. Укусит.
Пределы его знаний были безграничны.
Мотая головами, дракончики полезли вверх. Приходилось цепко держаться за гребень, потому что теперь животные, отпустив ноги седоков, упирались в склон всеми четырьмя лапами, зато и поднимались довольно скоро.
– Кому не лень, тому есть чему поучиться даже на Просторе, – заметил старик. – Только кому здесь не лень?
– Здорово! – восхитился Леон, не слушая его.
– В Междулесье я их на ночь так заморочивал, – сообщил мальчишка. – Удобно: спишь, а они пасутся рядом и никуда не уйдут, потому что вольфов боятся.
– Кто еще такие? – спросил Леон.
– Точно не знаю, но они их боятся…
Не какая-то там площадка для ночлега – ровное плоскогорье встретило путников на вершине подъема. Топлива не нашлось. Тотчас дал себя знать холодный ветер, и Кирейн вслух пожалел, что не заночевали в ущелье. Спали, тесно прижавшись друг к другу и набросав на себя драконьи шкуры. Вернее, пытались уснуть, слыша сквозь полудрему жалобное ржание сбившихся в кучу дракончиков. Наутро обнаружилось, что один околел.
– Они же тепло любят, – со слезами на глазах причитал морочник. – Они же с равнины!
Следующая ночь стоила жизни еще трем дракончикам. Теперь уже четыре зверя несли на себе по двое седоков, и было ясно видно: еще одной холодной ночевки им не выдержать. На мальчишку-морочника было жалко смотреть.
Деревень на холодном плоскогорье не было. И неудивительно, решил Леон, стуча зубами и пытаясь согреть руки о шею дракончика. Горы обширны, а людей в горах мало. Поселись они все здесь, а не в долинах, их бы скоро не стало совсем.
Тихая Радость кончилась. Кирейн стал окончательно невозможен: горько ныл, жалуясь на холод, сочинять не желал, а если просили что-нибудь почитать, начинал одну и ту же историю про неловкого шептуна Нарцисса, у которого от удара драконьего хвоста отвалились усы. Часто шмыгал носом Батт и не скулил, очевидно, только потому, что боялся насмешек.
Умнейший сделался хмур, часто взбирался на возвышенности, чтобы оглядеть окрестности, раздраженно бормотал непонятные слова, то и дело чертил что-то на клочке пчелиной бумаги и в конце концов разорвал бумагу эту и выбросил обрывки. Путь, указанный им, зигзагом пересек плоскогорье и теперь, судя по всему, приближался к его краю.
– Если это вообще существует, то где-нибудь здесь, – сказал он наконец. – Ищите.
– Что искать? – спросил Леон, оглядываясь.
– Не знаю. Но смотри в оба… Стоп!..
– Если это вообще существует, то где-нибудь здесь, – сказал он наконец. – Ищите.
– Что искать? – спросил Леон, оглядываясь.
– Не знаю. Но смотри в оба… Стоп!..
Бездорожье пересекла тропинка.
– Вот и нашли.
Была тропинка едва приметна, петляла среди валунов, местами пропадала вовсе, и Леон со стыдом осознал, что вряд ли заметил бы ее, несмотря на весь охотничий опыт. Наверно, Умнейший все же знал, что искать.
– Видишь гору? – показал старик. – За ней в долине деревня, а по подошве идет хорошая тропа. Эта тропинка туда и ведет. Я в той деревне гостил дважды и знать не знал, что Столица рядом.
– Разве в деревне про Столицу не знают? – поразился Леон.
– А ты решил, что Столица – селение? – усмехнулся старик. – Не надейся. Больше одной души в тайном месте жить не может, иначе оно перестает быть тайным. И эту-то душу мы, надеюсь, скоро увидим. Скажи-ка своим орлам, чтобы приготовились.
– К чему?
– Ко всему. Мне почему-то кажется, что тут нас с дороги не накормят и Тихой Радости не нальют. Может быть – к бою.
– С человеком? – отшатнулся Леон.
– Ты, вижу, еще плохо понимаешь, что такое человек, – проговорил Умнейший и вдруг вспылил: – С противником! Понял? А человек он или нет – неважно! – И, успокаивая, добавил: – Сначала, конечно, попробуем договориться…
Тропинка оборвалась в круглой яме с отвесными стенами. Дна видно не было.
Спешились. Переглядывались в растерянности.
– Карстовый провал, – определил Умнейший. – Примерно так я и думал. Где-то тут должен быть спуск… – Он полежал на животе, свесив голову в яму. – Ага, лестница убрана, вон лежит. Значит, хозяин дома.
– Покричать ему? – предложил Парис.
– Ш-шш… У кого веревка?
Достала веревка до дна или нет, определить было трудно.
– Тирсис, ты первый. Духовую трубку держи наготове. Внизу не шуметь!
Тирсис вопросительно посмотрел на Леона. Леон кивнул.
– Далее: Сминфей, Батт, Фаон и Элий. Затем я, последним – Леон. Остальным ждать наверху. Ясно?
Голос Умнейшего был таков, что ему повиновались беспрекословно. Кирейн только спросил:
– Долго ждать?
– Сколько надо, столько и ждать!
Когда подошла его очередь, старик спустился вниз на одних руках с неожиданной легкостью. У Леона вышло нисколько не лучше.
Дневной свет сузился в неровный круг над головой. Внизу журчал ручей, вытекая неведомо откуда и утекая неведомо куда. Бледный лишайник цеплялся за камни. Вытоптанная в нем тропинка уводила в темный стрельчатый проход.
– Кто у нас самый тихий? Элий? Давай-ка вперед. Леон, ты замыкающий.
Скоро началась такая узость, что пришлось ползти. Холодный камень под ладонями был гладкий, словно отшлифованный. Леон содрогнулся, подумав о том, что так оно и есть. Сколько столетий люди пользовались этим лазом, коленями и ладонями полировали скалу… Странные люди подземелья, скорее всего – Хранительницы, сменяющие друг друга из поколения в поколение…
Где-то впереди лежало страшное неживое Зло.
Лаз кончился коридором. Спотыкаясь о сталагмиты, шли молча, только чуть слышно сопел Тирсис, выставив перед собой духовую трубку.
За ближайшим поворотом забрезжил слабый синеватый свет.
– Светящихся жуков он разводит, что ли? – шепотом предположил Умнейший.
Никакие это не были жуки. Когда добрались до освещенного коридора, увидели, что свет исходит от тонкого, уходящего вдаль щупальца, очень похожего на стебель лианы. Но разве бывают светящиеся лианы?!
Леон осторожно потрогал светящийся стебель. Он был мягкий и чуть теплый.
– Так и есть, – шепнул Умнейший. – Здесь и электричество цело. Изотопный источник, не иначе, только полудохлый… Нет, мы сюда еще вернемся, помяни мое слово. Какое место, а! Какое роскошное место…
Кое-где, группируясь к светящемуся щупальцу, росли пучками незнакомые грибы на тонких бледных ножках. Леон отломил один, пожевал, плюнул.
– Несъедобные? – спросил Умнейший.
Скажет же…
– Несъедобных грибов не бывает. Горчат немного.
Звонко срывались капли со сталактитов. В сандалиях хлюпало. Где-то недалеко шумела подземная река.
Впереди открылся зал – такой громадный, что потолка в скудном свете и не различить. Зато был прекрасно виден постамент из серого выкрошившегося камня, и камня странного, потому что в зияющих впадинах, откуда отвалились самые крупные куски, явственно торчали гнутые прутья, очень похожие на железные, ржавые насквозь. А на постаменте стояло Зло.
В том, что оно неживое, сомневаться не приходилось. Но от этого оно не казалось менее страшным.
Леон поймал себя на том, что готов ко всему и не очень удивился бы, окажись непобедимый меч Синклиналь не сказкой, а доподлинной и зримой реальностью. Но то, что возвышалось на постаменте, меньше всего походило на меч. Оно вообще не походило ни на что знакомое – громадная холодная масса с множеством выступов и скругленными углами. Длинное, присыпанное пылью щупальце, потолще светящегося, но не светящееся нисколько, а наоборот, темное и холодное, выходило из тела чудовища, змеилось по полу и исчезало в одном из боковых коридоров.
Леон отдернул руку. Вдруг стало страшно, что ОНО проснется от неловкого движения. Видно, не зря Кларисса не хотела сюда пускать. А что еще скажет местная Хранительница?..
– Назад!
Голос из темноты. Мужской, надтреснутый. «Зад… зад… зад…» – эхо.
Не Хранительница. Хранитель.
Леон замер. Было слышно, как по ту сторону неживого Зла один из подростков уронил духовую трубку.
– Руки за голову! Отойти от машины!
Кто-то из мальчишек громко икнул.
– Вот как? Сей момент. А на сколько шагов?
Ответная реплика прозвучала неуместно глумливо. Леон не сразу понял, что вопрос этот задал Умнейший.
– Так на сколько же?
– Стрелять буду, – предупредил голос.
Леон скосил глаза. Умнейший, прячась за постаментом, делал понятные знаки: сожмись, не высовывай кочан раньше времени. Затем согнутым пальцем постучал по шкуре чудовища. Раздался гулкий звук.
– Ты будешь стрелять в любом случае, разве нет? Попробуй сейчас – вдруг зацепишь не только нас?
Грохнуло так, будто над самым ухом выстрелила деревянная пушка, только резче и короче. Что-то, взвизгнув, ударило по камню рядом с Леоном. Брызнула каменная крошка, загуляло эхо.
– Навинти глушитель или брось валять дурака, – подал голос Умнейший, ковыряя в ухе. – Чего доброго, сорвется сталактит, да тебе же по маковке…
Грохот. Вспышка во тьме коридора. Эхо.
– Попадешь в машину – мы тебе ее чинить не будем. Сам чини.
Новый грохот. Визг, удар по камню.
– Когда ты в последний раз практиковался в стрельбе по цели?
Рычание во тьме. Грохот. Шляпа Умнейшего, поднятая над спиной неживого чудовища, вспорхнула птицей и улетела в сторону. Одно из светящихся щупалец выкинуло фонтан искр и погасло.
Леон нащупал оперение стрелки, вставил в трубку. Стрелка была не отравленная – он не взял с собой отравленных. Неужели придется стрелять в человека?.. Пусть даже местный Хранитель хочет убить непрошеных гостей… кстати, почему он хочет убить? За что? Наверно, он такой же сумасшедший, как тот давний убийца, несчастный человек, от которого отступились лучшие шептуны…
– Эй, Хранитель, выходи. Познакомимся.
Рычание перешло в надрывный кашель. Из темноты коридора появился человек.
К удивлению Леона, это был древний старик, выбеленный старостью, совсем древний, – наверно, вдвое старше Умнейшего и втрое – Париса. В сравнении с ним Умнейший выглядел просто юношей.
В руках старик сжимал что-то, отдаленно похожее на железную духовую трубку, только очень короткую.
– Где вы? Я вас не вижу.
Умнейший не спеша вышел из укрытия, показывая пустые ладони.
– Поговорим, нет? Выстрелить еще успеешь.
Из странной трубки вылетело грохочущее пламя. Умнейший, казалось бы, и не отскакивал в сторону, а – Леон даже не заметил, как это произошло, – только что стоял тут – и вот уже в трех шагах от этого места.
– Попробуй еще раз.
Хранитель раскашлялся и кашлял долго. Опасная трубка в его руках ходила ходуном.
– Шел бы ты в долину лечить туберкулез, – пожелал ему Умнейший.
– Вы все умрете, – пролаял старик. – Никому не дозволено знать путь в Столицу, кроме ее Хранителя.
– И нескольких окружных Хранительниц…
Старик расхохотался.
– Пять поколений назад некий глупый охотник захотел осмотреть пещеру. Можешь полюбоваться на его кости.
– Это так интересно? Кстати, как насчет соблюдения Хранителями законов Простора?
Снова смех.
– Запомни, пока еще жив: у Хранителей свои высшие законы. Никто не вправе подвергать бедствиям весь Простор ради ничтожной жизни нескольких человек.
Выстрел. Прыжок Умнейшего.
– Вот как раз о бедствиях я и хотел с тобой поговорить…
Прыжок. Выстрел. Еще прыжок.
– Может быть, ты позволишь мне высказаться, не перебивая?